В Киригакуре меня всегда удивляло, что дома стоят не так плотно, сливаясь с друг другом, как у нас на острове, из-за нехватки места. Люди спокойно ходили по улицам, часто рассматривая вывески, и им не приходилось поворачиваться боком, видя, что кто-то идет навстречу. Конечно, крупные улицы у нас тоже были, но настолько мало, что куда проще было скакать по крышам, чем постоянно увертываться от прохожих. Глядя снизу вверх на цилиндрические здания, я чувствовал себя неуютно.

      Никаких сбитых полов из досок, домов над водой, символов в виде плавника в круге, никаких желобков для стоков крови, которую сливают в море для привлечения акул… Зато было больше магазинов и кафе, и я не мог перестать глазеть, несмотря на тычки в бока, которые мне то и дело навешивал Тетсуя.

      — Кисаме, не отвлекайся, — шипел он. — Просто продолжай искать.

      Недовольный тем, что он не дает мне рассмотреть деревню Тумана получше, я неохотно поднес свиток к носу, сконцентрировался на рыжей агрессивной чакре и попытался определить похожую. Но перед глазами все смешивалось, запахи тоже сливались друг с другом из-за изобилия, и мне было трудно определить, где чей.

      На территории клана поиск давался мне легко. Ярко видимые мощные чакры моих соклановцев, серо-синие, и среди них эта — рыжая, иногда отливавшая красным. Среди запахов соли, моря и чего-то еще, чего я не мог описать, но что было крайне привычным для моего обоняния, энергия чужого шиноби пахла чем-то острым, что я даже расчихался.

      На нашем острове мы первым делом бросились по огромной высокой лестнице к дому главы клана, который, по совместительству, являлся его офисом и хранилищем документов. Там уже вовсю копались старшие шиноби, и, чтобы они нас не заметили, нам пришлось превратиться в случайных взрослых и стать в толпу. Пока я и Сейшин создавали своими телами заслон от любителей поглазеть и просто других взрослых, девочки стащили пару свитков из общего бардака. Часть соклановцев копалась в документах, пытаясь понять, что именно пропало. Неизвестный выпотрошил ту часть архива, которая находилась в офисе. Он копался так быстро и яростно, что казалось, будто он просто в гневе вываливал свитки, книги, папки и прочие документы на пол, пинал их и расшвыривал во все стороны. Сперва мне пришло в голову, что бардак был нужен для того, чтобы отвлечь наших соклановцев, а потом порыться где-нибудь в подвале, куда проникнуть труднее. Впрочем, я тут же отмел ее — нет, всполошив всех Хошигаки, незнакомец добьется только усиления охраны и повышенного внимания. После этого вряд ли получится что-то незаметно стащить. Значит, он устроил бардак как раз для того, чтобы затруднить поиск. Отсюда вывод — действительно что-то украл.

      — Странно, что печати целы, — сказал один из джонинов и потряс нетронутой бумажкой с символами. — Почему они не сработали при взломе?

      Я напряг уши, надеясь, что они скажут что-то еще, и стал усиленно делать вид, что навожу порядок. Сейшин, превратившийся в одного из молодых тюнинов, на секунду вытянулся стрункой.

      — Но зачем тогда понадобилось убивать стражу? Если он обошел печати, почему не смог обойти джонинов? Рейсаме, ты что думаешь?

      Один из соклановцев резко повернулся ко мне. Я, наивно полагавший, что раз принял облик мирно дрыхнущего после попойки отца, то меня трогать не будут, тут же поплатился за это интересом к моему псевдоэкспертному мнению.

      — Я? А… — я сначала подвис, думая, как бы выкрутиться, но потом вспомнил тексты из учебников для шиноби, которых мне довелось прочесть уже прилично, и забубнил: — Возможно, он использовал какое-то дзюцу, которое позволяет проникать в закрытые помещения, не пересекая черту деятельности печати, а оказываясь внутри нее. Таким образом шиноби не задевает линию активации печати, — выпалил я, мысленно молясь, чтобы мой голос звучал как можно убедительнее. — А охрану он вырезал, видимо, для надёжности.

      Джонины и тюнины странно на меня уставились. Может, уже начали подозревать, что перед ними не мой отец? Вдобавок к их этим взглядам я ещё чувствовал кожей, как на меня смотрят остальные акулята, отчего мне делалось ещё неуютнее.

      — В принципе это имеет смысл, надо подумать над этой версией, — сказал один из них, Йоши — я часто видел его в кабаке вместе с папой, поэтому знал. В пьяном виде он всегда делался куда добрее остальных и от него можно было получить мелочь, если он по случаю садился где-нибудь неподалеку от папы. «Иди сюда, зубастенький!» — звал он меня всегда, широко улыбаясь. Но меня его внимание несколько смущало, и я пялился либо на его бородку, либо на сломанный в драке нос, а не на глаза или улыбку. Именно на нос я и уставился, когда он заговорил.

      — Но тогда надо понять, как он сбежал.

      — Я… — начал было я, но вовремя прикусил язык. — Мой сын сказал мне, что видел чужую чакру возле площади вчера вечером. Я решил, что ему показалось, мало ли, его часто мучают кошмары. Он иногда видит Кенджи, — я постарался изобразить неприятную улыбку отца. Один из тюнинов дернулся.

      — Ерунда какая-то, — встрял незнакомый молодой парень. — Если тот тип использует пространственно-временное дзюцу, в чем смысл тогда был бродить по улицам?

      — Он мог не знать конечной точки перемещения, — Йоши поправил протектор на темных волосах. Его желтые глаза блеснули.

      — Или же просто искать что-то ещё.

