Ситуация была забавной, если не принимать во внимание кровожадных тварей, преследовавших Вэй Ина и Цзян Чэна в темноте. Они все ещё шли спиной и молчали, и у Вэй Ина настойчиво в голове напевал Майкл Джексон, изображая лунную походку под светом софитов. Вэй Ин, готовый даже в самый критический момент порадоваться абсурдным забавным мыслям, тихо захихикал.


— Почему ты хихикаешь? — спросил Цзян Чэн. Он отозвался сразу, как только Вэй Ин начал издавать дурацкие звуки, а до этого он судорожно размышлял о том, что выглядит их поход совершенно тупо. Не так он представлял себе свою смерть.


Вэй Ин вместо ответа издал тонкий восклик, известный на всю поп-культуру, и Цзян Чэн сильно-сильно закатил глаза.


— Глаза сломаешь, — сказал довольно Вэй Ин, и Цзян Чэн цыкнул.


— Ты нормальный?


— Более чем! Тринадцать лет взаперти провел, — весело заметил Вэй Ин. — Тут хочешь, не хочешь — станешь нормальным.


Цзян Чэн если и услышал, то вида не подал. Вэй Ин, которого подобное никогда не останавливало, продолжал болтать ерунду.


— Это так мило, Цзян Чэн.


— Что мило?


— Что ты тут же подхватил, — сказал Вэй Ин, и внезапно голос его прозвучал будто… совсем рядом. В мыслях проскочила тревога, что Вэй Ин резко остановился и что на следующем шаге Цзян Чэн врежется в него спиной, даже нет… почти всем… Ужасно! Ужасно! Но ведь Вэй Ин сам сказал идти, не сбавлять шаг, имитировать ритм сердца, за которым они следовали в самую глубь переживаний Сюэ Яна.


— Стоп.


На плечо легла теплая ладонь, сжала мягко, и Цзян Чэн тут же замер по стойке смирно и едва не выпустил нить. Так тоже нельзя было делать. Тело точно стало деревянным, и Цзян Чэн, встревоженный непрошенным прикосновением, приготовился морально к тому, что сейчас на него из темноты выскочит какая-нибудь хтонь и начнет жадно перемалывать челюстями.


Цзян Чэн не хотел умирать. И совсем не слышал голос Вэй Ина:


— Отпусти.


Точнее, слышал, но не разбирал звуков.


— Не…


— Не? — тихо засмеялся Вэй Ин. Руку с плеча он так и не убрал, а второй он разжал чужие стиснутые пальцы, будто окаменевшие, заставив отпустить красную нить.


Может, Цзян Чэн уже попал в ловушку какой-нибудь твари? Они же тут все поголовно воплощали собой какие-то эмоции, если верить словам Вэй Ина. И сейчас, пока она доедала его, он видел предсмертные галлюцинации, не чувствуя ни боли, ни разочарования, а только душное тоскливое отчаяние, будто прямо сейчас он упускал нечто совершенно важное.


— Не трогай меня, — наконец выдохнул Цзян Чэн, стиснув зубы. Вэй Ин тут же одернул руку, и Цзян Чэн резко обернулся и посмотрел на него. И увидел самого обычного человека. Даже… юнца? Сколько ему было? Семнадцать? Восемнадцать? В нем ничего примечательного не было, но в мозгу, как заноза, засела мысль, что даже если бы этот тупой дракон не посоветовал ему во всем слушаться Вэй Ина, он и сам бы. Ну.


Послушался.


— Ну что ты, — сказал Вэй Ин с грустным вздохом. — Я просто говорил тебе, говорил, а ты меня вообще не слышал.


— Хуйня! — возразил Цзян Чэн. — Ты сначала полез лапать и потом уже только спросил!


— Лапать? — непонимающе моргнул Вэй Ин. Цзян Чэн молча демонстративно схватил его за плечо и сжал, получив в ответ лишь глупое кривляние — Вэй Ин открыл рот в беззвучном «а-а-а!». — Я случайно, — повинился он. — Хотел словами предупредить, но рука быстрее сработала.


Цзян Чэн не стал сдерживать выражение невыносимой муки. Ты тупой и наглый, параллельно мысленно транслировал он.


— В следующий раз скажи.


— Если будет следующий раз — то скажу.


— Почему мы вообще замерли? — Цзян Чэн поводил головой, якобы осматриваясь, а Вэй Ин только пожал плечами.


— Мы вроде как пришли.


— Вроде как?


— Дальше тупик.


— Дальше тупик.


Откуда-то из-за спины прозвучал голос.


Цзян Чэн точно видел, что рот Вэй Ина в тот момент не шевелился, сам Цзян Чэн молчал. Они оба молчали, когда незнакомый пустой голос повторил: дальше тупик.


Вэй Ин совершенно не выглядел удивлённым.


