Лань Цижэнь стоял посреди комнаты, уткнувшись чуть расфокусированным взглядом в кровать. Он безумно устал и сейчас хотел просто рухнуть на нее, однако сделать это не получалось. Лань Цижэню казалось, что гнилой болотный запах преследует его — хотя они все четверо еще перед ужином тщательно отмылись и сменили одежды на чистые.

      Теплые руки обняли его со спины, и нос, пробившись сквозь густую завесу волос, потерся о шею.

      — Вэй Чанцзэ… — выдохнул Лань Цижэнь и прикрыл глаза.

      В этих крепких объятиях было удивительно хорошо и спокойно. И мерещащийся запах, и накопившаяся за минувшие сутки усталость, и даже тревога отступили на задний план. Пока рядом ощущалась спокойная, уверенная мощь Вэй Чанцзэ, можно было дышать спокойно.

      — Давай ложиться, — шепнул тот Лань Цижэню прямо в ухо. — Если ты не слышал Цзян Фэнмяня, то сообщаю: кровать предоставляется тебе... то есть нам.

      — Он… — едва заметно нахмурился Лань Цижэнь.

      Вэй Чанцзэ стоял за его спиной и не мог этого видеть, однако почувствовал и потерся носом сильнее, сдвигая ворот и выдыхая теплый воздух прямо на загривок Лань Цижэня, запустив тем самым цепочку мурашек вдоль его позвоночника.

      — Не придет, — горячо выдохнул Вэй Чанцзэ и провел по выступающему позвонку языком. — И комната, и кровать в нашем полном распоряжении…

      Он потянул за верхнее ханьфу, аккуратно стягивая его с плеч Лань Цижэня. Те, напряженные, закаменевшие, едва шевельнулись, чтобы помочь ему. Вэй Чанцзэ ласково огладил их, в несколько движений разминая, и принялся разоблачать своего возлюбленного дальше.

      — Я могу и сам!.. — очнулся наконец Лань Цижэнь и попытался повернуться к Вэй Чанцзэ лицом, но тот лишь тихонько рассмеялся.

      — Позволь мне насладиться процессом, — попросил он, удерживая Лань Цижэня в прежнем положении. — Летом после купания на нас почти ничего не было, а мне всегда хотелось раздеть тебя своими собственными руками. На тебе всегда столько одежды, что снимать ее вот так, медленно, самому — это все равно что разворачивать драгоценный подарок. Побалуй меня, ладно?

      Лань Цижэнь не смог отказать и позволил Вэй Чанцзэ делать то, что тому заблагорассудится. Изначально он ощущал себя несколько неловко: несмотря на то, что орден Гусу Лань являлся одним из великих и сам Лань Цижэнь принадлежал к правящей ветви, у них никогда не было принято использовать слуг для личного быта. Его одевала и раздевала только матушка, когда Лань Цижэнь был совсем маленьким, да старший брат иногда помогал справиться с особо сложными завязками, в которых путались неуклюжие детские пальчики. Память и о том, и о другом почти совершенно стерлась, оставшись в далеком прошлом.

      Однако Лань Цижэнь догадывался, что Вэй Чанцзэ действует как-то по-другому. Его большие широкие ладони касались нежно, очень медленно, словно наслаждаясь каждым движением. Вэй Чанцзэ не упускал ни единой возможности провести руками по плечам, груди, напряженному животу, бедрам… Лишь единственное место он осторожно обходил стороной, раз за разом касаясь близко — но при этом не трогая. А стоило Лань Цижэню остаться в одном нижнем белье, как в ход пошли и губы: Вэй Чанцзэ то и дело тянулся к плечам, оставляя на сразу ставшей горячей коже цепочку легких, почти невесомых поцелуев.

      Наконец Вэй Чанцзэ подтолкнул Лань Цижэня к кровати, позволив тому развернуться к себе лицом, усадил и опустился подле на колени.

      — Что ты!.. — дернулся было Лань Цижэнь, но Вэй Чанцзэ лишь улыбнулся ему снизу вверх, и от этой улыбки тело вновь охватила пламенная волна.

