Марк выгибает спину, раскалённую сквозь плотную ткань футболки палящим и не щадящим всего живого на земле солнцем, разминает затёкшую шею и хмурится. Хруст позвонков отдаётся в ушах чересчур подозрительно.

Джон ладонью смахивает прилипшие от пота прядки со лба. Низенькая скамейка вплотную к одной из стен сарая пронзительно скрипит под внезапно навалившимся на неё весом двух тел.

— Чтоб ещё раз я с тобой... — потирая ноющую поясницу, шипит Твен.

— Ой-ёй, ты мне это каждое божие утро говоришь после... — слова застревают в горле, и голова вжимается в загорелые плечи, как только в затылок со свистом прилетает чужая рука.

— Наглая эксплуатациия моего труда и свободного времени! — рыжие патлы подскакивают с резким движением головы. — Ни в какие ворота!

— Ты ж сам помочь любезно согласился!

— А ты и рад! — он заходится в возмущении, скрещивает руки и отворачивается от Джона, наглядно демонстрируя тем самым своё недовольство. Стейнбек смолкает. Повисает, исключая, впрочем, повсеместную трескотню сверчков, абсолютная тишина.

Взору открываются умопомрачительные в самом прямом смысле пейзажи огорода. Марк страдальчески стонет и закрывает лицо руками.

— Не ной. — Стейнбек цокает языком. — Картошку протяпали — и хорошо, но тут одной картошкой дело никак не кончится. С помидорами возни столько, подвязка, пасынки срезать к чертям собачьим, сорняки разрослись где только можно и где нельзя, подкормка, полить ближе к вечеру, пионы в палисаднике...

Марк преодолевает в себе возросшее желание закричать, хотя ничего, кроме, разве что, жалости к тем, до чьих ушей этот отчаянный вопль долетит, его не останавливает.

— Выбирай.

— Я выбираю звонок другу.

— Марк, я тебя струёй из шланга снесу.

— Это ещё кто кого!

Мысленно дав своему противнику бой, он устремляет пристальный взгляд прямо в глаза напротив, встречая в тот же момент сильнейшее сопротивление. Душный воздух, однако, щиплет сильнее, чем обычно, и напряжённые гляделки заключаются ничьёй и тщательным протиранием глаз. Джон вздыхает.

— Думай уже, судьба в твоих руках. — и, пресекая любые попытки отвертеться от заслуженного своим поведением тяжёлого труда, саркастично добавляет: — Обойдёшься без помощи зала.

Сдавшись, Твен понуро опускает голову на чужую грудь. Или, быть может, сдавшись не совсем.

Стейнбек предпринимает попытку подняться со скамейки, но ладони, внезапно вцепившиеся в его плечи, стремительно тянут вниз.

— Джонни...

— Даже не пробуй.

Попытка номер два заканчивается провалом.

— Джонни!

— Не сработает в этот раз. — уверенность в своих словах, однако, слабо пошатывается, едва он ловит на себе полный сомнения взгляд.

Сильнее шатается не кажущаяся слишком надёжной скамейка, опасно кривясь, как только в один прыжок Марк оказывается сидящим на бёдрах Стейнбека.

— Пожа-алуйста, — тянет он необычайно ласково, хватая за рябые щёки.

— Марк! Марк, не здесь!

— А вот и здесь. Здесь, раз ты такой упрямый.

— Марк! — умоляюще стонет Джон, робко оглядываясь по сторонам.

Напряжение достигает пика, когда в нескольких десятках метров от сарая, медленно приближаясь, начинают раздаваться шаги. Стейнбек закусывает губу.

— Джонни, я всю ночь напролёт тебе мозг выносить буду! И весь день оставшийся! И вечером!

— Ладно, ладно! — раздражённо и несколько измученно вздыхает Джон, вновь проиграв этот поединок. — Иди, вон... Иди клубнику собирай.

Марк отмечает свою безусловную победу в очередной раз.