— Я ослышался? — напрямую спросил Цзян Чэн, а вот тут Вэй Ин решил сыграть удивление.


— Нет. Дальше тупик.


— Нет, я про голос.


— Голос?


— Сука-блядь, — выдохнул гневно Цзян Чэн. — Что ж ты так блядь бесишь меня? Ты же понимаешь о чем речь.


— Вы, наверное, обо мне? — тут же спросили у Цзян Чэна за спиной, а Вэй Ин перевел взгляд ему за спину.


— Сяо Синчэнь, — сказал он. — Извините за грубые слова, что вам пришлось услышать.


— Прощаю, — снова отозвался голос за спиной, и в нем отчётливо слышалась солнечная улыбка.


— Познакомься, Цзян Чэн, — невозмутимо продолжил Вэй Ин и снова посмотрел на него. — Это Сяо Синчэнь.


Что там за Сяо Синчэнь, Цзян Чэн смог посмотреть, к сожалению, не сразу. Сначала он подавил оправданный всплеск ярости, пережил пронизывающий ужас и только после этого развернулся на сто восемьдесят градусов. До этого он, практически не моргая, смотрел в бесстыжие глаза Вэй Ина.


— Здравствуйте, — отозвался вежливо Сяо Синчэнь и склонил голову приветственно. Цзян Чэн коротко дёрнул головой в ответ, резко сбитый с толку странным чувством, напоминающим панику.


Сяо Синчэнь был очень красивым. Невыносимо красивым, тонким и будто был соткан из воздуха. Он словно сошел со страниц уся, воплотил в себе легенды обо всём неземном и инфернально прекрасном. На него было сложно смотреть долго, а стоило опустить взгляд — то сразу хотелось снова хотя бы разок взглянуть кратко, а потом прикипеть и снова смутиться…


Паника усиливалась.


Почему этот… Сяо Синчэнь вообще был в сердце Сюэ Яна? Значило ли это, что он был таким же ебанутым, раз связался с «пауканом»? Та ли эта душа, о которой Вэй Ин говорил с Сюэ Яном?


Вэй Ин, вырывая Цзян Чэна из беспокойных мыслей, осторожно подхватил его под руку и на первую же попытку вырваться дёрнул так сильно и понятно, что Цзян Чэн неохотно, но затих.


Сяо Синчэнь продолжал молча стоять напротив них и сиять сквозь темноту. Завораживающая картина. Но жуткая. У Сяо Синчэня не было глаз, а пустые глазницы были скрыты изящной белой лентой. Но это смотрелось так гармонично, что Цзян Чэн не сразу понял, что было не так.


— Так вы тот самый дух? — спросил Вэй Ин, подступая ближе. Цзян Чэн вынужден был тоже сделать шаг вперёд, хотя не особо хотелось. Вся эта ситуация была неприятно странной, и нить, и якобы душа, которая вдруг с чего-то дух. Они же душу искали?


Сяо Синчэнь непонимающе нахмурился.


— Тот самый?


— Именно. Столько из-за вас натерпелись, — Вэй Ин вздохнул грустно. — Точнее, из-за паукана, конечно, окончательно тронулся умом! И с вами связь тут косвенная, но есть.


— Связь? — Сяо Синчэнь поджал губы, обдумывая услышанное, а потом как-то…вздрогнул, встревоженный внезапным осознанием. — Паукан? — очень тихо спросил он. — Вы же имеете в виду Сюэ Яна?


— Да, — практически выплюнул Цзян Чэн.


Он, к собственному удивлению, среагировал до того, как Вэй Ин смог ответить. Ему было странно некомфортно и жутко, как и должно быть в таких местах — темных безлюдных, которые становятся еще страшнее, когда из ниоткуда вдруг появляется невыносимо красивый призрак и сочувственно тянет руки. Сяо Синчэнь с грустью уставился пустым взглядом куда-то мимо Цзян Чэна.


— Я не знал, — наконец прошептал Сяо Синчэнь. — Правда не знал.


«О чем ты не знал?» — хотел спросить Цзян Чэн. О чем он должен был и мог знать, если он давно уже помер. Иначе стали бы искать его душу?


— Никто не знал, — отмахнулся Вэй Ин.


Сяо Синчэнь склонил голову.


— Расскажите, пожалуйста, что натворил Сюэ Ян?


Вэй Ин покивал и улыбнулся.


— Хорошо. И вы мне тогда кое-что расскажете потом. Идёт?


— Конечно, — согласился Сяо Синчэнь, а потом улыбнулся грустно. — Вы назвали А-Яна пауканом. Вы Вэй Ин?


— Тот самый неповторимый.


— Я о вас много слышал, — продолжал он улыбаться. — А-Ян рассказывал, что вы постоянно называли его так, хотя знали, что ему не нравится.


— Упс, — псевдо-веселым тоном отозвался Вэй Ин.


Все это было неправильно.