      — Сапоги, — невинно произнес Вэй Чанцзэ и одну за другой освободил ноги Лань Цижэня от обуви.

      Он поставил голые ступни себе на колени и ласково огладил их. Узкие и белые, с высоким подъемом и резко выделяющимися косточками на щиколотках, они встали так, словно идеально подходили к своей новой опоре. По губам Вэй Чанцзэ скользнула восхищенная улыбка, и он, запустив руки под тонкие штанины, провел пальцами вверх по напряженным икрам.

      Лань Цижэнь судорожно сглотнул, а затем, к своему ужасу, случайно зевнул. Он едва успел прикрыть рот в последний момент, однако Вэй Чанцзэ, не сводивший с него своего потемневшего взгляда, разумеется, все заметил. Но не возмутился — лишь рассмеялся, негромко и необидно.

      — Признаться, я тоже безумно хочу спать, — заявил он. — Я не менее безумно хочу тебя, но заснуть под тобой будет позором. А если ты заснешь во мне, это будет еще и ужасно неловко.

      Он мягко подтолкнул Лань Цижэня, так, что тот почти лег в кровати, и осторожно переложил его ноги горизонтально. Затем сам быстро скинул свою одежду и нырнул под одеяло рядом. Их лица оказались на одном уровне, и Лань Цижэнь принялся жадно впитывать образ этих родных и любимых, но сейчас таких усталых черт.

      — Жаль терять ночь, — прошептал он, проводя рукой по щеке Вэй Чанцзэ, задержавшись указательным пальцем над верхней губой, там, где за столь долгое время успела образоваться щетина.

      Вэй Чанцзэ позволил ему это, а потом приоткрыл рот и поймал палец губами. Прикусил — совсем легонько — и приласкал языком, и лишь затем отпустил на волю.

      — Цзян Фэнмянь не просыпается раньше семи, — усмехнулся Вэй Чанцзэ. — А Цансэ Саньжэнь встает и того позже. С твоей привычкой вскакивать ровно в пять у нас еще будет время.

      Аргумент был убедительный, и Лань Цижэнь принял его. Тем более, что он действительно очень устал за сутки непрерывной охоты, и сейчас отнюдь не был уверен, что способен на подвиги.

      К тому же, поймал он себя на мысли перед тем, как провалиться в сон, сейчас его тоже ждал новый опыт. В Юньмэне им с Вэй Чанцзэ не довелось провести вместе ни единой ночи. Все их весенние забавы происходили днем, когда они скрывались ото всех на дальних озерах. В самой же Пристани Лотоса они не осмеливались рисковать, и Вэй Чанцзэ так ни разу и не появился в апартаментах, отведенных второму молодому господину Лань.

      Лань Цижэнь никогда не засыпал в объятиях любимого, и сейчас, чуть сползши вниз и уткнувшись носом в широкую грудь Вэй Чанцзэ, понимал, что многое упустил. Вэй Чанцзэ дышал глубоко и спокойно, а его сердце билось сильно и размеренно. Крепкая рука приобнимала Лань Цижэня за плечо, а его собственная ладонь удобно устроилась на пояснице Вэй Чанцзэ.

      Расчет оказался верным. К тому времени как довольный Цзян Фэнмянь вполз в отведенную им комнату, Лань Цижэнь и Вэй Чанцзэ уже сполна насладились друг другом. Взору наследника Цзян предстала совершенно мирная картина: его слуга досыпал на положенной на пол циновке, а Лань Цижэнь сидел в позе для медитации и, казалось, ни на что не обращал внимания.

      Когда окончательно пробудились все, поход на кишащее темной энергией болото возобновился.

      — И таких мест, между прочим, в Поднебесной полно! — заявила на пути туда Цансэ Саньжэнь. — До них никому нет дела, ибо кругом сплошная глухомань, а две-три нищих деревеньки не могут заплатить благородным господам-заклинателям. Вообще, не вижу смысла в этих ваших орденах. Понастроили себе хоромы, нажились на людских бедах — и живете припеваючи, словно не заклинатели, а пиявки какие-то.

