Джон не уверен, как долго они сидят на развалинах, держась друг за друга, словно за саму жизнь. В конце концов, он чувствует, как совместно успокаивается их сердцебиение, и, когда он уверен, что эмоции больше не разорвут их на части, то ослабляет хватку и немного отстраняется, глядя на Шерлока.

Его лучший друг являет собой картину страдания и изнеможения: лицо покрыто сажей и испещрено дорожками слез. Под пристальным взглядом Джона Шерлок тяжело сглатывает и опускает голову, избегая прямого взгляда.

— Привет, — мягко говорит Джон, кладя руку на щеку Шерлока и приподнимая его лицо вверх. Наконец, Шерлок неохотно встречается с Джоном взглядом. За ним скрывается так много всего... смятение, паника и печаль. Раскаяние. Отчаяние. Страх.

— Все в порядке. Все хорошо, — говорит Джон, кивая для дополнительной уверенности, слегка улыбаясь и проводя большим пальцем по щеке Шерлока, стирая линию слез. Они далеко не в порядке, но в данный момент оба живы, опасные чары над Шерлоком отчасти разрушены, и снаружи ожидает помощь. Этого достаточно, чтобы Джон почувствовал невероятное облегчение.

Шерлок неуверенно кивает, смаргивая слезы и шмыгая носом.

— Ладно, — говорит Джон. — Давай выбираться отсюда, хорошо?

Он встает, помогает Шерлоку подняться на ноги, подстраховывая, когда тот спотыкается. Они медленно выбираются из комнаты, обнимая друг друга, и Джон поддерживает Шерлока. Очевидно, он все еще в оцепенении — движения вялые и неуверенные, он молча следует указаниям.

Когда они подходят к двери, Джон осмеливается оглянуться через плечо еще раз на то место, которое едва не унесло жизнь Шерлока десятилетия назад; до того, как у Джона появился шанс узнать его. Место, которое всего несколько минут назад едва не лишило жизни его самого.

Джон клянется, что они никогда больше не увидят этих проклятых рушащихся стен.

Налетает сильный ветер, наметая кучу мертвых листьев и пыли, кружа их в воздухе там, где они только что были вдвоем. Стиснув зубы, Джон отворачивается, подталкивая Шерлока вперед, прочь из комнаты. Восточный Ветер достаточно навредил им обоим на всю жизнь.

Они пошли другим путем, избегая ветхой лестницы, по которой Джон поднялся наверх, выбрав безопасную и неповрежденную лестницу в западном крыле. Он прислоняет Шерлока к стене в фойе и набирает сообщение Лестрейду.

Все в порядке, сейчас выходим. Без оружия. Нужны парамедики, никаких полицейских. Сохраняй спокойствие, он не в себе.

Получив утвердительный ответ от Лестрейда, Джон вновь обнимает Шерлока за талию.

________________________________________

Они направляются в больницу, без сирен и полицейского сопровождения. Шерлок не сопротивляется; он позволяет Джону завернуть его в одеяло, позволяет парамедику пристегнуть его к каталке ремнями для безопасной поездки — будто находится в трансе. Очевидно, что «Лизергохэкстомидат» все еще оказывает на него сильное влияние, учитывая то, как трепещут веки, и как редко он моргает. Фокус его восприятия находится где-то посередине, как будто там что-то есть, и Джон хочет иметь возможность просто щелкнуть выключателем, ввести противоядие, чтобы все исправить. Но для такого вещества ничего подобного не существует, и все, что может Джон, — сидеть рядом с Шерлоком, держать его за руку и подбадривать.

Что совсем неудивительно с еще свежим наркотиком, циркулирующим в организме, но все же тревожно, когда еще один приступ настигает Шерлока по пути в больницу. На этот раз Джон чувствует себя спокойнее — теперь он более подготовлен к этому и определенно понимает причину. Этот приступ длится дольше, чем любой из виденных Джону до сих пор, и вот это уже действительно пугает его. Доза внутривенного бензодиазепина[1], наконец, прекращает его на шестиминутной отметке, и когда Шерлок начинает проявлять признаки присутствия, Джон больше не может сдерживать свои расшатанные нервы и вынужден отвернуться, сильно прикусив дрожащую губу.

Когда Шерлок открывает глаза, то тоже не выдерживает — эмоции выходят из-под контроля. Он закрывает лицо руками и беззвучно плачет, травмированный волной воспоминаний, раскрытыми разумом во всей красе. Джон поглаживает его по спине и бормочет успокаивающие слова, в то время как парамедик, едущий с ними, поглощен записыванием жизненно важных показателей Шерлока, таким образом давая им немного уединения.

Шерлок снова становится тихим и отстраненным, ответив на все вопросы Джона и парамедиков, проверяющих его когнитивные функции. Иногда он прорывается сквозь чары и в панике оглядывается вокруг, успокаиваясь только когда находит взглядом Джона.

В больнице у него берут кровь и прикрепляют датчик для контроля пульса. Сильные приступы больше не повторяются, однако, их сменяют краткосрочные и частичные, выражающиеся в пристальном взгляде и моргании, прерывающие то немногое, что он готов произнести, и Шерлок не помнит об этих кусочках потерянного времени или не замечает, что они происходят.