— А вы? — сказал Сяо Синчэнь, махнул куда-то в сторону Цзян Чэна, и Вэй Ин легонько пихнул того в бок локтем.


А я инструмент для вымогательства, вертелось у Цзян Чэна на языке, А-Ян, Паукан, ебанутый псих Сюэ Ян меня похитил из моего собственного дома, прилепил к паутине и угрожал страшными расправами. Как у вас дела? Как вы умерли?


Неловкое молчание тянулось до тех пор, пока у Вэй Ина не кончилось терпение.


— Это мой ученик, — сказал он. — Цзян Чэн. Курирую его тут в непростом деле.


— Вы так быстро устали от магазина?


Вэй Ин пожал плечами, а Цзян Чэн закатил глаза — нахуй слепому в ответ пожимать плечами. Сяо Синчэнь улыбнулся.


— Тогда почему? Просто?


… то есть? То есть он видел?


— Это ведь не касается дела, — возразил Вэй Ин. Он притворялся? Или не замечал?


Выражение лица Сяо Синчэня вдруг стало растерянным.


— Не касается, — эхом повторил он. — И правда. Расскажите, пожалуйста, тогда что касается.


Касалось на самом деле очень много, но Вэй Ин почему-то решил этого сходу не уточнять. Даже на скромный взгляд Цзян Чэна, который за сутки в компании с Сюэ Яном повидал гораздо больше мерзопакостей, чем простое «стремление вернуть вас, которое причинило вред многим существам». У Сюэ Яна не было тормозов и хоть какой-то морали. Не люди же ее придумали? Вон дракон этот, по которому Вэй Ин вздыхал, судя по всему, вполне нормально себя вел, даже несмотря на другое происхождение!


Отбитый на всю голову. Что тут ещё можно было сказать?


Сяо Синчэнь выглядел таким расстроенным, будто он сам это все натворил и его вот только что поймали с поличным, и ему резко стало больно и совестно за все сделанное.


— А что он именно натворил? — спросил он тихо.


— Убивал, занимался вымогательством, обманывал, крал, — Вэй Ин задумчиво потер подбородок. — Что-то ещё было. А! Шпионил и нарушал личное пространство. Похищал людей! Ученика моего похитил.


— Ох, — вздохнул несчастно Сяо Синчэнь, — чтобы заниматься вымогательством?


— Именно, — Вэй Ин широко улыбнулся.


— Мне очень жаль, — сказал Сяо Синчэнь и низко поклонился. — Я попрошу его восстановить то, что восстановимо.


Цзян Чэн непонимающе посмотрел на Вэй Ина. Каким образом Сяо Синчэнь собирался что-то просить у Сюэ Яна, если он мертв? Они ведь разговаривали сейчас с душой? Или нет? Бесконечность новых обстоятельств путала его, магия, драконы, души и прогулки в чужом сердце — будь на то воля Цзян Чэна, он никогда бы в это не полез. Но его никто не спрашивал, просто забросили в это, приказали барахтаться и пока что даже барахтаться не получалось.


— Ладно, — сказал Вэй Ин. — Если вы этого хотите.


— Несомненно хочу, — ответил Сяо Синчэнь грустно. — Я никогда не хотел причинять кому-то неудобств. Даже косвенно.


— А что насчет леса?


— Что насчет леса? — с ужасом спросил Сяо Синчэнь. — А-Ян и с лесом что-то сотворил?


…превратил в кошмар арахнофоба и преобразователь здоровых людей в арахнофобов, умело совместив полезное с приятным.


Цзян Чэн молчал изо всех сил.


— Нет, не то чтобы, нет, — Вэй Ин покачал головой. — Я неправильно выразился, прошу прощения. Вы помните, как вы здесь оказались?


— Нет.


Сяо Синчэнь, как оказалось, не помнил ничего из того, что могло хоть как-то омрачить в его глазах (в его представлении?) чертового «А-Яна». Да, в нем было это темное зерно, но А-Ян много сделал хорошего для Сяо Синчэня и для леса, помогал, защищал и даже строил магический барьер, если тот истончался. Звучало это жутко и неправдоподобно, с другой стороны, Цзян Чэн вряд ли смыслил что-то в том, что должна была помнить душа после смерти. Возможно, все так и должно было быть. Только вот Вэй Ин хмурился так, будто сам находил эту ситуацию тревожной.


Цзян Чэн просто надеялся, что с Цзинь Лином все было хорошо.


— Меня будто похитили, — сказал Сяо Синчэнь. — Я помню… я помню, как он плакал, все казалось таким расплывчатым. А потом лес внезапно сменился темнотой.


Цзян Чэн шумно сглотнул. Белоснежная повязка, проваливавшаяся в пустые глазницы, медленно напитывалась кровью, пока Сяо Синчэнь растерянным тоном рассказывал о том, как он бродил в абсолютной пустоте долгое-долгое время и не мог найти выхода. Тьма была нескончаемой, оглушающе пустой.


