Смотреть на класс с другой стороны было непривычно.

      Собственно, Лань Цижэнь в принципе редко оказывался в классах, и потому его не отпускало напряжение. Удивленные взгляды, которые на него то и дело бросали приглашенные ученики, уверенности в себе не добавляли. Лань Цижэнь чувствовал себя неприлично юным, неуместным на своем месте чуть позади наставника.

      И тем не менее, урок прошел… неплохо. Роль Лань Цижэня практически свелась к наблюдению, лишь пару раз он ответил на вопросы, перед которыми спасовали приглашенные ученики. Ему удалось сохранить на лице нейтральное выражение, и голос его звучал спокойно и размеренно, совсем не выдавая того, что сердце заполошно стучалось едва ли не в самом горле.

      После занятия наставник похвалил его — разумеется, уже после того, как бессовестно шумная толпа вывалилась из класса. Собственные ученики Гусу Лань никогда бы себя так не повели, но эти были чужаками. Они еще не скоро привыкнут соблюдать правила… если, конечно, привыкнут вообще. Многим для этого не хватало даже года обучения.

      Лань Цижэнь вышел на улицу, щурясь от чересчур яркого света. Эта осень начиналась с непривычно солнечных и теплых дней, словно лето и вовсе передумало уходить из Облачных Глубин. Матушка очень любила такие прозрачно-светлые дни в начале осени — и особенно ценила их из-за того, что они столь редко здесь случались.

      Лань Цижэнь заставил себя проглотить вставший в горле комок. Матушка сама говорила, что жалеть о прошлом — глупо. Помнить, учитывать ошибки, хранить добрые воспоминания — хорошо. Сожалеть и грустить — бессмысленно, а значит — плохо. Жизненная дорога ведет только в одном направлении, и смотреть надо исключительно вперед.

      Он понимал это — и все же не мог не желать, чтобы по этой дороге он шел вперед не один.

* * *

      Первый урок в Облачных Глубинах прошел не так тоскливо, как предполагал Вэй Чанцзэ. Он, обучаясь вместе с молодым господином Цзян, уже получил достаточно хорошее образование и в душе опасался, что этот визит в Гусу Лань — скорее дань дружеским отношениям, нежели поиск реальной пользы.

      Однако на первом же уроке, на котором наставник задавал вопросы, чтобы выяснить уровень их подготовки, обнаружилось, что в их образовании имеются пробелы. Это было тем более неловко, что в этом году, насколько мог судить Вэй Чанцзэ, многие приглашенные ученики были даже старше обычного. У кого-то известие о собственном невежестве вызвало возмущение: господа из Ланьлин Цзинь и вовсе сердито насупились, бросая при этом гневные взгляды на тонкую фигурку второго молодого господина Лань; но сам Вэй Чанцзэ ощутил лишь воодушевление. Значит, время, проведенное в Облачных Глубинах, не будет потрачено зря.

      — Ну конечно, если вцепиться в книги с колыбели, то еще и не тем можно себе мозги засорить! — протянул чей-то надменный голос рядом, и его тут же поддержали ехидные смешки.

      Цзян Фэнмянь и Вэй Чанцзэ обернулись одновременно. Цзинь Гуанбао шел в окружении адептов своего ордена и вдохновенно жестикулировал. Достаточно высокий и статный, он был смуглее своего брата, но при этом обладал более мужественной внешностью. Если в облике Цзинь Гуаншаня отчетливо сквозила смазливость, то его младший брат выглядел жестче и резче. Речь его, впрочем, тоже являлась более прямолинейной, иногда гранича с грубостью.

      — Я считаю, что это хамство со стороны Гусу Лань, — продолжал разглагольствовать Цзинь Гуанбао, — впихнуть к нам в класс этого сосунка! Наверняка его специально натаскали на ответы перед началом, чтобы унизить нас.

      — Если бы вы смогли ответить сами, второй молодой господин Цзинь, — с мягкой улыбкой произнес Цзян Фэнмянь, — второму молодому господину Лань не пришлось бы даже открывать рта.

      Цзинь Гуанбао замер на месте, гневно сверкнув взглядом. Вэй Чанцзэ, глядя на это, откровенно позабавился. Они пробыли в Облачных Глубинах меньше суток, но делегация от ордена Цзинь уже успела продемонстрировать свои хозяйские замашки. Однако наследник ордена Юньмэн Цзян был явно не тем человеком, которому можно было откровенно грубить.

      — Вы и сами промолчали, — наконец выдавил из себя Цзинь Гуанбао, кривя губы. — А могли бы блеснуть знаниями!

