Никогда не видел дождя. Это меня, признаться, впечатлило. Сначала упали первые капли, гулко ударяясь о землю и оставляя в пыли микроскопические кратеры. Потом капли превратились в настоящие струи, рассыпающиеся на тысячи сверкающих искр. По траве потекли ручейки, стягиваясь в лужи. Запахло свежестью.

      — Дождь! — с восторгом воскликнул я, высовываясь из-под козырька и подставляя ладони.

      Флар не разделял моего восторга. Он настороженно следил за падающей с неба водой и куда как пристально разглядывал лужи, а потом резко бросился в шаттл.

      — Флар? — удивился я.

      Инопланетянин вернулся через полминуты, таща за собой громадный брезент.

      — Быстрее, Саймон, накрывай плоды.

      — Это же всего лишь дождь? — Я подчинился, не слишком понимая его тревоги, ведь дождь был пресный, а значит, не опасный для нас.

      — Посмотри на лужи.

      Лужи были странные, с желтоватыми краями, и пузырились.

      — Что это? — поморщился я, потому что выглядело отвратно.

      — Кислотный дождь, я слышал про такое. — Оркид растянул свой край брезента и накрыл им половину нашей гряды, тяжёлая ткань подмяла плоды под себя, деформируя их в приплюснутые сферы.

      — Им не повредит? — обеспокоился я, натягивая свой край.

      — Нет. А вот насчёт дождя не уверен. — Инопланетянин затащил меня под навес.

      — Тогда давай в шаттл вернёмся? — предложил я. — Надо переодеться, мы ведь промокли.

      Я выдернул из навеса жестяную пластину и, используя её как зонт, добежал вместе с Оркидом до шаттла. После душа и переодевания мы уселись возле иллюминатора и смотрели на дождь.

      — Нужно бы проверить, что там за примеси в воде… — пробормотал Оркид, прижимаясь щекой к моему плечу, но поленился, так что состав дождевой воды остался неизвестен.

      Особенно вредных веществ, должно быть, в дожде не было, поскольку на нас с Фларом это никак не отразилось, но опасность этот дождь всё же представлял: он лил, не переставая, целую неделю, вызвав настоящее наводнение. Потоки воды размывали грунт, ручейки наполнились грязью, всё вокруг покрылось жёлтым налётом, а что ещё хуже — солнце не показывалось, небо затянули сероватые тучи. И это меня волновало больше возможной токсичности воды: без солнечного света мы с Оркидом стали совсем вялыми, а плодам-то тогда каково?

      — Флар, они же захиреют без солнца! — Я прижался лбом к стеклу, заглядывая на накрытые брезентом плоды.

      — Вот уж не вовремя! — Оркид поморщился и неожиданно упал, я едва успел его подхватить.

      — Что такое? — испугался я.

      — Голову обнесло. Ой как неуютно… — Он опять поморщился и положил руку на живот. — Болит немного.

      К тому времени мы уже выяснили, что этот странный восьмигранник всё-таки плод, а не новая форма цветка: он оброс хитином и стал расти, как и предыдущие плоды. Но Оркида он очень тревожил.

      Я отнёс Флара в наш отсек, уложил его на кровать и включил лампы дневного света, чтобы было уютнее. Флар задрал рубашку, подставляя живот свету.

      Плод уже был размером с грейпфрут, но не спешил отпадать. А ещё он блокировал выброс гормонов, так что о сексе пришлось забыть: Флар раздражался от малейшего прикосновения. К тому же его всё время тошнило и он частенько падал — совсем как тогда, на станции. Возможно, дело было в странной форме плода. А может, и в самой планете: инопланетянин ведь был непривычен к гравитации и всему прочему, и это не могло не отразиться на его состоянии. В общем, всё это протекало довольно сложно.

      Мой цветок мучил меня не меньше беспрестанными всплесками активности. Сейчас мне как никогда хотелось его просто-напросто оторвать! Упрямая штука отказывалась успокаиваться даже после мастурбации. Флар мог бы подсказать какое-нибудь решение, но я не хотел его беспокоить и пытался справляться сам.

      Как-то ночью я проснулся от того, что Оркид меня позвал.

      — Флар? — сонно откликнулся я, шаря рукой возле себя.

      — Что ты делаешь?