— Я однажды нашел это озеро, — сказал Сяо Синчэнь и жестом указал перед собой. На Цзян Чэна и Вэй Ина.


— Какое озеро? — вежливо уточнил Вэй Ин.


— За вашими спинами, — Сяо Синчэнь улыбнулся. — Вы вовремя остановились, когда шли странной походкой, иначе бы свалились туда.


Тот самый тупик.


— Линия берега бесконечная, как и тьма. Я шел вдоль нее часами, иногда останавливался и опускал руку, чтобы проверить. И каждый раз была вода.


— А другой берег есть?


— Честно говоря, я никогда не проверял. Я… попытался один раз погрузиться в воду. И она была так холодна, что я не выдержал долго.


И снова это несчастное выражение на лице Сяо Синчэня. Вэй Ин вздохнул.


— Чтобы выбраться отсюда, нужно преодолеть озеро.


— Вот как…


— Здесь у меня мало сил, — сказал Вэй Ин. — Но возможно я могу помочь нам… всем. Да. Нам всем.


Кажется, он даже не дождался согласия Сяо Синчэня, сразу принялся нашептывать и выдавать невероятные пассы одной рукой, на которой висел Цзян Чэн. Вэй Ин на миг будто вспыхнул зелёным пламенем, совершенно не обжигающим, побледнел ещё сильнее, а потом реверансом указал Сяо Синчэню, что пропускает его вперёд.


Цзян Чэн хотел о многом спросить. Например, почему ему так и не позволили схватиться снова за нить, и он должен был идти с Вэй Ином под руку? Почему недавно погасшая в темноте красная нитка снова проступила, излучая практически неоновый красный, но Сяо Синчэню при этом не надо было держаться за нее? Почему они могли идти по воде? И как так вышло, что этот Сяо Синчэнь шагал в том размеренном ритме, о котором Вэй Ин его даже не предупреждал?


Сам Вэй Ин шагал чуть медленнее, сначала вместе намеренно отставая от Сяо Синчэня, а потом нагоняя ускорившимся шагом. Цзян Чэн вынужден был следовать за ним.


Цзян Чэн хотел, но не мог говорить — губы не размыкались, голос пропал, имелись все основания полагать, что это были происки Вэй Ина. Если он обладал хитрожопыми способностями, мог бы как-то и по-другому подать знак, чтобы Цзян Чэн молчал. Его пугала вся эта ситуация, его пугал Сяо Синчэнь, его легкомысленное «А-Ян» и повязка, которая теперь полностью напиталась кровью и пачкала его белые одежды. С потяжелевших концов ленты порой капало в воду, по которой они шли, и от тихого размеренного «кап-кап-кап» сумасшедше заходилось сердце. Цзян Чэн не был уверен, что он не чокнется после того, как все закончится.


— Вы так и не сказали, где мы.


Сяо Синчэнь шел впереди, фантастически красивый, он словно летел над водой — настолько плавными были его движения. Странного вида метелка, заткнутая за пояс его ханьфу, мерно покачивалась в ритм их шагов.


— О-о-о, это темное и ужасное место, — ответил тихо Вэй Ин. — Не уверен, что вам доведется когда-либо побывать в месте более ужасающем.


— И что же это за место?


— Его сотворил паукан, сам того не ведая.


Сяо Синчэнь от упоминания, что это «темное и ужасающее место тоже было сотворено его А-Яном» ощутимо расстроился. И хоть Цзян Чэн видел лишь его спину, он услышал тяжелый вздох, заметил небольшую заминку в движениях Сяо Синчэня.


— Вы, конечно же, наверняка хотите, чтобы я подробнее об этом рассказал, — после небольшой паузы сообщил Вэй Ин.


— Хочу.


— Я так и думал, — в голосе Вэй Ина зазвучала улыбка. — Я также рассказывал об этом паукану, но он плохо меня слушал, проигнорировал мои предупреждения, и вот мы имеем то, что имеем.


Сяо Синчэнь снова вздохнул, и Цзян Чэн повторил его вздох — кто-то страдал несомненной любовью к излишней драме и выебонам.


Вэй Ин якобы прочистил горло и продолжил:


— В человеческих школах для детей есть задания на сообразительность — изобразить что-то абстрактное материальным. То есть, конечно, так условия задания не звучат, иначе бы их никто никогда не понял. Там просто сказано: изобразите дружбу, изобразите стремление, изобразите что-то еще. Тем народам, которые используют руническую письменность и иероглифику, наверное, легче всего в этом плане изображать что-то неосязаемое рисунком.


— Да блядь! — рявкнул Цзян Чэн. И Вэй Ин с укором посмотрел на него.


— Терпение.


— Ноль терпения, нахуй. Мы идем по самому жуткому месту, я хочу знать, что меня может сожрать и почему до того, как это произойдет!