      — Не мог бы, — продолжал обезоруживающе улыбаться Цзян Фэнмянь. — Потому что действительно не знал этого. Однако теперь знаю и рад этому. По-моему, и наставника, и его помощника за это можно только поблагодарить.

      Цзинь Гуанбао явно хотел сказать что-то еще, однако в последний момент передумал и, презрительно фыркнув, пошел дальше. Цзян Фэнмянь незаметно перевел дыхание и покосился на спутника. Вэй Чанцзэ понимающе ему улыбнулся: он знал, насколько его господин ненавидит конфликты, однако, обладая острым чувством справедливости, не мог не защитить младшего от несправедливых нападок.

      Тем более что Лань Цижэнь как раз проходил мимо них. С высоко поднятой головой и чуть напряженно развернутыми плечами, он шел несколько быстрее, чем, возможно, предполагалось правилами. Несомненно, он слышал брошенное в его адрес оскорбление.

      — Второй молодой господин Лань! — окликнул его Вэй Чанцзэ.

      Воспитание вынудило Лань Цижэня остановиться и посмотреть в их сторону.

      — Спасибо за занятие, — дружелюбно улыбнувшись, произнес Вэй Чанцзэ, делая по направлению к нему несколько шагов.

      В первый момент Лань Цижэнь покачнулся назад, словно с трудом удержав себя от того, чтобы отступить от приближающегося человека. Вэй Чанцзэ уловил это незавершенное движение и остановился на расстоянии.

      — Благодарить надо наставника, — сухо произнес Лань Цижэнь. — Я всего лишь ассистировал.

      — Разумеется, мы глубоко благодарны наставнику, — поддержал начатое Вэй Чанцзэ Цзян Фэнмянь. — Однако мы не можем не восхититься как вашими знаниями, так и вашей выдержкой. Вы очень хорошо показали себя перед классом: лично я не уверен, что, даже зная ответ, мог бы держаться с таким достоинством.

      В первый момент Вэй Чанцзэ показалось, что лицо Лань Цижэня закаменело еще больше, и лишь в следующий момент он совершенно случайно заметил, как кончики ушей юноши мучительно порозовели. Вэй Чанцзэ никогда не видел, чтобы люди краснели ушами, и оттого пришел в восторг. Контраст нефритово-белого лица и полыхающих ушей был поистине очаровательным.

      — Если у второго молодого господина Лань есть время, — выпалил Вэй Чанцзэ прежде, чем успел обдумать свои слова, — то не могли бы мы продолжить вчерашнюю экскурсию? Боюсь, мы еще многого здесь не видели…

      Цзян Фэнмянь бросил на него укоризненный взгляд. Вообще-то они собирались полазить здесь вдвоем, не взяв с собой никого даже из своей делегации. В Облачных Глубинах действительно имелось множество потаенных уголков, и Цзян Фэнмянь с Вэй Чанцзэ хотели изучить их самостоятельно.

      Однако Вэй Чанцзэ не мог сейчас вот так просто развернуться и уйти. Юноша, стоящий перед ним, выглядел натянутым, как тетива тугого лука. Разумеется, слова Цзинь Гуанбао не стоили того, чтобы из-за них переживать, но первый день в новой роли, да еще и перед такой толпой совершенно чужих людей наверняка стоил Лань Цижэню множества душевных сил. Нехорошо в таком состоянии оставаться одному, но молодой глава Лань говорил, что у его младшего брата нет друзей, а сам он сильно занят.

      Цзян Фэнмянь тоже припомнил данное им другу обещание. В конце концов, вздохнул он, в Облачных Глубинах они надолго, и еще сумеют выбрать время для собственной вылазки.

      Нельзя сказать, что в их компании Лань Цижэнь полностью расслабился. Однако через пару часов прогулки по Облачным Глубинам Вэй Чанцзэ отметил, что плечи юноши более не выглядели неестественно напряженными, да и вздрагивать тот перестал от каждого внезапного вопроса.

      — Я не думал, что тебе настолько нравятся ежики, — вечером перед сном пошутил Цзян Фэнмянь.

      — За спиной злословить негоже, — нарочито чопорным тоном ответил Вэй Чанцзэ, и его господин расхохотался.

      — Зря я взял тебя с собой в Облачные Глубины! — отсмеявшись, заявил он. — Они дурно на тебя влияют! Чего доброго, ты и правда заучишь все их две с половиной тысячи правил и перейдешь на травяную диету!

      — О нет! — в притворном ужасе отшатнулся Вэй Чанцзэ. — Только не это! Я не могу лишиться мяса навсегда!

