Дружище, я предпочитаю быть убитым тобою, чем спасенным кем-нибудь другим.

Герман Мелвилл «Моби Дик, или Белый кит»

I

      Алан проснулся за три минуты до будильника, достаточно легко после полутора дней без сна вылез из-под одеяла. Наскоро выбранный отель оказался неплохим, но местная кровать, разумеется, «королевского» размера все равно оставляла желать лучшего.

      «Или у меня уже начались старческие замашки», — рассуждал Алан, разминая затекшую шею. Налил стакан воды, бросил дольку лимона из маленького холодильника, встроенного прямо в прикроватную тумбу.

      Включил последнее просмотренное видео с разминкой: всего двадцать минут, упрощенные упражнения, на большее Алана бы и не хватило. Как он вчера ни берег больное колено, оно мешало и делало утро еще несноснее. Допил воду. Прихватив сумку-органайзер от «Диор», зашел в ванную комнату.

      Контрастный душ, зубная паста с углем, тоник, эмульсия, матирующий крем, крем для век. Алан давно наблюдал, как всевозможные баночки и тюбики самозарождались в сумке, и искренне надеялся, что они работают, а не просто занимают место. В зеркале Алан выглядел весьма прилично.

      «Это еще зеркало запотевшее».

      — Чудесно, чудесно, замечательно, — приговаривал Алан, растирая мешки под глазами.

      Включил кофемашину, под ее неторопливое гудение сел проверять телефон. Почта и директ в Инстаграме были завалены сообщениями, в них его прекрасно выдрессированные ребята отчитывались об исправленных недочетах, передавали указания от начальства, восторги клиентов и то и дело уточняли, когда же он вернется к ним. Алан любил свою работу, любил чувство собственной значимости, любил ловить на себе восхищенные взгляды подчиненных. Ну и в целом приятно было осознавать, что когда он уезжал из офиса, по нему скучали. Хотя сейчас кроме радостной гордости Алан испытывал легкое раздражение: слишком много дел для него одного.

      Он едва успел прийти в себя после вчерашних хлопот, а тут надо раздавать советы, успокаивать, руководить. При том, что через час, по-хорошему, ему нужно выезжать. Снова в Грин-Вуд. Но уже не к мистеру Фросту, а к своему старику, чтобы оплатить аренду колумбария, проверить, как там обстоят дела, да и в целом... Алан редко его навещал, а здесь как будто и настроение подходящее. Сколько времени прошло с последнего визита? Три года? Пять?

      «Надо съездить. Это будет правильно. Прилично», — последнее звучало как лучший аргумент. Да, все должно пройти прилично, он не должен выбиваться из образа, точно за ним следили и могли догадаться, что зарядка, уход за собой, работа — все лишь прикрытие, бережно скрывавшее его изначальную натуру, бессмысленно бойкую и бестолковую.

      «Сейчас быстро обернусь и навещу Роуз. Если повезет, уложусь в три часа, не больше», — так рассуждал Алан и не двигался с места, покачивал чашкой, гоняя туда-сюда последние капли кофе, бесконечно обновлял ленту новостей и мыслями все глубже утопал в зыбучих воспоминаниях.

      Отношения с отцом, нет, ему не шло это название, со стариком, у Алана не ладились с самого детства, вернее как... Сперва не получалось угодить, порадовать, заставить собой если не гордиться, то хотя бы дорожить, а потом ни того, ни другого уже не хотелось. В детстве отцовские проблемы пугали, ведь они отражались на Алане, в подростковом возрасте они раздражали и воспринимались как нелепые оправдания. Теперь, достаточно проработав детскую травму с психотерапевтом, Алан смотрел на историю их семьи под иным углом. «Семьи»? Какое громкое слово для них двоих.

      Старик овдовел, когда Алану едва исполнилось полгода. Сына не бросил, вцепился в него, по воспоминаниям друзей, с истеричной самоотверженностью. Хотя сейчас Алан думал, что если бы старик отдал его на пару лет в приют, чтобы оправиться и устроиться в жизни, стало бы лучше, но тот, сам еще будучи двадцатилетним мальчишкой, старался справиться со всем своими силами. Получалось так себе. Для нормальной работы не хватало организованности и опыта, для воспитания сына — терпения, ласки и все того же опыта.

      У Алана, кстати, до сих пор были вопросы к старшим родственникам. Куда глядели? Почему не помогали? Судя по тому, что рассказывал про них старик, с ними он успел разругаться еще на этапе женитьбы, да и вообще знать он их не хотел и Алану бы не позволил.

      «Гордый дурак».

      Самым простым решением всех отцовских проблем сделалась бутылка. Выпив, он бодрился, но не успокаивался, а наоборот, принимался ругаться на все и всех с утроенной силой. Доставалось и Алану, но к чести старика надо признать, что тот поначалу на него только кричал.

      «Драться мы с ним начали, когда я более-менее вошел в его весовую категорию, — усмехнулся Алан и погасил экран телефона. — Или не ехать?.. Как будто мне не хватает впечатлений. Или сначала к Роуз заскочить, а уже после?.. Или позвать Роуз с собой? А ей оно на кой? Нет, бред-бред. Собраться. Лучше быстро отмучаться, чтобы не думать лишнего».

      Ложь, причем неубедительная. Он всегда будет думать о своем старике, просто в Орландо этим заниматься намного проще, чем в Нью-Йорке. Место располагает, хотя Алан и старается отгородиться от особенно триггерных деталей. Например, он продал их дом, сразу же как научился распоряжаться деньгами, денег выручил немного: дом был относительно новый, никогда не ремонтировался, и в уютном районе с красивыми лужайками, клумбами и расчищенными дорожками для въезда, выглядел неудачно вклинившимся в ряды благополучных родственников мрачным аутсайдером.

