Найтариэль Лунная Тень уже не впервые бывала в Круговзоре. Так что, когда они с Храгошем, наконец, добрались до ворот гоблинского городка, ничего нового она не увидела. Немногочисленные постройки образовывали почти правильный круг, из-за чего, видимо, поселение и получило своё название, и снаружи выглядели так, будто были сложены из кирпичей, вытесанных из снега. Эльфийка припомнила, что таверна «Весёлый йети» находится за лавкой местного инженера Кимзера Шумоболта. Туда они сразу же и направились — уставшие, измученные переходом тела, жаждали отдыха, хотя в этом ни орк, ни эльфийка не признались бы даже себе, до последнего «держа фасон» перед противоположной фракцией.

   Позднее утро к их приходу уже успело оживить городок, наполнив его повседневной гоблинской суетой. По узким улочкам с важным видом сновали так называемые горожане и несколько путников, что-то разыскивающих среди типовых зданий. На идущих друг за другом по скрипучему, плотно утрамбованному снегу, орка и эльфийку абсолютно никто не обращал внимания. Подобным здесь было не удивить никого.

   Городские врата были одинаково открыты как для Орды, так и для представителей Альянса. Местные торговцы и ремесленники не делали никакой разницы между теми и другими, одинаково беспощадно «обдирая» незадачливых путешественников, не умеющих торговаться, и простаков, не знающих истинных цен на их товары и услуги. Учитывая напряженную ситуацию между фракциями, за происходящим в городе зорко следили патрули бойцов, называемые на гоблинский манер — костоломами, так что Круговзор неизменно сохранял приятную личину общественного порядка. Дебоширов, вздумавших нарушать негласно установленные правила, мгновенно выдворяли за пределы поселения, предварительно проводя «разъяснительную беседу» с применением кулаков, а для особо буйных — и оружия.

   Из труб в крышах мастерских и из некоторых распахнутых дверей, несмотря на ранний час, валил густой дым и пар. Жители всегда просыпались рано и сразу же приступали к своим обязанностям, и сколько не ищи, вряд ли удалось бы застать праздно шатающегося по городу гоблина, если он, конечно, не приезжий.

   Казалось бы, куда можно спешить в таком тихом и удаленном от цивилизации месте? Однако же народ Галливикса славившийся своей отменной деловой хваткой, отличался именно тем, что умудрялся развернуть бурную деятельность даже в такой «лиловой глуши», что как нельзя лучше, на взгляд Найтариэль, определяло Долину Зимних Ключей, и практически из ничего сделать что-то.

   «Может, и не очень качественно, зато быстро, — подумала девушка, оглядываясь по сторонам. — Круговзор вырос на пустом месте меньше, чем за год. А еще за пару лет этим пронырам удалось превратить эту техническую свалку, ими же и устроенную, во вполне оживленную перевалочную базу».

   Трактир, стоящий на своем прежнем месте, отыскался в глубине поселения, то есть там, где они и рассчитывали его найти.

   Найтариэль первой переступила низкий порог, попутно освежая в памяти свой последний визит сюда.

   Особенным уютом таверна не отличалась. Ни дать, ни взять — несуразная хижина, наскоро слепленная еще при закладке города и по неведомым причинам скрупулезно поддерживаемая владелицей в прежнем виде.

   Тем не менее забегаловка была довольно большой, без окон, с низким потолком, на котором намёрз порядочный слой инея.

   «Ну хоть сосульки сбивают периодически, — хмыкнула про себя охотница. — И на том спасибо! Совсем не хотелось бы получить куском льда по голове».

   После розового морозного зарева утра в зале показалось сумрачно и сыро, хоть и довольно тепло. Немного света проникало в помещение лишь через дверь, а небольшой фонарь под потолком служил скорее украшением, чем осветительным прибором. Некоторая небрежность хозяйки по отношению к своему имуществу, выражавшаяся в не самом товарном виде предметов мебели, мгновенно вызвала приступ брезгливости и недовольства у эльфийки, потревожив ее внутреннего эстета.

   Обстановка таверны делилась на две половины: слева от входа стояли четыре грубо сколоченные деревянные кровати, наспех забросанные свалявшейся прелой соломой и накрытые кусками ветхой на вид ткани. Их разделял круглый каменный столик с кривыми выщербленными ножками, на котором лежала забытая кем-то из прежних постояльцев потрепанная карта местности, покрытая бурыми пятнами, а рядом с ней притулились два огарка свечи.

   Справа же комфорта оказалось ещё меньше: на прочных деревянных столбах были подвешены четыре типичных плетёных орочьих гамака, а роль импровизированных прикроватных столиков исполняли две крепкие пустые бочки. Посреди зала лежал видавший виды ковёр с бахромой, на котором разместились два обеденных стола, сдвинутые в один. Вечерами, при особенно значительном наплыве посетителей, столы эти ломились от различной снеди и напитков, сейчас же их истёртые и поцарапанные крышки почти пустовали. Днем еду подавали исключительно на заказ и небольшими порциями.

   Да и народу сейчас было не так уж много. У дальнего края стола расположился угрюмый таурен-воин, облаченный в тяжелые латы, покрытые многочисленными зазубринами. Его густая, бурая, сильно отросшая грива, частично слипшаяся от пота, грязи и крови, свисала вниз, полностью скрывая низко опущенную голову. Воин сидел почти недвижимо над кружкой с горячим питьем, лишь изредка баюкая наспех перевязанную окровавленными тряпками левую руку. Чуть поодаль от него устроилась ворген-жрица в добротной серой походной мантии и теплом меховом плаще. Подданная Седогрива проводила время в компании многочисленных свитков, торчащих из сумки, что она держала на коленях. Казалось, женщина совсем забыла про поданную ей еду, уткнув узкую волчью морду, выглядывающую из-под низко надвинутого капюшона, в очередной манускрипт, однако же, на деле, она внимательно следила как за ордынцем, так и за двумя гоблинскими костоломами, что шумно спорили из-за горсти монет, лежащей на столе перед ними.

   Хозяйка всего этого «великолепия», гоблинша Виззи, которую эльфийка смутно помнила по прежним поездкам сюда, вместо того, чтобы, как обычно, встречать посетителей у двери, о чём-то разговаривала с двумя своими соплеменницами, иногда говоря вслух, довольно громко, а иногда шепча на ухо.

   Владелица заведения, неизменно одетая в шерстяные брюки, свитер и тяжёлые ботинки, красящая губы невообразимой изумрудно-зелёной помадой и вдевавшая в уши множество серёг, выделялась своим «отменным» вкусом даже сейчас, на фоне не менее безвкусно одетых подруг.

   Все они периодически просто покатывались со смеху, а вошедшая в раж Виззи даже тихонько взвизгивала и стучала раскрытой ладонью по колену. Найтраиэль орочьего не понимала, но видела, что хозяйка слишком увлеклась разговором и окликать её сейчас бесполезно. Поэтому лишь окинула гоблинш еще одним презрительным взглядом, а потом в изнеможении опустилась на длинную скамью перед столом, поближе к излучающей спокойствие жрице.

   Как же хорошо вновь оказаться, пусть и в молчаливом, но обществе представителя Альянса. Отрада для истосковавшихся глаз. Так что даже окружающее захолустье стало казаться несколько уютнее.

   К Лунной Тени неспешно подошла Шэлл и улеглась у ног. У таверны не предполагалось коновязи, так что ездовое животное оставить было решительно негде. Пожелай она расположиться на ночлег, ей бы пришлось вверить питомицу временным заботам смотрителя стойл на другом конце поселения, но охотница не планировала задерживаться здесь надолго.

   Найтариэль была настолько рада попасть в безветрие и относительное тепло, что и не вспомнила про своего зеленокожего спутника.

   Храгош же, ввалившись в таверну вместе с не отходящим от него ни на шаг Снегогривом, направился прямиком к хозяйке. Его нимало не смущало, что она увлечена болтовнёй с подружками — сначала пусть исполнит свои обязанности, а потом чешет языком сколько влезет. Он устал и был намерен хорошенько перекусить, поэтому миндальничать ни с кем не собирался, да и знал, что звон монет оказывает на гоблинов просто магическое действие.

   Однако не доходя нескольких шагов до смеющихся гоблинш, Храгош замер у одного из столбов, держащих гамаки, и прислушался. Потом подозрительно прищурился, огляделся и на всякий случай помотал головой, видимо решив, что слух его-таки подводит после бессонной ночи. Но нет — Виззи с чувством повторила одной из собеседниц:

   — Да говорю же, правда! Мне позавчера Джасса Искровзрыв по секрету рассказала, а она врать не будет. За покупками её, прохиндейку такую, принесло, вот и забежала ко мне потрепаться.

