Пернатые ублюдки конкретно экономили на освещении — за поворотом, буквально в двадцати шагах от места, где я оставил Кетча с его добычей, снова заклубилась глухая вязкая мгла, причем чем дальше, тем больше мне казалось, что она становится плотнее.

 Я словно продирался сквозь болотную жижу, разрубая тьму взмахами клинка, и только в слабом мерцании серебра видел грубый камень стен — ни решеток, ни дверей, ничего. Бесконечный тоннель, ведущий хрен знает куда. Говорят, когда отказывает зрение, обостряются другие органы чувств. Типа, слух становится как у совы, а обоняние как у собаки. Брехня, по-моему, потому что я не чувствовал практически ничего — ни запахов, ни движения воздуха, не слышал ни единого звука. Да что там, я собственных шагов и хриплого дыхания не слышал. Если бы я не боялся, что эхо — ведь должно же тут быть эхо — донесет мой крик до Кетча, я бы заорал. Вот только позориться перед напарником, который наверняка кинется на выручку и обнаружит, что я просто зассал остаться один в темноте, мне не хотелось.

  Я махал клинком как рубщик тростника на плантации, напевал Hell's Bells — а что, вполне подходящая песня для этого гребаного места — и не слышал сам себя. Кажется, я прошел не меньше полумили, когда неожиданно уперся в глухую стену. Тупик. Надежда на то, что это лишь иллюзия, созданная Метатроном, развеялась, как только я в отчаянии шарахнул кулаком по камню. Бесполезно, только до крови ссадил костяшки. Холодный грубый камень и ничего больше. Никаких ответвлений в тоннеле я не заметил, впрочем, черт его знает, в этой проклятой тьме мог и пропустить. Но что-то мне подсказывало, нет, блять, я знал, каким-то непостижимым образом знал, что не ошибся. Сюда меня вел не тоннель, меня толкала в спину чья-то воля, та же, что управляла тьмой и моим разумом. Именно разумом, потому что я начал слышать — не извне, внутри моей головы вдруг зазвучали голоса, почти неразличимые, но отчего-то удивительно знакомые.

  Тонкий безутешный плач, кажется, женский. Хриплый вой невыносимой муки — мужской. Голосов становилось все больше, кто-то кричал, кто-то звал, умолял… И тогда пришли они — тени. Тьма была плотной, как черный саван, но тени просачивались сквозь нее, обретая форму и цвет. Я узнавал их по очертаниям, жестам, голосам — это они плакали, кричали, звали, тянули ко мне руки. Призраки смотрели на меня, обвиняя, ненавидя, проклиная. Бобби умирал в больничной палате, Чарли в окровавленной ванне открыла глаза, Джо сжимала в холодеющих пальцах запал самодельной бомбы, Эллен, рыдая, обнимала ее, Кевин царапал ногтями выжженные глазницы, Эш тянул скрюченные обгорелые руки, Памела тяжело опиралась на плечо Миссури, зажимая кровавую рану на животе. За их спинами толпились другие, кого я не мог разглядеть, но знал — это те, кого я не спас, те, кто умерли по моей вине. 

 Навалилось глухое, беспросветное отчаяние — и я рухнул на колени, выронив клинок. Призраки придвинулись ближе, я уже не различал голосов, только единый, слитный крик страдания и тоски. А потом я услышал смех. Ледяной, шелестящий смех, без малейшего намека на радость. Так смеется потерявший все, так смеется самоубийца на краю небоскреба, делая роковой шаг в бездну. Я поднял голову и увидел его. Кастиэль стоял чуть в стороне от толпы теней и смеялся, горько кривя губы.

— Кас! — Он даже не повернул головы, — Кас! — крик на пределе легких, разрывая горло, — КАС!

  Тщетно. Он не слышал или не хотел слышать. И я вспомнил. Вспомнил тот день, когда выгнал его из бункера, чтобы защитить Сэма. Вспомнил растерянность и обиду в его глазах, вспомнил ссутуленную спину, словно все одиночество мира давило ему на плечи, когда он шел к двери, так ни разу и не обернувшись. Вспомнил его прощание и свое дурацкое молчание, которое он, конечно же, понял по-своему. Да я сам на его месте понял бы точно так же.