      Я дернулся. Кохэку. Его я видел пару раз, когда мы забегали к Сейшину домой. Он являлся и к нам — ближайший помощник главы клана, чтоб его. Иногда он приносил плату за выполненные миссии, иногда просил явиться к главе клана по каким-то делам, но, несмотря на его подчеркнуто-вежливую улыбку, я всегда начинал напрягаться. У меня один взгляд на него создавал ощущение, будто я сделал что-то очень плохое и сейчас по мою душу придет веник. Когда он наклонялся, закладывая руки за спину, это чувство усилилось.

      Предвкушение какой-то гадости поселилось в моей груди с тех пор, как взгляд упал на него. Желтые глаза с темной пигментацией вокруг них смотрели по-змеиному то на меня, то на остальных джонинов и тюнинов, то на кучу документов на полу. Я пихнул Сейшина локтем, продолжая глядеть на Кохэку. Мой тычок означал, что надо сматываться, пока нас не рассекретили.

      — Рано, — шепнул он одними губами. — Мы еще не знаем, что именно они украли.

      — Сейчас как спалят и будет не рано, — еле слышно ответил я, наблюдая, как Кохэку разговаривает с другими соклановцами.

      Тетсуя, увидев, что мы мнемся, оценил ситуацию и, сделав вид, что листает одну из подобранных книг, сложил пальцы в печать конфронтации. По договоренности это означало, что надо уходить.

      — Я поищу следы вокруг здания, — сказал я. — Возможно, мне понадобится помощь.

      Кивнул головой девочкам, чтобы они вышли. Первым делом нужно было вынести отсюда свитки. Остальные ребята сбегут потом — если мы свалим сейчас, то, во-первых, вызовем подозрения, а во-вторых, рискуем окончательно пропустить что-либо интересное. Голос Кохэку за спиной заставил меня замереть.

      — Рейсаме, я бы порекомендовал тебе найти своего непутевого сына и приобщить его к делу. Мы же оба знаем, насколько у Кисаме чуткий нос.

      Спасибо, я польщен.

      — Ты же помнишь, как он обнаружил меня издалека?

      Конечно, помню. От тебя так несло опасностью, что если бы не родная чакра, я бы принял тебя за врага.

      — Я попробую справиться сам, если не выйдет, схожу за сыном. Ему надо учиться, — сдержанно сказал я и повел плечами, изображая манеру отца. Шагнул к выходу. — Тем более, что нет нужды подключать к серьезному делу всяких мальчишек, даже не являющихся генинами.

      Я первым вышел из помещения и шумно выдохнул. Остальные потихоньку просочились следом. Мне оставалось только молиться неизвестным богам, чтобы моя дурацкая маскировка не была раскрыта.

      — Это было великолепно, Ки… Рейсаме, — шепнула Итазура голосом какого-то молодого тюнина. Я фыркнул и стал обходить здание, уставившись в землю и принюхиваясь.

      Все вокруг было пропитано агрессивной чакрой. На камнях никаких следов не было, но где-то на земле за облагороженной площадкой я заметил отпечаток сандалии. Идти пришлось чисто по запаху. Искать было непривычно — с высоты огромного роста отца расстояние было совсем другим, и мне приходилось то и дело опускаться на колено, хотя, будучи в своем настоящем облике шестилетней мелюзги, я мог даже особо не наклонять голову.

      — Кисаме, что ты чувствуешь?

      — Он действительно долго бродил здесь, — комментирую я. — Возможно, разведывал обстановку. Но, в таком случае, он не особо хороший шиноби — оставил след…

      — Обувь ниндзя стандартная, — пожала плечами Кингуйо.

      — Да, но теперь мы знаем его размер ноги. Где-то двадцать восьмого размера. Значит, это точно не-Хошигаки. У наших ведь таких маленьких ног не бывает.

      — Зачем тебе это знать? — не унималась она.

      — Затем, что если вдруг я перестану чуять его чакру, смогу хотя бы отличить отпечатки его ног от следов наших соклановцев, — сказал я, продолжая присматриваться и принюхиваться. Видимых следов агрессивной чакры почти не осталось — только слабые рыжие отпечатки, больше похожие на всполохи костра.

      — В этом нет особой нужды, — тихо проронил голос у меня за спиной.

      Я, кажется, уже говорил о том, что Тетсуя чертовски любил эффектные появления.

      Я обернулся. Тетсуя с Сейшином подошли сзади.

      — Я не просто так велел девочкам утащить пару свитков снизу кучи, — он коварно сощурил голубые глаза. — Дайте ему свитки, девочки.

      Итазура подчинилась.

      — Что ты видишь, Кисаме?

      — Остатки его чакры.

      — Верно. Ищи. Вот тебе образец.

      Я недоуменно уставился на него.

      — Ты что, хочешь, чтобы я, как собака, взял след?

      — Ни для кого из нас не секрет, что ты лучше остальных умеешь обнаруживать чакру. К сожалению, это знают и джонины. Так что если не хочешь проблем, лучше отправляйся по следу чужой чакры.

      Мы на время стали собой. Чихая и фыркая от остроты запахов, я привел нашу группу в Киригакуре, где мы сменили облик на моего отца и других шиноби. Тетуся сначала предложил превратиться в не-Хошигаки, и в глубине души я был с ним согласен, так как даже взрослые наши соклановцы все равно серыми рожами будут выделяться. Но никого из самой Кири, кроме Кенджи, я не знал, а облик его принять не мог просто по причине его безвременной кончины.

      — Ладно, ко взрослым хотя бы особо не прицепятся, — решили мы, и я стал тщательно принюхиваться. Запахов и всполохов самой разной чакры было столько, что у меня рябило в глазах, а в носу уже начинало свербеть.