Джон понимает, что эта стадия восстановления после наркотика, должно быть, стала причиной потери Шерлоком времени после смерти Мейтера... В его состоянии сейчас было легко потерять весь день. После срочной консультации невролога начинается непрерывный мониторинг ЭЭГ, и ему вводят ударную дозу «Фосфенитоина» — мощного противоэпилептического препарата, который прекращает эпилептическую активность. Вместе с дополнительными дозами «Лоразепама»[2] для подавления тревоги, Шерлок погружается в беспокойный сон, и Джон благодарен за это.

Ему больно видеть Шерлока таким измученным, когда сам он не способен что-то сделать, кроме как просто быть всему этому свидетелем. Не помогает и то, что он не лечащий врач. Все, что в его распоряжении — предложение беспомощных банальностей и заверений, и знакомое Шерлоку присутствие. Джон не может не задаться вопросом, вызвано ли все это наркотиком; в конце концов, оглядываясь назад и вспоминая, как Шерлок, казалось, почти оправился от первоначального повторного знакомства с сестрой-убийцей, у всех, кто его окружает, должно было бы вызвать больше тревожных звоночков. Теперь ясно, что Шерлок не смог обработать все, что узнал, должным образом. Слова миссис Хадсон о том, как он пришпилил игорную доску, постоянно приходят на ум Джону, и это говорит о способе Шерлока обрабатывать запутанные и сложные эмоциональные вещи: если не может решить их или отстраниться — игнорирует. Теперь все, что он пытался отбросить в сторону, хлынуло обратно и затянуло его.

________________________________________

Ночь в больнице проходит очень неспокойно: кошмары, новые приступы тревоги и подавленного возбуждения, изредка прерывающиеся мгновениями ясности или настоящего покоя. Все, что может сделать Шерлок, — пережить это, как бурю: вспышки ослепляющих воспоминаний сменяются темнотой и дезориентацией; ужас и боль грохочут, как гром, глубоко внутри него.

Джон всегда рядом в моменты просветления — выглядящий уставшим, озабоченным и печальным. Шерлок мечтает — зная, что это глупая надежда, — что Джон сможет вытащить его из этого кошмара, положить конец натиску, но осознает, что это невозможно. Он сам во всем виноват, и теперь ему остается только ждать. Последствия первого сеанса не могли быть таким же сильным — он уверен, что запомнил бы такой уровень страдания, даже если какая-то часть его потерялась в муках электрического шторма, происходящего в мозгу.

В своей жизни он прошел через бесчисленное количество наркотических трипов и ломок, но не может вспомнить ни одного, от которого хотелось убежать так же сильно, как сейчас. Если бы это было последствием приема уличного наркотика в юношеском возрасте, Шерлок уверен, что это подтолкнуло бы его к трезвости.

Он так много узнал о своем прошлом, когда впервые узнал об Эвр, но ему бы хотелось вспомнить все самому, увидеть всю картину собственными глазами. До сеансов с Деламер у него были лишь мимолетные проблески, тонкие нити воспоминаний, в подлинности которых он даже не был уверен. Все, что он знал, — это могло быть игрой воображения на основании услышанного. Он думал, что хочет этих воспоминаний, был уверен, что справится с ними — несомненно, он имел право знать свою историю. Теперь он взрослый мужчина, и ему не нужна защита. Не зная всей правды, как он мог бы понять, кто он такой? Почему действует так, а не иначе? Почему борется с некоторыми вещами, которые не может объяснить тем мозгом, с которым родился?

К сожалению, человек, которым Шерлок теперь оказался — монстр, превосходящий даже взятую на себя ролью социопата. Случайно или нет, но Виктор умер из-за него, из-за их дружбы, потому что был слишком слаб, чтобы противостоять влиянию Эвр.

Боже, как он ненавидит, что Джон видит его таким. Он чувствует себя оцепеневшим и отстраненным, а в следующее мгновение ощущает каждую эмоцию сильнее, чем когда-либо ранее. Когда лишь по малейшему побуждению своих блуждающих, непослушных мыслей он снова переносится в свои шесть лет — его пронзает боль. Ежедневные угрозы, которым его подвергала сестра, беспомощность от того, что родители, которые должны были его защищать, считали его злодеем. Облегчение от ощущения безопасности, которую принес с собой Майкрофт, подтверждая свою поддержку. Детали и малозначительные подробности... запахи, видения и чувства. В половине случаев ему кажется, что он все еще там, заново проживая жизнь, которую он не может поверить, что вообще прожил. Джон — это единственное, что привязывает его к настоящему, так как его существование является неопровержимым доказательством того, что и когда реально.

Воспоминания о Викторе самые тяжелые. Они полны безмерной радости: совместный побег в воображаемые страны, игры дни напролет в полях и лесах. Но искренняя восхищенная привязанность к другу только усиливает ужас и горе от его потери. Эти новые воспоминания не отдалены в пространстве, в отличие от тех, что он помнит, уже будучи взрослым, вместе с багажом прожитых лет, мудростью и возможностью анализировать, которую приносят только годы, все это так реально и ново, что его душа разрывается на части от каждого ужасного воспоминания.

Ощущение, что он снова ребенок, наиболее ярко, когда он выныривает из острых приступов и обнаруживает себя в полноценной панической атаке, и это несмотря на все лекарства, которые он продолжает принимать. К счастью, Джон всегда рядом, обнимает и успокаивает. Шерлок испытывает огромное облегчение, чувствуя его поддерживающие сильные руки. Это безопасность, отсрочка до тех пор, пока его снова не затянет в кошмар. Джону все время приходится объяснять ему, напоминать, где он и что случилось, потому что проклятые абсансы мешают ему формировать новые воспоминания. На рассвете они, наконец, начинают сходить на нет, между приступами появляются все более длинные промежутки. К середине дня Шерлок чувствует себя так, словно вынырнул из тумана — совершенно потрепанный, измученный и пристыженный.