      — А я что-то делаю? — Я протёр глаза и увидел, что мой цветок превратился в какую-то морскую звезду, прилепившуюся всеми лучами к плоду Флара. — Это ещё что такое?!

      — Не знаю.

      — Сейчас, сейчас, я постараюсь его отлепить…

      — Нет, не нужно. Мне хорошо.

      — Правда? — удивился я.

      — Как будто его присутствие успокаивает плод… — Оркид обвил мою шею руками и впервые за последнее время прижался ко мне.

      — А почему он в такое… в такую странную штуку превратился? И что он делает?

      — Не знаю, но мне нравится, — довольно прошептал Флар, закрывая глаза.

      Когда мой цветок отлепился от плода, он каким-то непостижимым образом принял прежнюю форму. А я заметил на плоде маленькие следы от проколов и сообразил, что цветок прижимался к плоду микроскопическими шипами и, видимо, впрыснул туда что-то… какой-то гормон, быть может… поэтому плод и успокоился, перестав тревожить Оркида.

      Я сообщил о догадках Флару. Он задумчиво потрогал мой цветок пальцем и сказал:

      — Знаешь, Саймон, если это действительно так, то, получается, мы с тобой в очередной раз эволюционировали, даже сами не заметив как.

      — В смысле?

      — Я точно никогда не слышал о таком на Лилиаре.

      — А это хорошо или плохо? — на всякий случай спросил я.

      — Увидим. — И инопланетянин пожал плечами.

      Когда дождь наконец прекратился, мы поспешили стащить брезент с плодов. С ними ничего не сделалось: освободившись, они снова приняли округлую форму. А вот траве досталось! Жёлтый осадок плотно облепил тонкие стебли, многие побеги погибли, буквально задохнувшись в этом неестественном панцире. Некоторые деревья тоже пострадали: их листва, попавшая в ту же ловушку, пожухла и облетела.

      — Надо с этим что-то делать, — огорчённо вздохнул Оркид. — Если такие дожди продолжатся, нам трудно будет восстановиться.

      — А что мы можем сделать? Это же природа. — Я пожал плечами.

      — Я подумаю над этим…

      И Флар придумал кое-что. В технические детали он не вдавался, но я понял общий принцип его изобретения. Инопланетянин сконструировал четыре зонда, нашпиговал их разными проводами и схемами и запустил в небо, задав координатами четыре угловые точки острова. Они управлялись с бортового компьютера и включились, едва заняли свои места в тропосфере. Между зондами возникла тонкая материя, состоящая из пересечённых импульсов, сетью раскинувшаяся над островом. Она образовала что-то вроде фильтра, как я понял, пропуская воду, но задерживая вредные примеси. Это было действительно удачное изобретение: следующий дождь был уже обыкновенным дождём, хотя и лил очень долго.

      Наш остров находился в субтропической полосе, что не могло не сказаться на погоде. Но после дождя дни всегда были ясные, и нам удавалось восполнять потерянную энергию солнцем.

      Не успели мы разделаться с одной проблемой, обнаружилась другая: на шаттле закончилось топливо, и все системы отключились, в том числе и те, что изобретал Оркид в последнее время. Защитное поле тоже отключилось, и его эффект рассеялся. Растения начали погибать из-за недостатка кислорода. Нам, по счастью, это не вредило, но все наши достижения были на грани исчезновения.

      — Надо запустить генератор. — Флар рассерженно пнул шаттл.

      — Как?

      — Нужно найти источник энергии… что-то, что бы заставило двигатели запуститься. — Оркид погрузился в нервные размышления, бормоча какие-то сложные формулы себе под нос.

      Я оставил его в покое и занялся тем, что делал обычно: отправился к плодам. На них бедность воздуха тоже не влияла, к счастью, но я не был уверен, что это не изменится, если так будет продолжаться и дальше.

      Ох, и говорить не стоит, сколько нервов мы истратили, пытаясь придумать способ запустить двигатель или переделать его так, чтобы он не требовал топлива. В конце концов, Флар сообразил, что нужно сделать, чтобы получить постоянную энергию. Он решил использовать для этого силу воды, и мы соорудили на ближайшей реке водяное колесо. Вращаясь, колесо перегоняло воду и преобразовывало её в электричество, которое по проводам подавалось в шаттл. Двигатель пришлось полностью перестроить, но в итоге он заработал. Мощность даже возросла, потому что сила реки была потрясающая.

