В книге о судьбе клана Вэнь, которую Вэй Ин читал запоем, присутствовала одна неточность: в ней говорилось, что в пустоту и мрак попало тридцать девять человек, и что Вэнь Нин, выдающийся заклинатель, стал возводить магазин посредством своих духовных сил. Он единственный, кому требовался сон, потому что он тратил силы в огромном количестве, и вскоре его золотое ядро стало хрупким, почти неосязаемым.
Тогда-то, писала книга, и пришел странный образ, сотканный из сотен нитей, похожий на ребенка, он зашептал о том, что одно их согласие — и магазин станет центром перекрестка, они все смогут жить припеваючи. Всего-то нужно будет веками обитать в одном месте, совершать сделки, набивая жадную бездонную пустоту полученной силой.
Это была первая сделка, говорила книга, и в чем-то она была права: если не брать в учет имя одного мальчика, который очень хотел помочь своим родным и который канул в лету, он был вырван из истории, вторая сделка на полных основаниях стала первой.
Но мальчик был. Просто его никто не помнил — даже те, о ком все забыли.
Мальчика звали А-Юань, и за свою недолгую жизнь он успел увидеть столько боли, ненависти и отчаяния. Он просто хотел помочь. Он просто хотел спасти.
Сначала они стояли на подходе к площади, окружённые гневной толпой, слушали выкрики, проклятия и пожелания сдохнуть самым болезненным образом, который только можно было придумать. А потом, заглушая всех остальных, кто-то вдруг прокричал:
— Лучше бы вы никогда не рождались на этот свет!
Толпа на мгновение затихла. Застыла. И загомонила:
— Выродки! Вы не должны были рождаться!
Сорок человек, не совершившие никаких преступлений, шли через пламя, стремившееся пожрать их еще до суда, и закрывались от камней. В середине этой толпы, оберегаемый взрослыми, шел и плакал маленький А-Юань. На самом деле, А-Юань не был таким уж маленьким — ему почти исполнилось восемь на тот момент, но двухлетняя война, голод и жизнь в изгнании никому не шли на пользу: А-Юань выглядел худым, тонким, хрупким. Сколько ему было? Семь? Никто бы не дал ему и шести.
А-Юань спросил у бабушки, за что его так ненавидели и за что ему желали столь ужасной смерти: иного отношения к себе он от других людей почти не видел, только от родных: бабушки, дяди и тети, которые шли впереди всех как самые главные преступники. Они все носили фамилию Вэнь, и никому из них не была положена пощада. Но дядя и тетя еще были сильными воинами и искусными заклинателями. Они все два года помогали вражеским войскам, как умели, и в конце концов за них никто не вступился.
Когда огромная железная дверь за ним захлопнулась, А-Юань впервые в жизни понял, что такое страх смерти. Его оставили с бабушкой, которая тут же усадила его себе на колени и принялась утешать нежным уставшим голосом. Ее руки были мягкими и нежными, а ее тихим словам о том, что все было хорошо, что все будет в порядке, очень хотелось верить. А-Юань верил. Ведь А-Юань ничего не сделал. Императору обязательно об этом скажет, и он отпустит А-Юаня.
— А тебя? — А-Юань поднял на бабушку полный грусти взгляд, и бабушка улыбнулась.
— И меня отпустят.
На уши легли осторожные руки, и мимо прутьев клетки прошелся надсмотрщик. Он неприятно улыбался и что-то говорил, посмеиваясь, но его голос звучал глухо и совершенно невнятно.
А-Юань постарался, как следует, когда ел ужасную пресную кашу, склизкую, с комочками непонятного происхождения; когда пил воду; когда ложился спать с мыслями, что завтра император уже точно будет знать, что А-Юань и его семья не причастны к чему-либо из того, что перечисляли на площади.
А-Юань не знал и никогда не узнает, что через час император подписал указ о смертном приговоре для жалких остатков клана Вэнь: он изящно махнул кистью, передал приговор советнику и отправился в опочивальню — к одной из своих прекрасных жен. Ни о каком А-Юане он не слышал, да и вряд ли это действительно что-нибудь изменило.