   Гоблинша выдержала паузу, явно наслаждаясь вниманием любопытных подруг:

   — Так вот, во время недавнего бурана к ним с Нузаком в дом забрела чудная компашка. Вы когда-нибудь видели, чтобы орк волок на себе полуживую ночную эльфийку? Вот и я — нет! Не знай я Джассу, решила бы, что откровенно пахнет враками, ну, а так… Чего только не случается на свете!

   — Да не тяни ты уже кобольда за хвост! — перебила ее одна из собеседниц, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. — Подробности, Виззи, подробности!

   — Где они успели встретиться и спеться — демоны их знают, — продолжила трактирщица с ядовитой ухмылкой. — Ночная была вся промокшая, обледеневшая, без сознания. В общем, впустила их Джасса, но ведь ты же её знаешь!

   Виззи опять тонко захихикала.

   — Да уж знаю, — отозвалась вторая гоблинша, до этого хранившая молчание. — Эта «добрая душа» ничего не делает просто так. И собираясь к ней в гости всегда нужно быть начеку, разумея, что не иначе как зад свой на бочке с порохом мостишь, переступая порог ее дома.

   — Ох, бедный Нузак! — картинно закатив глаза вставила ее компаньонка. — Такой славный парень и живет с этой бешеной бабенкой. Ему бы хорошую жену, без выкрутасов…

   — А ты все о своем, — фыркнула в ответ молчунья. — Кто про что, а кобольд про свечи! Как будто бы тут никто не в курсе, что ты на него давно уже глаз положила, но Джа тебя обскакала на кривой козе.

   — Не ругайтесь, девочки, — примирительно замахала руками Виззи, заметив, что одна из подруг насупилась.

   — Джасса на своей алхимии совсем повернулась, — продолжила хозяйка таверны, для пущей убедительности покрутив пальцем у виска. — Уже не знает, что и на ком попробовать. И решила она напоить ночную спиртяжкой мулгорской, в которую сыпанула сухого цвета чёрного лотоса. И от души так, не поскупилась, даже жаба привычная давить не начала. Слыхали, небось, как эти лепестки действуют, если с алкоголем смешать? Джассе смешным показалось альянсовскую дрянь так приопустить.

   — Слыхали, хоть мы и темнота в алхимии этой. Сильная гадость. От такой настоечки лезут на первого, кто рядом окажется.

   — Ну и как? Получилось у нее? — потирая зеленые ладони, осведомилась уже забывшая обиду гоблинша.

   — Не то слово! Джасса говорит, иные шлюхи бордельные целомудренными жрицами показались бы рядом с этой ночной! Что она на орке вытворяла! — Виззи многозначительно поцокала языком. — Видать с мужиком давно не была, раз так сильно распёрло. Скакала, как на необъезженном звере, да и стонала так, что в коридоре было слышно. Джасса в замочную скважину таращилась, пока её этот псевдоморалист Нузак не оттащил! Сам, небось, был не прочь поглазеть, да при жене неудобно!

   И гоблинши опять гаденько захихикали, теперь уже втроём.

   Храгош всё время, пока они говорили, простоял в каком-то ступоре. Чудо, что гоблинши, увлёкшись болтовнёй, его не заметили. Наконец, очнувшись, орк отошёл в сторону. Мысли были безрадостные. Если это всё не выдумки, то гоблинская плесень его просто использовала, чтобы посмеяться и покуражиться. Да за такие опыты ее бы… Охотник нахмурился, сжимая руки в пудовые кулаки.

   Вспомнились вкрадчивые увещевания и нашёптывания на ухо, что, мол, только теплом обнажённого тела можно согреть и спасти замерзающую. Если б он, дурень, тогда столько не выпил, может, и почуял бы подвох! Да и ночная, получается, уже была не в себе, когда он лег рядом.

   По всему выходило, что отнюдь не в здравом рассудке та, которую он ошибочно счел наутро лицемерной потаскухой, получившей свое и обвинившей его во всех грехах, полезла к нему.

   Жертва. Всего лишь жертва чужой гнусности, угодившая в умело расставленную ловушку. Впрочем, как и он сам. И ради чего? Просто для забавы?

   Храгош сплюнул прямо на пол, и мысленно выругал подлую гоблиншу на чём свет стоит. И как только эта нечистоплотная тварь посмела втравить его в подобную историю?! Одно дело — переспать по взаимному влечению, другое — стать игрушкой в руках дурной бабы, вздумавшей поразвлечься. Словно они дикие звери в клетке, которых насильно вынудили спариваться. Сравнение охотнику явно не понравилось. Вся эта ситуация невероятно унижала его достоинство.

   Скрипнув зубами, Храгош твердым шагом направился к столу, за которым он, вроде бы, мельком видел свою длинноухую спутницу. Всё услышанное им стоило бы знать и ей, авось, дурь, что он её снасильничал, из головы выветрится и крольчиха перестанет, наконец, считать его безмозглым кобелем.

   Действительно, эльфийка, которой удалось таки выловить пронырливую помощницу хозяйки и сделать заказ, сидела за столом и ждала, пока принесут еду.

   — Я попросила тушеное мясо и похлёбку, — усталым голосом сказала Найтариэль подошедшему орку. — Правда, не знаю, как скоро мы все это увидим…

   — Это обождёт, крольчиха, — досадливо отмахнулся орк, упершись руками в крышку стола. — Пожрём, никуда не денемся. Разговор есть.

   — Ну что у тебя опять стряслось? — вяло осведомилась воительница, вскинув на него серебристые глаза.

   Зеленокожий внешне выглядел спокойно, но по рычащим ноткам в голосе и усилившемуся акценту, Найтариэль поняла, что орк раздражён, даже зол.

   — Да уж стряслось, так стряслось, длинноухая! И не столько у меня, сколько у нас обоих. Услыхал я тут сейчас болтовню местных гоблинш, и что-то мне сдается перемывали они кости не кому-то, а нам с тобой, крольчиха.

   — Нам? Ты что такое говоришь? Да откуда им нас знать-то? — удивилась и слегка возмутилась эльфийка. — Ты не иначе как выпить где-то успел, или головой двинулся, после сегодняшней ночевки на озере?

— Я?! — взревел оскорбившийся орк. — Дура лопоухая! У самой мозги набекрень, а на меня напраслину городишь! Говорю ж, дело важное!

   Лунная Тень скептически поджала губы, демонстрируя свое отношение к собеседнику. Сейчас-то она уже могла себе это позволить. Да и не тянуло ее вовсе выслушивать бредни ордынского варвара.

   — Впрочем, как хочешь, уговаривать не буду! — Храгош удивительно легко отказался от своей затеи, махнув рукой и плюхнувшись рядом на лавку.

   Перед ними как раз поставили две миски с дымящейся ароматной похлебкой и Белый Клык с неохотой принялся за трапезу.

   Найтариэль же задумалась. Чего-чего, а спокойствия и выдержки зеленокожему обычно было не занимать. А тут он был настолько взвинчен, что даже ел с каким-то остервенением, сердито поглядывая на нее. Может, и впрямь стоило уделить внимание тому, что он слышал.

   — А о чём конкретно они говорили? — тихо и без обычных подначек спросила воительница, искренне надеясь, что ее не пошлют подальше за проявленное ранее пренебрежение.

   — Я ж сказал, о нас с тобой, глухая, что ли? — Храгош, казалось, уже не злился, в голосе его слышалась усталость. — Чай не много шастает здесь в одной упряжке орков и длинноухих. Подшутила над нами «добрая» хозяюшка, эта гоблинская плесень, в чей дом мы имели несчастье попасть в метель. Зло подшутила, крольчиха.

   — Подшутила? Это когда дала нам в дорогу гору несъедобного барахла? — эльфийка помрачнела, вспомнив мусор, который они почти сутки тащили в рюкзаке вместо нормальных припасов.

   — Хуже, длинноухая, — мрачно буркнул Храгош. — Она, дрянь такая, напоила тебя какой-то травой на спирту… как бишь ее, пакость эту? Запамятовал! Лотос черный, кажется…

   — И что из этого? — Найтариэль мысленно пожала плечами — какая разница, что ей давали, чтобы отогреть? В алхимии и изготовлении спиртного она мало что понимала, и упоминание «черного лотоса» ничего ей не сказало.