В районе обеда Джон говорит, что его организм уже должен был почти полностью усвоить дозу, введенную Деламер. К этому времени он провел уже шесть часов без каких-либо отклонений в ЭЭГ, так что в постоянном наблюдении больше нет необходимости. Наличие на голове «шапочки» с отверстиями, надетой на наложенные на голову электроды, добавляет оскорбления к травме в виде смущения из-за затруднительного положения.

Несколько часов спустя он слышит, как Джон спорит за дверью с Майкрофтом. Он слишком измучен, чтобы интересоваться причиной, и это должно было бы встревожить, но после проведенного во власти эмоций времени, похоже, они покинули его полностью. Все, что он чувствует, — это пустота, как отсутствие, ощущение, что он оторван от самого себя.

Наконец, из коридора заходит Джон.

— Майкрофт потянул за кое-какие ниточки, принял некоторые меры, и я поговорил с неврологом и дежурным психотерапевтом. В прошлый раз, вероятно, было ошибкой выписывать тебя без надлежащей проверки состояния, но сейчас я просто не вижу смысла. Майкрофт согласен, что окружающая обстановка не принесет пользы, учитывая твою историю с… с…

Джон замолкает и вздыхает. 

 — Как бы то ни было. При условии, что ты встретишься с Эллой через два дня, Майкрофт проследит, чтобы она должным образом ознакомилась с некоторыми секретными сведениями; психотерапевт сегодня вечером не придет, и тебя отпустят на мое попечение. Я действительно имею это в виду, когда говорю, что не оставлю тебя; этот план может быть пересмотрен в любое время, если что-то вызовет у меня еще большее беспокойство, чем сейчас.

Шерлок может лишь кивнуть. Джон идет против установленного больничного протокола ради него, и Майкрофт делает то, что умеет лучше всего, — подчиняет правила своей воле. Нет, Шерлок вряд ли захочет разговаривать с Эллой, но сейчас он сомневается, что возвращение домой что-то сильно изменит. Он просто хочет свернуться калачиком, не думать, не говорить, не... быть кем-то вообще. Всю свою жизнь он гнался за истиной, хотел разгадать все тайны. Для чего? Что это принесло ему, кроме боли? Что это принесло другим, кроме страданий?

Дорога домой проходит, как в тумане. Находясь в безопасности в присутствии Джона, всю дорогу домой Шерлок проводит на автопилоте, пока не оказывается посреди гостиной. Все это так странно, так нереально. Пережить то, что казалось травмой всей жизни за последние двадцать четыре часа и оказаться снова в квартире, где все было нормально, и в то же время…

Как будто гостиная — это альтернативная вселенная, все почти идентично, но... как-то не так. Они сделали все возможное, когда ремонтировали ее после взрывного дрона Эвр, но некоторые вещи просто не могли быть заменены или воспроизведены. Им повезло, что они нашли такие же черно-белые обои, и Джон восстановил ярко-желтый смайлик, но это был уже не тот смайлик. Круглый столик рядом с креслом был заменен квадратным, примерно такого же размера. У нового персидского ковра те же общие цвета, что и у старого, но рисунок другой. Старое кресло Джона стало большой потерей, его заменили на другое. Они оба уже привыкли к этим вещам как к новой норме, но время от времени казалось, что они проживают похожу жизнь, дежавю. Сверхъестественные моменты, от которых у Шерлока бежали мурашки.

— Эй, — тихо говорит Джон, подходя к Шерлоку. — Ты в порядке?

Шерлок встряхивает головой, избавляясь от паутины, и прерывисто вздыхает. 

— Да, я просто... небольшие изменения все еще иногда застают меня врасплох, даже сейчас. Все так почти правильно, но... Даже здесь, в нашей квартире, я не могу убежать от той боли, что она нам причинила. То, как все изменилось, хотя внешне осталось по-прежнему. Мы всегда будем знать, что это не так.

Джон сжимает губы и кивает. Он открывает и закрывает рот, пытаясь что-то сказать, но вместо этого глубоко вздыхает. 

— Давай уложим тебя в кровать, — мягко говорит он и тянется, чтобы взять Шерлока за запястье, и, когда их руки соединяются, Шерлок не сопротивляется, а Джон даже не вздрагивает.

Джон ждет, пока Шерлок подготовится ко сну, настаивая на приоткрытой двери в ванную комнату, на случай, если у него случится очередной приступ, или он упадет в туалете в обморок от усталости. Шерлок знает, что все твердые фарфоровые поверхности заставляют Джона нервничать, и тот явно испытывает облегчение, когда видит Шерлока — умытого и почистившего зубы перед сном. Джон помогает ему надеть поношенную мягкую пижаму, а затем протягивает стакан воды и две разные таблетки, которые Шерлок не может идентифицировать.

— Это всего лишь «Мелатонин»[3] и кое-что, что поможет тебе заснуть. У меня есть другие таблетки, более пролонгированного действия, если будет проблематично заснуть.

— Предлагаешь снотворное зависимому? — вяло спрашивает Шерлок.