      — Я не могу, — беспомощно сказал я наконец, когда мы дошли до одной из улочек, и оранжевые всполохи окончательно силились в какую-то мешанину.

      — Придется, Кисаме, — в голосе Тетсуи зазвенел металл. Я растерянно посмотрел на него.

      — Ищи. Ты должен. Почему ты не чувствуешь? Это же такая мощная чакра!

      — Не дави на него! — Итазура вышла вперёд. — Кисаме-чан делает всё, что может.

      — Не лезь, когда тебя не спрашивают, — он строго зыркнул и снова повернулся ко мне. — Кисаме!

      — Он ходил тут вчера, — тихо сказал я. — Плюс тут очень много сторонней чакры. Ее всполохи и запахи перебивают то, что нужно.

      — Кисаме, ты же знаешь, — Тетсуя улыбнулся мягко и вместе с тем неприятно. — Мне плевать, как ты это сделаешь, но я хочу, чтобы ты снова нашел нужную чакру.

      — Он мог надеть чакроподавляющие амулеты, — предположила Кингуйо.

      — Зачем? — поморщился Сейшин.

      — Чтобы не дать себя обнаружить, если он знает о том, что его чакра сильно выделяется на фоне остальной.

      Мне вдруг в голову пришла идея.

      — Нет, — я шагнул вперёд. — Помните про то, что он переместился внутрь, не задев печати? Возможно, он опять воспользовался этой техникой и исчез. Хотя здесь следы его чакры слабее, значит… Значит, мы с вами шли неправильно: он шел изначально от Кири к нашему острову, а уже от нас, украв то, что нужно, переместился. Это потому, что он не знал, куда двигаться, никогда не был на нашем острове. Использовать такие техники без знания местности — опасно, можно же шлепнуться куда-нибудь или просто подорваться… Это как разбежаться и прыгать вслепую… Кроме того, он явно либо плохо представлял, где находится то, что ему нужно, либо параллельно хотел забрать что-то еще. Тем более, что когда ты уже что-то стащил, то незамеченным сбежать сложнее — кража может быть обнаружена в любую минуту. А то, что я прав, подтверждает, что здесь мало рыжей чакры. Здесь она с таким объемом и… э-э-э… характером… выделялась бы еще сильнее.

      Я закончил речь. Повисло молчание.

      — Кисаме, почему ты до сих пор не служишь в полиции? — хмыкнул Сейшин.

      Я покраснел. Тишина от остальных, особенно от Тетсуи, вкупе с его прищуренным пристальным взглядом, меня напрягала. Я видел, что он хочет что-то сказать, скорее всего, нечто неприятное, но пока думает.

      — Надо найти источник, — вдруг сказал он. — Если он пришел из самой Киригакуре, тут должен остаться большой след от выброса чакры после перемещения. Пятно.

      — Не факт, что оно будет, — возразил я. — Опять же, возможно, он пришел пешком.

      — Неважно. Кисаме, я хочу, чтобы ты продолжал искать чакру.

      — Где я должен ее искать? Если он переместился, то хвост, скорее всего, давно уже…

      Тут меня осенило.

      — Я знаю где, — еле слышно сказал я.

      Тетсуя поднял бровь.

      — Пространственно-временные техники очень заметны, если применять их на людях, когда твоя цель — проникнуть скрыто. Хлопки, завитки и просто появление среди улицы вызовет вопросы. Значит он, скорее всего, переместился куда-то, где наименьшая вероятность его заметить, — я сглотнул. — Скорее всего на… на фабрику.

      Остальные мрачно переглянулись. Я похолодел, но, снова подавив животный, невесть отчего поселившийся во мне страх, заговорил опять:

      — Л-либо это другое подобное место. В любом случае, если мы найдем что-то такое, там может быть не чакра, а просто следы пребывания человека. Тем более, что мы знаем примерно его размер обуви.

      Тетсуя не реагировал. Мне становилось еще более неловко. Наконец он медленно кивнул.

      — Сейшин, ты учишься в академии, ты знаешь Кири лучше нас. Проведи нам экскурсию. Построение клином, порядок — Сейшин — Я и Кисаме — девочки замыкают.

      Сейшин молча сорвался с места и прыгнул на крышу. Мы тоже оторвались от земли рывками шиноби последовали за ним, перестраиваясь. Я напряжённо рассматривал местность, пытаясь понять, куда именно мы движемся. Из-за быстрых прыжков и рывков все перед глазами смазалось. Мимо мелькали цилиндрические дома с садиками на крышах, улицы с вывесками, в основном белыми, не синими, как у нас, закрытые окна домов и снующие шиноби. Я пытался рассмотреть Киригакуре получше, но если опускал голову, меня тут же начинало тошнить. Сейшин сначала уверенно мчался вперёд, потом резко спрыгнул вниз за одним из зданий.

      — Дальше идём медленно, — пояснил он. — Ни к чему привлекать лишнее внимание.

      — Кисаме идёт первым, — скомандовал Тетсуя.

      Сейшин дернулся:

      — Это почему ещё?

      — Хошигаки Рейсаме — капитан джонинов. Будет странно, если он вне миссии будет идти в конце.

      Мы подчинились и запетляли по узким переулкам. Я неуверенно шел впереди, нарочито по-отцовски сунув руки в карманы штанов и стараясь, чтобы мой взгляд был слегка надменным и злобным. Сейшин еле слышно командовал, куда нам свернуть.

      Наконец мы добрели до заброшенных складов. Кингуйо легко вскрыла замок, и мы прошли внутрь.

      — Ищи, Кисаме.

