Спятил, выжил из ума — пусть говорят, как им вздумается, пусть думают, что им хочется; Марку на всех плевать.

Сохранить рассудок, приняв на себя столь грешную ношу, становится всё сложнее день ото дня.

Марк воспевает каждый вечер, но отнюдь не Богу — в его молитвах нет ничего святого. Марк не верует в Господа, Марк ненавидит людей.

Марк не связан с ними, живущими, решительно ничем.

Ему несвойственно мечтать: ему ли, видящему только печаль и страдания в лицах других, ему ли, обрывающему последние тонкие ниточки между живым и мёртвым, прячущему последние обречённые надежды человека под холодный могильный камень, ему ли думать о мечтах? Ах, все мечты, которые он так холил и лелеял, давным-давно канули в бездну несправедливости и жестокости испорченного мира — ему всего лишь стоило открыть на это глаза.

Марк может лишь исполнять свою работу без увлечения, лишь сурово глядеть в глубокую яму, в тёмную пропасть, работая лопатой — закапывая в сырую землю очередную жертву жестокой судьбы и Старухи Смерти в сколоченном наскоро деревянном гробу.

Полуночный туман вновь окутывает унылую долину с жутким погостом. Марк держит фонарь крепко, пусть и знает каждую тропку этого приводящего в немой ужас места, ставшего для него призванием, смыслом и домом. Жизнь среди молчащих трупов и деревянных крестов — невыносимая скука. Благо, есть они. Нет, нет, они — не плод его воображения, они здесь, они настоящие, они всегда рядом, они витают в воздухе и говорят с ним, говорят ему. "Гробовщик будет гореть в аду", — твердит один. "Гробовщик сможет исправиться, ему простят грехи", — уговаривает другой. Марк прикладывает палец к губам и старательно выискивает что-то в ночной темноте вокруг. Сущности тут же замолкают, начиная с интересом наблюдать. Шаги гулом раздаются по пустынному кладбищу.

"Не прячься".

Чуть слышный шёпот эхом отдаётся от каждого предмета, разрывая зловещую гробовую тишину и тут же замирая в гнилом воздухе.

Раздаётся шорох ветвей деревьев, стоящих близ оград, и сердце пропускает пару глухих ударов. Нечто спрыгивает на землю, совсем рядом с Марком, и сразу же опирается на чьё-то надгробие, покосившееся от времени. Тот щурится, силясь разобрать стёртое имя сквозь многочисленные трещины: усопшего забыли много лет назад, и уж навряд ли вспомнят.

Нечто тем временем поправляет полы плаща, со звоном цепей бьющего о камень, и заглядывается на кричащего где-то ворона холодными, стеклянными глазами.

"Я ждал тебя".

В тихом омуте болотно-зелёных глаз загораются огоньки, а на лице появляется хитрая улыбка.

Марк гасит свой фонарь и подходит опасно близко. Холодная, мертвецки бледная рука касается его щеки, заставляя передёрнуться и вздрогнуть — в пустых зрачках напротив ни единых признаков души.

Марк питает нездоровую страсть, сходит с ума — Дьявол этим упивается.

Марк связал свою жизнь с нечистью. Люди всё порочат его, называют безумцем, бессердечным, холодным, чёрствым и злотворным, он смеётся им в лицо — он обречён и обручён со злом ещё с давних пор.

"Гробовщик попадёт в ад", — улыбается один. "Гробовщик не хочет более искупления", — вздыхает другой.