Казнь была назначена на раннее утро — пытки, а затем и обезглавливание под монотонное причитание монаха. В истории эту страницу назвали бы как-нибудь изящно: убивший дракона сам превращается в дракона. Или — кинув камень в летящую ласточку, ты сам останешься без руки. Что-то такое пафосное, что отлично описало бы дальнейшую политику молодого императора. И то, кто страдал от безжалостного Вэнь Жоханя, потом и сам следовал его стремлению выжечь и растоптать все неприятное, чужеродное, как сорняк. А-Юань не знал, что его дальний-дальний родственник как-то сжёг храм с прихожанами, заперев их внутри. Там же были и члены императорской семьи — наследный принц, дочери, кузены и кузины, они чтили в тот момент добросердечную Гуанъинь, молились за страдающий народ.
Народ был в ярости.
Честно говоря, А-Юань даже не знал, кто такой Вэнь Жохань, потому что о нем быстро перестали говорить с благоговением и восторгом, его имя вырезали из истории, осквернили. Точнее, он сам осквернил его и омыл кровью, одурманенный жаждой власти.
Власть. Упоительная власть.
А-Юань всюду следовал за бабушкой и даже поздоровался с тюремщиком, умиротворённый надеждой, что император уже во всем разобрался и всех простил.
Тюремщик, кажется, очень удивился.
С этого момента отсчёт истории пошел по минутам, пока вся Поднебесная, затаив дыхание, ожидала смерти сорока ни в чем неповинных людей: стариков и детей, которым не посчастливилось иметь фамилию Вэнь.
Лучше бы не появлялись на свет. Лучше бы вы не рождались.
В этих словах таилось грустное и одновременно сакральное: возможно, всем, даже этим несчастным людям, было бы легче, если бы они действительно не рождались. Слова звучали горько и зло, из каждой семьи, от бездомных и бедняков, от каждого, кто слышал о клане Вэнь и их ужасном предводителе, который так и не смог дойти до солнца и занять трон — Вэнь Жохане.
Их флаги жгли, их имения крушили и разворовывали, их проклинали, и это проклятье облетело всю страну за считанные мгновения, зазвучав громче: лучше бы вы не рождались на свет.
Их не успели вывести из темницы, когда они все исчезли.
Их подвели к тяжёлым высоченным воротам и приказали остановиться. А-Юань смотрел на эти ворота, задрав голову и чувствовал удушливую тревогу, как будто ему сказали, что император резко забыл о них, и они снова вынуждены будут жить скрываясь и убегая.
Мир вокруг загудел. Расплылся. И исчез. А высоко-высоко в небе, сделав красивую изящную петлю, исчез белый дракон.
К сожалению, никто об этом уже не вспомнит. К сожалению, из всех живых существ только дракон помнил о той встрече: тогда он шел по облакам и по времени и видел, как тянущиеся нити судеб для этих людей наливались черным цветом; он почему-то захотел их спасти.
А-Юань сначала громко плакал и не понимал, что происходило, — он очень боялся темноты, а она навалилась так резко, так неожиданно, что от нее некуда было скрыться. Она даже расплывалась под ногами, и единственным различимым пятном в осязаемой черноте были форменные клановые одежды. А-Юань цеплялся за бабушку и постепенно успокаивался, не отпуская охвативший его ужас, а только привыкая к нему.
Тетушка Цин выглядела встревоженной и дядя — они оглядывали это место, точно тоже не могли понять, где они все вдруг оказались; а ведь они среди остатков клана лучше всех разбирались в магии и заклинательстве — так говорила бабушка.
Тьма сгущалась.
— Надо идти, — сказал дядя Нин. — Нельзя стоять на месте.
И они пошли.
А-Юань, до этого чувствовавший себя голодным и замученным, вдруг понял, что голода больше не было, как и желания спать, только бесконечный страх за родных и за себя. А-Юань крепче вцепился в сухую ладонь бабушки и подумал о том, что было бы хорошо, если бы они смогли ото всего этого спрятаться и вернуться в родной мир, где их уже не помнили с ошибочной ненавистью. Где их просто не помнили. Им нужен был дом, нужна была тишина, еда и сад, где А-Юань мог бы играть с другими детьми.
А-Юань с трудом сдержал слезы.