— Есть зависимость, а есть уважительные причины для использования лекарств с потенциалом зависимости. Майкрофт не согласился со мной в этом вопросе, но не он твой врач.

В больнице Джон не был врачом Шерлока, но, похоже, здесь, в безопасности Бейкер-стрит, на дежурство выходит доктор Ватсон.

Шерлок одиноко сидит на кровати. 

— Я не устал, — слабо протестует он, но вялые помехи в голове и дрожащие мышцы говорят об обратном.

— Просто полежи немного. Я не хочу, чтобы ты упал и ударился головой, — мягко говорит Джон, выглядя измотанным. — Элла может обсудить с тобой дальнейшую потребность в необходимости приема лекарств и убедиться, что все, что я дам тебе в ближайшие дни, не станет проблемой.

— Какие еще лекарства нужны? — Шерлок действительно не хочет обсуждать это, но чувствует, что должен подтвердить тот факт, что он не позволит другим людям решать за него. Ему не нужны лекарства, ему нужна та жизнь, до того, как вернулась Эвр, чтобы ее разрушить.

Или, может быть, ему нужно вернуть все, как было до того момента, как она убила Виктора. Но встретил бы он тогда Джона, если бы ничего из уже произошедшего не случилось?

Все это так сбивает с толку и расстраивает, что он в самом деле качает головой, потрясенный.

Джон сглатывает, пробегая языком по нижней губе, что Шерлок научился распознавать как нервный жест. 

— Ты через многое прошел, и как только наркотик выведется из твоего организма, все не станет снова волшебным образом хорошо. После Шерринфорда ты пытался притвориться, что это просто очередное приключение и все, но ведь это не так, когда речь заходит о семье?

— И ты почему-то думаешь, что, засунутый мне в глотку антидепрессант все изменит?

— Нет, но если все... если то, что случилось, истощило все твои резервы, то он может помочь тебе, пока ты будешь разбираться в своих чувствах. Нет ничего плохого в антидепрессантах, Шерлок. Если бы у тебя была сломана нога, ты бы не смеялся над гипсом, — недоверчиво фыркает Джон. — Хорошо... ладно, может быть ты и смеялся бы, но... серьезно, если бы ты был моим пациентом и был бы кем-то, кого я знаю, но с кем не настолько близок, если бы я не знал, на что ты способен, что ты можешь вынести, я бы настоял на пребывании в стационаре

— Значит, теперь ты считаешь, что я настолько ненормален, что представляю опасность для самого себя? — Шерлок знает критерии разделения, и ему больно, что Джон даже упомянул о возможных вариантах.

— Мне нужно знать, что с тобой происходит; мы должны быть уверены, что то, что ты хотел сделать в Месгрейве, не вернется после окончания действия наркотика. Психическое здоровье так же реально, как и физическое. Это не слабость — нуждаться в помощи, чтобы помочь себе разобраться в этом. Но это разговор на потом. А сейчас тебе нужен отдых.

Шерлок подчиняется, со вздохом устраиваясь поудобнее под простынями. 

— А где Рози?

— Она останется у Гарри на несколько дней. Я навещу их завтра, когда приедет Майкрофт составить тебе компанию.

— Ты хочешь сказать, побудет мои тюремщиком.

— Нет. Это не реабилитация, Шерлок. Это не детоксикация, и это не пародия на вмешательство, через которую ты прошел. Я не мог помочь тебе как следует и не знаю, смогу ли — вот почему мы не можем сами разбираться с этим.

Глаза жжет, и Шерлоку хочется их закрыть, но осознание того, что ждет его во сне, сжимает сердце, как ледяной коготь.

— Тебе нужно еще что-нибудь? — спрашивает Джон.

Шерлок нерешительно качает головой.

— Ладно, тогда. Отдохни немного. Я буду в гостиной — крикни, если понадоблюсь, — вымученно улыбается Джон и поворачивается к выходу из спальни.

Шерлок сглатывает, пытаясь вытолкнуть слова, пока не потерял самообладание. Нужда заставляет.

— Постой! Я... Не... Не уходи.

Джон останавливается, оперевшись на дверной косяк, и поворачивается к нему. Внезапно Шерлок не находит в себе сил выдержать зрительный контакт.

— Я не хочу оставаться наедине с... с этим прямо сейчас, — расстроенно говорит Шерлок, указывая на свою голову.

Джон кивает и шагает назад. 

— Конечно, — говорит он, оглядывая комнату, ища где бы присесть, и натыкается взглядом на неудобный деревянный стул в углу.

— Ты тоже можешь прилечь, ты устал, я знаю, — неловко предлагает Шерлок. — То есть... мы ведь спали в одной кровати бесчисленное количество раз, во время поездок, в этом нет ничего странного.

Джон хихикает — булькающий, недоверчивый и глухой звук, и каким-то образом он такой знакомый, такой джоновый, что от него у Шерлока теплеет в груди.

— Меня это не волнует. Давно уже. Не стоило с самого начала поднимать из-за этого такой шум. Привычка, наверное, — признается Джон, зевая. Кажется, он чувствует облегчение, что не надо сидеть на жестком стуле у постели Шерлока. Шерлок видит темные круги под его глазами и понимает, что ни один из них не спал почти двое суток. Прошлой ночью в больнице Джон, похоже, сумел подремать несколько раз, но кресло, в котором он сидел, явно причиняло неудобства его больному плечу, так что он не смог нормально выспаться. Каким бы прерывистым сном не был его собственный, Джону, присматривавшему за ним, могло быть и хуже.