   — А то, что по их словам, после этой настойки разумные существа превращаются в безмозглых похотливых тварей, готовых удовлетворять свои потребности и желания с первым встречным. Сколь бы не была сильна твоя воля, ты просто перестала себя контролировать, сама не понимала, что творишь. Да и я лишнего выпил, и к той настойке тоже приложился сдуру. Ничего удивительного, что ты полезла, а я не смог отказать. А эти… — орк заковыристо выругался на родном наречии, потом снова перешёл на всеобщий. — В общем, они всё это обсуждали и гоготали, как гусыни.

   У Найтариэль от слов орка перехватило дыхание. Что за бред он несёт? И ведь не поленился же вновь напомнить о своей грязной выходке! Ему что, доставляет такое неописуемое удовольствие, втаптывать раз за разом ее самолюбие в грязь?! Снова вспомнилось унижение от насилия, учинённого над ней. Что он там сказал: «Злая шутка гоблинши?» Она, Найтариэль Лунная Тень, сама полезла к этому зеленокожему из-за какой-то жалкой настойки? Да быть того не может! До каких же пор он будет придумывать отговорки и оправдания тому, что с ней сотворил?!

   «Надо отдать ему должное, на этот раз выдумка крайне изощренная, — мысленно фыркнула девушка. — И как только в эту пустую голову такое могло прийти?»

   — Не надоело фантазировать? — тихо, презрительно и обманчиво спокойно, но всё равно с прорезающимися истерическими нотками спросила Найтариэль. — Тошно слушать, как ты отчаянно пытаешься себя обелить, и свою вину переваливаешь на меня! Прямо из кожи своей зеленой вон лезешь! Приплёл какие-то настойки, гоблинш, даже разговор подслушанный выдумал, только бы свою похоть и желание насиловать оправдать! Вся ваша Орда сплошь воры, вандалы, убийцы и насильники!

   Последние фразы она уже произнесла в полный голос, словно бросая их в лицо обидчику и не обращая внимания на то, что остальные посетители таверны начали на них оглядываться и шептаться. Ворген-жрица на миг оторвалась от своих свитков, и покачав головой, брезгливо отвернулась, отодвигаясь подальше от эльфийки, а костоломы, наконец-таки поделившие свои монеты, и теперь отмечавшие это чем-то горячительным, в голос засмеялись. Заметно оживился и таурен, откинув с глаз длинные пряди замусоленной гривы. Задумчивое выражение на его морде сменилось жестким и суровым. Чуть погодя, воин, несмотря на свой внушительный рост и вес, на удивление легко и бесшумно встал из-за стола, не привлекая к себе лишнего внимания.

   Храгош на выпад спутницы никак не отреагировал, хоть в его глазах и зажёгся сердитый огонёк. А когда он проглотил очередную ложку стынущего варева из миски и всё же собрался, было, что-то ответить, эльфийка, продолжавшая в это время вдохновенно поносить Орду, испуганно смолкла на полуслове, услышав приближающиеся тяжёлые шаги за своей спиной.

   Раненый воин подошёл совсем близко, и бесцеремонно положил здоровую руку ей на плечо. Найтариэль панически дёрнулась, но какое там — с таким же успехом можно было пытаться выбраться из-под горы. Широкая ладонь уроженца Мулгора была сильной и невероятно тяжелой. Таурен слегка сжал пальцы и Лунной Тени даже на миг показалось, что под ними хрустнули ее кости.

   — Значит, вся Орда — насильники? — низким, подрагивающим от едва сдерживаемого гнева голосом пророкотал таурен. — Осмелишься это повторить прямо сейчас? Или хвост подожмешь, как те храбрецы, что явились в Калимдор с большим флотом, как к себе домой, а потом молили о пощаде, ползая в дорожной грязи на брюхе?

   — Да! — ненавидяще прошипела эльфийка, пытаясь вывернуться. — Я готова ответить за каждое свое слово!

   — Тогда я ошибся, не весь твой Альянс — жалкие трусы. Попадаются еще и наглые шлюхи, — тем же ровным тоном продолжил воин. — И если бы я того захотел, ты прямо сейчас пошла бы со мной, силой или нет. Но марать об тебя руки… — таурен внезапно отпустил её плечо, чуть толкнув вперед, однако этого вполне хватило, чтобы охотница по инерции едва не угодила лицом в свою тарелку.

   В гробовой тишине таурен вернулся на свое место, провожаемый напряженными взглядами костоломов, схватившихся было за оружие.

   Лунная Тень сидела ни жива ни мертва. И как ей вообще хватило смелости препираться со столь громадным созданием? Внезапно, очень некстати, вспомнились издевательские слова Джассы Искровзрыв про «попробовать с тауреном» и от этих воспоминаний явственно затрясло. Страшно представить, что мог бы сотворить с ее несчастным телом этот разозленный самец.

   — Ну что, длинноухая, едва снова не наскребла на свой хребет? — зло спросил молчавший всё это время Храгош. — Если бы он вздумал тебя проучить, я бы не стал вмешиваться. Больно надо! Соображай немного хоть иногда, прежде чем открывать свой рот!

   — И что, прямо вот так бы сидел и смотрел? — обиженно фыркнула девушка.

   — Ага, — несколько флегматично отозвался Белый Клык. — Устал я от твоих истерик и выкрутасов, крольчиха, вкрай устал. Ты хуже сварливой жены. Так тебя и тянет что-то вякнуть, когда не надо. Пошли уж!

   — Куда? — сквозь зубы процедила Найтариэль.

   Её трясло и ей совершенно не улыбалось сейчас куда-то идти. Тем более с орком.

   — Потрясём «достопочтенную» хозяйку, куда ж ещё. Сама убедишься, что я не трепал языком попусту, когда тебе рассказывал об услышанном. Пошли, пошли, шевелись, я здесь до вечера из-за тебя куковать не намерен! — прикрикнул орк, оставляя на столе деньги.

   Охотница тоже расплатилась, хотя к еде так и не притронулась.

   «Пропади оно все пропадом! — думала Лунная Тень, следуя за орком. — Теперь я, кажется, стала еще больше ненавидеть Орду, если такое, конечно, возможно!»

   Виззи, по счастью, отыскалась там же, где и в первый раз, её подружки тоже никуда не делись, всё ещё хихикали и о чем-то оживленно сплетничали.

   Храгош решительно не признававший дипломатичных расшаркиваний и прочих лирических отступлений, сходу налетел на опешившую гоблиншу:

   — Интересные ты байки подружкам рассказываешь, проныра! Да вот только не все их поняли. Больше двух — говорят вслух. Так что повтори-ка ещё разок, что ты там свиристела, но только на всеобщем, будь добра!

   — Ты о чём? — хозяйка таверны с самым невинным видом захлопала ресницами, удостоив орка лишь мимолетным взглядом и рассчитывая, что тот быстро отстанет и позволит ей вернуться к беседе. — Я много чего рассказываю, и мне много чего говорят, здесь таверна, золотце, такое уж место.

   — Не юли! — рявкнул окончательно выведенный из себя Храгош. — Повтори то, что ты рассказывала про орка и ночную эльфийку, вот ей, и я от тебя отстану!

   Охотник ткнул пальцем в стоящую рядом калдорай.

   С лица Виззи мгновенно сползло выражение равнодушной слащавости, предназначенное для всех постояльцев. Гоблинша внимательно оглядела обоих просителей, а затем вдруг разразилась диким хохотом, держась за живот и сгибаясь пополам.

   — Ну надо же! Картина маслом! Вы, что ли, и есть та самая парочка, над которой Джасса покуражилась? Ой, не могу, вот умора! — и она расхохоталась ещё пуще, а за ней смех подхватили подруги. — Мир тесен! Выходит, правда, все правда, до единого слова!

   — А ну заткнулись! — осадил безудержное веселье Белый Клык. — В чужой подлости нет ничего смешного!

   — Ладно уж, расскажу, — с трудом успокоившись сказала Виззи, то и дело поглядывая на охотницу. — Да, решила Джасса над вами подшутить, как только увидела ваши рожи на пороге. Это в её манере, знаете ли.

   Найтариэль внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова.

   — Напичкала она тебя, золотуля, настойкой черного лотоса, — с притворным сочувствием поведала гоблинша эльфийке. — Алхимия, на твою беду, ее второе «я», а специфическое чувство юмора — третье. Нам всем здесь хорошо известно, что черный лотос, расцветающий весной в долине, не только согревает в холода и подпитывает силы, но и при смешении со спиртом в неравной пропорции, вызывает приступы неконтролируемого влечения. А вам-то, приезжим, откуда такое знать? Вот ты и попалась.