      На самом деле, Вэй Чанцзэ переносил местную кухню легче остальных. Пищей простых юньмэнцев куда чаще оказывалась рыба, а настоящее мясо — это больше лакомство для господ. Будучи официально принятым в орден, Вэй Чанцзэ питался наравне со всеми, однако не испытывал больших затруднений, на время отказавшись от мясных блюд.

      — А вот ежики, — вдруг посерьезнев, произнес Вэй Чанцзэ, — как раз питаются мясом. В смысле — насекомыми, но их же не назовешь растениями?

      В живой природе Цзян Фэнмянь разбирался еще хуже него, поэтому просто пожал плечами.

      — Может, Лани все-таки едят мясо, — заявил он задумчиво. — Иначе как бы они вырастали такими высокими? Лань Дуншэн старше меня всего на год, но он гораздо выше меня. Да и этот Лань Цижэнь, хоть совсем еще мальчишка, но через год-другой догонит тебя, а там, наверное, и меня перегонит. Нельзя на одном рисе и овощах так вымахать!

      — Духовные практики! — с постным лицом вымолвил Вэй Чанцзэ. — Все дело в углубленной медитации и усердном самосовершенствовании!

      Дальше он не выдержал и рассмеялся сам, и Цзян Фэнмянь присоединился к нему.

      Жизнь приглашенных учеников в Облачных Глубинах постепенно вошла в свою колею. Пусть многие еще продолжали ворчать на ранний подъем и жаловаться на «кроличье» питание, но привычка брала свое. Осень вступала в свои права, и Цзян Фэнмянь вынужден был согласиться со словами отца, который утверждал, что в это время года Облачные Глубины особенно прекрасны. Им очень шла печальная осенняя отрешенность, и собирающиеся по утрам туманы делали это место совершенно волшебным и даже немного потусторонним.

      В остальном же дни продолжали стоять достаточно теплые, и днем солнце по-прежнему сияло на таком пронзительно-голубом небе, какого и в Юньмэне, пожалуй, не видели. Воздух был уже по-осеннему свежим и чистым, но пока что не холодным.

      Вэй Чанцзэ все еще испытывал необъяснимый интерес ко второму молодому господину Лань. Тот не был похож ни на кого из знакомых юньмэнских юношей — и это было вполне понятно. Однако не был Лань Цижэнь похож и на остальных адептов своего собственного ордена. Он словно бы сторонился их, лишь к брату тянулся со всей искренностью. Вэй Чанцзэ нравилось видеть, как настороженное, словно всегда чуть обеспокоенное чем-то лицо светлело и смягчалось.

      Однако улыбки на нем так и не появлялось. Глядя на Лань Дуншэна, можно было предположить, что улыбка его брата должна оказаться не менее очаровательной, однако Лань Цижэнь ни разу не улыбнулся в присутствии гостей. Цзян Фэнмянь тоже заметил это и как-то даже поинтересовался у Лань Дуншэна, умеет ли его брат улыбаться вовсе.

      — Умеет, — вздохнул тот. — По крайней мере, точно умел раньше. Но за последние два года я и сам ни разу не видел его улыбки. Возможно, он все еще считает себя не вправе веселиться и радоваться, но я надеюсь, что со временем это пройдет.

      Вэй Чанцзэ тоже хотелось бы на это надеяться. Он понимал, когда люди бывают суровы от природы: например, среди парней из ордена Не имелось немало мрачноватых личностей. Однако Лань Цижэнь как раз и не выглядел отрешенным и неэмоциональным. Напротив, казалось, он полон разнообразных чувств — полон настолько, что те временами едва ли не вырывались из него, однако каким-то неимоверным усилием воли он загонял их обратно в глубины своей души.

      Впрочем, это не мешало молодым людям постепенно притираться друг к другу. Лань Цижэнь перестал шарахаться от каждого резкого движения или чересчур громкого слова, а Цзян Фэнмянь окончательно смирился с тем, что их общение затянется надолго. Что же касается Вэй Чанцзэ, то изучать и познавать второго молодого господина Лань ему было интересно ничуть не меньше, чем всю заклинательскую науку.

      К тому же Лань Цижэнь действительно знал очень многое. И, как правильно отметил его брат, стоило его разговорить, как тот мог рассказывать часами. Его голос, низковатый для юноши его лет, был хорошо поставлен, речь звучала четко и ясно. Лань Цижэнь говорил гладко, не сбиваясь и не запинаясь… вплоть до первого вопроса. Тогда он останавливался и на полном серьезе обдумывал даже самый простой и короткий ответ. Вэй Чанцзэ отчего-то казалось, что Лань Цижэнь отчаянно боится сказать что-нибудь не так.