Джон уходит, чтобы переодеться в свою пижаму, и возвращается через несколько минут, проскользнув под простыню с другой стороны. Совсем скоро они уже храпят бок о бок.

________________________________________

Не требуется много времени, чтобы огонь снова окружил его. На этот раз Виктор пойман в ловушку в спальне Шерлока, он колотит в дверь, умоляя кого-нибудь помочь ему, а Шерлок оказывается снаружи, отчаянно пытаясь его освободить.

— Шерлок! Помоги мне! — кричит Виктор. — Пожалуйста, Шерлок! Я не могу дышать!

Шерлок крутит и дергает дверную ручку, но она не поддается. Он снова и снова бросается своим маленьким телом на дверь, но с тем же успехом она могла бы быть сделана из кирпича. Он зовет Майкрофта или отца... кого-нибудь, кто может помочь, но они одни с Виктором. Дым и огонь вырываются из верхней части двери, охватывая потолок, оплетая стены коридора.

— Шерлок! Пожалуйста! — кричит Виктор, а Шерлок беспомощно рыдает по ту сторону запертой двери.

— Прости, — кричит Шерлок, снова бросаясь на дверь. — Я пытаюсь! Пытаюсь!

— Шерлок! Шерлок! — умоляюще зовет голос, когда огонь окружает и Шерлока, но на этот раз это голос не Виктора, а Джона.

Этого не может быть. Джона не было… Почему же он…

— Шерлок! — говорит Джон, легонько тряся его. — Проснись, Шерлок. Тебе снится кошмар, открой глаза.

Облегчение захлестывает Шерлока, когда он, моргая, просыпается, и сердце колотится в груди. Он оглядывается по сторонам, пытаясь сориентироваться в своей спальне на Бейкер-стрит — далеко, очень далеко от Месгрейва. Он в безопасности, но печаль от осознания того, что Виктора больше нет, заставляет его снова замкнуться в себе. Он не может сдержать эмоции. Боль, ярость и сожаление... бесконечное сожаление. Он дергает себя за волосы и издает мучительный вой, прежде чем разрыдаться.

Не говоря ни слова, Джон придвигается ближе, обнимает его и крепко прижимает к себе. Шерлок пытается выровнять дыхание, медленно выдыхая в тонкую серую футболку Джона, уткнувшись головой ему под подбородок. Он теплый, твердый и безопасный, и его утешающий запах окутывает Шерлока чувством всепоглощающего спокойствия. Одна рука Джона лежит у него на затылке, другая — успокаивающе поглаживает спину.

— Ш-ш-ш, — шепчет Джон Шерлоку в волосы. — Все в порядке. Я с тобой.

________________________________________

Когда Шерлок снова просыпается, комната наполнена солнечным светом, но угол наклона теней говорит, что время обеда давно прошло. Он поворачивает голову и видит Джона, наблюдающего за ним, свернувшись калачиком на простынях.

— Привет, — мягко говорит Джон, одаривая Шерлока легкой улыбкой, которая, однако, не отражается в его обеспокоенных глазах. — Как ты себя чувствуешь?

Шерлок глубоко вздыхает и потягивается, потирая лицо рукой, проводя инвентаризацию. Он чувствует себя намного лучше, — это самое близкое подобие самого себя с тех пор... с каких пор? Когда же все это начало скатываться, безвозвратно меняться?

— Значительно лучше, на самом деле. Я снова… могу думать.

— Это замечательно, — улыбка Джона становится более искренней. — Я знаю, что сон определенно пошел мне на пользу, — он указывает подбородком на тумбочку Шерлока. — Тебе давно пора принимать противоэпилептические таблетки.

На прикроватном столике стоит полный стакан воды и рюмка-наперсток с таблетками. Шерлок садится и послушно глотает таблетки, запивая их глотком воды. 

— Как долго я должен их принимать? — ворчит он. Ему не нравится мысль, что нужно принимать лекарства, влияющие на работу мозга, даже если они были назначены, чтобы предотвратить новые приступы.

— Выпей весь стакан, — приказывает Джон. — Нам нужно вымыть все из твоего организма. Никто не может сказать, как долго может сохраняться остаточная предрасположенность к приступам, поскольку мы имеем дело с экспериментальным препаратом и самым сложным мозгом в Британии.

— Я уверен, что и Майкрофт, и Эвр с тобой бы не согласились.

Именно упоминание о его сестре меняет атмосферу в комнате, заставляя Шерлока задуматься, будет ли упоминание о ней всегда ощущаться, как вскрытие раны. Какое-то время они сидят молча, и внезапно тяжесть прошедших дней наваливается на них.

Джон делает глубокий вдох и выдыхает через нос. 

— Это была... тяжелая неделя. Думаю, было бы неплохо позвонить Элле... У меня тоже есть кое-что для нее.

Шерлок прикусывает изнутри щеку и кивает. Он знает, что это правильно, но не ждет этого с нетерпением. Они с Эллой уже почти два года вели борьбу, связанную с Эвр. Он чувствует, что весь достигнутый прогресс — стерт, и ему неловко возвращаться к ней с разбитыми осколками и просить начать склеивать их снова.

Джон сидит, сознательно взъерошивая волосы после сна. Он смотрит в окно несколько долгих мгновений, задерживаясь взглядом на пожарной лестнице, и снова поворачивается к Шерлоку. 