      За этими заботами плод Флара вырос до размера футбольного мяча, но не торопился отпадать. Оркид предположил, что у плода изменился период созревания, и теперь не сомневался, что это очередной виток эволюции.

      Странно, а я всегда думал, что эволюция должна занимать миллионы лет…

      — Значит, это туземные цветы?

      Прогуливаясь, мы дошли до того места, где я ещё в самый первый день заметил цветы. Теперь они казались мне невзрачными.

      — А ты ведь другие мне показывал.

      Я невольно улыбнулся, припоминая, как мы в первый раз поцеловались там, на станции.

      Флар, вдохновлённый находкой, засел в лаборатории и через неделю показал мне маленькие пуговицы зелёных ростков в колбе.

      — Цветы! — с гордостью сказал он.

      Мы высадили их возле шаттла, и скоро они развились и расцвели. У них были овальные лепестки ярких тонов — красные, жёлтые, синие… Я как зачарованный смотрел на них часами.

      — Они дадут семена, — сказал Флар, — и на этом месте всегда будут расти такие цветы.

      Но ничего подобного не произошло: через пару дней цветения бутоны съёжились и опали, не давая семян, а сами растения погибли.

      — Не понимаю, — растерялся инопланетянин. — Я был уверен, что получится… Почему же они повяли?

      Это была загадка, над которой мы оба ломали голову ещё долго. Ответ пришёл Флару ночью, когда мой цветок снова превратился в морскую звезду, чтобы успокоить ноющий плод. Оркид, постанывая, прижимался ко мне и тихо жаловался. Потом он вдруг замер и воскликнул:

      — Саймон!

      — Да? — испугался я. А вдруг что-то случилось?

      — Я понял!

      — Что?

      — Понял, почему цветы погибли! — с восторгом отозвался Оркид.

      — Да?

      — Они не могли принести семян, потому что не опылились!

      — И? — не слишком-то понял я.

      — Завтра объясню. — Флар успокоился так же неожиданно, как и пришёл в возбуждение.

      Когда я утром проснулся, Оркида в постели уже не было. Я нашёл его в лаборатории, он колдовал над пробирками.

      — Что ты делаешь? — поинтересовался я, желая ему доброго утра и нежно целуя его.

      — Не скажу. Это сюрприз, — лукаво отозвался Флар. — Завтрак сделаешь?

      — Конечно. — Я отправился смешивать сахарный сироп, но и за завтраком Оркид ничего не сказал, а лишь таинственно хихикал на все мои расспросы.

      Что ж, сюрприз так сюрприз. Я перестал задавать вопросы и занялся посадкой новых деревьев. Флару было трудно нагибаться, так что он уселся на землю, подставляя живот солнцу, и командовал мной. Работалось легко, погода была замечательная, и скоро шесть рядов новых саженцев окружили полукругом прежние посадки.

      Я плюхнулся рядом с Оркидом, раскидывая руки:

      — Славно потрудились! Надеюсь, эти приживутся.

      — Конечно приживутся, — согласился Флар, играя пальцами с моими волосами. — Знаешь, я тут подумал… Надо бы хронику написать.

      — Какую? — не понял я.

      — Этой планеты. Мы создаём новый мир. Я хочу, чтобы потомки знали, как это было.

      — И с чего начнёшь? — Я перевернулся на живот, подпирая голову локтями.

      — С самого начала… или даже раньше… — Взгляд Оркида несколько потемнел.

      — Что такое? — встревожился я.

      — Страшно подумать, что бы случилось, если бы мы не встретились!

      — Глупости, мы бы обязательно встретились, — возразил я. — На Земле это называется «судьба».

      — Судьба… — повторил инопланетянин задумчиво.

      А я рискнул спросить:

      — А в каком смысле ты сказал «или даже раньше»?

      — Я хочу написать о Лилиаре. О том, что там произошло. И о том, как я попал на станцию.

      Я засмеялся:

      — Только подробности не пиши, эту хронику ведь будут дети читать. Зачем им такие подробности?

      Флар засмеялся и прижался к моей спине щекой.

      Но этот разговор так и остался разговором, потому что времени на хронику у нас никогда не оставалось. Предстояло сделать ещё очень много вещей, без которых существование на планете было бы в дальнейшем невозможно.