   Убедившись, что ей внимают, затаив дыхание, гоблинша продолжила:

   — Ничего удивительного, что инстинкт взял свое. Да тут еще и член крепкий так удачно подвернулся, что далеко ходить не пришлось, — Виззи не сдержалась и вновь хихикнула. — Подпоила Джасса хорошенько обладателя соответствующих причиндалов и понеслось у вас веселье! Уж очень ей захотелось понаблюдать за тем, как вы, фракционные враги, кувыркаетесь в одной постели, а наутро спускаете друг на друга всех собак.

   — Нет. Не верю, — еле слышно прошептала Найтариэль, яростно мотая головой. — Это невозможно! Всё ты выдумываешь! Бессовестная ложь!

   — Мне-то какая выгода? — пожала плечами та. — У нас тут эта история, вот уже пару дней, как ходит, все, кто слышал, животики надорвали со смеху, уж простите. Настоящий анекдот, право слово!

   Резко побледневшая Лунная Тень молча отвернулась, и не разбирая дороги, под дружный хохот прислушивавшихся к разговору круговзорцев побрела обратно в зал таверны. Она ощущала себя разбитой, униженной и осмеянной. Верить в услышанное не хотелось.

   «Это неправда, это всё враньё, — как заклинание повторяла бедная девушка. — Не могла я без содрогания терпеть прикосновения проклятого зеленокожего! Ни за что! И тем более, получать удовольствие от соития! Думать об этом мерзко и отвратительно! К тому же, я ничего такого не помню. Даже если предположить, что хоть что-то из этой тупой гоблинской байки правда, то какие-никакие воспоминания остаться были должны… Так нет же! Значит, все ложь!»

   Охотница вновь присела на лавку и обхватила гудящую голову руками.

   — Не врёт она, — хмуро сказал подошедший Белый Клык, сев рядом. — Не врёт. Смирись уже. Сама ты ко мне лезла, длинноухая. И получилось, что получилось.

   — Если это так, я убью эту поганую крысу! — прошипела Найтариэль. — Придушу своими руками! Нашпигую стрелами, как игольницу! От неё даже клочка не останется, чтоб похоронить! Поможешь?

   Лунная Тень подняла полубезумный взгляд на орка, искренне рассчитывая на поддержку.

   — Э, нет, длинноухая, это без меня! — замахал руками Храгош. — Охота тебе снова чапать в ту глушь и затевать разборки, — пожалуйста, но без меня. Да и толку-то, после того, как всё уже случилось? Я сейчас к скорняку, попробую толкнуть шкуру нашего приятеля-щербозуба, и двину прямиком в Дуротар. Да и ты не пропадёшь, думаю, доберешься до своих. Всё, не поминай лихом, крольчиха!

   С этими словами орк поднялся, свистнул Снегогрива, сгреб с лавки свои скудные пожитки и спешно вышел из таверны. Найтариэль же ещё долго смотрела ему вслед, браня на чём свет стоит и смахивая с глаз навернувшиеся было злые слёзы. Как ни печально, выходило, что зеленокожий прав — месть ничего ей не даст, кроме потери времени, да риска расстаться по пути с жизнью.

   И самом деле, пора было возвращаться в Дарнас, к службе, к друзьям и любимому. Сжав зубы Найтариэль натянула на лицо равнодушную гримасу. Забыть. Она должна все забыть, как страшный сон. Подхватив поводья Шелл, Лунная Тень, гордо вскинув голову, вышла из таверны, направляясь прямиком к распорядителю полётов. Её ждал долгий путь домой.

***

   Вечерело. Столица калдорай неспешно пробуждалась от всеобъемлющей дневной полудремы, охватывающей город всякий раз, когда небесное светило входило в зенит, лишая детей звезд большей части природных сил. Прохладные дарнасские сумерки неспешно разливались по широким улицам, и без того охваченным привычной нежно-лиловой дымкой, заползая мягкой лапой в дома, углубляя тени под раскидистыми ашенвальскими дубами, превращая поверхность озера в центре города в темную зеркальную гладь, отражающую первые серебристо-белые искорки звезд.

   Найтариэль Лунная Тень медленно брела по пока еще тихим переулкам по направлению к Анклаву Кенария. В короткой, по-осеннему жесткой траве под ногами еле слышно шуршала прошлогодняя листва. Несмотря на неувядающие пышные кроны древесных гигантов, в воздухе едва уловимо пахло приближающейся зимой. Пусть она и не была друидом, как Тэрилий, но все равно ощущала перемены. Природа медленно, но верно погружалась в сезонную спячку. И чем ближе она подходила к Анклаву — городской обители друидов, тем отчетливее становилось это чувство. Последователи Верховного Друида тщательно следили за состоянием деревьев, погружая в сонный транс те из них, что уже успели подготовиться к зиме. В любом случае, к концу месяца абсолютно все насаждения в Дарнасе замрут до наступления весны. А бодрствовать будет позволено разве что древням-стражам, патрулирующим город.

   После дня на посту в Храме Элуны эльфийка чувствовала себя измотанной и разбитой, причем настолько, что едва переставляла ноги. И с каких пор она начала так уставать, выполняя обычные свои обязанности почетного караульного?

   Даже легкие кожаные доспехи раздражали, стесняя движения и затрудняя дыхание, а лук за спиной, колчан со стрелами и висящий у пояса тонкий чакрам, казалось, весили почти тонну.

   Прохладный ветер, налетающий порывами с моря, путался в длинных платиновых волосах охотницы, развевая их, приводя в легкий беспорядок и заставляя досадовать, что не удосужилась с утра собрать их в косу. Хотя цепкие, пронырливые пальцы ветра, забирающиеся под одежду приятно холодили кожу, несколько снимая дневную усталость.

   Впереди замаячили знакомые очертания построек Анклава. Эльфийка невольно внутренне подобралась, ведь она вовсе не из праздного любопытства и банального желания развеяться, решилась прийти сюда. Ей предстоял долгий, и во всех смыслах неприятный разговор, откладывать который девушка больше не видела смысла. Здания, в чьей конструкции причудливо переплетались остовы старых, погибших по тем или иным причинам деревьев и характерная калдорайская архитектура сложно было спутать с чем-либо еще. Лунная Тень миновала небольшой каменный мостик, перекинутый через тихий ручей, питающий озеро в центре города, прошла немного вперед, мимо зажигающихся серебряным светом приземистых ночных фонарей, а затем свернула налево, углубившись в хитросплетения ухоженных тропинок, петляющих между домов и высоких деревьев.

   Несмотря на окутавший столицу перед наступлением сумерек влажный белесый туман Найтариэль прекрасно ориентировалась на местности. Она слишком хорошо знала Дарнас, чтобы сбиться с пути или, тем паче, заблудиться.

   Она догадывалась, где именно следует искать Медвежьего Когтя, ну или, на худой конец, достоверно выяснить его местонахождение, поэтому сразу же направилась к самому высокому зданию в Анклаве Кенария. Многоярусная постройка с фиолетовыми черепичными крышами, увитая змейками наружных переходов-скатов между этажами, взмывала на метры вверх, к самым верхушкам массивных дубов, растущих поблизости.

   «Надеюсь, мне не придется забираться на самый верх, — несколько отстраненно подумала эльфийская воительница, миновав небольшой, вырубленный в цельной древесине проход, ведущий внутрь обители. — Ноги просто гудят от усталости, да и спину немного ломит».

   Сердце Анклава встретило ее благодатной тишиной. Первый ярус представлял собой просторное помещение с гладкими светлыми стенами, на которых напрочь отсутствовали какие-либо украшения, следуя принятой среди друидов аскезе и природной естественности вещей. Древесина, хоть и не выглядела живой, но казалась теплой и до отказа напитанной энергией древней земли калдорай, кое-где покрывшись налетом изумрудно-зеленого мха. Посреди комнаты, прямо в утоптанном земляном полу был вырыт неглубокий, но обширный лунный колодец, обнесенный белокаменным бордюром, сложенным из объемистых булыжных блоков, которым мастера все же придали правильную прямоугольную форму.

   Вода в колодце переливалась и искрилась внутренним голубоватым светом, почти как в храмовом источнике, благословленном самой Элуной, заливая помещение мягким приглушенным сиянием, так что дополнительного освещения практически не требовалось. Над водой парил одинокий Огонек, то спускаясь к самой прозрачной глади, то поднимаясь в потоке сияния к высокому сводчатому потолку.