      Мне опять ткнули свитком в нос, как собаке. Я шумно втянул ноздрями воздух. На свитке острый запах ещё был, а вот на самом складе, как мне казалось, практически не чувствовался. Я растерянно поднял голову и принюхался. В нос ударил отчётливый запах пепла, затхлости и пыли. Нечто похожее на острый перец как появилось, так и исчезло. На первый взгляд пусто, но ощущение, что что-то не так, поселилось в моей груди и не отпускало.

      — Я не знаю, — еле слышно сказал я. — Я не чувствую тут вообще ничего.

      — Тогда ищем следы присутствия, — велел Тетсуя. — Не найдем — пойдем отрабатывать другое место.

      Кингуйо проверила склады на наличие печатей, и мы разбрелись по помещению. Мне досталась левая сторона. Поскольку склады были в разы меньше фабрики, мы разделились по одному. Я первым делом обратил внимание не на пол, а на стеллажи. Заметив ящик для инструментов, я подошёл к нему и стал в нем копаться, в надежде найти наживу. То и дело поднимал голову, принюхивался, но ничем примечательным кроме сажи и крысиного дерьма все ещё не тянуло. Поэтому я с упоением зарылся в старом контейнере. Он был забит хламом. В пластиковой мешковине, покрытой песком и пылью, нашлись батарейки и кусок циркулярной пилы. Решив, что это может пригодиться, я отложил пилу и батарейки рядом на полку и встряхнул мешковину. На пол упало что-то мелкое. Я не успел рассмотреть, наклонился, чтобы подобрать, и увидел, что штука, больше похожая на упаковку жвачки, закатилась под стеллаж. Воспользовавшись одной из папиных словесных комбинаций, которыми он обычно отвечал бабушке Юми, если та начинала говорить что-то про дурную кровь, я сел на корточки и просунул руку под шаткую конструкцию из стали. Инстинктивно принюхиваясь, чтобы понять, что же это всё-таки такое, я едва не расчихался от запаха пыли.

      Я продолжал хлопать рукой под стеллажом на полу и вдруг до меня дошло, что именно я чую. Через забивающую обоняние вонь затхлости мои ноздри вдруг уловили запах чужой чакры, но не острой, рыжей, а другой. Осознав чужое присутствие рядом, я задергал головой, пытаясь понять, откуда идет запах. Чакра, как мне показалось, была везде, вокруг. Забыв, что моя рука все еще находится под стеллажом, я хотел резко вскочить, но пребольно ударился об полку, ойкнул и врезался в стойку плечом. От удара стеллаж пошатнулся, и мне на голову неожиданно грохнулся пустой ящик. Я взвыл, на миг ослеп от боли. Маскировка от удара слетела, и я затанцевал на месте, потирая ушибленную голову.

      Морщась и потирая лоб, я вдруг услышал странный звук, похожий на свист рывка шиноби. Легкий стук подошв. Я заметался, прикрывая один глаз, и вдруг увидел перед собой сандалии шиноби. Дернулся, в попытке обернуться и понять, сколько тут и кого пришло по мою душу, как чьи-то руки обхватили меня сзади, и в следующую секунду я ощутил сильный удар в живот, от которого вышибло дух. Следующий прилетел мне в нос. Лицо опять взорвалось ослепляющей болью. Я упал на четвереньки. Крепкий пинок по ребрам. Я кашлянул и дернулся, схватился за бок. Жесткие пальцы вцепились мне в волосы на затылке, потянули назад, вынуждая задрать голову. Я задергался, попытался сопротивляться, но мне врезали в живот, заставляя согнуться. Плечи и запястья пронзило болью — их выкрутили за моей спиной.

      — Так-так… Кто это тут у нас? — передо мной возникла завешанная сальными патлами физиономия какого-то генина из Кири. Я не успел ничего толком рассмотреть, кроме протектора-банданы на его голове, до жути напомнившей ту, что была у Кенджи, как вдруг мне прилетел мощный удар по лицу. — Хошигакинская срань!

      Я дернулся от удара. Меня взяли за лицо, раздвинули мне губы двумя большими пальцами. Взгляд встретился с жестокими серыми глазами.

      — Какие зубы, — хмыкнул парень. — Может, стоит тебе их выдернуть? Мэса, ты не просрал клещи для гвоздей?

      Довольный гогот. Я задергался. Парень, оскалившись, провел мне пальцем по лицу, а потом вдруг плюнул в глаза.

      — Рыбья рожа!

      Остальные расхохотались. Я заморгал, задергал головой, пытаясь избавиться от мерзкой, вонючей слюны на своей коже. Генины понаблюдали какое-то время за тем, как я отряхиваюсь, а потом в мои волосы снова вонзились пальцы, стискивая, причиняя боль. Я с неохотой поднял слезящиеся, мутные от чужих слюней глаза и инстинктивно оскалился.

      — Че, щенок? Мало тебе? — заржал другой, более грубый, голос у меня над ухом.

      — Тоге, давай снимем с него кожу и пустим ее на сумки, — предложил третий генин. Я услышал тихий «чпок!» от открывшейся кнопки на ножнах с кунаем и задергался. Этот в бандане, который стоял передо мной, мотнул головой:

      — Нет. Тащим его в зал, где остальные. Сейчас запахнет жареной рыбкой!

      И все трое отвратительно загоготали. Мне снова дали под ребра, и пока я кашлял и корчился, взяли за руки и потащили в тот зал, откуда мы пришли. Еще мутным от плевка и ударов зрением я увидел, как один парень постарше держит одной рукой Кингуйо за волосы у корней, прижимает коленом Итазуру к покрытому сажей полу. Второй мальчишка скрутил Тетсую. У первого, более крупного, на руке багровели следы треугольных зубов, другому кунаем рассекли лицо.

