На само Рождество Гарри решил остаться в доме Дурслей. Просто как-то невзначай выяснилось, что его бабка не только встречалась с волшебником и писала фэнтези, но и вела дневник, в котором в том числе и рисовала. Вот тут Поттера накрыло, ему настолько сильно был необходим этот вещдок, что он невзирая на последствия отдал приказ Петунии подарить его ему на праздник.


И теперь в сам сочельник он сидел по-турецки у себя на кровати, листая дневник Ребекки Эванс, в девичестве Роули. Портретную зарисовку Морфина он обнаружил практически сразу. Благо, эскиз был подписан.


Морда лица у его деда была такая, что действительно не оставалось сомнений: с кадра с такой внешностью только орка писать. Глаза косят. На голове вместо шевелюры какая-то пакля. Тело сбито ассиметрично. Наверное, только в изгибе шеи можно узнать что-то знакомое. Хотя нет, если всмотреться в гибкость пальцев, а они на наброске были в движении, тоже сумеешь поймать что-то общее. Но это так, мелочи. Были бы только они, без парселтанга и какого-то психического расстройства, которое Гарри не смог даже идентифицировать, он бы не придал им значения. Однако в сложившейся ситуации они дополняли картину, делая оную всё реальнее.


Вырвав из дневника лист с портретом, Поттер сложил его в несколько раз и сунул в карман джинсов. После чего, пролистывая дневник, принялся искать место знакомства двух настолько различных людей.


Из того что он понял в сумбурных отражениях дней, прожитых Ребеккой, она находилась в вечном поиске вдохновения. А поймать нужное состояние ей чаще всего удавалось на природе, подальше от благ индустриального общества.


Именно по этой причине она и оказалась в деревушке с названием Малый Гангельтон. Чуть позже выяснилось, что занимательная там не только флора-фауна, но также история. Бабка Гарри вкратце расписала тот странный случай, убивший единственных ближайших местных мелких дворян — сквайров Риддлов. Ситуация показалась ей необычной, смерть — неестественной. Ну как так!.. внезапная остановка сердца сразу у трёх человек — и она отметила этот запавший ей в душу факт в своём дневнике. На полях тетради, на той же странице, была пометка: просмотреть оккультные техники убийств. Видимо, и из жизненных ситуаций, чем сложнее для понимания они были, тем больше Ребекка черпала вдохновения.


После краткой истории и описания природы близ деревни шла субъективная передача первой встречи с Морфином. У неё тогда создалось впечатление, что она встретила серпентолога, изучающего любимых рептилий в естественной для них среде. Дело было в том, что руку, от кисти до плеча, обвивала змея неизвестной Ребекке породы. Бабка решила разговорить этого человека, ведь для полной передачи психологических моментов у тех же нагов нужно знать повадки не только людей. А тут такой случай! Как можно им не воспользоваться? Однако вскоре выяснилось, что учёный-биолог — иностранец, плохо говорящий по-английски.



Поттер на время отвлёкся от дневника, глубоко задумавшись над тем, как же выглядела его бабушка, что волшебник посчитал её за свою? Может, потом семейный фотоальбом посмотреть? Или она была толкинисткой и косила под эльфа? Мда, вопросы ширятся…



Дальше в дневнике были отражены встречи, при которых Ребекка пыталась обучать Морфина языку. Что-то у неё получалось, но ей всё равно казалось, что он настолько за годы изучения сроднился со своими змеями, что ему легче общаться с ними. Она пребывала в полной уверенности, что те его понимают. И такая погружённость в научную деятельность находила в её душе горячий отклик. Бабка сама фанатично искала информацию для своих литературных трудов. И Морфин, несмотря на то что воспринимался ею учёным, её в этом поддерживал. Когда она заговорила о гоблинах и их психике, он её не только не остановил, но и слушал с интересом, иногда даже дополнял.


Вот где-то на этом моменте в записях бабки и обнаружился резкий переворот, существенное изменение. Она, конечно, и до этого терпимо относилась к его внешности, но тут начали появляться упоминания его светлой улыбки, полной увлечённости при «диалоге» со змеёй. Она очень педантично и тщательно стала расписывать, какой он распрекрасный, что он несмотря на физическое уродство нашёл для себя нишу в жизни и абсолютно счастлив со своими рептилиями.