   На широком бордюре колодца расположилась странная пара. Большая хищная кошка с чересчур узкой мордой, необычно длинными для ночного саблезуба ушами и начертанными на темной пушистой шкуре знаками луны, казалось, дремала, лежа у самой внутренней кромки, свесив хвост и одну лапу к воде. Но это впечатление было обманчивым, ибо из-под полузакрытых век зверя, то и дело сверкали янтарные глаза, обшаривающие комнату невероятно осмысленным внимательным взглядом. Привалившись спиной в гибкому туловищу кошки, рядом расположился ночной эльф в золотисто-зеленом одеянии. Мужчина декламировал вслух содержание длинного пергаментного свитка, зажатого в одной руке, а другой рукой периодически поглаживал ухоженную бороду цвета темного малахита. Его длинные волосы, перевитые в тугую толстую косу, были перекинуты через плечо и доставали практически до талии, перехваченной плетеным узким поясом.

   Заметив Найтариэль, саблезуб распахнул глаза и чуть приподнял голову, демонстрируя роскошный мех и связку оберегов из перьев и лунного камня на короткой шее. Дабы привлечь внимание своего компаньона, большой кот слегка ткнул его мордой между лопаток, после чего эльф оторвался от свитка и обратил внимание на пришелицу.

   — Приветствую, сестра! — приятным голосом изрек друид, откладывая в сторону исписанный пергамент.

   — Фалериан, Денатарион, — девушка почтительно кивнула и заставила себя улыбнуться, дабы ничем не выдать истинного расположения духа. — Да осветят звезды ваш путь!

   — Что привело тебя в нашу скромную обитель? — осведомился меж тем друид-наставник. — Верховной Жрице требуется помощь Анклава?

   — Нет, я здесь вовсе не по поручению Тиранды, — вздохнула охотница.

Будучи одним из доверенных лиц Тиранды Шелест Ветра она частенько сталкивалась с подобными предубеждениями.

   — Тогда чем же мы можем быть тебе полезны, Лунная Тень?

   — Простите, пожалуйста, что прервала вас, — на всякий случай извинилась девушка. — Но я ищу Тэрилия. Вы случайно не знаете, где он может быть?

   — Хмм, — Денатарион вновь принялся перебирать бороду. — Медвежий Коготь… Если память мне не изменяет, он заходил четверть часа назад. Крыло Ночи, ты случайно не знаешь, куда он мог направиться?

   Друид вопросительно взглянул на саблезуба, явно прислушивавшегося к беседе. На морде кота, в меру животной физиологии отразилось легкое удивление.

   Тот поднял уши, затем их прижал, кивнув куда-то вглубь помещения и нервно забив хвостом по белому камню.

   — Серьезно? — хмыкнул зеленоволосый друид, рассеянно потерев затылок. — Старею, не иначе.

   С минуту друиды обменивались долгими взглядами, казалось выпав из окружающей реальности.

   — Ну так что? — робко вмешалась охотница, вновь привлекая к себе внимание.

   — Фалериан утверждает, что твой друг, Лунная Тень отправился наверх, в залу медитации, — как ни в чем не бывало отозвался Денатарион, вновь взглянув на нее. — Сегодня новолуние. Вероятно, он решил посвятить часть ночи самопознанию.

   Найтариэль едва заметно закусила губу. Сбылись самые худшие ее подозрения и теперь ей предстоял долгий и утомительный путь на вершину строения, ибо укромная зала медитации располагалась именно там.

   — В любом случае, ты можешь подняться к нему, — продолжил друид, приняв ее временное замешательство за сомнения в уместности такого визита. — Я думаю, Тэрилий не будет против.

   — Благодарю за помощь, — Найтариэль натянуто улыбнулась, пряча глаза. — С вашего позволения, я пойду. Еще раз извините за беспокойство.

   Лунная Тень быстрым шагом направилась через комнату к пологому скату, ведущему наверх, в надежде поскорее скрыться из виду. На душе было тревожно. И ей впервые было настолько неловко от того, что все кругом знали насколько они близки с Тэрилием.

   Денатарион добродушно кивнул, вновь поднося к глазам пергамент и делая знак компаньону, что собирается продолжить чтение. Фалериан же еще некоторое время провожал охотницу взглядом своих золотистых глаз, а затем вновь положил голову на парапет, внимая монотонному бормотанию другого друида.

   Найтариэль медленно, но упорно шагала к своей цели, стараясь не думать о том, насколько она вымотана. Причем физическое недомогание беспокоило ее гораздо меньше, чем упадок душевных сил, усугубляемый день ото дня растущей тревогой и мучительным чувством стыда. Имела ли она право после того, что случилось в Зимних Ключах, оставаться рядом с добрым и мягким возлюбленным, питающим к ней самые искренние чувства? Этот вопрос занимал все мысли эльфийки денно и нощно. Она не переставала думать об этом и стоя на часах в Храме Элуны, и лежа без сна в своей постели, и даже в объятиях того, кого больше была ни капли недостойна. И если пару недель тому назад охотница еще сомневалась, пытаясь убедить саму себя, что ее вины в произошедшем нет и нужно просто жить дальше, то теперь, наконец, перестала тешить себя иллюзиями. Лунная Тень все для себя решила. Но и в этой своей твердой уверенности в правильности принятого решения, ей отнюдь не стало легче. Она продолжала страдать, зная, что именно должна была сделать. И чем скорее, тем лучше.

   Эльфийка миновала один этаж, затем другой. Обстановка практически не менялась. Обитель, обставленная просто и аскетично, тем не менее, оставляла стойкое ощущение домашнего уюта. Обширное пространство вокруг вовсе не угнетало своими размерами, а ощущалось, как некая свобода и возможность побыть наедине со своими мыслями.

   Последние пару пролетов Лунная Тень преодолела с особенно тяжелым сердцем. Участок сходня, ведущий к зале медитации, находился снаружи здания и оканчивался небольшим балконом, миновав который и можно было попасть в самый тихий и уединенный угол во всей обители.

   Вновь выйдя на воздух, девушка едва заметно поежилась. На такой высоте было гораздо прохладнее, чем внизу, у подножия деревьев. Холодные осенние ветра безраздельно хозяйничали здесь, со свистом гуляя по крышам домов.

   Вокруг окончательно стемнело, так что иссиня-черное калимдорское небо, не укрытое привычным лиловым дарнасским туманом, предстало перед ней во всей красе. Усыпанное мелкими точками звезд, оно было чистым и высоким, не смотря на время года. Тонкий серп едва народившегося молодого месяца, сиял ослепительным белым светом, возвещая о начале нового жизненного цикла в засыпающей природе.

   Подъем закончился внезапно, так что охотница не успела даже сразу сообразить, что стоит на краю того самого балкона, больше напоминающего террасу, с которой открывался прекрасный вид на ночной город. Куда ни глянь, всюду было бескрайнее небо, такое близкое, что казалось готово было рухнуть на плечи. И от этого неизменно захватывало дух.

   Площадка, вопреки ожиданиям девушки, не пустовала. Повернувшись к ней в профиль и вскинув широкую морду к молодой луне, посреди деревянного настила, сидел огромный медведь. Его гладкая дымчато-серая шкура, отливающая в неверном лунном свете льдистым голубоватым серебром, была отмечена ритуальными знаками друидов, лапы и шею украшали браслеты-обереги из связок осенних листьев, перевитых мелкими самоцветными бусами. Глаза зверя были наполовину прикрыты, так что из-под век пробивалось лишь слабое золотистое свечение. Нельзя было абсолютно достоверно утверждать, пребывал ли он в сонном трансе или же просто погрузился в свои мысли, созерцая усыпанный звездами небосвод. Совсем не по-медвежьи длинные уши грозного хищника были плотно прижаты к голове и загривку, но Найтариэль все же удалось разглядеть на том, что оказалось ближе, знакомый уже заживший надрыв.

   — Тэрилий, — негромко позвала Лунная Тень, отчего-то остро ощущая, как тает на губах сладкой горечью это имя.

   Возлюбленного, даже в таком виде, она безошибочно отличила бы от тысячи других, ему подобных.

   В ночной тиши, наполненной лишь гудением ветра и шелестом древесных крон голос эльфийки отозвался необычайно громко, мгновенно выведя друида из ступора. Медведь тряхнул головой, словно отгоняя дрему и повернулся к ней. Во взгляде его тут же вспыхнула искра узнавания, сменившаяся теплотой и тихой радостью.

   Найтариэль приблизилась, и осторожно положила узкую кисть на голову хищника, зарывшись пальцами в полосу густого меха на загривке, скрывающего короткую массивную шею. Медведь блаженно прикрыл веки, откровенно млея от прикосновений. Охотница же опустила глаза, боясь вновь сталкиваться виноватым взглядом с друидом, и принялась рассеянно разглядывать могучие лапы зверя с толстыми агатово-черными когтями. Один удар такой лапы запросто ломал хребет взрослому оленю или кодо, но девушка не боялась. Тэрилий просто не мог причинить ей вреда. Никогда и ни за что.