      — Заклинателям тоже надо на что-то жить, — нахмурился на ее слова Лань Цижэнь, которому не так давно приходилось разбираться со множеством финансовых документов.

      — Что, дорожки мостить будет нечем? — фыркнула Цансэ Саньжэнь. — Или благовоний для курильниц не хватит?

      — Содержание адептов — недешевое, — парировал Лань Цижэнь. — Чтобы вырастить и воспитать заклинателя с младенческих лет и до положения взрослого адепта, средств уходит немало. Это и бытовое содержание, и материалы для обучения, и одежда со снаряжением, и оружие…

      — Пускание пыли в глаза! Баошань Саньжэнь растила нас без всяческих изысков — и всем всегда всего хватало.

      — Возможно, почтенная Баошань Саньжэнь и обладает каким-то секретом, а обычный мирской орден без денег существовать не может. Алчность — порочное явление, и нельзя запрашивать с людей больше необходимого, но содержание ордена требует определенных затрат.

      — Ну вот и смысл тогда в этих ваших орденах? — не унималась Цансэ Саньжэнь. — Бродили бы себе по дорогам, помогали нуждающимся, брали только то, что нужно для пропитания и ночлега. Разве не в этом призвание заклинателя?

      Лань Цижэнь начал приводить аргументы: серьезные и весомые, он не сомневался, но на этом месте натуральным образом взвыл Цзян Фэнмянь.

      — Довольно! — взмолился он. — Хватит! Мне дома хватает подобных разговоров!

      — Ах да, я и забыла, вас тут двое таких… эксплуататоров, — ухмыльнулась Цансэ Саньжэнь, но уже без запала, почти спокойно. — Ну-ну, продолжайте тянуть народное серебро — к счастью, у простых людей еще есть те, кто за них заступится.

      — Разве не именно этим мы все сейчас занимаемся? — ввернул в разговор Вэй Чанцзэ.

      — А ты с кем согласен? — резко обернулась к нему Цансэ Саньжэнь. — Ты-то не из зажравшихся молодых господ!

      Вэй Чанцзэ улыбнулся неловко — было видно, что вступать в дискуссию ему не хочется. Однако он все же ответил:

      — В том-то и дело, прекрасная госпожа, — произнес он мягко. — Если бы не орден Юньмэн Цзян, я бы, может, о своих способностях и не узнал вовсе. А если бы узнал, то не имел возможности их развить. Прислуживал бы, как отец — да так и прожил всю свою жизнь. Заклинательству ведь надо обучаться с детства, позже золотое ядро уже не сможет толком развиться. Но кто из бродячих заклинателей захочет таскать за собой семи-восьмилетнего ребенка, да еще и не своего? И какая мать отпустит такого малыша с чужим человеком?

      — Мда, действительно… — нахмурилась Цансэ Саньжэнь. — Я ведь и забыла, что у обычных людей тоже рождаются дети со способностями…

      — В любом случае, таскать детей по дорогам, постоянно подвергая опасностям — не самая лучшая затея, — вставил свое замечание Цзян Фэнмянь.

      — А! — отмахнулась Цансэ Саньжэнь. — Вот тут поверь мне: детям главное, чтобы их любили. Чтобы находиться с мамой и папой. А где — в хоромах или в придорожном трактире — значения не имеет.

      — Сочувствую твоим будущим детям, — хмыкнул Лань Цижэнь. Умнее было бы промолчать, но эта несносная девчонка обладала талантом выводить его из себя. — По твоей милости они вырастут бродягами.

      — А твои дети вырастут занудами, — парировала Цансэ Саньжэнь и смерила его насмешливым взглядом. — Если, конечно, вообще найдется женщина, которая пожелает иметь от тебя детей!