      — Еще один, — гыгыкнул здоровый.

      — Это все? Кажется, их было пятеро, — прищурился Тоге. Я дернулся. Точно! Сейшина нет! Значит, успел удрать!

      — Нет, четверо вроде.

      — Ладно, неважно, — Тоге плюнул на пол и вдруг посмотрел прямо мне в глаза. — Так… Этот выглядит самым опасным. Мэса, Бареру — вы знаете, что делать.

      За моей спиной раздался тихий шорох. Я вывернулся, как мог, чтобы рассмотреть, что они собираются делать. Плотный, бочкообразный, как боевой тренажер, генин с шорохом достал печать из сумки.

      — Даже жаль тратить это на всякую шваль, — прокомментировал он.

      — Бареру, свяжи его уже, а не болтай, — обрубил Тоге. Печать обернулась вокруг моих кистей. Я тут же попытался раздвинуть запястья, чтобы ее разорвать, но она пребольно стянулась на них и обожгла кожу.

      — Вот так. Будешь дергаться — останешься без плавников, рыбка, — прокомментировал второй из державших меня парней. Я наконец смог его рассмотреть — рыжий, прыщавый, весь в обтягивающей одежде. Носок его сандалии врезался мне под ребра, и я согнулся. Он наступил мне на голень и надавил: — Попытаешься удрать, и я сломаю тебе ногу.

      — Может, просто отрежем ему стопы? — заржал Бареру. Я испуганно забился, но получил локтем по шее.

      — Кисаме-чан! — пискнула Итазура. Я с болью посмотрел на нее. Грязная, в разорванной одежде, она лежала в саже и отчаянно пыталась вырваться. Ползла, как змея, несмотря на то что этот урод с хрустом давил ей на спину, и мне почему-то в глаза бросилось то, как оголилось ее плечико — безрукавка на ней была порвана. Я зарычал и с ненавистью посмотрел на наших мучителей.

      — Бедные рыбки, — пропел Тоге. — Ну зачем вы вылезли из своей лужи?

      — Как думаешь, Тоге, у них кишки тоже серые? — Бареру резко схватил меня за волосы и выкрутил, вынуждая взвизгнуть.

      — Да, и рыбой воняют!

      Они отвратительно захохотали.

      — Тащите их в кучу, — велел Тоге. — Сегодня будет рамен с акулятиной.

      — Что мы вам сделали? — вдруг спросила Итазура, сопротивляясь и пихаясь, когда ее грубо поддернули и потащили к одной из труб вместе с Кингуйо и Тетсуей.

      — Весь смысл в том, что ничего, — засмеялся Тоге. — Вы не должны были существовать с самого начала. Вы и весь ваш поганый клан.

      Я вздрогнул. Вы не должны были существовать с самого начала.

      Это звучало как приговор.

      — Парни, покажите этим недоразвитым, что место тухлой рыбы — в отходах, а не среди шиноби Киригакуре.

      А, нет. Приговор, похоже, нам только что вынесли.

      Бареру и другой парень с улыбками посмотрели на меня. Тоге взял из кучи хлама перевернутое ведро, поставил его у стены, сел и скрестил ноги, будто каге за столом.

      Ад начался.

      Сначала они перетряхнули наши вещи, нашли у меня свитки и с гоготом изрезали их в куски. Я бессильно смотрел, глотал злые слезы, понимая, что ничего не могу сделать — они портили то, что мы должны были вернуть главе клана, и теперь если мы выживем, дома из нас сделают кожаные куртки. Рыжий взял меня за волосы и стал трепать, навешивая тумаков. Бареру создал пару водяных клонов, и атаки на меня посыпались не прекращая. После первых двух пинков в живот я упал и скорчился, защищаясь. Мне прилетело по зубам, в нос, по ребрам. Я зажмурился, не зная что делать. Убежать я не мог — рыжий продолжал больно наступать мне на голень, до хруста, и если я пытался пошевелить ногой, он вдавливал подошву сильнее. Мои кости будто пронзало молнией.

      Самым страшным было то, что даже когда я открывал помутившиеся от боли глаза, сплевывал песок и кровь изо рта, едва держа над землей голову, я все равно за мельтешащими телами, то и дело прилетающими пинками в лицо и живот, не видел, что происходит с остальными акулятами. Я слышал их крики, отчего-то видел красно-рыжее марево, похожее то ли на пламя, то ли на чакру, пытался подняться, но меня тут же опрокидывали на землю и начинали бить или пытаться душить. Хорошо знакомый металлический запах стал дурить мне голову. По телу прошла дрожь.

      Кровь. Теплая, липкая. Язык медленно собирает багровые потеки с губ и подбородка.

      Я ведь не сдержусь. Я не смогу остановиться. И хорошо.

      — Отпустите нас! — сквозь пелену я услышал, как кричит Тетсуя.

      — Нечего было сюда приходить! — хладнокровно ответил Тоге. — Вы здесь чужие, ясно вам?! Вам не место в Кири!

      — Мы бы и не пришли, — зарычал в ответ Тетсуя. — Если бы какой-то из ваших ублюдков не убил бы парней из нашего клана!

      Я аж задохнулся от такого предательства. Какого черта Тетсуя взял и выболтал цель нашего прихода в Кири?! Он бы еще рассказал, что пропал свиток из дома главы клана!

      — Так вам и надо, уроды. Вас всех бы поубивать, как бешеных собак, — Тоге пожал плечами.

      — Да не так они и плохи — у этой жопа ничего! — встрял чужой голос.