      Алан терпеть не мог их дом. За серые стены, за вечно занавешенные окна — если старика не мучило похмелье, то донимала мигрень; за пустые и одновременно замусоренные комнаты, за стойкий запах выпивки и дешевых сигарет. Забавно, сколько бы лет ни прошло, Алан не любил смотреть всякие драмы с героями-алкоголиками, даже от, казалось бы, относительно веселых «Бесстыжих» ему становилось противно, потому что похоже, черт возьми!

      Алан убегал из дома. Задолго до переходного возраста, чтобы не попадаться старику на глаза, чтобы не слушать непонятные тогда и оттого особенно тяжелые упреки в неблагодарности. Еще одна забавность: если подростковые загулы быстро превратились в серую обыденность, то все детские побеги с годами не потеряли ни капли красочности.

      Так Алан помнил, как первый раз удрал от старика в шесть лет. На улице стоял август, едва началась школа, и что-то такое классная руководительница сказала старику. То ли про неряшливый вид Алана, то ли про то, что он плоховато читал. Ничего серьезного, да и старик отреагировал спокойно, он тогда, кажется, в очередной раз завязал, потому что устроился на новую работу. А Алан испугался. Ему-то хотелось проявить себя в учебе. А тут такое.

      Ждал скандала всю дорогу из школы, боялся взглянуть на старика, а когда сели за стол, на нервах выблевал весь обед обратно в тарелку.

      «Были макароны с сыром. Как и всегда, в общем».

      Старик рявкнул. Скорее с досады, чем от злости. Хлопнул ладонью по столу. Следующее, что помнил Алан — как он мчался по улице, огибая участки, петлял между оградами, словно кролик из «Обитателей холмов». Слышались крики старика. Или они просто-напросто застряли в голове, оглушив Алана настолько, что ему мерещилось, точно старик за ним гнался, и не чтобы вернуть, а чтобы... Все предположения, одно другого страшнее, ветер быстро выдувал из головы.

      Окончательно потерявшись и выбившись из сил, Алан заметил как у одного из домов, украшенного кустами хризантем, остановилась машина. Что дернуло его побежать к ней? Не ясно.

      Алан метнулся следом за вышедшим из машины высоким мужчиной, проскользнул на крыльцо, оттуда — в прихожую, рухнул на ковер, пребольно ушибив колени, и уже оттуда наблюдал за тем, как на него с изумлением смотрел мужчина, а чуть погодя и маленькая женщина, примчавшаяся на шум. Все втроем застыли, переглядываясь и не решаясь что-нибудь сказать.

      Первым дар речи вернулся к мужчине.

      — Не расшибся? Ну и чудно, — мужчина поправил очки. — Милая, ну что ты? Не волнуйся. У нас гости. Попроси Джека нам помочь.

      «Проклятье, — выругался Алан, едва сев за руль, за ночь Тойота не стала удобнее. — Тыква проще заводится, чем этот кусок железа».

      Опустил локти на руль, подпер подбородок. Настрой куда-то ехать улетучивался с каждой секундой, и дело не в том, что родной старик сделался настолько уж неприятным, нет. Алан любил своего старика, и пускай с возрастом тот мрачнел, слабел и глупел, Алан едва ли променял бы его на кого-нибудь другого. Даже на мистера и миссис Фрост.

      — Светлая им память, — произнес вслух и наконец завел мотор, потянулся было к проигрывателю, но передумал.

      Старик, наверняка, считал иначе. Он же видел, что Алану нравились Фросты. Конечно, он ревновал, злился, может, в чем-то завидовал мелкому Алану, у него-то не было поблизости никаких покровителей, что помогли бы ему и худо-бедно пожалели. Собутыльники не в счет, они соглашались поддерживать, пока не заканчивалась выпивка, а дальше — все, крутись, как знаешь.

      Потому старик часто отпускал язвительные комментарии в сторону Фростов, особенно в сторону мистера Фроста. И еще чаще напоминал Алану, что он их семейству — не ровня, и что рано или поздно его притворство раскроют, и все увидят, что он Линк на все сто процентов, а может и хуже...

      «Все-таки включить музыку?»

      Нет.

      Ни одна песня бы его сейчас нормально не отвлекла, Алан бы непременно связал ее со стариком или с Фростами, нет-нет, лучше уж в тишине с приоткрытыми окнами. До болот еще далеко, можно спокойно откинуться на спинке кресла.

      Нет.

      Не спокойно. Алан крепче ухватился за руль, расстегнул третью пуговицу на рубашке. Кто сказал, что это — неприлично? Мистер Фрост? Ноэль?

      «Его для полного счастья не хватало».

      Нет-нет, про рубашку ему рассказывал Майк, что странно, он никогда не носил ничего, кроме бомберов поверх футболок, откуда, а главное на что ему сдались эти познания в этикете — не ясно.

      Майк работал прорабом в строительной фирме, с которой компания Алана заключила контракт. К тому моменту им обоим стукнул тридцатник, их отношения считались весьма осознанными. Майк занимался спортом, почти не увлекался стероидами, очаровательно шутил и непрерывно что-то чинил, когда приходил в гости к Алану. Подобная забота смущала, но одновременно и радовала. Рядом с Майком нравилось изображать белоручку, особенно потому что к тому моменту Алан полностью подтер биографию: избавился от южного акцента, научился подбирать костюмы, окончил колледж с отличием, посещал все выставки в музее Гуггенхайма и мог сам проводить в нем экскурсии, умел и любил рассуждать о влиянии Ле Корбюзье на модернизм в архитектуре. Майк восхищался и в ответ «портил» трепетного Алана, угощая его по выходным пивом с пиццей. «Бесстыжих» тоже он давал смотреть.