— Да они оба считали друг друга не теми, кем являлись на самом деле! — ошарашенно сделал вывод Гарри.



Такой период в дневнике длился недолго, да и Ребекка, видимо, не имела привычки писать регулярно. В основном, были чем-то заинтересовавшие её события или то, что она посчитала важным.


Следующей вехой развития событий стала ссора, окончившаяся разрывом. Морфин стал всё чаще интересоваться, почему они гуляют лишь по маггловскому миру. Ребекка пару раз бросила, что эти места ей больше нравятся, не придав значения странному слову. Но вот, когда он её этим достал, она в лоб у него спросила, что тот имеет в виду. Это и было крахом. Мисс Роули оказалась не более чем однофамилицей волшебников. И Морфин разгневался так, что бабка Гарри не нашла в себе силы сказать, что она в положении. Да и то, что он ей наговорил, её, откровенно говоря, испугало. Боялась она не только за себя, но и за не рождённого ребёнка. При его отношении к этим самым магглам, он вполне мог его убить. Саму Ребекку он не тронул, как ей показалось, лишь потому, что какие-то чувства у него к ней остались, несмотря даже на уже прочно поселившееся в душе разочарование, отвращение и гнев, граничивший с яростью.



Поттер с силой захлопнул дневник. Читать дальше он не видел смысла. Он всё и так понял.

Новая информация о его семье его душу тронула, но далеко не так, как мальчик того хотел. Бабке он сочувствовать не мог, она сама нарисовала для себя несуществующую картину, при том это было до воздействия на её гормональный фон любовного зелья*. Деду, впрочем, тоже. Обиженным или виноватым в этой ситуации, с его точки зрения, не был никто. Все действовали так, как привыкли. Вызывала неприятие сама ситуация. Маг с магглой. Для него за достаточно короткое время это стало чем-то сродни браку между разных сословий, классов или конфессий, когда в отношениях точно не будет полного взаимопонимания.


В груди от этого осознания поселилось гадостное чувство, но ничего поделать с собой Гарри просто не мог. Был не в состоянии. Это его отношение к действительности и с этим надо жить.



***



Как — то есть где — окончить каникулы, Поттер всё никак не мог решить. Было два варианта, вариант остаться у Дурслей он даже не рассматривал: они для него чужие, из приемлемого же можно было съездить на малую историческую Родину деда и ужаснуться, как закончили своё существование Мраксы, или же отправить письмо Драко, тот его к себе приглашал. Мальчик думал, что другу не терпелось похвастаться перед отцом, с кем его сын теперь на короткой ноге.


Гарри вздохнул, кинул взгляд на собранный чемодан, словно тот был в состоянии ему помочь определить, что важнее: получить отдых и немного расслабиться или собрать всю доступную информацию о прошлом своей семьи.


Наконец, поняв, что если он выберет первое, то всё оставшееся время будет сгорать от нетерпения в ожидании окончания учебного года, чтобы узнать всё, что только вообще возможно, об интересующей его на данный момент теме. Потому лучше отправиться в Малый Гангельтон, а оттуда на вокзал.



Магия, а его сверхконтроль над волей человека законодательно считался магией, хоть, как оказалось, его нельзя отследить из-за того, что при нём не нужна была палочка**, в мире магглов была под запретом, так что пользоваться своими силами следовало осторожно. Это рождало некоторые проблемы, но всё же не особо глобальные. Учиться действовать аккуратно, не вызывая подозрений, ему в жизни пригодится.


Поэтому он решил оформлять приказы в повелительном наклонении, закрепляя просьбой, тогда для окружающих это будет скорее формой расположения к чрезвычайно вежливому ребёнку. Через определённое время, а может и сразу — уже были такие случаи — что происходит что-то не то, поймёт только жертва его воздействия.



До Малого Гангельтона он добрался бесплатно, да и поклажу тащить самому не пришлось. Очередные потерпевшие от его дара смотрели на него, как на врага английской нации, но поделать с собой ничего не могли.