      Визг Итазуры.

      Не смей! Не смей ее трогать, не смей!..

      Я зарычал. Удушающая ярость подкатила к горлу. Попробовал пошевелить руками — печать тут же впилась в кисти, прижгла плоть, будто меня зажали между двумя раскаленными сковородками. Я замер, шумно дыша и выбирая момент.

      «Будешь дергаться — останешься без плавников, рыбка», — вспомнил я. Рыжий еще стоял на моей ноге. Губы сами собой дернулись, обнажая зубы.

      — Что, мелкая дрянь, нравится? — я увидел, как кто-то макает Кингуйо в пыль и сажу лицом. У Тетсуи уже заплывал глаз, из-под носа бежала струйка крови, заливая губы. Наверное, я и сам выглядел не лучше. Но больше всего меня встревожила разорванная ткань на безрукавке Итазуры, блеск на ее ресницах, разводы грязи и крови на теле, и взгляд… Желтые глаза смотрели с такой дикой смесью ужаса и ненависти, что у меня волоски на затылке встали дыбом, кожа покрылась мурашками. Я пристально смотрел на нее, пока меня пинком не опрокинули на бок. Вывернул шею, все равно продолжил смотреть на нее.

      Я не могу сдаться. Если я сдамся, они убьют Иту и остальных.

      Я попытался вывернуться и встать.

      — Лежать, урод! — они снова меня пнули. Я попытался вывернуть кисти и, невзирая на боль от печати, сложить ладони в знак тигра, чтобы использовать хотя бы дзюцу водяного снаряда, но Бареру, перевернув меня на бок, с размаху опустил мне стопу на пальцы.

      Хруст!

      Я издал странный рявк, похожий на визг, как обычно издают псы, которые грызут друг друга. Пальцы дернуло болью.

      — Лежать, кому сказали!

      Чья-то подошва врезалась мне в колено, когда я попытался выкрутиться из-под наступавшего мне на ногу рыжего. Я клацнул зубами и на миг замер.

      Надо прийти в себя. Прийти в себя, срочно! Я не могу позволить им… Я не сдамся!

      Тихое рычание. Я дернул головой — на секунду показалось, что мое. Едва заметное шевеление. Итазура складывала за спиной печати!

      Так… Тигр, собака, змея!..

      — Стихия воды: Техника водяных шипов!

      Град острых водяных кольев посыпался на генинов. Они брызнули во все стороны, стараясь избежать атак. Я мельком увидел, что рыжий отставил ногу, тем самым потеряв устойчивость, воспользовался этим и врезал ему по голени. Он взвыл и отскочил. Я встал на колено, перекатился в сторону, превозмогая боль, не давая ему поймать меня на месте, и стал медленно подниматься на ноги, упираясь плечом. Колени дрожали. Я едва мог стоять, но умудрялся держаться на ногах.

      — Тварь! — Бареру направился ко мне. Я остался на месте, только оскалился.

      Ноздри вдруг втянули смесь запахов, в глазах заплясало от количества разной чакры.

      Чакра везде… Нужно… я не могу…

      Я почувствовал жжение внутри. Ссадины и ожоги начали щипать и чесаться изнутри. Лохмотья содранной в кровь кожи на голени стали сходить, уступая место новой. Из горла опять вырвался тихий рык.

      Чакра… Как много… Я хочу, хочу!

      Кости разбитого носа начали медленно срастаться. На месте выбитых зубов полезли новые. Сломанные пальцы за моей спиной захрустели снова, отозвались болью, стали распрямляться. Суставы согнулись под естественным углом. Колено под кожей сдвинулось на место. Жжение было таким невыносимым, что, будь мои руки свободны, я бы уже начал расчесывать лицо, раздирая кожу.

      К горлу подступала тошнота. Ныли виски. Но я все наполнялся и наполнялся силой. Продолжал чувствовать, как что-то не только разгоняет мою чакру по каналам внутри, заживляя раны, но и питает меня, накачивает чем-то мускулы.

      Поэтому, когда Бареру прыгнул, я был готов.

      Я увернулся от его атаки, прокатился под ним, используя преимущество в габаритах, и побежал на помощь к Итазуре. Я бежал и продолжал попытки освободить руки. Нарочно расслабил кисти, сконцентрировал чакру в них, стараясь приложить побольше сил, чтобы расшатать печать. Увернулся от очередного генина, двинул ему ногой. Итазура скастовала два водяных меча и теперь раскручивала их, отражая атаки. Конечно ей, будучи даже не ученицей академии, было тяжело одной справляться с генинами.

      Я быстро оценил ситуацию. Не имея возможности использовать руки, я зайду сзади того кабана, что держал ее и Кингуйо, которая сейчас вместе с Тетсуей отчаянно бились с рыжим и невзрачным парнем, что держал их. Забегу и, пока он отвлечен, прыгну на спину, ударю ногами и разорву зубами глотку.

      Увернувшись от брошенных кунаев, я помчался Итазуре на помощь. В суматохе я не видел, кто где находится. Меня волновало только одно — достичь цели и убить ее. Разбежавшись, я резко метнулся в сторону, пробежался по стене, оттолкнулся и перевернулся, как порой делала мама, тренируясь во двое с отцом. Взмыл в воздух, стал целиться, чтобы нанести сокрушительный удар ногой и плечом.

      Вдруг что-то ударило меня сбоку, снося, а затем прижало к стене и стало надавливать на горло. Я скосил глаза и увидел, что меня стискивает поток воды в форме гигантской когтистой руки. Этот поток душил меня, подбирался все ближе и ближе к горлу. Выкручиваясь, я проследил, откуда он идет.