      «К чему я про него вспомнил? Ах, да, для Майка я тоже притворялся».

      Алан украдкой покосился на дорожные знаки. До Грин-Вуда — около полутора часов дороги, а до Роуз — всего час.

      «Выбор очевиден».

II

      «И снова я предпочел общество Фростов. Чудесно, чудесно, замечательно».

      — Все в порядке? — уточнила Роуз, когда они вдвоем устроились на веранде с лимонадом и легким салатом.

      — Да-да, я просто… залюбовался, — Алан кивнул на кусты хризантем. — Совсем как у твоей мамы.

      — Не-ет, до ее уровня мне далеко. Помнишь же, она устроила на заднем дворе оранжерею, я и названий-то всех ее цветов вовек не выучу. Это так. Маленькое напоминание, — она прислушалась к шуму, доносившемуся из гостиной. — Теперь мне придется смотреть под ноги.

      — Прости, но в вашем аэропорту я не нашел ничего стоящего, кроме «Лего», а с пустыми руками ехать как-то неловко.

      — В «вашем»? Ал, да ты прям столичная штучка, — рассмеялась Роуз и, скрестив ноги, тряхнула влажными после душа волосами. — Им надарили игрушек. Как на Рождество. Я сначала решила возмутиться, а потом вспомнила, что папа делал точно так же, когда что-нибудь плохое случалось. И когда мама умерла. Кучу, кучу всего напокупал, а я радовалась. Сейчас прям стыдно.

      — Милая, зачем же «стыдно»? Ты была маленькая, тебе надо было чем-то отвлечься. И потом у малявок же ты отнимать их игрушки не будешь?

      — Я боюсь, что уже с ними не справлюсь, — Роуз подцепила половинку черри изящной вилочкой. — Хотя насчет «Лего» я подумаю.

      Алан шутливо поднял стакан, точно восприняв последние слова как тост.

      «А вот лимонад точно, как из детства, такой же кислый и шипучий»

      И стакан понравился: грани отражали солнечные лучи, переливались и сверкали нежно-голубым. Тон в тон к сегодняшнему платью Роуз.

      «Красиво».

      Дом Роуз прекрасно сохранил атмосферу старого семейства Фростов, не скопировал, а скорее продолжил: открытый дизайн в стиле Френка Райта, древесные мотивы в оформлении, светлые стены, тот же сад. Все выглядело компактнее, плюс чувствовалось, что здесь жило двое погодок, и все равно Алану у Роуз удавалось расслабиться. Он любил наведываться в гости, прихватив бутылку хорошего вина или необычной закуски из «Смитс».

      «А уж когда был жив Гэри», — Алан смутился, как если бы Роуз внезапно смогла прочитать его мысли, но она держалась спокойно, изредка поправляя и укладывая волосы, быстро высыхавшие на свежем воздухе.

      — Вы вчера с Джеком нормально со всем справились?

      — Да-да. Супер-быстро, — заверил Алан. — Потом я отвез его домой, и вот. Пообещал сегодня заехать, убрать. Но я оттягиваю этот момент.

      — Так... Ты хотел о нем поговорить?

      — С чего ты это взяла?

      — Честно говоря, не знаю, — неловко заулыбалась. — Я все еще думаю про вашу ссору, про то, что Джек плохо отреагировал на папину смерть. Про все думаю и везде жду подвоха. Знаешь, после стольких похорон, я могу сказать, что у меня есть опыт? Наверное, могу. И опыт, вроде, есть, я знаю, как реагирую на стресс, знаю, как устроена организация всего этого, знаю какое у нас самое лучшее похоронное бюро. Но каждый раз новость о том, что кто-то умер, застает меня врасплох. Да, можно сказать, что про маму и Гэри — я не догадывалась, но про папу... Все к этому шло, я думала, что готова, но, видимо, нет.

      — Не думаю, что к такому можно подготовиться.

      — Вот да. Это ты хорошо сказал. Нельзя подготовиться, — она вновь поковырялась в салате и отодвинула миску. — После всего этого так хочется, чтобы у остальных все было в порядке. Срочно отвести всех к врачу, обнять, помирить. Вот я и подумала, что, может, я могу как-то помочь тебе и Джеку и… — Роуз растерянно моргнула. — Кажется, это я хотела поговорить, а не ты.

      — И я очень рад, что могу тебе в этом помочь, милая, — накрыл ее ладонь своей.

      Роуз перехватила жест, благодарно погладила подушечки пальцев Алана:

      — Прости. Я, наверное, никогда не вырасту. Столько всего происходит, а я не понимаю, как поступить, вот и... Прости, грубый вопрос, но, что ты почувствовал, когда не стало твоего папы?

      — Все то же, что и ты, наверное. Еще разочарование, удивление. Да все сразу. Мой старик, знаешь… был большим оригиналом по части развлечений.

      Алан понадеялся, что такого ответа Роуз хватит, собрался убрать руку, но его движение быстро пресекли очередным ласковым прикосновением:

      — Так странно.

      — Что именно, милая?

      — Ты называешь его «мой старик», но ведь он был моложе папы, да? Сколько ему было, когда?..

      — Тридцать семь, — перебил ее Алан и тут же улыбнулся. — Но, знаешь, так пить и не выглядеть стариком — сложная задача.