Они шли-шли-шли-шли. И порой мимо них проплывали странные фигуры, высокие, низкие, объемные или едва заметные. Тогда приходилось замирать и даже не дышать, что получалось удивительно легко.
Они шли-шли-шли-шли-шли-шли и шли, и А-Юань даже не чувствовал усталости в ногах. Он все это время шел и думал: дом, двор и защита для всех, кто оказался с ним в гнетущей пустоте, чтобы жили все как можно дальше. Что для этого надо было сделать? Что отдать? У А-Юаня ничего с собой не было, но он очень потрудился бы найти все, что требовалось для свершения этого желания.
— И даже себя? — вдруг спросил тихо голос из темноты.
А-Юань вскрикнул и дернулся, испуганно оглядываясь, но он ничего не увидел. Никого не увидел. Даже бабушки, дедушки, дяди и тети — никого не было рядом, хотя он секунду назад держался за теплую ласковую руку и храбрился.
— Кто это? — спросил тихонько А-Юань.
— Разве это важно? — ответил голос. — Я — это все. Все, что вокруг и что в твоём сердце, малыш.
А-Юань испуганно дернулся. Он был сбит с толку.
— В моем сердце?
— Да.
Сердце бешено колотилось, А-Юань дрожал и ничего не понимал. Голос зазвучал мягче.
— Тише, — сказал голос.
— Где все? — А-Юань расплакался и сел на чёрную землю. — Где бабушка? Где дядя и тетя? Почему я здесь?
— Тише, с ними все хорошо.
А-Юань выдохнул и сжался ещё сильнее:
— А со мной?
— И с тобой.
А-Юань снова осмотрелся. Тьма, черная и непроглядная, окутывала его ласково, точно нежное пуховое одеяло, но успокоиться это нисколько не помогало.
— Тогда почему я здесь? — он всхлипнул. — Хочу к бабушке. Хочу к остальным.
Голос поцокал.
— Видишь ли…
А-Юань задрожал сильнее.
— Я хочу им помочь, и я знаю, что ты тоже хочешь им помочь. Поэтому позвал тебя сюда, — заверил его голос. Он звучал очень убедительно, но всегда — гулко и настораживающе. Только вот помощь бабушке и всем-всем-всем…
— Правда?.. — прошептал А-Юань. — Вы им можете помочь?
— Конечно, — заверил его голос, и что-то в его тоне было странным…
— Я вам не верю, — выпалил А-Юань и расстроился, виновато потупившись. А вдруг слова насчет помощи были правдой. И тогда, получается, его родным могли помочь? Они вдруг все оказались в пустоте, а что могло быть хуже этого?
— Ну, как же так, А-Юань, я предлагаю помощь! — расстроенно протянул голос. — Честно. Ты ведь не хочешь, чтобы бабушка, тетя, дядя и все остальные бродили во тьме и не знали, куда идти?
А-Юань представил, как они еще целую вечность будут идти по пустым и глухим коридорам и испугался еще сильнее. В его сознании кромешная тьма вдруг преобразилась и стала походить на путанные лабиринты темницы, в которой А-Юаня и остальных недавно держали:
— Я… Я… не хочу.
— Ну и отлично, А-Юань. Ты ведь знаешь, что это за место?
— Нет.
— О! Это, А-Юань, перекресток, а во всех мирах знают, что перекресток — это место исполнения желаний, даже самых сложных. Вы первые люди, которые смогли сюда попасть, и выбраться отсюда своими силами вы не сможете, потому я предлагаю помощь.
А-Юань, смутившись, впился взглядом в свои коленки. Так что же это все-таки было? Пустота? Или перекресток с желаниями? А-Юань чувствовал себя неловко и некомфортно, даже несмотря на то, как рьяно ему предлагали помощь, а потому молчал.
— Вот что, А-Юань, — не выдержал голос, — Давай как взрослые решим, чего ты хочешь, а я назову тебе цену. В конце концов, это ты меня позвал.
А-Юань удивленно вскинулся.
— Я?
— Да. У тебя ведь есть очень сильное желание, А-Юань, — проворковал голос. — И ты очень-очень сильный. Назови мне свое желание.
Сжав кулаки в руки, А-Юань встал и смущенно потоптался на месте.