— Сожрать!.. — поразился Сяо Синчэнь. — Нас тут что-то может сожрать? — голос его странно вильнул, как на плохой записи.


— Ну, сейчас-сейчас, — засмеялся Вэй Ин, и в его беспечность легко можно было бы поверить, только вот Цзян Чэн в очертаниях тьмы мог разглядеть напряженное выражение лица. Нахуя тогда весь этот цирк устраивал?


— Что будет, если взять существо, у которого темная сущность, проблемы с социализацией и есть все признаки бурной психопатии?


— Говори нормально, — цыкнул Цзян Чэн, но Сяо Синчэнь поспешил заверить, что все было хорошо и что он все понимал. Только вот…


— Я не знаю, что будет, — признался он. — А что должно быть?


— Должна получиться душа, в которой хранится любовь. Точнее… Тут все сложнее! Абстракция редко имеет какую-то логику, а мы еще и говорим о чувствах паукана. У меня этим одна русская нежить страдала: игла в яйце, яйцо в утке, утка — в зайце.


— Зачем игла?


— Это пример, нерелевантно вообще. То, что действительно релевантно, — в душе сердце, в сердце любовь. И это все относится к паукану. Как дом в доме или рассказ в рассказе. То меньшее, что попало в большее, имеет свои правила, но и подчиняется правилам большего. А у нас тут тройной уровень.


— Я нихуя не понял, — признался Цзян Чэн.


— И где мы? — спросил тихо Сяо Синчэнь. — В душе? В сердце? Или любви? Какому «дому» принадлежит эта тьма?


— Этого уже не понять. А вот наше местоположение я сразу определил — мы в сердце.


…достигнув такого уровня стресса и ахуя, Цзян Чэн уже не мог сказать точно, на самом деле, чего он хотел больше — действительно не понимать того, что говорил Вэй Ин, или только притворяться. Творчество никогда не было его сильной стороной, если речь шла именно о созидании, потому абстракция и ее законы (тем более, в рамках магии и прочих нечистых сил) он воспринимал с трудом. Но воспринимал. И на его взгляд, совершенно неважным было то, какая оболочка на что влияла, откуда шла эта непроглядная тьма (Цзян Чэн считал, что и душа, и сердце Сюэ Яна были гнилыми, так что его предположение — тут говно смешалось с грязью). Важнее было то, что так и осталось непонятным: кем являлся Сяо Синчэнь? Чем?


В душе сердце, в сердце любовь.


Капель стихла, а под ногами захрустел острый гравий.


Сяо Синчэнь замер и медленно повернулся к ним — повязка на глазах отдавала болезненно белым светом и сияла в темноте.


Не было крови.


— Кстати, мы преодолели океан сожалений, — заметил Вэй Ин. — Хотя на мой взгляд, это на океан не тянуло. Так, лужица. Кажется, единственное, о чем Сюэ Ян когда-либо сожалел — это ваше убийство.


Сяо Синчэнь продолжал молчать, и уголки его губ были горько опущены вниз.


— Вы не душа, — сказал Вэй Ин.


— Нет, — произнес тот голосом паукана. Справа из темноты раздался странный шаркающий звук.


— Ты все еще плохо врешь, — заметил Вэй Ин. — Рассказывать о себе как о слепце, а потом не скрывать того, что видишь.


— Ошибка, — со вздохом заявил Сяо Синчэнь, а потом вдруг расплакался горько, и кровь снова потекла из его глаз. — Так он убил меня? Это он убил меня? Это я убил себя? И где Сун Лань?


Цзян Чэн боялся шевельнуться. Пока что-то, выдававшее себя за того-самого-Сяо-Синчэня усиленно лило слезы, будто сломанное системной ошибкой, к его ногам, подвывая, ползло жуткое искалеченное существо. Оно сломанными выкрученными пальцами цеплялось за землю, подволакивало кишки, вывалившиеся из распоротого живота, и в инфернальном сиянии белых одежд смотрелось одутловатым серым пятном.


— Ебать, — выдохнул Вэй Ин. — Какие люди…


Сяо Синчэнь резко прекратил плакать, когда искореженная херня задергала его за полы ханьфу и завыла, требуя внимания. К своему ужасу (и арахнофобии) Цзян Чэн у отвратительной твари на морде разглядел восемь пустых глазниц.


Сяо Синчэнь опустился на корточки рядом с уродцем и с сочувственным выражением принялся мягко гладить его по голове, безупречными пальцами прикасаясь к засохшей пакле. Цзян Чэна замутило.


— А вот и любовь, — шепотом произнес Вэй Ин.


— Любовь? — едва слышно переспросил Цзян Чэн и еще сильнее вцепился в руку Вэй Ина. Знакомое чувство ужаса сковало тело, было невозможно двинуться.


— Да. Разве ты не ощущаешь? — он перевел взгляд на Цзян Чэна. — Это сердце полно любви.