      Алан едва ли променял бы старика на кого-нибудь другого, еще учась в школе, он морально подготовился к тому, что именно ему предстояло обеспечивать их семью, заботиться, воспитывать. Последнее казалось особенно абсурдным, но старик не взрослел, замер на этапе двадцатилетки с минимальным чувством ответственности и никогда бы не продвинулся дальше ни в эмоциональном развитии, ни в потребностях, ни в чем, и это Алан также понимал. Потому он водил старика по врачам. Устраивал его на подработки, работал сам. Алан уставал, жалел о собственной проходящей юности, не так пафосно, чаще просто ворчал, что ему хочется «нормально отдохнуть и оттянуться», за тем и другим ходил к Джеку. Пил, курил, дрался, выпускал пар на посторонних, чтобы случайно не рассориться со стариком еще сильнее.

      Примерно тогда и появилось обращение «мой старик», оно нивелировало ощущение родства. Что взять со старика? За ним нужно ухаживать, слушать его нытье, прибирать за ним. Старик как бы и не отец. А со всеми родительскими функциями чудесно справлялся мистер Фрост, к которому, да, Алан тянулся. Да, радостно добивался его внимания, но всегда старался сохранять дистанцию, потому что знал — жить с Фростами или, по крайней мере, как Фросты он никогда не сумеет.

      «Потому что мой старик похоронил свою жену и страдал, а я за ним должен был присматривать. Потому что я — “Линк” на сто процентов. Да-да, и это мы с психотерапевтом успели проработать».

      — Ал?

      — Прости, я все в облаках витаю.

      — Ты еще злишься на него?

      Алан задумчиво наморщил лоб:

      — Скорее нет, чем да. Вроде как он — крикливый и драчливый алкаш, но сейчас мне его жалко. Хотя… есть кое-что, что не дает мне покоя. Реакция на смерть. Знаешь, когда умерла твоя мама, мистер Фрост держался замечательно. И когда Гэри… — Роуз кивнула, избавив Алана от необходимости продолжать. — Ты справилась.

      — Мне здорово помогали.

      — Неважно. Вы справились. И за это вам обоим честь и хвала. А мой старик… увяз в страданиях. Вроде как оставил меня, в память о жене, о чем-то там своем. Но не выгорело. Я ему мешал. Еще и к вам бегал, говнюк неблагодарный, — рассмеялся.

      Роуз неуютно поерзала на стуле и, выдержав короткую паузу, спросила:

      — Поэтому ты переживаешь за Джека? Потому что он… «увяз»?

      — Нет, ну… — замялся Алан. — Джек балбес. Но мы за него поборемся. Даже не думай. Черта с два он помрет у меня раньше семидесяти.

      — Все-таки помирись с ним. Хочешь, я поеду с тобой?

      — Ни в коем случае. Пока я там все не выжгу очищающим огнем — ни за что.

      Они лукаво переглянулись.

      «Как же хорошо, что я поехал сюда, а не в Грин-Вуд».

      Дети в гостиной продолжали голосить, стучать коробками, восхищаться мелкими детальками и желтомордыми человечками. Лед в лимонаде окончательно растаял, но и чуть кисловатая вода на дне стакана казалась по-своему вкусной. Алан слышал, как в кармане телефон вибрировал новыми сообщениями из рабочих чатов, но категорически не хотел к нему прикасаться, даже время проверять лишний раз — неприятно и вообще лень…

      — Скажи, — Роуз опять нарушила молчание. — Ты скучаешь по… «своему старику»?

      — Если только редко… нет, вряд ли. С ним сложно жилось, к тому же он явно надеялся, что я стану похож на него. Или пойму его. Нет, лучше, чтобы я влез в его шкуру и все прожил за него. Он и в колледж меня отпускать боялся. Нет, нет. Не скучаю. Но, думаю, так всем полегчало. И ему в первую очередь. Вот так грубо. Это эгоистично звучит, да? Получается, я на него похож.

      Роуз испуганно замотала головой:

      — Нет-нет, совсем нет. Ты не эгоист. Ты добрый, заботливый, трепетный и никогда никого не обижал… К тому же ты ухаживал за ним, присматривал и… ты называешь его «своим».

      — Ай, — шутливо поморщился. — Я не готов обсуждать такое с пустым стаканом.

      Роуз услужливо собрала посуду на деревянный поднос:

      — Сейчас принесу.

      Алан проводил ее ласковым взглядом и от нечего делать достал телефон, но не чтобы читать жалобные простыни от подчиненных, а лишь включать и выключать экран.

      «“Трепетный”, значит. Ха. А кто меня так называл? Точно, Майк. Ему нравилось корчить из себя плохого парня, которого мне полагалось спасать и комфортить до седин. Ага, разбежался. Еще и замахиваться на меня решил. Но он же не знал, что я отвечу и сломаю ему челюсть. Да. Я трепетный. И заботливый. Но больше двух бесячих алкашей я в своей жизни не потерплю».

III

      К Джеку ехать тоже не хотелось, но несравнимо меньше, чем ехать в Грин-Вуд.

      «Кроме того, я обещал Роуз».

      По пути Алан купил средства для мытья сантехники, кухни, окон, нет, он не строил иллюзий, и половина из всего купленного ему сегодня вряд ли понадобится, а вот мусорные пакеты пригодятся. Джек никогда не протестовал против того, чтобы у него дома убирали, даже вызывался сам помогать и охотно выкидывал все, на что указывал ему Алан.

      «Пока охотно. Старик тоже поначалу соглашался играть в уборку и "жизнь с чистого листа". Посмотрим, что нас ждет в пятьдесят».

      Алан приготовился будить Джека, пинками и уговорами сгонять с кровати, совать аспирин, даже купил томатный суп в банке, любимое средство от похмелья.

      «Раньше я его сам готовил. Ничего. Перебьется».

      Выходя из «Волмарта», Алан чувствовал себя очень решительным, окончательно забыл про планы о кладбище, настроился руководить, ворчать, и вот это все умеренно хлопотное и оттого приятное.