Оказавшись в деревне, он долго по ней бродил, уже думая, у кого бы спросить, где найти дом Мраксов, если, конечно, тот не снесли, но, выйдя за пределы селения, он заметил ответвление от основного тракта в сторону. Тропинка была нехоженая, заросшая ветвями кустарников, но всё же была. Гарри решил наудачу сунуться туда. Через определённое время, что он продирался сквозь проросшие во все стороны заросли терновника, Поттер увидел лачугу. Та была не просто заброшена или полуразрушена — она была в аварийном состоянии. Создавалось впечатление, что она стоит только благодаря чарам.


Гарри возвёл глаза к небу и, выругавшись сквозь зубы, вошёл внутрь. Первым делом он чуть не споткнулся о порог, доски которого вздыбились и расползлись от вечного для британских островов дождя. А уже пройдя в комнату, обо что-то обжёгся. Ступню он тут же отдёрнул. Как оказалось, он наступил на кольцо. Осмотрев подошву своего ботинка, Поттер нервно рассмеялся. На ней проплавленным отпечатком был запечатлён тот самый перстень.


Гарри присел рядом с ним и озабочено потёр виски. Он был без понятия, как это понимать.

Чем дольше мальчик смотрел на кольцо, тем страньше ощущения и чувства находили своё становление в груди. Разум считал его одновременно и родным и опасным. Что-то из глубины сознания отчаянно вопило о том, что перстень лучше не трогать. Посчитав это проснувшейся интуицией, Поттер кивнул самому себе.


Кольцо хотелось забрать, непонятно только как, ведь оно даже ботинок прожгло. Ещё чуть-чуть, и подошва бы ушла на задний план, а перстень соприкоснулся бы с носком, там и до кожи ступни недалеко.


Мальчик сузил глаза, что-то прикидывая, а потом провёл серию экспериментов. Сам он до перстня не дотрагивался, но пытался определить, как тот отреагирует, если его потревожить другим предметом. Итак, гнилые доски пола он же не прожигает.


Проверив все варианты, которые только могли прийти ему в голову, Гарри веткой поддел кольцо и переместил его в одно из отделений своего чемодана. Зачем оно ему, он смог бы ответить с трудом. Но родные ощущения рядом и место его нахождения заставляли задуматься о многом. И он, рассудив, что лишним оно всяко не окажется, взял его с собой.



***



На вокзал Поттер прибыл раньше назначенного временем отбытия поезда срока. Уж лучше подождать, чем потом волноваться, что не успеешь. Коротать время он умел за книгами.


— Привет, Гарри! Давно здесь сидишь? — Поттер поднимает глаза от учебника и смотрит на незаметно подошедшего Драко.


Тот выглядит как всегда: лоском чуть ли не светится, снобизмом от него веет за версту, но с ним он ведёт себя дружелюбно, давно усвоив, что Гарри подстраивается под отношение к себе собеседника и отвечает в том же ключе.


— Пять параграфов, — рассеяно говорит Поттер, не зная, сколько это в минутах.


— Ну, у тебя и отсчёт времени! — поражается Малфой.


Он ухмыляется, но кивает, показывая, что готов простить другу любые бзики, пока его полезность и значимость в обществе их покрывает.


— Какой есть, — пожимает плечами Гарри.


Если честно, ему всё равно, как его поведение интерпретируют окружающие, лишь бы под руку в важных для него делах не лезли, а желательно вообще оказывали всяческое содействие.


— Так ты проверил, что хотел? — Драко помнил, как именно при прошлом разговоре выразился Поттер, и раз ему важно сохранить тайну — Малфой её сохранит, во избежание эксцессов, как говорится.


Гарри окончательно оторвался от учебника, дочитав абзац до конца и готовый внимать другу, ни на что не отвлекаясь.


— Да, — серьёзно кивнул Поттер. — Мои подозрения подтвердились. Хотя я до конца надеялся, что они ошибочны. Была вероятность другого родства, но она, видимо, слишком мизерная.


Драко с нездоровым интересом принялся рассматривать Гарри. Тот оказывается чистокровным волшебником и ему ещё в этом что-то не нравится! При том, что сам Поттер теперь активно изучает взгляды двух последних Тёмных Лордов. Малфою казалось, что с какой-то частью их мнений его друг определённо согласен. В чём же дело?


— У тебя дед был сторонником или последователем Тёмного Лорда? — решил уточнить Драко.