      Они еще несколько раз возвращались в гостиницу. Падали в кровати без сил, но наутро жадно льнули друг к другу. Лань Цижэнь, прижимая к себе крепкое тело Вэй Чанцзэ, старался не думать о том, что в комнате напротив вытворяют Цзян Фэнмянь и Цансэ Саньжэнь — и это ему по большей части удавалось. В конце концов он даже смирился с царящим там непотребством. Ни Цзян Фэнмянь, ни Цансэ Саньжэнь не были адептами ордена Гусу Лань. Цансэ Саньжэнь несла ответственность только за свое тело, а то, что делал Цзян Фэнмянь, лежало исключительно на его совести. Лань Цижэню было немного стыдно перед суровой и бесконечно одинокой женщиной, оставшейся в Пристани Лотоса и ждущей ребенка от непутевого наследника Цзян, но свое собственное счастье кружило голову гораздо сильнее.

      И наконец их работа почти подошла к концу. Молодым заклинателям удалось зачистить территорию, уничтожив подавляющее большинство болотных гулей и освободив от пагубного влияния окрестные ручейки. Вообще с проточной водой работать было достаточно легко, особенно Цзян Фэнмяню и Вэй Чанцзэ, хорошо чувствующим эту стихию. Однако оставалась еще трясина в глубине. Та находилась вдалеке от основного пути и даже от лесных тропинок, однако оставлять ее не хотелось. Стоило туда попасть хоть одному человеку или даже хоть сколько-то крупному животному, как их долгая и мучительная смерть в медленно, но неотвратимо затягивающей жиже гарантированно станет источником новой напасти.

      Сердце болота не тянуло на водную бездну, которая могла образоваться в более чистых водоемах, и не требовало столь же радикальных мер для искоренения. Конечно, осушить болото все равно оставалось оптимальным решением, но осушить болото в середине осени было почти неосуществимой затеей. С другой стороны, высокая плотность позволяла работать и другими методами.

      — Идем мы с Лань Цижэнем, — заявил Цзян Фэнмянь. — А вы нас страхуете с твердой земли.

      — Почему это вы? — тут же возмутилась Цансэ Саньжэнь. — Это вообще мое дело! Вы все тут только на подхвате.

      Лань Цижэнь, уставший от нее за эти дни, принципиально не обратил внимания на эту реплику, однако Цзян Фэнмянь пояснил мягко:

      — Мы самые высокие. Если что-то случится и нас потянет вниз, у нас будет чуточку больше времени.

      Цансэ Саньжэнь досадливо насупилась. Она была очень высокой для девушки, однако всем троим мужчинам уступала. При этом рост Лань Цижэня она воспринимала как личное оскорбление: ведь когда они познакомились, он был ниже даже нее, а теперь оказался выше всех.

      — Лучше с тобой пойду я, — вмешался Вэй Чанцзэ. — Второй молодой господин Лань, не обижайтесь, но мы с наследником Цзян столько лет работаем в паре, нам будет проще действовать слаженно. А разница в росте у нас не такая уж и большая.

      Лань Цижэнь не стал спорить, хотя на мгновение ощутил укол неуместной ревности. Ревновать было глупо: в мире не нашлось бы человека более верного и надежного, нежели Вэй Чанцзэ, да и в любви Цзян Фэнмяня к Цансэ Саньжэнь сомневаться не приходилось. Но все же когда Лань Цижэнь видел, как эти двое сражаются синхронно, словно являясь единым целым, он испытывал сожаление. У них с Вэй Чанцзэ было так мало времени, что, сколь бы ни оказались они близки друг другу, о подобной слаженности оставалось лишь мечтать.

      Вэй Чанцзэ и Цзян Фэнмянь взмыли вверх, а Лань Цижэнь и Цансэ Саньжэнь встали по краям зловредной трясины. Болото не обладало озерной инициативой, оно притихло и даже словно бы втянулось внутрь самого себя, сжимаясь и прячась. Лань Цижэнь и Цансэ Саньжэнь пустили по кругу череду ограждающих талисманов, чтобы темная сущность в последний момент не умудрилась переползти куда-нибудь еще. К сожалению, самые эффективные — огненные — талисманы использовать было нельзя. На дне болота лежал торф, и поджечь его означало подвергнуть всю округу опасности неконтролируемого пожара.