      Я уже забыл о «сюрпризе», который обещал мне Оркид. Следующие несколько дней я занимался плодами, протирая их от пыли и обрызгивая сиропом. Флар считал, что и без этого всё будет в порядке, но меня тянуло к ним, как магнитом. Первый плод реагировал на меня моментально, выбрасывая стебельки и меняя цвет с приглушённого на ярко-оранжевый. Другие были спокойнее, но и от них исходили тёплые импульсы, которые приводили меня в полный восторг: они понимали, что о них заботятся!

      На Флара они реагировали иначе: когда он подходил к ним, они все одновременно вспыхивали разными цветами в своей гамме. Как инопланетянин мне потом объяснил, по их вспышкам оркиды определяли, всё ли в порядке с приплодом.

      — И всё в порядке? — уточнил я.

      Оркид кивнул и прижался ко мне животом:

      — Как может быть иначе, если у них такой родитель?

      Я буквально напыжился от гордости. Вот не поймёте, пока у вас не появится с дюжину таких же, как у меня!

      — Идём уже, — засмеялся инопланетянин и потянул меня за собой. — Я ведь обещал тебе сюрприз, помнишь? Это будет что-то замечательное!

      — Всё, что ты делаешь, замечательно.

      Флар вынес из лаборатории колбу с сухими веточками, как мне сначала показалось, и высыпал их на стол:

      — Смотри.

      — Это что? — Я приблизил лицо и понял, что это не веточки, а какие-то живые организмы, закрученные в толстенькие трубочки: их тельца шевелились.

      — Смотри внимательно, Саймон!

      — А что должно произойти?

      — Увидишь. Если всё пойдёт так, как я предполагаю, это будет поразительное зрелище.

      Мы просидели у стола несколько часов, но ничего не происходило. А потом начались удивительные метаморфозы: одна из трубочек зашевелилась, запрыгала по столу, извивая своё толстенькое тельце, вдоль пошла трещина.

      — Вылупляется! — с восторгом воскликнул Флар.

      — «Вылупляется»? — переспросил я, стараясь ничего не пропустить. — Что вылупляется?

      Трещина раздалась вширь, и оттуда высунулись два сморщенных усика и несколько тонких прозрачных лапок. Существо отчаянно пыталось выбраться из своей тюрьмы, но что-то ему мешало. Наконец, после долгих попыток, из трубочки показалась головка с двумя огромными глазами и мохнатая шейка.

      — Что это такое? — поразился я. Кажется, если я правильно помнил, такие штуки назывались «насекомыми».

      Флар только улыбнулся и жестом показал, что стоит смотреть дальше. Существо меж тем царапало лапками по столу, вытягивая тельце всё больше. На его спине были две бесформенные складки непонятного цвета. Выбравшись из трубочки полностью, существо выползло в полосу света и замерло.

      А дальше произошло нечто удивительное! Солнце высушило эти сморщенные складки, и они распрямились в два тонких прозрачных крылышка. Минуту спустя крылья приобрели цвет — оранжево-красный с чёрными крапинками. Существо взмахнуло крылышками и закружилось в воздухе. К этому моменту я уже понял, что это такое.

      — Бабочка! — воскликнул я восторженно.

      Вскоре из остальных трубочек выбрались другие бабочки — такие же, как первая, и ещё разноцветные.

      — Они будут опылять цветы, — сказал Флар. — Я нашёл в базе данных, что земные цветы опыляются насекомыми.

      И действительно, бабочки, покружившись в воздухе, направились прямо к цветам.

      — Как ты догадался?

      — Ну, я тогда подумал, что без тебя у меня бы не было плодов, — несколько смущённо ответил Флар. — А ведь я тоже в некотором роде цветок.

      — Значит, я опылитель? — Я изогнул бровь.

      Оркид фыркнул и закрыл рот ладонью, сдерживая смех.

      Что ж, с этого дня проблем с опылением цветов у нас не было. Флар воспроизвёл ещё с полсотни разных видов, и наш цветник расширился и запестрел всеми цветами радуги. Я был в полном восторге. Тогда, на Земле, я и мечтать не мог, что когда-нибудь увижу хоть какое-нибудь живое растение. А вот теперь их было столько, что глаза разбегались. Бабочки опыляли цветы и сами размножались, и их разноцветная орда кружилась над нашим островом в феерическом шоу.