   Медвежий Коготь был защитником Ашенваля, истинным Стражем природы, одним из первых последователей Верховного Друида Ярости Бури. Она все еще помнила, как вместе с Тирандой Шелест Ветра и другими сестрами, чьи возлюбленные, братья и отцы последовали за Малфурионом в Изумрудный Сон после Раскола мира, терпеливо дожидалась их пробуждения. Так бесконечно долго, тоскуя по рукам, губам и любимому взгляду. И не было предела ее радости, когда Тэрилий, наконец, вернулся к ней, обещая больше никогда не покидать и хранить от всех невзгод. Так почему же судьба обошлась с ней так немыслимо жестоко, вынуждая прятать потухшие глаза, что раньше светились счастьем?

   Медведь, тем временем, заметив задумчивость эльфийки, неожиданно ловко поднырнул мордой под ее руку и прижался ухом к женской груди, прислушиваясь к сердцебиению. Руки Найтариэль сами собой обвили звериную шею. Сдержав внезапно навернувшиеся на глаза слезы, охотница уткнулась носом в мохнатую теплую макушку. Друид был таким близким и родным, но в то же время она чувствовала болезненное отчуждение, осознавая всю неправильность ситуации.

   Насладившись мимолетными объятьями, Тэрилий отстранился и вопросительно воззрился на Лунную Тень.

   — Нам нужно поговорить, Тэр, — как можно спокойнее изрекла она, внутренне сжимаясь под бесконечно влюбленным взглядом друида. — Это важно. Ты же знаешь, что я не стала бы прерывать твою медитацию из-за пустяка.

   На морде хищника отразилась легкая озадаченность, но не более того. Медвежий Коготь выглядел все таким же спокойным и умиротворенным, что лишь усиливало чувство вины девушки за то, что ей предстояло сделать.

   Тем не менее друид внял ее просьбе, и поднявшись на ноги, неуклюже заковылял внутрь помещения. Озябшая на ночном ветру Найтариэль чуть помедлила у порога, но затем зашла вслед за ним.

   Зала медитации представляла собой просторную, частично изолированную от остального комплекса помещений обители комнату, не имеющую окон, и сильно напоминающую гостевую залу у лунного колодца внизу. Мебель здесь полностью отсутствовала, зато наличествовали многочисленные атрибуты, необходимые для релаксации и проведения друидских обрядов, направленных на пробуждение и познание внутренней сущности. В зале можно было отыскать абсолютно все, начиная от курильниц и небольших жаровен с благовониями, амулетов и оберегов, усиливающих связь с природой и заканчивая мягкими ковриками-лежанками, заботливо сплетенными из сухих травяных стеблей.

   В полутьме помещения мерцала угольками одна единственная жаровня с брошенными поверх углей ароматными веточками весенней дикой яблони, засушенными прямо с бутонами и цветками. Однако распространяющийся по комнате стойкий сладковато-пряный аромат почему-то показался эльфийке невероятно тяжелым, крадущим воздух и вызывающим легкое, но очень неприятное головокружение.

   Войдя, охотница, однако же, не обнаружила там громадного лесного хищника. К ней спиной стоял рослый ночной эльф, накидывающий в этот момент на абсолютно нагое стройное и подтянутое тело легкую робу. Скользнув мимолетным взглядом по широкой спине, плечам, узким бедрам и ягодицам мужчины, Лунная Тень в очередной раз отметила для себя, что больше не испытывает острого желания прикоснуться к бледно-сизой коже, покрытой шрамами и лазурным волосам, спускающимся много ниже лопаток. Хотя ранее испытывала настоящее вожделение просто глядя на возлюбленного, и тем паче никогда бы не упустила возможность прижаться к нему вот так, сзади, когда он переодевался.

   И это, к сожалению, началось далеко не вчера. Вот уже почти месяц, как Найтариэль вернулась в Дарнас, оставив, как ей казалось, позади весь кошмар, случившийся с ней в Зимних Ключах. Но вскоре выяснилось, что это впечатление было крайне обманчивым. Настоящий кошмар охотницу ждал в стенах родного города, рядом с тем, кого она так самоотверженно любила века напролет.

   Лунная Тень вспомнила. Внезапно вспомнила все то, во что отчаянно не желала верить в шумном и задымленном кабаке Круговзора. Отвратительно грубые и, как тогда казалось, насквозь лживые слова хозяйки таверны о действии той проклятой настойки снова всплыли в памяти, как она ни старалась забыть тот разговор. Проснувшись среди ночи в холодном поту, эльфийка вновь увидела те ужасные минуты, как наяву. Перед глазами мелькали яркие, стремительно сменяющие друг друга картинки, складывающиеся в единый сюжет. Возмутительный, по своей сути, но совершенно правдивый. Память больше не морочила ее, вынуждая убедиться в истинности произошедшего. Вот она, промерзшая до костей, позволяет проклятой гоблинше стаскивать с себя закоченевшие доспехи и смерзшиеся мокрые тряпки, слушая, как эта дрянь обещает ей подыскать хоть что-то, дабы прикрыть наготу. Вот вяло сопротивляется попыткам влить в горло ароматный, но крепкий алкоголь, сомнительное происхождение которого сразу насторожило, но затем все же сдается настойчивым чужим увещеваниям и глотает, глотает, морщась от вкуса жгучего зелья, опаляющего рот и горло. Она и правда быстро согрелась, и даже начала чувствовать какую-никакую благодарность за близость теплого очага и пушистые шкуры, которыми ее укутали. А потом пришел он. В полудреме Найтариэль слышала, как ненавистный Белый Клык ругался и скидывал доспехи, но не придала этому значения. Мозг уже начал туманиться от выпитого, разум угасал, лишая осторожности и способности хоть как-то оценивать обстановку. Память, сколько бы охотница ни пыталась прогнать прочь нахлынувшие воспоминания, с садистской жестокостью рисовала ей тот разврат, что учинила она сама.

   Испытывая непреодолимое влечение, Лунная Тень откровенно соблазняла фракционного врага, скользя губами по грубой зеленой коже, сжимая в ладони налитой крупный член. И это она, а не кто-то другой, почти умоляла орка взять ее, как и окончательно одурев от мужских ласк и обретенной-таки взаимности, извивалась на мускулистых бедрах, с восторгом насаживаясь на твердую плоть. Собственные бесстыдные страстные стоны до сих пор эхом отдавались в ушах, причиняя девушке почти физическую боль.

   Найтариэль поморщилась. С того времени чувство гадливости и собственной недостойности не покидало ее ни на минуту. Близость с орком грязным пятном легла не только на чистое тело, знавшее прежде лишь одного мужчину, но и на душу эльфийской воительницы, защитницы своего народа, что отдалась врагу.

   Ее самая большая и позорная тайна, которой предстояло до конца дней отравлять ей жизнь. И Найтариэль меньше всего хотела втягивать в это того, кого любила. Боялась испачкать его своей ложью, своим, пусть и невольным, предательством. Чувство вины настолько сильно вгрызалось в самую ее суть, что эльфийка просто не могла теперь спокойно находится в обществе Тэрилия, слушать его простые и искренние любовные признания, и тем паче, принимать ласки. Говорят, время лечит, но целый месяц попыток стать прежней, лишь усугубил ее вину, повергнув в настоящее отчаяние. Видимо за несмываемым слоем собственной грязи она больше не могла чувствовать радости от прикосновений возлюбленного, ощущая лишь горечь и разочарование. Близость же с друидом, которая, как до последнего надеялась Лунная Тень, должна была излечить ее раненую душу и растопить лед между любящими сердцами, оказалась настоящей пыткой и непередаваемой душевной мукой. Лежа в лунной тиши среди мягких шелковых простыней и подушек, она почти не чувствовала возбуждения, когда губы возлюбленного трепетно касались ее губ, ласкали шею и грудь. Знакомый запах и тепло обнаженного тела друида больше не распаляли охотницу, как и сильные руки, обнимающие за талию и с легким нажимом разводящие бедра. Стоило только Лунной Тени вспомнить о том, как по этим самым бедрам стекало нечестивое семя орка, как внутри у нее все сжималось от отвращения. Тэрилий называл ее своей, шепча на ухо слова любви, говоря о том, как он скучал по ней. Найтариэль чувствовала его желание, но невозможность ответить взаимностью впивалась в тело тысячей ножей. Болели под мягкими касаниями чужого языка чуть отвердевшие соски, болело сухое лоно, которое безуспешно пытались раздразнить чуткие мужские пальцы, болели губы, что она сама искусала до крови, когда поцелуи возлюбленного начали спускаться ниже. И лишь умелые ласки Тэрилия, устроившегося между ее бедер, сумели ненадолго пробудить женскую сущность Лунной Тени, вызвав в теле слабый и бледный отголосок прежней страсти. Однако зародившееся было возбуждение прошло так же быстро, как и появилось, стоило только Медвежьему Когтю войти в нее. Друид, как и всегда, был иссушающе нежен и нетороплив, но упругая и горячая мужская плоть, что раньше была залогом предстоящего наслаждения, теперь ощущалась как нечто болезненно-неуместное. Лунная Тень больше не задыхалась от удовольствия во время соития, терпеливо и молча снося всё учащающиеся толчки внутри тела. Ей окончательно овладели холод и отчуждение. Она больше не ощущала себя прежней, хоть и была по-прежнему любима и желанна. И остаток ночи лежа без сна рядом со спящим возлюбленным и наблюдая за тем, как лунные блики играют на его красивом и спокойном лице, Найтариэль отчаянно мечтала повернуть время вспять, чтобы забыть все это как страшный сон и вновь стать той беззаветно влюбленной, наивной девочкой, что клялась в вечной любви молодому друиду.