— А ты… ты скажешь, кто ты? — спросил он.
— Я? — усмехнулся голос.
— Ты ведь знаешь мое имя, — сказал А-Юань. Иначе было нечестно. Бабушка всегда учила, что для начала всегда следует представиться друг другу.
Голос молчал несколько мгновений.
— Ну ладно… — согласился он. — Я Пустота, А-Юань. Я заполняю ничто между мирами и потерянные сердца, я заполняю глупые головы и паузы между словами. Разве ты никогда не слышал обо мне?
— Нет… — честно ответил А-Юань. — Извините.
— Очень жаль. Но ничего, — голос усмехнулся. — Теперь-то мы знакомы, верно?
А-Юань кивнул и его резко вдруг повело, закачало, и ему снова пришлось сесть на непроглядную темноту.
— Чего ты хочешь, А-Юань? — зашептал голос, обволакивая его. — Я исполню любое желание.
И на этот раз А-Юань подчинился ему.
— Хочу… — всхлипнул он, представив теплые ласковые объятия бабушки и песни, которые она ему напевала. — Хочу, чтобы все мои родные прожили так долго, как можно. И чтобы они построили дом, чтобы выбрались из этого места. И чтобы у всех все было хорошо!
А-Юань вздохнул и зажмурился. Затылка словно коснулась черная холодная рука.
— Очень сложное желание, — похвалил его голос. — А для себя ты чего-нибудь пожелаешь, А-Юань?
— А можно?..
— Конечно, — голос улыбнулся. — Все, что пожелаешь.
— Хочу сад, чтобы играть там с другими детьми.
— Хорошо, А-Юань, так я и сделаю. Все, что ты попросил я исполню, — плечи обвили длинные костлявые пальцы, шепот зазвучал громче, будто прямо в голове. — Но помнишь ли ты цену? Я говорил в самом начале, А-Юань, подумай.
— Я, — сказал покорно А-Юань, мгновенно вспомнив, и заплакал. — Цена — это я.
— Ты.
— А с ними… с ними честно-честно все будет хорошо? И с бабушкой?
— Конечно, — голос звучал как кокон. — Только ты никому не сможешь рассказать об этом, потому что иначе чары не сработают. И желание не исполнится.
— Я никому не скажу, — сонно всхлипнул А-Юань и в глубине души вдруг согласился — на все-все. Голос улыбнулся черной холодной улыбкой и сказал:
— Не скажешь.
А-Юань вздохнул — один последний раз, а затем его наполнила пустота, злая и беспощадная, насытившаяся чужой бедой. Она исполнила желание мальчика, и бабушка, которая секунду назад держала А-Юаня за руку, спокойно пошла дальше сама, забыв о нем. Все те немногие, что знали А-Юаня, забыли о нем, как и до этого о них забыли другие люди, которые в этот самый момент недоуменно разбредались с площади по домам, не понимая, зачем они тут оказались.
Палач убрал топор, а мальчик, имя которого навеки кануло в пустоту, лишился глаз, голоса и сердца, и вместо него заговорил другой голос, набившийся в маленькое тельце, будто в пустоту между мирами.
Голос снился, голос говорил и направлял, помогая всем, кто позабыл А-Юаня, стать счастливее и обрести новый дом на месте, где сбывались все желания. Голос был голоден и никогда не мог насытиться.
А-Юань крепко спал. И больше никогда не просыпался.
***
Брат говорил Лань Ванцзи, что где-то на страшном и далёком пересечении миров был магазин, куда любой мог прийти, если знал дорогу, и заключить какую-нибудь сделку. Обычно сделки касались артефактов, талисманов и редких вещиц, бесполезных, но памятных, а сделки эти проводили люди, но не простые, а отринутые собственным миром. Отречение превратило их в вампиров, правда, до крови им не было никакого дела: они питались чужими судьбами, покуда у них не было своей.
Со слов брата эти хозяева магазина представлялись страшными и безжалостными, и Лань Ванцзи не боялся за свою судьбу, когда первый раз отправился в магазин, только потому что рядом с ним был старший брат. Лань Сичэнь был очень сильным, и дядя постоянно хвалил его и ставил Лань Ванцзи в пример. Говорил, мол, посмотри, Ванцзи, чего уже достиг твой старший брат, однажды и ты будешь таким же сильным и мудрым драконом. И Лань Ванцзи сдержанно кивал, бесконечно радуясь за брата. Брат же открыто, но умеренно наслаждался похвалой и тем, сколько восторга было во взгляде Лань Ванцзи.