Цзян Чэн повернулся к Сяо Синчэню, который на них практически никакого внимания не обращал.


— Кто… кто из них?


— Оба. Как неделимое целое. Как и эта темнота часть него. Все и сразу.


Если честно, звучало это все пиздецово.


— А где душа? — безнадежно спросил Цзян Чэн.


— Ее здесь нет.


Вот это охуенные новости. Прямо всем новостям новости. Зачем они тогда вообще сюда припёрлись?


— И как нам отсюда выйти?


— Боюсь, что никак, — ответил Вэй Ин с отвратительной обреченностью в голосе.


— Никак? — с ужасом и гневом переспросил Цзян Чэн.


— Отсюда мы сможем только убежать.


Сяо Синчэнь дернулся от слов Вэй Ина и, забыв про уродца, медленно поднялся.


— Убежать? — спросил он неприятным голосом — будто кто-то провел ножом по стеклу. — Куда? Зачем?


— Чтоб ты нас не сожрал, — Вэй Ин шумно сглотнул. Сяо Синчэнь с ломкой ухмылкой на губах дрожащими, измазанными в гнили руками развязал повязку, закрывавшую ему глаза. Он дышал с присвистом, всхлипывал, и кровь снова текла из его глазниц. Не пустых. О нет. Плотно набитых паучьими лилиями. Красными-красными-красными паучьими лилиями.


— Пиздец, — просипел Цзян Чэн.


— Больно, — пожаловался Сяо Синчэнь, растирая кровь по щекам и задевая лепестки. — Вэй Ин, мне так больно!


— Блядь!!!


Вэй Ин, резко дернув Цзян Чэна за руку, рванул вперед, мимо Сяо Синчэня и завывавшего уродца. И они побежали. Огромная оглушающая темнота вокруг них содрогалась и заходилась в дрязге, словно они оказались в эпицентре землетрясения. Цзян Чэн бежал, что было мочи, не чувствуя ног, рук, и вцепившись Вэй Ину в плечо железной хваткой, а позади них что-то вопило, чавкало и рыдало.


— Сука-сука-сука! — орал Вэй Ин, задыхаясь на ходу, потому что нельзя разговаривать, когда бежишь.


— Не ори! — рявкнул Цзян Чэн.


— Я выполнил свою сделку! — снова проорал Вэй Ин. — Выпустите нас, блядь, отсюда! Паука-а-а-а-ан! Если он не сдохнет сам! Хых! Я его! Хых! Убью!


— Закрой рот!


Цзян Чэн едва не наступал ему на пятки, потому что этот идиот постоянно тормозил. Отвратительные лязгающие и чавкающие звуки приближались, и его вот-вот могла настигнуть самая уродливая любовь, которую когда-либо видели во всех мирах.


Вэй Ин вдруг споткнулся, повалился, не отпуская нити, которая висела теперь в воздухе как перила. И Цзян Чэна он, разумеется, утянул следом.


В метре от них замерла… херня, настолько… настолько отвратительная, неприглядная, что Цзян Чэн, измученный водопадом охуительных событий за последние сутки, от взгляда на нее, от усталости, от смиренной паники наконец позволил себе потерять сознание.


То, что он увидел, смесь гнилостного кадавра и белоснежной призрачной красоты, он забыл практически сразу. Воспоминание отпечатком выжглось только в глубине беспокойного подсознания.


Навсегда.


И то, как Вэй Ин кричал его имя, тряс за плечи, он уже не слышал.


***

Вэнь Цин, застыв на пороге, смотрела на Вэй Ина так, будто увидела призрак. Вэй Ин тоже смотрел на нее так в ответ, потому что обычно его появлению (в любое время суток, кроме ночи, наверное) в этом доме никогда не удивлялись.


Такая реакция оказалась очень неприятной.


У Вэй Ина со вчерашнего вечера болела голова. Он кое-как пережил празднование своего дня рождения в кругу семьи, доблестно со всем справился, потому что Цзян Чэн расстроился бы, если бы Вэй Ин рано ушел и отказался досидеть до конца. Они потом играли в настолки, вместе с разрешения дяди погоняли приставку, а потом разошлись спать, и Вэй Ин перед сном обнимал всех, и даже тетя Юй позволила заключить себя в крепкие объятия. Вэй Ин чувствовал себя безумно счастливым, но одновременно с этим — невыносимо несчастным, терзаемый чувством вины за собственную глупость.


Он с трудом проглотил один из эклеров, но так, чтобы Цзян Чэн, взволнованно наблюдавший за ним, ничего не заметил. Цзян Чэн, конечно, очень мило смущался, пока Вэй Ин в подробностях рассказывал ему, почему он самый лучший брат на свете. Как смешно он пытался ругаться не ругаясь, потому что за потасовкой пристально наблюдала тетя Юй, и отпихивал Вэй Ина, полыхая красным лицом. Чудо, а не брат!