   И хоть эта ночь и не была последней, впредь для них двоих ничего так и не поменялось. Охотница лишь еще четче осознала насколько огромная пропасть разверзлась между ней и Тэрилием. Она отдавалась возлюбленному, как и когда он этого хотел, все еще рассчитывая обрести утраченную гармонию, но близость, как таковая, совершенно перестала ее волновать, она превратилась в бесстрастную живую куклу, прячущую бледное и уставшее лицо в подушках, дабы не тревожить любимого. Тело все так же болело и противилось сношению, и никакие ласки и поцелуи любимого больше не могли пробудить ее чувственность. Богиня была глуха к мольбам Лунной Тени, сколько бы та не проводила времени у священных вод в Храме Элуны. Возможно, в наказание за грех своей недостойной дочери, небесная покровительница калдорай отняла у нее того, кого эльфийка считала своей судьбой. Найтариэль оставалось лишь смириться и отпустить Медвежьего Когтя, как бы дорог он ей ни был.

   Именно поэтому охотница сегодня пришла сюда, в благодатный покой обители, с болью в сердце готовясь поставить точку в их отношениях. Лунная Тень настолько измучилась чувством вины, что дальнейшая борьба с обстоятельствами виделась ей бессмысленной и тщетной. Такая, как сейчас, она больше не имела права на счастье рядом с Тэрилием.

   Но как же мучительно было созерцать возлюбленного так близко, понимая, что это вероятно последние их минуты наедине.

   Друид, тем временем, одернул полы длинной серебристо-серой робы без рукавов, прихватив ее вокруг талии незамысловатым кожаным поясом и обернулся к эльфийке. Бицепсы мужчины обвивали все те же браслеты, что присутствовали на нем в медвежьем облике. Они, как и сложный составной амулет на шее, символизировали дары осени, облегчая единение с природой в нынешнем ее угасающе-дремотном состоянии. На друидов-медведей особенно сильно действовало это время года, вынуждая подобных Тэрилию включать в сезонные обереги особые кристаллы, напитанные энергией летнего солнца, что не давали звериной сущности брать верх и утягивать своих носителей в зимнюю спячку.

   Медвежий Коготь глядел на нее, на губах его играла легкая мечтательная улыбка. Любовался, как и всегда. Искренне наслаждался присутствием возлюбленной. Честный и открытый Тэрилий никогда не скрывал своих истинных чувств, чем наверное и привлек в свое время внимание Лунной Тени. И годы ничуть не изменили его. Разве что внешне друид возмужал и значительно окреп, больше не напоминая того долговязого худого юношу с серебристыми, как у всех детей звезд, глазами. Теперь же, благодаря глубокому познанию друидизма, глаза Медвежьего Когтя светились приглушенным матовым золотом, а сухощавое, но достаточно крепкое и мускулистое тело, придавало движениям особенной мужественной грации.

   Черты лица Тэрилия никогда не были мягкими, отчего юноша частенько выглядел не по возрасту серьезным и даже суровым. Однако годы пошли ему на пользу, добавив чинного спокойствия и благородства, сделав тонкие губы, прямой нос, острые скулы и угловатый подбородок скорее достоинством, чем недостатком.

   Друид не носил длинной бороды и усов, постоянно поддерживая на щеках аккуратную трехнедельную щетину.

   — Я, если честно, никак не ожидал, что ты сегодня заглянешь ко мне, — несколько задумчиво изрек Тэрилий.

   — Прости еще раз, что без предупреждения, Тэр, — Найтариэль виновато улыбнулась.

   — О чем ты только говоришь? — удивился Медвежий Коготь. — Твой визит всегда в радость для меня. Просто с утра ты, помнится, неважно себя чувствовала, вот я и решил, что ты сразу после смены отправишься домой, отсыпаться. Тебе, очевидно, лучше?

   — Немного, — на одном дыхании соврала Лунная Тень.

   На самом-то деле за день ее самочувствие лишь ухудшилось, но говорить об этом она не сочла нужным, дабы не вызывать жалости и не позволить друиду вновь начать проявлять свою безграничную заботу, от которой в последнее было невыносимо тошно.

   — Это хорошо, что тебе полегчало. А то твое состояние уже начало меня не на шутку беспокоить. После той поездки в Зимние Ключи ты мало отдыхаешь, Найт. Она ведь тяжело тебе далась — не отрицай.

   При слове «Зимние Ключи» эльфийка еле заметно вздрогнула. И зачем только Тэрилий упомянул это проклятое место? Неужто он что-то подозревает?

   «Нет, не может быть, — заключила про себя охотница, смерив осторожным взглядом возлюбленного. — Банальная случайность».

   — Тебе нужен свободный день, — продолжил, между тем, друид. — И не один. Неужто Тиранда не войдет в твоё положение и не даст тебе неделю-другую передышки? Ни за что не поверю, что тебя некому заменить в Храме.

   — Это ни к чему, — Лунная Тень вновь заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла совсем слабой и вымученной. — Я не настолько плоха, чтобы валяться дома в постели или шататься без дела по городу.

   — Ну и к чему вся эта бравада? — Тэрилий нахмурился. — В толк не возьму. Ты выглядишь бледной и уставшей, но все равно продолжаешь утверждать, что ничего не происходит, и все у тебя замечательно? Скажи мне, Найт, тебя что-то тревожит?

   — Я же сказала, со мной все в порядке, — упрямо возразила девушка. — Тебе просто кажется. Расскажи мне лучше, как прошло последнее собрание Круга Кенария? Вы что-нибудь решили с переселенцами?

   Найтариэль намеренно сменила тему, спросив первое, что пришло на ум. Лучше уж слушать про бесконечные дебаты в Совете друидов, чем обсуждать собственное состояние с настойчиво пытающимся доискаться до истины Тэрилием.

   — Решили, — нехотя отозвался эльф, мгновенно раскусив ее манёвр. — Большинство высказалось против. Гилнеасцам по-прежнему будет запрещено селиться за пределами Анклава. Довольно с них и окрестностей Воющего Дуба. Ярость Бури и так оказал им великую милость, позволив обосноваться в Дарнасе. Надеюсь, подданные Седогрива хорошо это понимают и готовы стать нам верными союзниками.

   — А что с их желанием обучаться друидизму?

   — Малфурион дал добро. Наставников обязали взять первых учеников уже в начале зимы. Правда, Матренгилу удалось уговорить Верховного Друида повременить с подготовкой друидов-медведей. Как минимум до весны. Борьба с природой сезонной спячки и так отнимает у нас много сил.

   — Ты тоже собираешься в этом участвовать?

   — Нет, — честно признался мужчина. — Я не очень-то доверяю этим созданиям, хоть они и появились в результате ошибки друидов. К тому же, я не вхож в число наставников и это освобождает меня от необходимости передавать свои знания кому-то еще.

   Повисла неприятная пауза, пока Найтариэль лихорадочно соображала с чего же все-таки следует начать тот разговор, с которым она сюда пришла, но Тэрилий опередил ее.

   — Ты, кажется, хотела со мной что-то обсудить? — сказал он доверительным тоном. — Может, присядем, если твое дело не требует спешки?