      Тоге.

      Тоге наконец надоело спокойно и безучастно смотреть на драку. Он сложил руки в печать тигра, выпустил чакру, и теперь пять когтистых лап из воды, извиваясь, как змеи ловили нас, и начинали душить.

      — Очень жаль, но пора с вами заканчивать, жалкие рыбешки. Вы не понимаете, когда с вами по-хорошему.

      А давно избиение — это по-хорошему?!

      Я захрипел, пытаясь вырваться. Но даже со свободными руками это было проблематично. Что уж говорить о том, когда ты связан…

      Но я не могу просто так сдаться. Кто будет защищать Иту? Кто будет смотреть за отцом?

      Я захрипел. Нарочно расслабил трясущиеся кисти. Сердце бешено колотилось. Воздуха в легких становилось все меньше. Я инстинктивно дернул ногами, пихаясь. В глазах темнело. Тело било дрожью, из-за которой становилось все тяжелее концентрировать поток чакры в руках. В отчаянии я поддал столько чакры, сколько мог, и потянул руки.

      Услышал странный треск, дернул руками и вдруг заметил, что могу их поднять. Но мне ничего не удалось сделать — от лапы отделилось еще два отростка и прижали запястья к стене. Горло сдавило.

      Я не сдамся.

      Я продолжал биться несмотря на то, что мои силы таяли. Попытки вырваться уже напоминали слабые дергания мыши, которую укусила ядовитая змея.

      Мне опять послышалось чье-то рычание. Но в этот раз оно было намного громче и мощнее, чем у меня или Итазуры. Мое тело сползло со стены и грубо шмякнулось на грязный пол, подняв облако сажи. Я начал жадно хватать ртом воздух. В глазах еще недостаточно прояснилось, но даже своим замутненным болью зрением я видел огромную фигуру, которая промчалась мимо, вцепилась в кого-то рукой и швырнула в стену.

      — Убери лапы от детей, ублюдок! — прорычал знакомый голос.

      Я тут же сел, невзирая на боль и тошноту. Увидел жутко горевшие в полумраке глаза — левый, живой, желтым огнем, правый, незрячий — белым. Оттого, как слабый свет падал на лицо, уродливые борозды шрамов казались еще страшнее.

      — Это Одноглазый зверь Скрытого тумана! — крикнул кто-то из генинов.

      Я гордо улыбнулся. Ага. Мой папа!

      Сердце в груди заколотилось. Отец легко расправлялся с генинами, уворачиваясь от атак. Парни нападали на него со спины, но тут же отлетали от ответных ударов. Одному из них он перерезал горло, другому срубил голову, наклонившись под блеснувшим лезвием короткого клинка. Рыжий, почуяв что и его ждет та же участь, поспешно удрал. Отец быстро перемещался по складу, разрубал огромным, похожим на акулий зуб мечом когтистые водяные лапы, преследовавшие его. Я заметил, что он целенаправленно движется в сторону Тоге.

      Наконец он перерубил очередную лапу, ударил Тоге ногой, прижимая его к земле, и направил лезвие меча ему в лицо.

      — Еще раз ты и твои щенки… Тронете моего сына… Разорву на куски! — прорычал он, поднял Тоге и отшвырнул к выходу.

      — Ты пожалеешь! Ты и твой выродок, которому я вырежу сердце! — рявкнул Тоге напоследок и, спотыкаясь, удрал.

      — Давай, беги! Цепляйся за свою жалкую жизнь! — прорычал папа, вешая оружие за спину.

      Я ожидал, что сейчас он начнет распекать меня при всех, но он, подождав когда остальные акулята поднимутся и придут в себя, пошел к выходу. Я думал, что он будет проверять, как мы себя чувствуем, или хотя бы на меня обратит внимание, но он только привычно сунул руки в карманы. Я какое-то время растерянно сидел в грязи, наблюдая, как он удаляется, и не понимая, почему он не бросается меня ласкать.

      — Кисаме! — рявкнул отец у входа.

      Поняв, что он не собирается меня ждать и не вернется, я с трудом поднялся и поспешил за ним, неуклюже ковыляя, как хромой жеребенок. У дверей я заметил Сейшина, который стоял и ухмылялся, полуприкрыв глаза. Его тут же уцепил Тетсуя: припадая на одну ногу, он взял его под локоть и увел вперед. За ними шли Кингуйо и Итазура. Первая шаталась, держась за руку, вторая, увидев меня, радостно заулыбалась и побрела в мою сторону. Мне самому захотелось ее обнять, спросить как она, но отец низко зарычал. Итазура замерла, и папа взял ее за плечо и развернул:

      — Иди пока вперед. Мне нужно поговорить с сыном.

      Ой!

      Я испуганно сжался.

      — Кисаме… — начал он.

      — Я пошел туда не потому, что мне скучно, — затараторил я. — Помнишь, я говорил про шиноби с чужой чакрой? Мы пошли искать его, и…

      Отец оскалился и резко развернулся.

      — О чем ты думал? Вы же просто акулята! Что вы могли сделать, если бы его нашли?! Ничего! — последнее слово на середине превратилось в рычание. — Нельзя так бессмысленно рисковать своей жизнью!

      Я опустил голову. Папа взял меня за край куртки у шеи и встряхнул, показывая ладонью вперед.

      — Просто подумай, что было бы, если бы Сейшину не удалось сбежать, найти меня и привести сюда!

      Я шмыгнул носом и промолчал. Папа тоже выдержал паузу, а потом повернулся ко мне и сказал более спокойно:

      — Я восхищен тем, как ты дрался, защищая друзей. Преданность товарищам и готовность жертвовать жизнью за них — качество, достойное шиноби.