Как только на следующий день закончилась школа, Вэй Ин тут же прибежал к Вэнь Нину и Вэнь Цин.


— Ты пришел, — выдала обескураженная Вэнь Цин.


— Пришел, — подтвердил Вэй Ин и прищурился. — Ты удивлена?


— Нет.


— Ты меня вчера усыпила? — в лоб спросил он.


— Да. Ты расплакался и начал канючить, что не хотел такого. Прощения просил и пытался разбудить Вэнь Нина.


Вэй Ин шумно сглотнул. О предки. Это так тупо и унизительно. Он и правда вчера себя так вел?


— Я не помню.


— Не благодари.


Они все еще стояли на пороге.


— А А-Нин?.. Он как себя чувствует?


Вэнь Цин точно оттаяла и хмыкнула, отходя в сторону.


— Ты можешь зайти и спросить сам.


…в принципе, больше ничего Вэй Ину не было нужно. Только выстраданное чувство вины, за которое он цеплялся пока не совсем осознанно, тарелка с тремя недоеденными эклерами, которые продолжали стоять на столе, и Вэнь Нин, устроившийся на веранде в куче одеял. Вэй Ин пришел просить прощения за собственную глупость, за самонадеянность и кучу других вещей, которые он вчера составил в список, пытаясь подобрать наиболее точное определение своему проступку.


Определение так и не нашел, но список получился солидным.


Несмотря на приближение поздней осени, на улице все еще было солнечно. Потом, когда начнет лютовать зима, Вэнь Цин сделает нужный ей климат на заднем дворе. Там будет палить солнце, зеленеть трава и будут петь залетные адские или небесные птицы, пока улицы за изгородью будут утопать в снегу.


Вэнь Нин, увидев Вэй Ина, улыбнулся тепло, словно совсем-совсем не злился из-за вчерашнего. Или даже не расстраивался. Вэй Ин на его месте расстроился бы, хоть и попытался бы этого не показать, но вот, наверное, сестренка или А-Чэн все равно заметили ли бы.


— Привет, — сказал он смущенно и сел рядом с Вэнь Нином на одно из неприкаянных одеял и решил не тянуть. — Мне стыдно. Прости, пожалуйста. Я поступил как эгоист.


Вэнь Нин вздохнул.


— Я не в обиде, — сказал он искренне.


— Зря, — насупился Вэй Ин. — Не слушай меня в следующий раз, я слишком наглый.


Вэнь Нин посмотрел на него удивленно, а потом тихонько рассмеялся.


— Сестра написала тебе текст?


— Нет, я сам! — возмутился Вэй Ин, да так сильно, что весь раскраснелся. И это было совсем не от смущения! Возможно, он немного запомнил из того, что Вэнь Цин наговорила ему вчера, но Вэй Ин все переосмыслил! Сам! И выводы тоже сделал сам.


— Она мне сегодня ровно то же самое говорила.


Вэй Ин вздохнул.


— Мне не нравится это признавать, но она, наверное… ну… права.


— Наверное, — беззлобно подначил его Вэнь Нин.


— Без наверное, — раздалось у Вэй Ина за спиной. — Маленький наглец.


В руках она держала поднос с чаем и, хвала всем богам, без эклеров. Вместо этого там лежали засахаренные фрукты, которые не очень нравились Вэй Ину, зато Вэнь Нин их обожал.


Вэй Ин расплылся в широкой улыбке, и чувство облегчения захлестнуло его с головой.


— Сестренка Цин!


У них было ровно два часа, чтобы попить чай, обсудить последние новости из потустороннего мира (точнее, Вэй Ин в основном только слушал) и бесцельно проваляться под солнцем, кутаясь в одеяла. Потом Вэнь Цин объявила о срочных делах и намеченной встрече, попросила не шуметь, сильно не высовываться и отправила их отдыхать. Вэй Ин тут же устроился в библиотеке — у него осталась недочитанной книга про троллей. На самом деле, она больше походила на огромный медицинский справочник, да и там были целые разделы, посвященные анатомии, физиологии и слабым местам этих существ. Вэй Ин читал взахлеб, выписывал непонятные слова, чтобы потом пристать к Вэнь Цин с расспросами и полностью игнорировал шум и посторонние голоса в доме.


Как оказалось, в библиотеке он тоже сильно мешал.


Вэнь Цин в окружении десятка… гномов — это были гномы? маленькие, сморщенные, похожие на проросший картофель, одетый в шелка, — распахнула двери и молча уставилась на Вэй Ина.


Надо будет потом спросить, что это были за существа.


Тот понятливо вылез из-за стола и с книгой под мышкой прошмыгнул на задний двор — там вроде никого не было, зато валялась целая куча одеял, которую они не успели убрать. Вэй Ин собирался дочитать про горных троллей, а потом пойти домой и ради разнообразия поделать уроки.