      Я старался не мешать Оркиду, когда он проводил опыты в лаборатории, «оживляя» очередной вид. Я бесплатным приложением ошивался возле гениальности моего любимого, но один раз я чуть было не поставил под угрозу всё наше существование.

      Флар тогда попросил меня принести ему водорослей из пруда, и я отправился выполнять его поручение. Вернувшись, я обнаружил, что Флар задремал, уронив голову на руки. На его лице было такое милое выражение безмятежности, что стало жаль его будить, так что я просто оставил водоросли на столе, не заметив, что часть водорослевой субстанции вытекла на стёклышки, которые Оркид использовал для генетических изысков. В этот раз он хотел воссоздать какое-то замечательное растение, информацию о котором нашёл в справочнике.

      В общем, я оставил водоросли на столе и осторожно взял дремлющего Флара на руки.

      — Саймон? — пробормотал он.

      — Я тебя отнесу в постель, тебе нужно отдохнуть, — шепнул я, трогая губами золотистые локоны на его виске. — Никуда не убегут эти новые виды…

      Но именно это и произошло.

      Мы с Оркидом устроились на кровати, забываясь в сладких минутах нежности. Флар сонно отвечал на мои поцелуи, а я целовал его и думал о том, каким будет наш новый плод. В последнее время он беспокоил инопланетянина всё чаще, и даже попытки моего цветка его успокоить не всегда приводили к желаемому результату.

      «Наверное, будет непоседа», — подумалось мне.

      Мы продремали несколько часов.

      Разбудил меня звон разбитого стекла. Я подскочил, соображая, не был ли этот звук всего лишь сном. Но звон повторился, точно стекло кусками посыпалось вниз от мощного удара. Флара в постели не было. Я встревожился и помчался его искать.

      Я обнаружил Оркида у лаборатории, он стоял в нескольких метрах от двери и стеклянными глазами смотрел куда-то вверх.

      — Флар? — позвал я испуганно.

      Инопланетянин дрожащей рукой указал на лабораторию. Я поднял глаза и шарахнулся в сторону от увиденного. Верхнее окно лаборатории было разбито, из него вилась толстая склизкая лиана с приплюснутой лепёшкой на конце.

      — Что это такое? — воскликнул я.

      — Понятия не имею! — со страхом отозвался Оркид.

      Лиана, извиваясь, вдруг ринулась вниз, как будто отреагировав на наши голоса. Я метнулся к Оркиду и, подхватив его на руки, отскочил в сторону. Вовремя! Лепёшка разверзлась на две створки, испещрённые изнутри мелкими шипами, и врезалась в землю, буквально укусив её чудовищной пастью. Мы были в шоке. Лиана поднялась вверх, оставляя на земле изуродованные останки травы, и распахнула створки лепёшки, вновь нацеливаясь на нас.

      Так, как я бежал сейчас, я никогда в жизни не бегал. Я пулей бросился от лаборатории прочь, не разбирая дороги, и даже перемахнул через два забора, которыми мы огородили новые посадки, — и всё это с Оркидом на руках. Потом я и сам не понимал, как смог такое сделать, наверное, сработал инстинкт самосохранения. Остановился я лишь у водяной мельницы, и то потому, что Оркид меня остановил:

      — Саймон, постой…

      — Да? — задыхаясь, ответил я, ставя Оркида на ноги. — Ты в порядке?

      Он кивнул, но на его лице появилось выражение сильной тревоги.

      — Ты знаешь, что это было? — спросил инопланетянин.

      — Понятия не имею, какое-то чудовище.

      — Плотоядное растение. Я читал о таком… Но откуда оно взялось?

      — Нас оно точно теперь не достанет, — не без гордости сказал я.

      — Плоды, Саймон.

      Я похолодел. От лаборатории до нашего «цветника» было всего ничего. Если лианы вырвутся из лаборатории…

      — Жди здесь и не вздумай идти за мной! — крикнул я, сломя голову мчась обратно.

      Плотоядное растение росло на глазах: когда я вернулся к шатлу, из окон лаборатории уже торчало шесть лиан с пастями. Я ухватил какой-то стальной штырь, торчавший из земли (кажется, отвалился от крыши, когда растения пробили в ней брешь). Он был достаточно тяжёл, чтобы нанести значительный урон, если им огреть со всего размаха. С этим штырём наперевес я встал на пути к плодам, твёрдо решив защищать их до последнего.