   Но садиться охотница вовсе не хотела. В душном помещении у нее по-прежнему кружилась голова, а приторно-сладкий запах курящихся на углях ветвей вдруг начал вызывать все учащающиеся приступы дурноты.

   — Нет, не стоит, — отрицательно мотнула головой эльфийка, делая глубокий вдох и, тем самым, пытаясь подавить мерзкое чувство кома в горле. — Я…

   Она смолкла на полуслове и опустила глаза не в силах более выдавить из себя ни звука. Между ними все кончено. Но как? Как об этом сказать тому, кого она все еще любит всем сердцем?

   — Что с тобой, Найтариэль, во имя Богини? — тонко ощутив ее состояние, Медвежий Коготь приблизился. — Ты можешь и должна мне рассказать. Что с тобой происходит в последнее время?

   Он подошел к Лунной Тени и осторожно приподнял ее личико за подбородок.

   Смотреть во влюбленные глаза друида, полные безграничной щемящей нежности, было мучительно больно, почти невыносимо. Она с трудом выдерживала его взгляд в бессчетный раз спрашивая себя «Почему? Почему все должно закончиться именно так?», но ответа, как и прежде, не находила.

   — Прошу тебя, не молчи. Ты меня пугаешь, — прошептал Тэрилий, прикоснувшись кончиками пальцев сначала к щеке, а затем к внезапно пересохшим губам девушки.

   — Любовь моя, — добавил он и склонившись к охотнице, легко поцеловал оставшиеся безучастными любимые губы.

   Так и не получив должного отклика, Медвежий Коготь, не сдался и еще раз невесомо провел теплыми чуть шершавыми губами по приоткрытому девичьему рту, а затем накрыл его новым, более чувственным и глубоким поцелуем.

   У Найтариэль внутри все буквально рвалось на части от душевной боли, а сердце, казалось, замирало и обливалось кровью. Она больше не чувствовала ничего кроме стыда и сожаления, кроме безбрежной тоски по прежним временам, когда каждое прикосновение Тэрилия рассыпалось искрами удовольствия по телу. Воспоминания о последней крайне неудачной близости, когда она просто не смогла возбудиться и едва дотерпела до разрядки возлюбленного, навернулись на глаза непрошеными слезами. Не в силах больше выносить эту адскую муку, охотница отстранилась, прерывая поцелуй и чуть упираясь ладонями в широкую грудь мужчины. Сквозь тонкую ткань робы она отчетливо ощущала сильные мышцы и сердцебиение друида, а где-то на задворках сознания крутилась мысль, что ее совсем не волнует нагота мужчины, скрытая одним лишь жалким слоем ткани.

   — Нам нужно расстаться, Тэрилий, — едва слышно выдохнула Лунная Тень.

   Голос не слушался, но она продолжала, вперив немигающий остекленевший взгляд в амулет на шее Медвежьего Когтя.

   — Я больше не могу оставаться рядом с тобой.

   — Что? — друид явно не верил своим ушам, слегка сжимая хрупкие подрагивающие плечи возлюбленной. — Что ты такое говоришь, Найт? Мы же любим друг друга! Знаешь, если это шутка, то она крайне плоха и неуместна…

   — Это не шутка, — уверенно перебила его Найтариэль. — Все кончено. Я больше не люблю тебя…

   — Да это же бред чистой воды! — Медвежий Коготь слегка тряхнул ее, словно пытаясь привести таким образом в чувство. — Ты хоть слышишь сама себя сейчас?!

   Эльфийка молча стерпела встряску, не находя в себе сил взглянуть в золотые глаза, в которых сейчас плескалась искреннее недоумение, боль и отчаяние. Ну вот, она сделала больно тому, кто был всей ее жизнью все это время. И назад дороги уже не было. Оставалось лишь напоследок собраться с силами и поставить, наконец, точку во всей этой истории. В их с Тэрилием истории, что навсегда останется в сердце.

   — Посмотри на меня! — рявкнул окончательно выведенный из себя ее молчанием друид. — Посмотри мне в глаза и повтори еще раз то, что ты сейчас сказала, Найтариэль Лунная Тень!

   «Я люблю тебя, Тэр, люблю больше жизни! И всегда буду любить!» — пронеслось в ее голове, но подняв-таки взгляд, вслух она сказала совсем иное.

   — Я больше не люблю тебя, Медвежий Коготь. Наш союз был большой ошибкой. Теперь я это поняла, и потому ухожу.

   — Этого просто не может быть, — растерянно пробормотал эльф, с не до конца угасшей надеждой вглядываясь в глаза охотницы. — Скажи мне, что это неправда, дай забыть это все, как страшный сон.

   — Я не могу. Не могу больше лгать тебе и себе самой, — проронила она надломленным голосом.

   — Но почему прошла твоя любовь? — не услышав ничего в ответ на свой вопрос, Тэрилий предпринял отчаянную попытку остановить набирающее обороты безумие. — Мы ведь с тобой пронесли через века наши чувства! Пожалуйста, не уходи вот так! Дай мне еще один шанс, любимая. Мы же можем попытаться все исправить, что бы ни подтолкнуло тебя к такому решению…

   — Бесполезно, — охотница решила твердо стоять на своем, хоть и глубоко внутри эта решимость боролась с абсурдным желанием броситься друиду на шею и позволить вселить в себя очередную ложную надежду на то, что все вернется и наладится. — Ты хочешь знать, почему я так поступаю? Но разве это не очевидно? Разве ты не заметил, что я не та, что прежде? Я охладела к тебе. Совсем. Ни мое тело, ни моя душа больше не желает тебя. Разве этого не достаточно?

   Найтариэль швыряла в лицо друиду факты, которых сама не могла объяснить, надеясь лишь, что этого все же будет достаточно, чтобы Медвежий Коготь прекратил наконец ее терзать и попусту рвать душу.

   — У тебя кто-то появился? — с подозрением процедил сквозь зубы калдорай, на этот раз сжимая руку уже на предплечье девушки.

   — Нет. Ты бы знал, — отозвалась Лунная Тень, уверенная, что друид увидит в ее глазах правдивость.

   Однако так некстати всплывший в голове образ орка-охотника, к которому она льнула, безмолвно умоляя взять ее, заставил эльфийку отвести пристыженный взгляд.

   — Тогда я ничего не понимаю, — Тэрилий не придавший значения ее жесту, помотал головой. — Что я сделал не так, любимая?

   — Дело не в тебе, Тэр, — Найтариэль попыталась высвободить руку. — Дело во мне. Чувства либо есть, либо их нет. Это глубоко внутри.

   Охотницу внезапно накрыло новой волной дурноты. На этот раз настолько сильной, что девушка едва сдержала рвотный позыв. Ей срочно нужно было на воздух, но Медвежий Коготь по-прежнему крепко держал ее.

   — Богиня больше не желает нашего союза, — с трудом сделав вдох, практически по слогам процедила Лунная Тень. — Давай закончим все здесь и сейчас. Больше не ищи со мной встречи, Тэрилий, не пытайся вернуть — все тщетно. Нам больше не по пути.

   — Найтариэль…

   — Отпусти меня! — охотнице-таки удалось освободиться от хватки цепких пальцев друида.

   Ей было слишком дурно, чтобы и дальше оставаться в помещении, наполненном этим ужасным запахом, поэтому она развернулась и быстро направилась к выходу. Однако перед тем, как перешагнуть порог залы, Лунная Тень все же остановилась и прошептала:

   — Прощай, любовь моя, — а затем, чуть громче, вслух, добавила. — И прости меня, если сможешь.

   Выйдя наружу, эльфийка ненадолго привалилась к перилам балкона. Перед глазами потемнело, а тошнота, казалось, подступила к самому горлу. Однако, вскоре ее отпустило. После душного марева комнаты, осенний ветер показался просто ледяным, мгновенно пробрав до костей, так что охотница невольно задрожала. Ее душили слезы, но она держалась из последних сил.

   «Хорошо, что Тэрилий ничего не заметил, — подумала Найтариэль, поспешно зашагав вниз по скату. — Это все переутомление и недостаток сна, а может еще и отравилась чем, ко всему прочему. Как же все не вовремя!»

   Она спешила, быстро преодолевая пролет за пролетом, но все равно отчетливо расслышала раздавшийся ей вслед тоскливый медвежий рык. И в этом звуке было столько боли, столько бессильной злобы и отчаяния, что у Найтариэль внутри все сжалось. Что она только наделала? Такое нельзя простить. И она не простит. Никогда. Вечно будет клясть себя за недальновидность и неосторожность. И раз кончилась ее жизнь, придется привыкать к существованию в одиночестве и раскаянии.