      Джек встретил его с трубой от пылесоса в руках.

      — Ты уже встал?

      — Ну да. Ты ж сказал, что приедешь. Я ждал, — Джек переступил с ноги на ногу. — Хочешь чего-нибудь?

      — Нет, — уточнил. — Я был у Роуз. Так что не надо, — торопливо прошел внутрь, стараясь не соприкасаться с Джеком. — Давай быстро все сделаем, чтобы уже не думать.

      — Это я умею, — кивнул Джек с улыбкой.

      Алан демонстративно поджал губы. Нет, сейчас он улыбаться не собирается, тем более после того, как его грандиозным планам как следует покомандовать пришел конец.

      — Я убрал в ванной и на кухне, — отчитался Джек, закрывая дверь. — Расставил книги.

      — Ага. Если поможешь мне переубрать за собой, так и быть, я тебя покормлю.

      — Лучше похвали.

      Алан нахмурился.

      — Ладно-ладно, я должен был попытаться. Как Ро? А малявки?

      — Нормально. Купил им конструктор. Они обрадовались... Вроде бы.

      — Да-да, помню, отец тоже покупал Ро много игрушек, чтобы та отвлеклась. Следуешь традициям моей семьи?

      — Мой старик покупал бухло, чтобы отвлечься. Так что да, лучше уж ваши традиции, чем мои.

      Алан засучил рукава. Сквозь распахнутые окна квартиру заливал свет, отчего та казалась просторнее. И еще грязнее. Сразу стали видны груды мусора, комки пыли, пятна на дверях и косяках. Алан брезгливо повел плечами: слишком уж конура Джека походила на его старый дом. И даже запах: выпивка и сигареты, — точь-в-точь как из детства.

      «А потом он мне что-то будет рассказывать про традиции его семьи. Чудно. Просто, мать его, замечательно».

      — Ты съездил к своему старику?

      — Что? — переспросил изумленно.

      «Разве я говорил ему?»

      — Значит, забил, да? Ты каждый раз к нему намыливаешься и даешь заднюю. Что? Я не прав?

      Алан скривился:

      — Думаешь, это так легко?

      — Совсем наоборот, — вдруг очень серьезно возразил Джек. — Уж я-то знаю... Хочешь, вместе съездим? Как тогда?

      Алан вздрогнул:

      — Нет. Не надо. Но спасибо.

      «Как "тогда" точно не надо».

***

      Колеса еще шуршали по щебню, но Алан уже соскочил с мотоцикла, стянул шлем и, не придумав ничего лучше, с размаху ударил его об землю. Шлем отскочил с глухим ударом и покатился в кювет, к колючему кустарнику.

      Джек, едва поставивший мотоцикл на подножку, полез за шлемом. Молча. Он вообще был немногословным в тот день, до скрежета деликатным, или как там он любил говорить?

      Алану это не помогало. Наоборот, чрезмерное участие пугало: его жалели — значит, все было плохо, по-настоящему. Шути Джек или крой его старика матом, стало бы легче. А сейчас... Они замерли посреди утреннего шоссе. Сзади и впереди — бесконечная простыня дороги, выжженная земля, утреннее серо-голубое небо в «яблоках» перистых облаков.

      — Сука!

      Алан подумал, что если Джек принесет ему шлем, он кинет его обратно. От бессилия запрыгал на месте, замахал руками, разгоняя по телу злость. Бессмысленную, но куда более приятную и намного проще переносимую, чем грусть.

      — Сука бля! Сука бля! Су-у-ука!!! — Алан скакал из стороны в сторону вдоль обочины. — Это пиздец! Это ебаный пиздец! Какого хуя он умер?! Какого, я спрашиваю? А?! И главное как! Как ебаный скот! Как никчемный уебок... Чтобы что?! Чтобы я чувствовал себя виноватым? Что мало присматривал? Что хуево заботился, так что ли?!

      Джек пристально наблюдал за ним из кювета и не приближался, пока Алан наконец не остановился, развернувшись лицом к дороге. От воплей заболело горло. Закружилась голова, скорее всего от недосыпа. Сложно вспомнить, когда им обоим удавалось в последний раз нормально выспаться за эти дни.

      Алан замер, шарясь в карманах в поисках сигарет и зажигалки, и слушал, как под ботинками Джека шуршал гравий на склоне.

      «Как ему не жарко в них? Он никогда из них не вылезает», — мысли о ботинках удачно и странно наслоились на переживания. Такая мелочь. К чему он за нее зацепился?

      Судя по звукам, Джек подошел к мотоциклу, положил шлем на сиденье и зашагал к Алану. Тот предусмотрительно опустил голову, чтобы не видеть лица Джека и самому не показываться. Он испытывал смесь стыда и отвращения: закатил сцену, опять. Орет и матерится то ли на старика, то ли на Джека, опять. Чувствует себя жалким.

      «Опять. Бесит».

      Рука Джека легла Алану на плечо. Ее захотелось немедленно стряхнуть или вырваться, но жест получился бы неубедительным.

      — Побудем здесь еще?

      — Да!..

      Прозвучало грубо.

      «Опять. Опять. Опять!»

      А главное то была чистейшая ложь — без ветра, обдувавшего при езде, посреди шоссе становилось невыносимо душно.

      Джек кивнул, Алан догадался по движению косматой тени, замершей справа от них.

      Пальцы на плече едва ощутимо сжались.

      — Ал. Можно тебя обнять?

      «Заебал спрашивать».

      Алан в ответ шумно шмыгнул носом и, покорно развернувшись, уткнулся в грудь Джека. От его футболки пахло детским ополаскивателем для белья.