Поэтому он не боялся. Брат научил его быть человеком, подождал, пока Лань Ванцзи наденет парадные одежды, и провел по звёздам и облакам — до тёмного гулкого тоннеля, вход в который зиял посреди яркого неба как нарыв. Они шли в тишине, и Лань Сичэнь не выпускал его руки, пока мимо них стремительно текло время.
Лань Ванцзи представлял себе по-разному, как мог бы выглядеть магазин, но ни с одним из вариантов он не угадал — это оказался не темный таинственный дворец, не эфемерная призрачная усадьба, наполненная стенаниями похищенных судеб, даже не каменный оплот, возведенный до мрачных небес чудовищной силой, нет. Лань Ванцзи удивлённо осмотрел скромных размеров дом, цветущий двор и поднял несмелый взгляд на высокую статную человеческую женщину, которая вышла их поприветствовать.
Женщина, кажется, тоже была удивлена появлению Лань Ванцзи, и Лань Сичэнь, вежливо улыбнувшись, объяснил, что дядя оказался занят очень важными делами, и потому Лань Сичэнь решил привести своего младшего брата.
Лань Ванцзи приветственно поклонился, представился и заставил себя опустить взгляд, чтобы не начать рассматривать человеческую женщину — он почти что погибал от любопытства, но это было бы как минимум невежливо.
Женщина представилась в ответ, назвавшись «Вэнь Цин», а потом она предложила им присесть, предложила им чай, от которого Лань Сичэнь и Лань Ванцзи вежливо отказались. Они заняли свои места. Люди сидели на подушках, на полу?
Лань Ванцзи читал совершенно другое.
Лань Ванцзи внимательно слушал их разговор, он не знал, что можно было делать, а что — нельзя, в рамках этой беседы. Он терпеливо ждал, не позволял себе показывать растерянность и всё думал о том, какими интересными были люди.
Он даже не представлял, насколько оказался прав.
От брата сложно было что-либо утаить. Лань Ванцзи был безмерно благодарен всему высшему, что направляло их, что в его жизни был близкий друг и брат, который его хорошо понимал. С другой стороны…
— Ванцзи, хочешь ещё раз прийти туда? — спросил мягко Лань Сичэнь. Они шли обратно, держась за руки, по опасной и темной дороге. В конце темного тоннеля вдалеке сияло чистое яркое небо Облачных Глубин.
— Хочу.
Лань Сичэнь улыбнулся, а Лань Ванцзи продолжил поддаваться мягкой тревоге, которые вызывали у него воспоминания о случайной встрече: Лань Ванцзи увидел живого человека, к которому тянулась яркая судьба, и он посмотрел на Лань Ванцзи, а потом убежал, встревоженный окриком Вэнь Цин.
— Вэй Ин! — сказала она, и Вэй Ин, который до этого солнечно улыбался, вдруг испуганно побледнел. Лань Ванцзи осторожно прислушивался к тому, что происходило дома, пока брат с мягкой улыбкой на него смотрел.
К следующей встрече Лань Ванцзи прочитал, что в мире людей белый цвет часто ассоциировался со смертью и трауром, а потому попросил, чтобы ханьфу для него пошили другого оттенка, например, голубого — если это никому не причиняло неудобства. Он хотел бы спрятать и рожки, потому что у людей рожек на голове не было. Книга говорила, что все чуждое и непохожее на них люди отрицали и порой даже воспринимали враждебно. А Лань Ванцзи не хотел, чтобы тот человек воспринимал его враждебно. Человек красиво улыбался, ярко и обворожительно — так же ярко и обворожительно, как сияла его судьба.
Брат, казалось, делал вид, что не замечал его волнений. Он помог Лань Ванцзи справиться со светло-голубым нарядом и снова повел его по времени и облакам к магазину.