      Однако если Вэй Чанцзэ теория интересовала в немалой степени, Цзян Фэнмянь зачастую слушал их беседы вполуха. Его подготовка как наследника ордена была лучше, чем у рядовых адептов, ибо глава Цзян в последние годы занимался с сыном лично. Что-то из того, что преподавали в Облачных Глубинах, Цзян Фэнмянь уже знал, а что-то считал не слишком нужным для себя. Это Лани, со своей любовью к теории и любым знаниям, собирали и хранили каждую их крупицу, а орден Юньмэн Цзян предпочитал практику. На уроках Цзян Фэнмянь слушал внимательно, но без дополнительных «внеклассных занятий» вполне бы обошелся.

      Зато ему однажды удалось уговорить Лань Цижэня устроить совместную тренировку на мечах. Вернее, сперва Цзян Фэнмянь просто подбивал его устроить дружеский поединок, но Лань Цижэнь упрямо настаивал на том, что драки в Облачных Глубинах запрещены. И лишь когда Цзян Фэнмянь догадался переформулировать свое предложение, юный поборник правил вынужден был сдаться и согласиться.

      Ведь, в конце концов, тренировки были разрешены и даже поощрялись. Разумеется, в специально отведенном для этого месте.

      Вэй Чанцзэ наблюдал за их словесной перепалкой со стороны. Ему отчего-то казалось, что второй молодой господин Лань так и не согласится взять в руки меч. Несмотря на достаточно широкие плечи и вполне статную фигуру, в нем словно таилось нечто хрупкое, и с книгой в руках его представить было куда легче, нежели с оружием.

      Поэтому за поединком Вэй Чанцзэ начал наблюдать с некоторой тревогой. Лань Цижэнь поначалу действительно выглядел несколько несобранным, словно вовсе никогда ни с кем не сражался в паре. Его движения, пусть и аккуратные, выглядели по-ученически сухими.

      Однако постепенно он вошел в ритм. В стойке Лань Цижэня продолжала сохраняться напряженность, однако неловкость исчезла. Он двигался скупо, но не скованно, и Вэй Чанцзэ, облегченно переведя дыхание, принялся следить за поединком с интересом.

      Стиль Гусу Лань сложно было назвать зрелищным. Он предполагал четкие, строго выверенные движения — и это несказанно шло Лань Цижэню. Его выпады были размеренны и точны, без показушного верчения или обманных жестов. Такие же прямые и строгие, как и произносимые им слова.

      На технику Цзян Фэнмяня можно было даже и не смотреть: она была Вэй Чанцзэ родной. Он не хуже своего господина знал мягкие, плавные движения своего ордена. Они были столь же текучими, как неторопливая равнинная река, а изящными, невесомыми шагами можно было, казалось, танцевать по лотосовым листам.

      — В жизни ничего тоскливее не видел! — надменно протянул голос Цзинь Гуанбао, и Вэй Чанцзэ пришлось приложить немало усилий, чтобы не закатить глаза. — Уснуть можно, пока смотришь на этих двоих.

      — Вас никто не заставляет смотреть на их тренировку, второй молодой господин Цзинь, — произнес Вэй Чанцзэ как можно вежливее, но все равно заслужил взгляд, полный презрения.

      — А тебя вообще никто не спрашивал, — брезгливо поморщившись, заявил Цзинь Гуанбао. — Если орден Юньмэн Цзян пал настолько низко, что принимает в свои ряды безродных слуг, — это его внутреннее дело, но тащить подобных людей в приличное общество — это плевок в лицо всем остальным.

      — Запрещено злословить, — вдруг раздался совсем рядом голос Лань Цижэня, еще более сухой и жесткий, нежели обычно. — Запрещено судить о человеке по его происхождению. Запрещено затевать ссоры.

      Цзинь Гуанбао обернулся к нему с возмущением, однако Лань Цижэнь, прервавший их с Цзян Фэнмянем тренировочный поединок, смотрел прямо, чуть сощурив потемневшие глаза.

      — Вы можете сами попросить у наставников наказания для себя, — произнес он строго. — Или же я буду вынужден доложить им о вашем недостойном поведении, второй молодой господин Цзинь.

      На мгновение Вэй Чанцзэ показалось, что Цзинь Гуанбао выхватит свой собственный меч и начнет настоящую драку. Однако в последний момент тот удержался и, не прощаясь, пошел прочь, бормоча себе под нос что-то о самодовольных выскочках и зарвавшихся недомерках.

      Плечи Лань Цижэня, только что горделиво развернутые, устало опустились.