      «А должно потом и травкой, — пошутил про себя Алан и еще раз втянул ноздрями воздух. — Проклятье, нос заложило», — попытался вдохнуть ртом, чуть не подавился некстати вырвавшимся стоном.

      — Бля-я…

      Джек обхватил его за спину, крепко прижал к себе и поцеловал в макушку, движение простое, ни к чему не обязывающее. Он мог так целовать Алана и при парнях из группы, и когда они оставались наедине, когда они бесились и придуривались или мирились после очередной глупой ссоры. Сейчас Алану почудилось, что Джек этим движением что-то сломал в нем.

      «Как если бы Рикенбакера прорвало».

      Алан плакал, подвывая, растирал слезы и сопли по щекам. Догадывался, что выглядел в тот момент жалко, потому утыкался в футболку Джека все сильнее, прячась и заглушая голос, срывавшийся и дрожащий при каждом вдохе.

      Джек ждал.

      Мимо них проехала машина. Алан вздрогнул, когда почувствовал быструю волну теплого воздуха, стыдливо отпрянул, упершись взглядом себе под ноги. Джек притянул его обратно:

      — Время есть.

      «Что? Да я не про то. Не хватало, чтобы до нас кто-нибудь докопался, не сегодня», — но отстраниться больше не пытался, наоборот, покрепче обхватил Джека.

      — Эт-то так т-тупо.

      — Нормально.

      — Нет. Тупо. Я реву, как тварь, а сам орал на него. Эт-то лицемерно, д-да?..

      Джек пожал плечами и вновь принялся гладить Алана по волосам.

      — Нет-т, правда, это очень туп-по. Типа... — прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться на фразе. — Он же еблан. Б-больной. Не в плохом смыс-сле, хотя и в-в нем тоже... он же и не совсем-м виноват. Был. Ха... стран-но. З-знаешь, всю прошлую недел-лю он делал мне мозги. Из-за коллед-джа... не п-пускал меня. Обещал, что п-подохнет. Уебок. Я почти согласил-лся. Мне его уж-же не хватает-т. Знаю, знаю! Я говорил много говна про него, но он же… — рассеянно провел пальцами по спине Джека, его близость успокаивала. — А мы еще м-много срались... Б-больше, чем всегда. Мне так стыдно, эт-то я во в-все...

      — Нет, — строго перебил его Джек и повторил чуть мягче. — Точно нет.

      Они замолчали. В образовавшейся паузе Алан успел снова прокрутить в памяти злополучное утро воскресенья: накануне он завалился с Джеком к Робу в гости. Пить или курить категорически не хотелось, хоть Алан и был страшно зол на своего старика. Вместо этого они втроем копались в инструментах Роба, меняли струны на гитаре Джека и вспоминали молодость. Да, к девятнадцати годам они мнили себя взрослыми, смотрели на старшеклассников свысока, рассуждали о том, что «рок загибается», а пришедший ему на смену рэп вызывал у них лишь отвращение.

      Очень не хватало Дениса, он во второй раз за год загремел в оздоровительный центр после того, как родители нашли у него пакетик «винта». Джек на правах лидера звонил Денису, подбадривал его и рассказывал новости из Орландо. Конечно, и воспитывал тоже. Грозил, что если Денис не перестанет «страдать хуйней», они не пустят его обратно в группу. Но как можно угрожать кому-то и без того загнанному в угол? Дениса было жалко, и на его фоне проблемы с отцом-забулдыгой казались если не мелкими, то по крайней мере обычными. В то утро, пока они, сгрудившись у телефона и перекрикивая друг друга, желали Денису «поскорее откиснуть и не сдохнуть», Алан думал, что так будет всегда. Что он останется в Орландо, перебиваясь с подработки на подработку, присматривая то за своим стариком, то за парнями и особенно за Джеком, который, как бы ни старался корчить из себя главаря, на деле мало чем отличался от них. Такой же бестолковый раздолбай и оболтус, позор родителей.

      В то утро Алану представлялась такая жизнь по-своему романтичной и правильной, ведь вокруг него будут его друзья, а значит, все будет в порядке? Да, так он думал. А потом им позвонил мистер Фрост, сказал, что ему позвонили из полиции и сказали, что…

      Дальше в голове начиналась какая-то каша.

      Алан улыбнулся:

      — Я уделал тебе футболку.

      — А мне нравится. Как будто принт.

      — Пошел ты, мудила, — слабо рассмеялся, постарался растереть влажные пятна по темной ткани, потом просто погладил Джека. — Ладно. Давай поедем уже.

      — Можем еще побыть здесь, если хочешь.

      — Нет, я в порядке. Ну, по крайней мере, реветь я так точно не буду. Обещаю.

      — Даже если будешь, я тебя спрячу.

      — Ты тоже пообещай. Джек, не смей помирать раньше меня, хорошо?

      — Хорошо, обещаю, — он нехотя отпустил Алана, помог надеть шлем, а когда они оба устроились на мотоцикле, включил аудиосистему.

      — Если включишь Боба Дилана, я тебя урою! — крикнул Алан сквозь защитное стекло, но заслышав первые аккорды песни, сразу притих.

      Заиграл «Рожденный бежать» Брюса Спрингстина.

      «Папина любимая. Он ее включал, когда забирал меня со школы. Ну… если забирал».

Днем мы обливаемся потом в погоне за американской мечтой,

Ночью мы едем в машинах для самоубийств мимо дворцов славы.

Сбежав из клеток на шоссе номер девять:

Колеса блестят, заправлены топливом, пересекаем черту.

      Алан не помнил, чтобы рассказывал об этой детали, сейчас как никогда личной, Джеку. Уточнять не стал: мешали шлем и ветер, да и теперь Алан сомневался, что сдержит обещание и не разрыдается по-новой. Поэтому лишь ближе придвинулся к Джеку и слегка запрокинул голову, чтобы выступившие слезы поскорее закатились обратно.