На этот раз хозяйка магазина приходу Лань Ванцзи не удивилась — вежливо поприветствовала его и похвалила наряд. Они устроились у небольшого пруда, раскинувшегося под тремя крепкими дубами, и Лань Ванцзи неспешно пил чай и читал книгу, которую брат разрешил взять с собой. Лань Ванцзи очень внимательно вчитывался, но от смущения он порой упускал суть написанного: у него не хватало духа спросить, придет ли снова тот мальчик с яркой судьбой. Хотелось ещё раз посмотреть на него, и на его улыбку, и на его головокружительную, полную успеха судьбу — она сияла, как солнце.
— Сестрёнка-а-а-а! — раздалось из глубины дома. Лань Ванцзи с трудом сдержал порыв подскочить и оглядеться, он степенно вложил закладку — белую атласную ленту — между страниц, захлопнул книгу и только после этого поднял взгляд.
Хлопнула дверь, и на улицу выбежал…
— Вэй Ин! — строго сказала хозяйка магазина. — Непоседливый ты чертёнок!
— Я не! — Вэй Ин с улыбкой покачал головой, а потом заглянул хозяйке за спину и ахнул. Лань Ванцзи от его пристального взгляда смутился и снова посмотрел на книгу. — Привет! — крикнул ему Вэй Ин. Ему и брату. Брат сразу ответил кивком, и Лань Ванцзи, подняв голову, тоже кивнул.
— Ну? — спросила у Вэй Ина хозяйка магазина.
— Я хотел сказать, что принес книги, которые ты просила. Между прочим, на себя в библиотеке оформил! А ещё Вэнь Нин сказал искать тебя здесь и сказал, что у тебя безумно важные гости!
— И поэтому ты… — недовольно начала хозяйка магазина
— Поэтому я подумал, что вдруг это те гости, о которых я подумал!
Хозяйка магазина вскинула брови.
— Те?
— Те, — Вэй Ин заулыбался ещё ярче и перевел взгляд на Лань Ванцзи. — Пойдем играть!
Хозяйка магазина закатила глаза и обернулась с немым вопросом в глазах. Брат ее вопрос, кажется, понял, а потом спросил уже самого Лань Ванцзи:
— Хочешь пойти?
У Лань Ванцзи чуть не случилась паника, но он быстро взял себя в руки и даже не выдал никак своего замешательства. Он собрался с духом, озвучил честную мысль в голове, а потом повторил:
— Хочу.
Вэй Ин тут же расцвел, подбежал к Лань Ванцзи, бесцеремонно схватил его за руку и потащил за собой в дом, тараторя на ходу, что его, Вэй Ина, звали Вэй Ин и что он тут случайно, просто как друг Вэнь Нину и Вэнь Цин. И вообще! Они вбежали в дом и зашли на кухню, где Вэй Ин вытащил из белого гудящего ящика квадратную бумажную коробку.
— Сок! — торжественно объявил он и поставил на стол рядом с коробкой два прозрачных высоких стакана.
— Это вкусно? — уточнил Лань Ванцзи, глядя на ярко-оранжевую жидкость, которая разливалась по стаканам, с подозрением.
— Очень, — заверил Вэй Ин.
Лань Ванцзи принюхался и осторожно отпил. Попытался распробовать.
— Это… жидкий апельсин?
Вэй Ин засмеялся, а Лань Ванцзи засмущался.
— Да, так и есть, — согласился Вэй Ин. — Жидкий апельсин. Есть ещё много всяких жидких фруктов и даже овощей. Например, морковь.
— Зачем?
Вэй Ин на чужое недоумение пожал плечами.
— Людям нравится. Мне тоже нравится. Это можно пить. Я больше всего люблю апельсин или виноград, а вот к морковному соку у меня столько же вопросов. Это же гадость.
Лань Ванцзи задумался и поделился:
— Он бы понравился кроликам.
— Кроликам? — глаза Вэй Ина засияли. И Лань Ванцзи кивнул, все ещё памятуя, как дядя гневался на него за то, что он принес пару раненых кроликов в дом, выходил и оставил в качестве питомцев. Точнее… дядя не сердился, что Лань Ванцзи кому-то помог, тем более, эти маленькие милые кролики были вестниками удачи. Но в Облачных Глубинах нельзя было заводить домашних животных. Дядя первый раз в жизни столкнулся с упрямством Лань Ванцзи и неожиданно отступил, особенно когда в дело вмешался брат. С тех пор пара кроликов жила в Облачных Глубинах и оба — души не чаяли в Лань Ванцзи, как и он в них.