Поттер невесело ухмыляется и судорожно дышит.


— Дело ясное, что дело тёмное. Идеологию Волдеморта, — на этом имени Малфой вздрагивает, но ничего не говорит, ибо уже успел понять, что подобное бесполезно, — его семья, да и он сам, разделяла. Радикалами они тоже были. Последователями — нет. И зная их случай, для подобного поведения нужна особая причина.


Малфой поёжился от того тона, коим начал говорить Гарри. Его голос приобрёл не только мрачность, но и особое, довольно-таки жесткое с долей своеобразной иронии, выражение.


— Ты догадываешься, какая? — с изрядной долей осторожности поинтересовался Драко.


— У меня есть мыслишки определённого толка, однако это — недоказуемо.


Малфой понял, что ему не хотят отвечать прямо и обтекаемо уходят от темы. Это злило. Гарри ему почему-то не доверяет. А для Драко это доверие очень важно. Он видел в друге большой потенциал, и ему просто необходимо было быть всегда рядом.


Поттер же не хотел бросать слова на ветер. Да, его терзали смутные сомнения, что Морфина Тёмный Лорд не устроил именно как полукровка, более того, скорей всего, как родственник-полукровка. Но это же для многих звучит абсурдно. А железобетонных аргументов он при себе не имеет.


Также он всё никак не мог определиться в своём отношении к Волдеморту. С одной стороны убийца его родителей, с другой единственный близкий родственник в магическом мире, чьё миропонимание он кусками разделяет. И как быть? Уж точно не компрометировать возможного союзника. Вот если союз будет невозможен или невыгоден, то — да, именно так он и поступит в первую очередь. Останется лишь собрать доказательную базу. Такое определённо перетянет одеяло в его пользу.



— Ты, вообще, на каникулах отдыхал? Или в сыщика играл? — с заботливой насмешкой отрывает его от своих мыслей Драко.


Малфой уже понял, что вести себя идеально и безукоризненно рядом с Гарри нельзя. Тот начинает чуять подвох и пристально всматривается в поведение того, кто хочет заручиться его расположением. Надо быть естественным, позволять себе легкие подколы и препирательства, порой переходящие в переругивания, не то Поттер в получающуюся дружбу не поверит.


— Что ты называешь отдыхом? — приподнимает брови Гарри.


— Не знаю… развлечения какие-нибудь.


Поттер прикусывает губу и очень выразительно смотрит на друга. До Драко тут же доходит, что понятия отдыха у них разные, и сейчас его, по крайней мере, он на это надеется, просветят, что же отдых для Гарри.


— Лучший отдых — смена деятельности, — раскрывает свои карты мальчик. — До этого я учился магии, а на каникулах увлекся историей своей семьи. Не вижу в этом одинакового непрерывного напряжения.


Малфой только покачал головой. Иногда ему понять Поттера было очень сложно.


— Лучше бы полетал или ко мне написал, отец за тобой бы прибыл, — выдал свою версию смены деятельности Драко.


— А потом изводился бы от нетерпения в ожидании следующих каникул, когда я-таки смогу получить на руки полную — из доступной — информацию о своей родне! — оценил предложение Гарри.


Да, они с Драко были друзьями, но друзьями с разной системой ценностей, и это накладывало свой отпечаток на их общение. Хотя, может, оно и к лучшему… чем бы Гарри не надумал заниматься в дальнейшем, ему пригодится понимать людей, какими бы они ни были. Это только при близком контакте он чуть ли не всесилен, а при работе с массами и общественным мнением ему следует уметь управлять людьми обычными, приемлемыми для общества способами.

Примечание

* Конкретно в этом случае, я буду разделять амортенцию и все остальные любовные зелья. Потому что, если следовать логике Роулинг в том, что ребёнок зачатый под воздействием любовного зелья не умеет любить, в мире магов таковых типчиков должно быть очень много, особенно, если вспомнить как активно на 6 курсе Поттера их ему впихнуть пытались. Выдано сие в сюжете вскользь, как обычное поведение.


** Автор про случай с Добби не забыла. Просто она разделяет магию и сверхспособности, для неё это как разный тип мутаций. Как дело обстоит с парселтангом, будет объяснено позже.