      Небо светлело, а голос Брюса с каждым куплетом становился все ближе и ближе.

Только обхвати ногами эти бархатистые цилиндры

и обвей руками мои двигатели.

Венди, вместе мы можем разбить эти оковы,

Мы будем бежать до конца, детка, мы никогда не вернемся!

***

      «“Шоссе забито героями, сломленными в последней попытке лихой езды”. И что-то там “из гонки выйдет каждый”. По крайней мере, у старика был неплохой музыкальный вкус. Ха. С другой стороны, что-то же в нем должно было остаться неплохим, да? Интересно, а Джек помнит? Про Спрингстина? Спросить? Нет. Бред. Еще надумает чего-нибудь. Обойдется».

      Алан выволок последний мешок мусора в коридор и, осмотревшись, заключил:

      — Неплохо. Теперь я могу здесь стоять, — и, взмахнув рукой, скомандовал. — Тащи сюда корзину с бельем. И с кровати все снимай. Нет, я сам. Ты пока еще пакет принеси. Я закину в прачечную. В ту, что за углом… она работает? Хотя ты-то откуда знаешь.

      — Смешно, — кивнул Джек и поплелся выполнять указания.

      «С ним проспавшимся даже можно договориться. Но раздолбай поразительный».

      Алан вернулся в спальню и уже оттуда продолжил перекрикиваться с Джеком:

      — Так ты давно видел Роба? А Дениса?! — спрашивал больше от скуки, чем из реального любопытства.

      — Давно! Роба — месяца три. Дени… меньше.

      — М… И как они?

      Джек возник в дверном проеме, лениво шурша пакетом:

      — Да никак. Ну, у Роба «никак», у Дени — похуже.

      — Он так и не слез?

      — Он слезает, — Джек нахмурился. — Но ты ж понимаешь, это ненадолго.

      Алан кивнул.

      — В последний раз, когда мы состыковались, он удрал из клиники, где лежал.

      — Прям «удрал»?

      — Попросил брата себя вытащить, — Джек криво ухмыльнулся. — Мол, ему там хреново, а с братом у него есть мотивация. Брехня. Я его малому так и сказал: Дени — пиздун еще тот. Причем пиздун отчаянный, ему не зазорно жить у брата, у которого так-то семья, жена и все такое. Главное, чтобы не с врачами и не с родаками. А сам по себе он жить не хочет. Ему ж тогда придется работать. Деньги на жратву доставать, а не на вот эту поебень, — Джек остановился, покосился на Алана. — Знаю, от меня такое странно слушать.

      — Да не то чтобы.

      — Дени тоже мне за это предъявил. Вроде как мы с ним «братья по несчастью». Только я не несчастлив, а ему прям нравится, чтоб его жалели, оглаживали. И хвалили за талант, которого уже лет десять как нет. Я ж звал его с собой в бар выступать. Там хорошие ребята, в основном, молодняк бестолковый. Я говорю Дени, чтобы он их научил, показал старую школу. И им помочь, и себе. Не… Не его уровень. Они не рок, а попсу ебашат. И платят мало. Короче, мы взаимно друг друга послали. Ничего, думаю, когда денег надо будет, снова позвонит. Помиримся.

      — М-мх, — согласно промычал Алан и стянул с кровати простыню.

      Денис всегда держался слегка высокомерно. То ли дело было в очках, создававших иллюзию ума, то ли в инструменте, как-никак он играл на клавишах, а это престижно.

      «Помнится, он реально хотел поступать в музыкальный. Грозился стать вторым Рэем Манзареком и заработать миллион».

      Планы о шикарных гонорарах рухнули после первой госпитализации, а вот поступить в колледж Денис порывался вплоть до тридцатилетия, примерно тогда же они с Аланом и перестали общаться.

      Сейчас он смутно припоминал их посиделки в относительно неплохом рыбном ресторане. Денис, как раз после выписки, бодрился, болтал о духовных практиках, йоге. Непрерывно поправлял оправу и облизывал пересохшие губы. Глядел широко, истерично-радостно, грезил «возрождением» группы, а в конце попросил у Алана в долг «пятихатку, пока не встанет на ноги».

      Алан уже тогда понимал, что Денис на ноги никогда не встанет, разве что его не обуют в бетонные башмаки местные решалы, но, к счастью, Денис был слишком труслив (не осторожен, нет, именно труслив), чтобы соваться к опасным людям, поэтому клянчил деньги у друзей, родителей и младшего брата.

      «Клаус. Да-да, его звали “малыш Клаус”. Сколько же ему сейчас? Тридцать пять, наверное», — поспешно отмахнулся от образа пухлощекого мальчишки, бегавшего за Денисом по пятам и во всем ему подражавшего.

      — А что Роб? — спросил Алан, чтобы отвлечься.

      — Да говорю ж — «никак». Живет там же, на Робинсоне. Работает автомехаником. В той же мастерской на Амели. По пятницам отдыхает в «Мясном короле» на Стэнли. С женой, кажись, развелся.

      — Опять?

      Джек лишь развел руками:

      — Судя по всему, она заебалась с ним. Или спалила с кем-то, — и, видимо заметив, что Алан растерялся, прибавил. — Да помирятся. Куда денутся? Еще карапуза родят.

      Алан поморщился.

      Роб женился на их фанатке, когда им едва стукнуло восемнадцать. Поначалу все выглядело романтично: он — бунтарь-барабанщик с супер-шустрыми пальцами, она — крутая байкерша. Затем родился Роб младший, через год близняшки Рокси и Розмари.