      Вэй Чанцзэ и Цзян Фэнмянь вынуждены были спускаться на своих мечах все ниже и ниже, и трясина под ними тоже все прогибалась и прогибалась. В какой-то момент Лань Цижэня охватило нехорошее предчувствие. Пожалуй, ему стоило поспорить с Вэй Чанцзэ и оказаться над болотом вместе с Цзян Фэнмянем. Он, по крайней мере, мог использовать гуцинь: находясь ровно над центром, сделать это было бы гораздо удобнее, чем с берега.

      Лань Цижэнь не успел додумать эту мысль. Болото, выгнувшееся намного ниже своих краев, вдруг резко выпросталось вверх, обхватив мечи и ноги заклинателей, а затем рухнуло обратно. Вэй Чанцзэ и Цзян Фэнмянь в мгновение ока вместо воздуха оказались по пояс в тягучей, наполненной ядовитыми миазмами жиже.

      Прежде, чем Лань Цижэнь успел сообразить что-либо, Цансэ Саньжэнь вскочила на меч и рванула в воздух.

      — Стой!!! — заорал Цзян Фэнмянь.

      — Ага, — тише и как-то философски отметил Вэй Чанцзэ. — Если эта дрянь подскочит еще и за тобой, нас захлестнет по уши.

      Аргумент был весомым, и Цансэ Саньжэнь вынуждена была опуститься и снова встать на твердую землю.

      — Надо вытаскивать их с берега, — огляделся Лань Цижэнь.

      Безуспешно.

      Нормальных деревьев, не говоря уже про крепкие ветки, в округе не осталось. Все было прогнившим в труху, расползающуюся под пальцами маслянистой чернотой.

      — Твоя лента! — подскочила тем временем к нему Цансэ Саньжэнь. — Я же знаю, они длинные и крепкие, и никогда не рвутся!

      — Ты с ума сошла! — уставился на нее, широко распахнув глаза Лань Цижэнь. — Наших лобных лент не должны касаться посторонние!

      — Это ты спятил! — прошипела Цансэ Саньжэнь. Она потянулась к его лбу, но он быстро сделал несколько шагов в сторону. — Какие еще посторонние? Это наши друзья!

      Вэй Чанцзэ Лань Цижэнь кинул бы свою ленту, не колеблясь. Он и так подумывал о том, чтобы отдать ему ее перед грядущим расставанием. Но допустить, чтобы до нее дотронулся Цзян Фэнмянь — нет, это было решительно невозможно!

      — Тебе что, кусок тряпки дороже друзей? — сощурила глаза Цансэ Саньжэнь.

      — Это не тряпка! — задохнулся от возмущения Лань Цижэнь. — Это важный символ…

      — Нет ничего дороже человеческой жизни! — перебила его Цансэ Саньжэнь и начала стремительно снимать с себя верхнее ханьфу.

      — Что?!. — Лань Цижэнь целое мгновение смотрел на нее, широко распахнув глаза, а затем, опомнившись, отвернулся. — Ты что делаешь, бесстыдница?

      — Ну раз твой драгоценный важный символ трогать нельзя, — зло огрызнулась Цансэ Саньжэнь, — то я буду использовать то, что есть у меня.

      Она принялась рвать свое ханьфу, и Лань Цижэнь, коротко вздохнув, последовал ее примеру. Его собственный верхний халат, усиленный защитной вышивкой, был очень крепким, однако руки Лань Цижэня обладали достаточной силой, чтобы разорвать его на полосы.

      Закончив связывать из обрывков веревки, Лань Цижэнь и Цансэ Саньжэнь взмыли в воздух. Они не устремились к середине топкой бездны, а зависли по разным ее краям. Прицелившись, они бросили концы импровизированных веревок. К счастью, Вэй Чанцзэ и Цзян Фэнмянь, успевшие уйти под грязную жижу уже практически по горло, додумались поднять вверх руки, и потому сейчас у них оставалась возможность поймать свое спасение.

      Тянуть было тяжело. Всасывание прекратилось, однако вытащить наверх никого пока не удавалось.