      Лианы метнулись ко мне, растопыривая зубастые створки. Я удачно разбил одну из них — всмятку! — зелёная мякоть полетела во все стороны. Это разозлило оставшиеся, вне сомнения, потому что они прямо-таки взбесились и напали все одновременно. Я раздробил стебель ещё одной лианы, но другая вцепилась пастью мне в руку, накрепко смыкая створки вокруг моего предплечья. Было дико больно, сотни шипов вонзились в кожу. Я заорал от боли и, пожалуй, впервые за всё время синхронизировался с моим цветком на все сто процентов, потому что…

      Я до сих пор не знаю, как это произошло, но из моего тела вдруг выскользнули длинные шипы, — совсем как у Флара, когда он неистовствовал на станции, — и как стрелы пробили лиану, укусившую меня. Створки моментально разжались, лиана стала извиваться, как змея, которую пригвоздили острием к земле, неожиданно разом обмякла и рухнула на землю без признаков жизни, а следом и все остальные. Потом они все зашевелились и разложились, выпуская в воздух миазмы.

      Я пошатнулся и сел на землю, зажимая окровавленное плечо рукой. Сердце стучало где-то в висках, перед глазами плыли круги. Я только что завалил гигантское плотоядное растение?

      Пока я приходил в себя после потрясения, мои шипы попрятались — я даже не успел их рассмотреть как следует.

      — Саймон… Саймон…

      Я повернул голову и увидел, что ко мне спешит Флар.

      — Не беги так… — выдохнул я. — Для плода может быть вредно.

      — Ты ранен! — в ужасе воскликнул Оркид, хватая меня за плечо. — Саймон, ты ранен!

      — Да ерунда… — еле ворочая языком, ответил я. Наверное, в шипах плотоядного растения были какие-то токсины.

      — Вставай! — Оркид поднял меня и потащил в шаттл буквально на себе, потому что у меня и ноги стали отниматься.

      Там Флар обработал мою рану от крови и отрезал клочки кожи с краёв.

      — А сейчас будет больно, — предупредил он, зажимая мой локоть.

      — Я справлюсь… — пробормотал я, потому что уже и без того было больно.

      Оркид сложил пальцы, они превратились в тонкие иглы, и он вогнал их мне прямо в рану. Я стиснул зубы.

      — Я ввёл тебе антитоксины, — сообщил Флар, наклоняясь надо мной и гладя меня по лицу.

      — Ужасные ощущения…

      Внутри всё бурлило и нескоро ещё успокоилось. Юноша перебинтовал мне плечо и оставил меня отдыхать, а сам отправился выяснять, откуда взялся тот монстр.

      — Ты поосторожнее, — посоветовал я, — вдруг там ещё есть?

      — Это вряд ли. — Флар наклонился и прижался лбом к моему лбу. — После яда оркидов никто не выживет.

      — Яда? — воскликнул я и сообразил, как мне удалось справиться с плотоядным растением.

      Выходит, мой симбиоз протекал быстрее, чем я предполагал. Хотя потом я всё равно не смог заставить мои шипы вылезти, хотя и очень старался. Наверное, их активация произошла только из-за того, что плотоядное растение поставило мою жизнь под угрозу. В любом случае, как же я порадовался, что больше не человек!

      Уже потом Флару удалось выяснить, что причиной всему были водоросли, которые случайно попали в чашку Петри с генетическим материалом. Я дал себе слово, что больше и близко не подойду к лаборатории!

      — Всё ведь обошлось, — пожал Флар плечами в ответ на мои извинения. — Не бери в голову.

      Я сделал вид, что последовал его совету, но не мог не думать об этом. Ведь из-за моей беспечности я едва не поставил под угрозу не только наши с Оркидом жизни, но и будущее нашего потомства. Если бы с плодами что-нибудь случилось, я бы себе этого никогда не простил!

      Моя рана окончательно зажила через неделю, и на этом наши неприятности закончились. Правда, рука у меня ещё с полгода была деревянной, но это можно было считать пустяком по сравнению с масштабами возможной катастрофы.

      Мы восстановили лабораторию из запасных частей, и Флару всё-таки удалось вырастить то, что он и планировал. Назывался этот цветок орхидеей и был самым красивым цветком во всей нашей возрождённой коллекции. Не считая нас самих, разумеется.