      Барабанную установку и мотоцикл продали для строительства детской, взяли кредит для покупки подержанного Форда Эс-Макса. Роб устроился в мастерскую, его жена — в начальную школу Френк-Крик. Романтика быстро закончилась, началась бытовуха.

      Судя по рассказам самого Роба, он любил свою семью, но параллельно с тем адски скучал по былой молодости. Потому случались романы на стороне, заканчивавшиеся позорным разоблачением и громким разводом. Через полгода-год жена возвращалась с детьми на Робинсона и еще примерно через полгода рожала нового малыша или малышку «Ро».

      «Ничего не меняется», — подытожил Алан, а вслух произнес:

      — Ну и мерзкие же мы. Стоим, сплетничаем.

      — Ты сам спросил.

      — Да-да, ты прав. Прости. Я просто… я с ними не пересекаюсь совсем.

      — Оно и ясно. Ты ж из нас всех единственный нормальный оказался.

      — Не говори так, — Алан взглянул на простыню, выставив ее на свет. — Не, это стирать бессмысленно.

      — С ума сошел? Нормальная она.

      — Нет-нет, на этом нельзя спать. Пущу на тряпки. На, убери, — скомкав, бросил простыню Джеку. — Я скоро вернусь. Достань пока пылесос и… — подошел. — Футболку тоже сними. В чем ты ее уделал?

      Джек подмигнул:

      — Это принт.

      — Да-да, конечно. А теперь снимай.

      Они никогда не стеснялись друг друга без одежды. Во-первых, чего они там за сорок лет не видели, а во-вторых, нагота давно потеряла интимность. Хотя полуголым Джек нравился Алану сильнее всего, и дело не столько в от природы неплохом телосложении, Джек и с «лишними» тридцатью фунтами казался приятно крепким. Дело в привычке. Полуголым Джек выглядел безопасно, оттого уютно, а вид родинок и мелких шрамов от драк, падений и операций, успокаивал. Алан видел, что Джек его не стеснялся, и оттого испытывал странную гордость.

      «Сколько бы времени ни прошло, он будет меня слушаться. И скажите мне после этого, что я “нормальный”».

      — Вот и чудно, — Алан аккуратно сложил футболку. — И разбери стол, окей? К нему подойти страшно.

      — И правильно, нечего подходить к моему столу.

      — Джек, я серьезно.

      — Я тоже, — внезапно резко. — Не трогай стол. Ясно?

      Алан опешил, поспешно выставил вперед руку:

      — Ясно-ясно, — жест непривычный, как будто он собрался от Джека защищаться.

      «Бред какой-то».

      Джек, явно сам недовольный собой, растер лоб ладонью:

      — Прости. Не люблю это все. Когда опекают, носятся. Особенно, когда ты. Мусор, одежда — хуй с ними. За столом я работаю. Можешь поржать, но туда не надо. Я потом ничего не найду.

      — Хорошо-хорошо, договорились, — Алан для верности кратко похлопал Джека по плечу. — Тогда только пройдись с пылесосом и скажи, чего тебе купить. В магазин я могу для тебя съездить?

      — Да. Я отдам. Вечером. О, — лицо Джека прояснилось. — Я забыл. Ты пойдешь на концерт сегодня? В нашем старом клубе.

      Вот тут резким сделался тон у Алана:

      — «Концерт»? — переспросил. — То есть того, что ты устроил вчера — мало?

      — Что? Да нет-нет, я не про то. Блядь, Ал... Ты, правда, думаешь, что я для того, чтобы над ним поглумиться, сольную программу захуярю? Серьезно? Я заранее с ребятами условился. За месяц. Они мелкие, очень просят. Вот проебали меня, обосрались. Жалко.

      «А, то есть их жалко. А нас с Роуз? Нет?»

      — Так ты придешь? Мне было бы приятно.

      В том, что Джеку «было бы приятно», Алан не сомневался. Но во что такая услуга могла обернуться — вот в чем вопрос. Атмосфера клуба с громкой музыкой и непременной выпивкой расслабляла, будила не те воспоминания. В прошлый приезд Алан после клуба с Джеком и разругался. Сцепились из-за ерунды, при всем желании, Алан бы не вспомнил первопричину скандала, но слово за слово, и он уже швырялся в Джека всем, что под руку подвернется, а тот и не уворачивался вовсе, чем тоже очень и очень злил.

      «Нам нельзя пить вместе. Нам нельзя говорить про музыку, про бывших, нынешних, про прошлое. Мне нельзя слушать его песни, — с каждым годом число запретов росло, но легче Алану с Джеком не становилось, скорее наоборот. — Причем я люблю его слушать и он это прекрасно знает».

      Алан сомневался: все дела в городе он сделал, провести весь вечер, сидя в гостинице, можно, но нужно ли?

      «Если поеду с ним, возможно, тогда он охотнее пойдет со мной к врачу. Меня пугают его перепады настроения, да и забывчивость. Или он из вредности? Не важно, к врачу надо… Ладно. Это будет выгодно, главное, не поддаваться на его провокации и… пить в баре сок».

      — Ну так что? — Джек ждал.

      Алан, забрав у него пакет, вздохнул:

      — В каком конкретно «нашем» клубе хоть?

      Джек улыбнулся.

      — Но давай сразу договоримся, что ты не будешь бухать. Один вечер, ладно?

      — Ребята сильно удивятся, но ладно, — неловко потянулся к Алану то ли чтобы погладить, то ли чтобы обнять. — Спасибо.

      Алан кивнул и, точно не заметив движения, быстро прошел в коридор:

      — Вот и договорились. А ты… будешь прям петь?

      — Ну да. А что?

      — Ничего,— а про себя еще раз уточнил:

      «Сок, сок и только сок».