При его приближении комок из одеял шевельнулся.


Вэй Ин замер настороженно. В мыслях прозвучали слова Вэнь Цин о том, что его никто не тронет в магазине, но на всякий случай при появлении странных личностей стоило звать ее.


Сначала надо было проверить. Вдруг кто-то отстал?


— Эй, — подал голос Вэй Ин. — Ты… ты заблудился?


Одеяло (между прочим, любимое, с узором в виде бабочек, но очень мягкое, такое мягкое!), которое приняло форму маленького закутанного человечка, пожало плечами, потом кивнуло, покачало головой. Все сразу. Вэй Ин ничерта не понял.


— Так да или нет?


— Немного, — признал приглушенный голос, который… звучал совсем как детский? Будто существу под одеялом было пять или шесть лет?


Вэй Ин смело подошел и сел рядом на второе любимое одеяло, черное с красными полосками.


— Я Вэй Ин, — представился он. — А как тебя зовут?


— Не помню, — грустно сказал голос.


— Совсем не помнишь? — огорченно спросил Вэй Ин. А потом чуть не залепил себе пощечину. Ну точно! В магическом мире, где имя ценилось порой больше крови, не каждое существо решалось представиться. А он вот так сходу ляпнул свое имя.


Ладно, это было весьма беспечно. Вэй Ин надеялся, что с ним ничего потом не случится.


— Совсем не помню, — покивало одеяло.


— Ладно. Можешь называть меня братик Вэй, — одеяло на эту просьбу кивнуло. — Тебя отвести к остальным?


— Не надо. Я… Я сам. Потом.


Вэй Ин снова пристально посмотрел на него.


— Ладно.


— Только я… можно я не сразу? Можно тут еще посижу, братик Вэй?


Вэй Ин улыбнулся.


— Можно. Я буду читать, и ты мне совершенно не помешаешь.


— А о чем читать?


— О троллях! — с готовностью выпалил Вэй Ин. — О всяких разных. Хочешь, почитаю вслух?


Одеяло неуверенно засопело, словно очень хотело, чтобы ему почитали вслух, но не решалось сказать «Да». Цзян Чэн раньше делал точно так же, такой милаха! Вэй Ин, ощущая восторг, демонстративно открыл книгу и начал молча водить пальцем по строчкам — быстрее, чем если бы он действительно читал.


— Почитай вслух, — выпалило одеяло будто на грани собственной смелости.


Вэй Ин засмеялся, покивал.


— Ладно-ладно, — сказал он. — А ты так и будешь сидеть в одеяле?


Одеяло кивнуло, сжалось в комочек, будто кто-то под ним подтянул колени к груди и крепко себя обнял.


— Я прячусь, — призналось оно.


— Тогда не буду тебя выдавать, — сказал Вэй Ин. — Про каких троллей тебе прочитать? Есть красивые тролли! Они так и называются, представляешь, — красивые тролли, а есть тролли-берсерки. А в одном из миров вообще есть троллоны!


— Троллоны? — ахнуло одеяло.


— Потомки ледяных троллей или миниатюрных крылатых драконов! И несмотря на то, что красивые тролли и правда красивые, именно троллоны считаются самыми красивыми в своем роде!


Одеяло не двигалось. Задрав голову, оно словно таращилось на Вэй Ина, открыв удивленно рот.


— Хочу про троллонов послушать, — сказало оно. — Можно? Которые самые красивые?


Вэй Ин широко улыбнулся.


— Конечно.


Он читал вслух редко, а потому иногда запинался или натыкался малознакомые слова, значение которых помнил, но не помнил, как нужно было произносить символы. Приходилось описывать своими словами. Вэй Ин немного стеснялся слишком долгих пауз или запинаний, но существу под одеялом, кажется, все нравилось. Оно поближе подсело к Вэй Ину, а потом и вовсе, послушавшись, устроило тяжелую голову у него на коленях. Вэй Ин не находил это тревожным, хотя книгу теперь приходилось держать на весу, а она была тяжелой. Руки быстро устали.


Судя по размеренному дыханию, существо под одеялом спало, уснув как ребенок под сказку. И Вэй Ин боролся с искушением посмотреть, кто там был. Он, решительно выдохнув, отогнал плохие мысли прочь и отложил книгу. Собрал несколько тонких одеял в куль и бережно принялся отползать в сторону, поддерживая существу голову.


Чувствовал он себя странно.


Главу так и не дочитал, оставил странное существо спать на заднем дворе Вэнь Цин, а сам пошел домой — делать уроки, а потом гулять с Цзян Чэном. У того наконец выдался свободный от занятий и факультативов вечер.


Книгу он вернул в уже пустующую библиотеку и ни с кем не попрощался. Все были заняты.


Пропажи одного из эклеров с тарелки на кухне он тоже не заметил.