— Я знаю, что на этот вопрос нелегко ответить, но... что ты помнишь из прошедшей недели?

Шерлок хмурится, пытаясь разобраться в беспорядке разума. Как и в прошлый раз, он пропустил огромные промежутки времени, хотя теперь у него есть несколько фрагментов воспоминаний, которых не было до, во время и после его встречи с Дарреном Мейтером.

— Я помню дом Майкрофта... и как вел машину миссис Хадсон.

Джон неодобрительно хмыкает, услышав последнее.

— В машине скорой помощи, вместе с тобой и... больницу, — он хмурится, копаясь в своих раздробленных воспоминаниях. Многое из того, что возвращалось к нему сейчас, было воспоминаниями из детства и сбивало с толку своей новизной. Хронология событий перемешалась, фрагменты того, что действительно произошло на этой неделе, смешались с прожитыми заново.

В чертогах полная разруха, как будто пронесся ураган. Повсюду разбросаны вещи, свалены в кучу по углам и усеяли пол. В некоторых участках, кажется, что само это место находится в руинах, как будто взорвалась бомба, стены рушатся и обугливаются.

От внезапного видения у Шерлока перехватило дыхание: обгоревшие разваливающиеся останки Месгрейва. Детские фотографии... так много лжи. Так много боли. Ему нужно было уничтожить их. Руины его спальни. Он помнил это место, когда оно было охвачено огнем. Пистолет в его руке, направленный... на Джона.

— Шерлок, которого я знаю, никогда бы не направил на меня пистолет, — сказал Джон. — Шерлок, которого я знаю, только и делал, что спасал меня.

Он поворачивается к Джону, мрачно наблюдающего за ним. 

— Месгрейв... Джон, я... — Шерлок чувствует, как падает вниз челюсть, он не в силах вымолвить ни слова.

Но ему не нужно ничего объяснять. Джон знает, где находится разум Шерлока, видит то, что он вспоминает. 

— Эй... — начинает Джон, пытаясь успокоить Шерлока. — Ты был под воздействием невероятно сильного наркотика, Шерлок. Ты плохо соображал, но у меня никогда не возникало ощущения, что ты мне угрожаешь. Ты просто не хотел помощи, думая, что помощи не существует. Или ты думал, что не заслуживаешь ее, — его голос полон доброты, на которую Шерлок не имеет права. — Ты помнишь, как Деламер лечила тебя повторно? Ты ускользнул из квартиры, украл машину миссис Хадсон и отправился к ней в офис, требуя, по ее словам, лечения.

Шерлок ошеломленно качает головой. Он ничего не помнит о втором лечении. Но сейчас это не важно. Он чуть не застрелил Джона. Прямо сейчас Джон мог бы быть уже мертв от руки Шерлока. Это ошеломляет. Ужасает. Ему кажется, что его сейчас стошнит

— Шерлок, ты не знал... — Джон кладет руку ему на плечо, пытаясь успокоить.

И получает обратный эффект. Шерлок отшатывается, откидывает простыни и вскакивает на ноги. 

— Я мог убить тебя! — он задыхается, истинный вес осознания обрушивается на него, как тонна кирпичей. Ему нужно уйти, он хочет уйти от себя самого, но также чувствует, что ему нужно быть как можно дальше от Джона. Это была бы просто еще одна запись в списке людей, погибших из-за него. Виктор, Мэри, все безымянные и безликие сопутствующие потери в его стремлении избавить мир от Мориарти.

— Притормози! — крикнул Джон в спину Шерлока, когда тот в панике вынесся в гостиную. — Подожди! Шерлок!

В коридоре за спиной Шерлока раздаются торопливые шаги. Он расхаживает, дергая себя за волосы, не зная, каков план, но желание бежать подавляет. И вспоминает кое-что еще.

Я всегда был проблемой. Это всегда был я. Это все еще правда, и никакие добрые пустые слова Джона не смогут изменить этого.

Джон хватает его за руку, но Шерлок поворачивается и отстраняется. 

— Разве ты не понимаешь, Джон? Что тебе нужно, чтобы понять?

— Шерлок…

— Я опасен для тебя, Джон. Я опасен для всех, кто мне дорог, но особенно для тебя! Наша дружба однажды станет твоей кончиной! Тебе нужно уйти от меня далеко, как можно дальше, пока у тебя еще есть время!

— Ты не причинил мне вреда, Шерлок, — мягко, но твердо говорит Джон. — Все хорошо. Мы выбрались оттуда целыми и невредимыми. Ты был не в себе, не мог мыслить ясно. И я и ты — мы в порядке. Не стоит зацикливаться на ситуации, которая не случилась, — Джон тяжело сглатывает. — Ты представлял для себя бóльшую опасность, и твой мозг спасал нас обоих больше раз, чем я могу сосчитать.

Отчаяние переполняет Шерлока. Желудок сжимается от беспокойства, сердце колотится в груди. Он прижимает руки ко рту, на мгновение уверенный, что его сейчас стошнит. 

— Почему ты остановил меня? — шепчет он.

Выражение лица Джона мгновенно меняется, как будто Шерлок только что дал ему пощечину, и от возмущения отвисает челюсть.