  Я вспомнил все злые, несправедливые слова, за которые ни разу не догадался попросить прощения, принимая его доброту как нечто само собой разумеющееся. А он все так же негромко смеялся, глядя в темноту, словно видел там что-то недоступное мне. И тогда до меня дошло — он тоже тень, призрак. Моего Каса больше нет. Все было напрасно — я опоздал. Некуда идти, некого спасать. Кас мертв, потому что я слишком медлил, строил ненужные планы, просчитывал бессмысленные варианты. Он не дождался меня, не смог. И теперь я мог сколько угодно звать, просить прощения, пытаться докричатся, да хоть вывернуться наизнанку — он не вернется. Ему некуда возвращаться, да и не к кому. Я — никто для него, я ему не нужен. Все, что мне осталось — раз за разом подыхать тут, в тупике, под ненавидящими взглядами людей, которых я когда-то любил.

  Я закрыл лицо руками, впиваясь ногтями в кожу, раздирая едва подсохшую рану на лбу. Кровь бежала по щекам, смешиваясь со слезами, но мне было плевать. Беспощадная боль потери сжимала ледяными тисками сердце и все, чего я хотел — исчезнуть, не чувствовать, не вспоминать. И не слышать больше этот холодный горький смех, который был страшнее любого крика. Мне показалось, что смех стал громче, изменил тональность, в нем появились визгливые, истерические нотки. Я с трудом поднял голову, разлепил полуослепшие от крови и слез глаза и зажмурился снова — от яркого света.

  Метатрон и пятеро ангелов столпились в узком коридоре — двое по бокам господина, прикрывая его, двое держали изрядно потрепанного Кетча, сплевывающего кровь из разбитых губ, а позади замер угрюмый Джошуа.

— Какая приятная встреча, Дин, не правда ли? Пришел меня навестить? Как это мило. Нравится моя гостиная? Делал специально для таких как ты, неугомонных.

— Пошел на хуй, ублюдок.

— Грубишь. Я не удивлен. Но ты здорово облегчил мне задачу. Я все думал, кем бы мне угостить моих подопечных, знаю, ты уже наслышан о них. И тут такое везение — сразу двое! Мои пушистики будут рады.

— Ты в край ебанулся, Метти, если думаешь, что можешь справиться с шедимами. Закрой разлом, если сам не можешь — зови Джека, иначе будет поздно.

— Какая трогательная забота! Но не трудись, Винчестер, я знаю, к чему ты клонишь. Где Джек, там и Кастиэль, верно? Старый добрый Кас! Но я нашел замечательный способ обойти эту маленькую проблему. Мои таланты порой изумляют даже меня самого! Думаю, я мог бы стать величайшим дрессировщиком вселенной!

— Ты серьезно надеешься, что твари встанут на задние лапки и завиляют хвостиками? Ты не просто псих, Метти, ты реально больной, — я стер кровь с лица и устало привалился к стене.

— О нет, Дин. Не только встанут и завиляют. Они выучат команды «Апорт» и «Голос», они принесут мне в зубах все, на что укажу. Главное — системный подход. Вы, люди, изобрели сотни стратегий менеджмента, а у меня хватило терпения их изучить. И когда я приручу моих зверюшек, рай превратится в отлично устроенный механизм. Джек больше не нужен, он создаст себе собственную вселенную и будет занят новой игрушкой. А я…

— А ты превратишь рай в филиал ада. Охуенный план, Метти. Уверен, Ровена будет в восторге, даже благодарность тебе выпишет. Посмертно.

— Зачем же так мрачно, Дин? Да, перемены поначалу болезненны и нравятся не всем, но со временем… Ты знаешь, я понял, что чем больше у людей отнимаешь, тем больше они дорожат оставшимся. Я отнял у них свободу — и они сочли, что покой гораздо удобнее, я забираю их друзей — и они благодарят, что это случилось не с ними. Я предложил им назвать имена тех, кто кажется им опасным, имена бунтовщиков — и ты не поверишь, список какой длины у меня в кармане! А знаешь, чье имя в нем под номером один?

— Догадываюсь. Только что это меняет для тебя, Метти? Шедимы неприручаемы, и ты уже это понял. Как долго ты будешь сдерживать их, скармливая по паре — другой душ? — я снова вытер капающую кровь, — Как тебе вообще пришло в башку связаться с ними?