— У меня есть кролики, — сказал Лань Ванцзи так, словно поделился самой сокровенной тайной. Вэй Ин тут же обратил свой взгляд на маленькие рожки Лань Ванцзи.
— А ты тоже кролик?
У Лань Ванцзи отчего-то заполыхали уши. Какие ужасные глупости!
— Почему ты так решил? — Лань Ванцзи отпил ещё немного вкусного сока, и буквально за секунду Вэй Ин магическим образом переместился с противоположного угла на соседний стул.
— Я наугад ляпнул, — честно сказал Вэй Ин. Оно и было видно. — А кто ты тогда?
— Дракон, — сказал Лань Ванцзи. Тот, разглядывая его во все глаза, склонился еще ближе.
— Дракон, — выдохнул Вэй Ин пораженно.
— Да, — Лань Ванцзи не двигался и смотрел в ответ, практически не мигая.
— У тебя глаза золотые, — шепотом поделился Вэй Ин. Уши снова начало печь, а вместе с ними — и шею.
— Я знаю.
— И рожки! Ты такой красивый! И я не знаю твоего имени!
И, возможно, не случись того, что потом случилось, Лань Ванцзи представился бы, назвал бы оба своих имени и позволил бы Вэй Ину говорить: Лань Чжань! Потому что откуда-то в душе тлела уверенность, что Вэй Ин произносил бы эмоционально и ярко. Завораживающе.
Но Вэй Ин, очарованный белыми мягкими отростками на голове Лань Ванцзи, бесцеремонно потянул к ним руки и схватил. Сжал. И даже разрешения не спросил. В горле Лань Ванцзи судорогой застыл крик, а сам он с ужасом посмотрел на Вэй Ина. Тот, заметив, как сильно поменялось выражение лица Лань Ванцзи, разжал руки и вдруг принюхался к ним.
— Так вкусно пахнет! Как сахарная палочка, — сказал Вэй Ин удивленно и снова понюхал свои ладони. Лань Ванцзи, все еще ошарашенный таким поворотом, молча выбрался из-за стола и пошел на улицу к брату.
Вэй Ин суетливо пошел следом.
— Подожди! — попросил он. Лань Ванцзи помотал головой, вышел во двор. Бежать не получалось — это было невежливо, Вэй Ин тянул его за рукав и канючил, а Лань Ванцзи не хватало сил, чтобы сказать честно: это было… излишне. По-взрослому. А он не взрослый. И Вэй Ин тоже не взрослый. Но Вэй Ин этого не знал, стоило просто ему объяснить, а не сбегать. Наверное.
Лань Ванцзи поймал удивленный взгляд брата, за секунду все для себя решил и вернулся обратно в дом. Вэй Ин продолжал идти за ним, как хвостик, но канючить уже перестал. Он облегчённо выдохнул и с ожиданием уставился на Лань Ванцзи.
— Так нельзя, — сказал тот строгим тоном, копируя дядю.
— Трогать рожки?
— Да.
— Почему?
Лань Ванцзи поджал губы. Рожки после неожиданного прикосновения немного зудели, и от этого ощущения было чуть-чуть стыдно.
— Это личное.
Вэй Ин улыбнулся и сказал:
— Понял.
Но на деле… На деле, Вэй Ин и правда понял, что этот жест для Лань Ванцзи был личным, почти интимным, хотя тогда он, считай, и не знал этого слова; просто Вэй Ин был самодовольным и наглым, а потому здраво рассудил, что он очень скоро оказался в категории личного для Лань Ванцзи, буквально уже на следующей встрече.
Брат был в ужасе, дядя — в гневе. А та самая книга о том, чем и как жили драконы в Облачных Глубинах, попала к Вэй Ину только несколько лет спустя — черт знает, почему Вэнь Цин не отдавала ее так долго.
Во время четвертой встречи Лань Ванцзи наконец смог представиться и сразу же попросил:
— Называй меня, пожалуйста, Лань Чжань.