— Как ты смеешь говорить мне такое? — хрипит Джон, стискивая челюсть и качая головой. Боль и гнев наполняют его глаза. — Знаешь, каково мне было потерять тебя в первый раз? М-м? — он сжимает ладони в кулаки вдоль туловища. — Ты понимаешь, в какой сущий ад превратилась моя жизнь? Каждый миг бодрствования я думал, что мог бы сделать больше, должен был сделать больше, а ты умер, потому что я не сделал. Прокручивал в голове каждый сценарий. То, что я должен был сказать, и слова, которые я не мог взять назад, — он тяжело сглатывает, его глаза блестят, когда он снова смотрит на Шерлока. — То, что я оставил тебя тогда; оставил тебя делать то, что ты хотел, а не то, что я знал, было правильным. Я бы никому не пожелал таких ощущений. Я провел два года, думая, что мог бы найти способ спасти тебя и потерпел неудачу. Если бы ты не вернулся, я бы верил в это всю жизнь. На этот раз я не собирался смотреть, как ты умрешь, не собирался терпеть поражение и не отплатить тебе за все. Ты сохранил мне жизнь и рассудок, Шерлок.

Джон отворачивается, проводит рукой по лицу, вновь поворачивается и прерывисто вздыхает, явно заставляя себя успокоиться. 

— Я понимаю, Шерлок. Действительно понимаю. Я знаю твои чувства о Викторе. Я знаю, ты думаешь, что это была твоя вина. Потому что я тоже так думал. Я думал, что твоя смерть была моей виной. Но ты не мог остановить Эвр так же, как я не мог остановить тебя. Потому что тогда мы не знали того, что знаем сейчас. Ты не знал, что она приведет его к этому колодцу. И я не знал, что ты окажешься на краю этой крыши. Не прекращай следовать по цепочке последствий, пока в конце концов не поймешь, что их всех связывает, и увидишь, что это будет Эвр, не ты.

— Но то, что случилось с Мориарти, полностью отличалось, — возражает Шерлок. — Я должен был сделать это, чтобы защитить тебя. И я не умирал на самом деле.

— Я этого не знал, — возражает Джон, и Шерлок слышит укор в его голосе. — Так что чувство вины... боль… Все это было по-настоящему для меня, Шерлок. В течение двух лет это было очень, очень реально. И даже теперь… даже теперь, когда я знаю, что это было уловкой…

Шерлок открывает рот, чтобы возразить, но Джон обрывает его прежде, чем тот успевает заговорить.

— Необходимая уловка, да, но тем не менее. Я знаю, что это было не по-настоящему. Ты не совершал самоубийства. Но в глубине души есть частичка меня, которая всегда будет помнить о том, что ты сделал. И когда я нашел тебя, Шерлок... в том доме, приставившим мой пистолет к своей голове, на этот раз это было по-настоящему... — Джон замолкает, его голос срывается. Он пытается сглотнуть, затем цыкает, пытаясь восстановить ускользающее хладнокровие.

— В прошлый раз я не смог тебя остановить. Но я не мог позволить этому случиться снова. Я знаю, ты чувствуешь, что тебе необходимо откопать эти скелеты из своего прошлого, но если раскопки всех этих потрясений приведут тебя в то место… в то темное место, где ты почувствуешь, что не можешь... — он изо всех сил пытается произнести эти слова, — что не можешь идти дальше... как будто хочешь закончить свою жизнь... я не позволю тебе... — Джон резко замолкает, поджимая губы и прерывисто выдыхая через нос. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы позаботиться... потому что я не смогу... я не смогу пройти через это снова. Я не смогу. И Рози, черт возьми, не заслуживает того, чтобы потерять двух родителей до того, как ей исполнится три года.

— Ты не сделаешь этого! — в ужасе восклицает Шерлок.

— Не я, Шерлок. Я буду продолжать жить для нее, как бы ни было тяжело, невыносимо и невозможно, я буду продолжать жить, потому что я должен. Я говорю о тебе.

— Но ты сказал — двое ее родителей…

Джон грустно улыбается и качает головой, глядя на Шерлока с нежностью.

У Шерлока все переворачивается в животе. 

— Ты хочешь сказать... что я... ее... родитель?

— Конечно, — тепло отвечает Джон. — Конечно, ты, — он слегка качает головой, как будто Шерлок говорит глупости. — То есть, если ты этого хочешь. Это то, как она видит тебя, и ты снова и снова доказываешь, что принимаемые тобой решения, все с учетом ее интересов. Это не то, что я могу сказать о Мэри. Я тебя тоже так вижу, как родителя Рози. Я не смогу воспитать ее без тебя.

— Да, — кивает Шерлок, его сердце переполняется такой любовью, что он не может ее сдержать. Он улыбается, глаза наполняются слезами. — Конечно, я этого хочу. Это большая честь... Я всегда думал о ней именно так, но я не хотел переходить границы…

— У меня нет никаких сомнений. Но быть родителем — это значит еще и то, что ты не можешь так безрассудно играть со своей жизнью, Шерлок. Ты не можешь делать такие вещи, как... тайное экспериментальное психиатрическое лечение, особенно не говоря мне и слова. Потому что твоя жизнь больше не принадлежит только тебе. Ты знаешь, как мне было больно, когда ты... в первый раз… Я едва пережил собственное горе. Но что будет с Рози, если она потеряет тебя? Эта маленькая девочка думает, что ее Шерлок — подарок небес. Я знаю, что ты не можешь просто жить для других людей, что это не так работает, но то, что я пытаюсь сказать... я был там, я чувствовал это, и я знаю, что единственное, что помогает, — это другие люди. Люди, которых мы выбираем. Люди, которые делают нас лучше. Люди, которые заставляют нас чувствовать, что мы не те неудачники, какими себя считаем. Виктор и Эвр, они... они оба ушли, в том смысле, что они не могут быть частью нашей жизни. Они не должны, и я думаю, что, когда ты идешь к Эвр, это неизменно делает тебя несчастным и беспокойным, и говорит тебе именно об этом. И я не хочу, чтобы она была в жизни Рози. Я не хочу, чтобы она знала Эвр.