— О, это такая занятная история! Не могу обещать, что расскажу, но постараюсь. Видишь ли, пока что мои зверьки не придерживаются режима кормления и могут проголодаться в любой момент. Но если выдастся минутка, я забегу поболтать! Этого, — он кивнул ангелам, держащим Кетча, — в первую камеру, этого, — кивок в мою сторону, — в девятую.

  Кетч скривился от боли, когда его толкнули к стене, но протянул мне окровавленную руку и улыбнулся коротко, уголками губ. А потом смачно плюнул кровавым комком в довольную рожу Метатрона. Не попал, а жаль.

— Глупо, Артур. Я думал дать тебе шанс, но вижу, ты так же безнадежен как и Винчестер. Что ж, вернемся к первоначальному плану. В камеры их! — он взмахнул рукой и стена за нашими спинами зазмеилась расширяющейся трещиной.

— Выкуси, урод! — я с силой хлопнул ладонью по знаку Еноха, который исподтишка чертил за спиной на камне, пока занимал Метатрона светской беседой, отчаянно надеясь, что не переврал символы. Знак, напитавшийся смесью нашей с Кетчем крови, вышел таким мощным, что полураскрытый проход обвалился грудой камней. Я отпрыгнул в сторону, оттаскивая Кетча от падающих глыб:

— Цел?

— Порядок, — Артур морщился и улыбался одновременно, — молодец, что не налажал со Знаком. Честно, я думал, что вообще не сработает. Место уж очень странное.

— Да похуй, главное, что получилось. Вряд ли я задержал их надолго, так что шевелись, — я уже карабкался по развалинам, вглядываясь в медленно оседающее пыльное облако, — надеюсь, эта хрень не схлопнется на моей жопе?

— Каждый беспокоится о том, что ему наиболее дорого, — пыхтел сзади Кетч, — голова тебя не заботит?

— Твоя — нет.

  Ряды решеток впечатляли. Наверное, Метти мог тут держать не меньше сотни пленников одновременно. Я не видел смысла бегать и заглядывать в каждую камеру, поэтому набрал полные легкие душной каменной пыли и заорал изо вех сил:

— КАС!

— Кастиэль! — Кетч вторил мне, — Кастиэль!

— Дин? — хриплый стон где-то совсем рядом, — Дин!

  Грязная рука в лохмотьях, некогда бывших рукавом коричневого тренча, просунулась сквозь решетку в паре шагов от нас:

— Дин, я здесь.

  Честно, я плохо помню, что было потом. Кетч вряд ли расскажет, он, сука, деликатный. Но кажется, я вцепился в дрожащую руку Каса и целовал ладонь, терся лицом о его пальцы и то ли просил прощения, то ли, захлебываясь слезами, крыл его отборным матом за несусветную глупость — довериться Метатрону. Кас не останавливал меня, он просто не мог, только повторял как заведенный: «Дин… Дин…».

— Эй, парни, я все понимаю, но, может, хватит соплей? — Кетч задолбался ждать, — Давайте решать, как вскрыть эти консервные банки с наименьшими затратами.

— Еще один Знак? — я с трудом отпустил руку Каса и вытер мокрое лицо, — Если снова смешаем нашу кровь, Знак станет вдвое сильней? Кас, ты должен знать.

— Дин, — господи, я только сейчас разглядел его. Запавшие измученные глаза, землистого цвета кожа и мелко дрожащие руки. Жаль, что я смогу убить Метатрона только один раз. — Знак никогда не рисовали кровью двоих. Возможно, это сработает, но что именно ты хочешь сделать?

— Вытащить тебя отсюда. Знак перенесет тебя за стены тюрьмы, а там разберешься. Мы с Кетчем двинем по направлению к дому, если повезет, встретимся там.

— А если не повезет?

— Сперва попробуем, потом подумаем. — Я вытаращился на Кетча, уже чертившего круг на полу, — Да, Винчестер, всему виной общение с тобой. Становлюсь неразумным. Давай сюда свою рожу, пока не засохло. Кастиэль, отойди от решетки, готов?

— Кас, я найду тебя. Держи, — я кинул ему свой клинок, который успел подхватить перед обвалом, — до встречи!

— До встречи, Дин! — и мы одновременно впечатали ладони в Знак.