      — Я мог бы… сыграть, — напряженно произнес Лань Цижэнь. — Но мне нужны руки…

      Он боялся отпустить сплетенную из своего халата веревку. Ему казалось, что, сделав это, он больше никогда не увидит Вэй Чанцзэ. Сейчас тот смотрел прямо на него спокойно, и на губах его играла едва заметная, но добрая и ободряющая улыбка, — однако Лань Цижэню все равно было отчаянно страшно.

      — Я тоже могла бы сыграть, — запыхавшись, фыркнула Цансэ Саньжэнь. — Хоть что-то хорошее из ваших Облачных Глубин я вынесла!

      В голове Лань Цижэня разом промелькнула целая толпа мыслей. Играл он, несомненно, лучше, чем Цансэ Саньжэнь. Он тренировался с детства, учась у лучших мастеров и оттачивая свое искусство день за днем. Однако он был и сильнее Цансэ Саньжэнь физически. Лань Цижэнь вполне способен был удержать обе веревки — не только за счет силы даже, а за счет хотя бы собственного веса, — в то время как легкую Цансэ Саньжэнь их недоутопленники могли и утянуть за собой.

      Сделав полукруг по краю трясины, Лань Цижэнь освободил одну руку и протянул ее за второй веревкой.

      — Отдай! — велел он. — Отдай и играй!

      Цансэ Саньжэнь бросила на него сердитый взгляд, однако спорить — о чудо! — не стала. Неохотно отдав Лань Цижэню свою веревку, она достала флейту и заиграла.

      Тянуть стало еще тяжелее, и Лань Цижэнь напряг все имеющиеся у него силы просто для того, чтобы оставаться на месте. Зачарованные ханьфу — а зачарованным оно было даже у Цансэ Саньжэнь, хоть и знаками попроще — практически не проводили ци, и потому послать через них внутреннюю энергию не получалось. На какое-то мгновение Лань Цижэнь даже пожалел, что не согласился использовать свою лобную ленту: вот с нею наверняка все вышло бы проще и быстрее! Однако он тут же прогнал из головы эту крамольную мысль. В кого он превратится, если станет нарушать правила на каждом шагу по собственной прихоти?

      Цансэ Саньжэнь играла… хорошо. Ей не хватало техничности, однако она обладала талантом, который отметили еще наставники в Облачных Глубинах. Цансэ Саньжэнь могла чего-то не знать о теории музыки, однако она чувствовала ее душой и находила к ней свой собственный, диковатый, но тем не менее результативный подход. В какой-то момент трясина обреченно чавкнула — и Лань Цижэнь перекувырнулся в воздухе от того, что давление с противоположной стороны резко ослабло. Он не свалился только благодаря тому, что в последний момент поймал равновесие, однако на землю ступил, пошатываясь.

      — Теперь играй ты!

      Голос Цансэ Саньжэнь, донесшийся сквозь туман в голове, прозвучал повелительно, но у Лань Цижэня не осталось сил, чтобы возмущаться. Он достал гуцинь и положил на струны руки, покрасневшие и стертые самодельными веревками. Лань Цижэнь вкладывал в мелодию всю духовную силу, что у него была, подгоняемый мыслью, что если он этого не сделает, Вэй Чанцзэ может вновь полезть в самое пекло.

      С последним аккордом стихли и все прочие звуки. Ничего живого в округе давно уже не было, и давление темной энергии наконец-то спало. Воцарилась такая тишина, что Лань Цижэнь вздрогнул, услышав собственное дыхание.

      Цансэ Саньжэнь бросилась на шею Цзян Фэнмяню, не обращая ни малейшего внимание на то, в каком тот пребывал виде. Тот и сам распахнул ей объятия, перемазывая в зловонной жиже. Лань Цижэнь поймал себя на мысли, что почти готов проделать то же самое с Вэй Чанцзэ, однако тот уже склонился в почтительном поклоне и произнес:

      — Благодарю второго молодого господина Лань за спасение!

      Лань Цижэнь покачал головой и устало прикрыл глаза.