Шерлок сглатывает комок в горле. Любовь, которую он испытывает к Рози, не похожа ни на что, испытанное ранее в его жизни, и он не может представить, чтобы причинить ей такую боль. Знание того, как он ранил Джона раньше, не является новой информацией, но знакомая огромная пропасть сожаления все равно образуется в его животе. Игра, в которую он играл с Мориарти, почти выжгла сердце Джона.

— Просто... ответь мне, — говорит Джон, но теперь в его голосе нет злости, только печаль и смирение. — Ты нашел то, что тебе было нужно? Стоило ли оно того?

— Я хотел собрать все кусочки своего пазла, Джон, — пристыженно опускает глаза Шерлок. — Чтобы придать смысл жизни. Оглядываясь назад, я понимаю, что это была огромная ошибка по многим причинам. Сомневаюсь, что смогу забыть то, что узнал, и боюсь, что это знание будет преследовать меня так, как я никогда не ожидал. Но получить доступ ко всему этому было слишком заманчиво. Мне нужно было понять, кто я такой. Теперь я чувствую, что все еще не знаю.

— Кто ты такой? Я скажу тебе, кто ты такой, чертов мерзавец, — говорит Джон с раздраженным смехом, глядя на Шерлока с чем-то средним между болью и нежностью. — Ты — детектив, посвятивший всю свою жизнь раскрытию преступлений и приносящий жертвам спокойствие. Ты привлек к ответственности неисчислимое множество преступников. Невозможно сказать, скольких людей ты спас, остановив злодеев и террористов.

— Ты чертовски выдающийся человек, обладающий самым уникальным, пытливым и быстрым умом, который я когда-либо встречал. Ты смотришь на проблемы в новом свете, ты видишь вещи, которые никто другой не может увидеть. Ты — абсолютный гений.

— Ты самый верный и единственный друг, который пошел на невообразимые жертвы, чтобы защитить своих близких. Ты — определение самоотверженности, ты добр, даже если не хочешь этого признавать. Для Рози, ты — потрясающий отец, и я так рад, что она вырастет, зная тебя в этой роли.

— И ты самый лучший друг, который у меня когда-либо был. Ты так много значишь для меня, что я даже не могу выразить это словами, но я должен попытаться, потому что больше не могу сдерживаться, чтобы не сказать тебе, — Джон опускает глаза, на мгновение сжимает ладони в кулаки и делает шаг ближе к Шерлоку, прежде чем глубоко вздохнуть и встретиться с ним взглядом. — Я люблю тебя, Шерлок. Всегда любил и всегда буду.

Шерлок чувствует, как у него отвисает челюсть. Как будто каким-то сюрреалистическим и чудесным образом, земля ушла из-под ног. Такого поворота он никак не ожидал; фантазия, которую он лелеял только в самых смелых мечтах. Он все еще под действием лекарства? Неужели это происходит на самом деле?

Есть кое-что, что я хотел сказать, но так и не сказал…

— Джон... Я... — начинает он, но Джон обрывает его. Шерлок видит, что он дрожит — очевидно, капитан Ватсон не так уж невосприимчив к нервозности, когда речь заходит о сердечных делах.

— Я ничего не жду, между нами ничего не должно измениться, — поспешно обещает Джон. — Я знаю, что ты не... что ты не… чувствуешь ничего подобного ко мне, возможно, ни к кому другому, но я должен был это сказать. Мне нужно было, чтобы ты знал. Потому что я так много раз был не в состоянии сказать тебе, и я не могу рисковать, чтобы это случилось снова. Так что... да, — он кивает сам себе, делает глубокий вдох через нос и идет ва-банк. — Я ... Я люблю тебя.

Прежде чем успевает остановиться, Шерлок сокращает расстояние между ними, поднимает руку к лицу Джона и целует. Мягко, целомудренно, нежно и сладко. Шерлок отстраняется, мгновение они смотрят друг на друга, прежде чем облегчение и любовь проявляются улыбкой на лице Джона, притягивая их обратно друг к другу, как магниты.

Горячие, но нежные, мягкие губы и грубая щетина. Они подходят друг другу, как два кусочка пазла, руки Джона обнимают Шерлока, руки Шерлока обхватывают голову Джона. Это так правильно, как будто они делали это всю жизнь, и Шерлок не хочет когда-либо останавливаться.

Через мгновение они отстраняются друг от друга, вдыхая воздух друг друга, сердца бьются в унисон. Шерлок прижимается лбом ко лбу Джона, и они стоят в теплых объятиях друг друга.

— Не позволяй больше своему прошлому причинять тебе боль, — шепчет Джон. — Оставь старые воспоминания там, где они должны быть.

— Я бы предпочел приобрести несколько новых, — хмыкает Шерлок в знак согласия.

У меня никогда не возникало ощущения, что ты мне угрожаешь. Ты просто не хотел помощи, думая, что помощи не существует. Или ты думал, что не заслуживаешь ее.