      Я робко улыбнулся.

      Остаток пути мы проделали молча. Я поотстал, прокручивая в голове невеселые мысли.

      Итазура задала вопрос, один-единственный вопрос: «За что?». И что они нам ответили? «Просто так. Потому что вы не должны были существовать».

      Обида вцепилась мне в глотку. Почему? Что мы сделали? Мы даже не могли повлиять на свое рождение!

      Они обзывали нас уродами. Недоразвитыми. Тухлой рыбой. Мы не вторгались на территорию для их игр — иначе склады были бы помечены, да и Тоге упомянул бы об этом, будь это так. Мы не трогали их, не обзывали. За что? Почему все так ненавидят наш клан? Просто потому, что у нас серая кожа и полосы на лице, похожие на жабры? А мы разве выбирали этот цвет, просили, чтобы у нас были эти полосы?

      Я почувствовал, что у меня щиплет в глазах. Всю дорогу я еле сдерживался, чтобы не заплакать. Мне хотелось вырвать себе волосы, чтобы никто не видел, что они темно-синего цвета. Хотелось перекраситься, чтобы больше никто не косился на меня.

      — Эй, смотри! — услышал я вдруг за спиной и остановился. Какие-то ребята, похоже, наши сверстники, терлись у забора и пялились на нас.

      — Фу, это же эти! — пискнула девочка в синем комбинезоне.

      — Интересно, а у него глаза не выпадают, когда его бьют? — хохотнул один из мальчиков. Другой мальчишка, что стоял с краю, вдруг наклонился, подобрал с земли камень и швырнул в мою сторону.

      Щеку обожгло болью. Я дернулся и бросился вперед, прикрывая лицо. Этот удар стал последней каплей. В самой Кири я еще крепился, но едва мы ступили на воду, не выдержал и разревелся.

      Я что, правда какое-то чудовище, что ли? Мне было больно смотреть под ноги — я не хотел увидеть в отражении собственное лицо.

      Я знал, что не-Хошигаки нас не любят. Всегда знал. Слышал рассказы от соклановцев. Слышал самое страшное — историю про папу и Кенджи. Про то, что не-Хошигаки никогда не примет такого, как мы. Но я никогда не мог подумать, что кто-то будет готов убить нас просто за то, что мы есть.

      Я уже не мог себя сдерживать. Слезы сами бежали по щекам, обжигая. В горле застрял давящим комом вопрос: «И что, так будет всегда? Они всегда нас ненавидели и будут ненавидеть, что бы мы не делали?». Я боролся с желанием задать его папе. Подавлял, потому что безумно боялся услышать «Да».

      Мне было нечем дышать.

      — Пап… Они правда хотели нас убить? — тихо спросил я. — Почему? Мы нарушили закон? Почему? Скажи, почему? Зачем они с нами это делали?

      — Потому что хотят, — мрачно ответил отец. — Потому что могут. Потому что считают, что поступают правильно.

      Еще один вопрос завертелся у меня на языке. Я нервничал, долго не мог решиться задать его, а потом спросил:

      — Пап, они все такие?

      Отец рыкнул и отвернулся. Я снова повесил голову. Подумал, что он не ответит мне.

      — Я думал, что не все. Но оказалось — абсолютно все.

      Голос его был необычно тихим. Я окончательно поддался слезам. Что папа сделал Кенджи, что он изуродовал его? Что я сделал тем ребятам, которые увидели меня и бросили камень мне в лицо? Чем Итазура заслужила то, что с ней делали?

      У меня в ушах стояли обзывательства, крики. Боль в ногах и сожженых запястьях почти прошла, но я чувствовал, что меня ранили куда глубже, чем я мог это увидеть. И так сильно, что прилив ярости не залечит эту рану.

      Может, я просто тупой и не понимаю настоящих причин? Или, может, от меня просто предпочли их умолчать?

      Пока я думал, мы дошли до острова.

      — Пока, Киса, — Итазура повернулась ко мне и остановилась. Я поспешил вытереть слезы, постарался улыбнуться и попрощался с ней в ответ. Акулята понуро разбрелись. Я остался с отцом. Замер, стоя на воде, не решаясь пройти куда-то дальше.

      — Кисаме, иди сюда, — он медленно развернулся ко мне. Я стянул обувь и прошел вперед, делая вид, что хочу закинуть сандалии на пирс. На деле же я не хотел, чтобы он видел, что я опять плачу.

      — Кисаме!

      Я неохотно развернулся, но не поднял головы. Только сжал кулаки. Папа снял со спины оружие, бросил его на пирс и вдруг быстро подошел ко мне. Я ожидал, что он сейчас будет наказывать меня или ругать, но он сел на корточках напротив и вдруг запустил руку мне в волосы. Он заглянул мне в глаза и внезапно улыбнулся.

      — Ну-ну, камни в лицо и порезанный свиток — это не трагедия. Так что не реви, Кисаме. Лучше послушай кое-что интересное.

      Я поднял заплаканное лицо и недоуменно на него уставился.

      — Акулы появляются из икры еще в чреве матери, но количество детенышей всегда меньше числа икринок. Знаешь, почему? Каннибализм! Детеныши акул пожирают друг друга еще в утробе матери. Они начинают убивать со дня своего рождения, воспринимая все вокруг как добычу.

      Его взгляд вдруг стал острым, жестоким.

      — Так вот люди — это сухопутные акулы. У них тоже только один закон.

      Мертвый глаз зловеще блеснул. Отец заговорил тише, но в его голосе появилась сталь.

      — Сильные съедают слабых. Либо ты, либо тебя.