«Кто скажет, где моя дверь?
И что мне делать теперь?
Твержу: беги и не верь!
Безумен путь в темноте,
И жгучий страх в животе.
По коридорам теней
Быстрей, быстрей...»
(The Strahi – Коридоры)
– «Du weisst nicht mehr, wer du bist,
Du weisst nicht mehr, was Liebe ist.
Dein Spiegelbild hat sich entstellt
Niemand ist hier, der zu dir halt…»*, – привычно заиграла мелодия на сотовом.
На этот раз не было испуга или же резких движений. Мужчина плавно повернулся на бок, чтобы отключить надоедливый будильник и снова лег на спину, глядя в потолок. «Снова…» – подумал репортер и натянуто улыбнулся собственным мыслям. Было так легко и спокойно, что не было никакого желания вставать с постели. Хотелось лежать здесь, пока эти ублюдки не придут за ним, чтобы вновь убить. «Каким же образом они убьют меня в этот раз?». Ждать ответа на свой вопрос журналист не желал, а потому в очередной раз обернулся к тумбе и забрал с нее листок и фонарик. Мужчина сразу же осветил маленькую бумажку с текстом: «Вызов принят! Беги, малыш!».
– Посмотрим, кто еще будет из нас убегать! – произнес Майлз и осторожно сполз с кровати.
Свет невольно упал на плюшевые игрушки, коих стало еще меньше. На этот раз, пропал Фредди. Рука дрогнула, и мужчина судорожно сглотнул, стараясь выбросить дурные мысли из головы. «Куда мне теперь идти?». В доме стояла пугающая тишина, но он знал, что это не вечно. Нужно было что-то срочно придумать и тут, взгляд остановился на комоде. В комнатке как раз стояло два, один был чуть больше, но если приложить усилия, то можно было их сдвинуть и тем самым перегородить оба входа. Довольный собой, репортер бросился двигать шкафы к дверям, тем самым надеясь задержать незваных гостей хоть ненадолго.
Когда все было на своих местах, он устало опустился на кровать, тяжело вздохнув, ибо перестановка не осталась не замеченной, мышцы немного саднило, но в отличие от той, что он ощущал ранее – это была приятная боль. Журналист наконец-то почувствовал, пусть и на доли секунды, слабое превосходство перед врагом. Хотя, сейчас его бы больше обрадовало оружие, желательно огнестрельное и крупного калибра, чтобы смогло пробить корпус.
И вот, из коридора донесся грохот посуды, вызвавший целую бурю эмоций. «Кто же дойдет первым?». Его мало волновало, что будет после. Или же, как он будет выбираться из комнаты, когда аниматроники проникнут сюда. Больше всего его интересовало, что они будут делать, столкнувшись нос к носу, и удастся ли ему быстро смыться, оставшись при этом не замеченным или хотя бы целым. Счет шел на минуты, а потому он бросился к тому, что первое попало на глаза.
Спрятавшись в шкафу, что был встроен в стену, мужчина прикрыл дверцы и стал ждать. Долгое время ничего не происходило, пока неожиданно из-под кровати не послышался странный шорох. Он отключил фонарик и присмотрелся. Ничего не было видно, по крайней мере, в комнате было визуально пусто и ничего не предвещало беды. Но спустя пару секунд, странный шум повторился, а следом пугающий грохот и скрежет. В тот же миг, что-то огромное вырвалось наружу, перевернув и без того хлипкую кровать на бок. Майлз замер. Зажал рот обеими руками, стараясь всеми силами унять участившееся сердцебиение и вместе с ним собственное дыхание, что сейчас казалось неимоверно громким. Фредди явился первым.
Казалось, он отличался от других. Наверное, этот аниматроник был более безумным, чем остальные и в то же время чувствовалось хладнокровие, с коим он готов был убивать. Небольшой черный цилиндр и галстук бабочка, несомненно, украшали его, делая из Фредди джентльмена, готового отобедать загнанной в угол жертвой и при этом сохранить собственное достоинство. Но в то же время светло-карие безумные глаза, два ряда острых, подобных Бонни зубов и такие же острые когти в купе с множественными разрывами на поверхности коричневой обшивки, кричали об обратном. Он не станет шутить, не будет играть, он будет жестоко и с остервенением убивать, потрошить еще трепыхающуюся жертву, крепко сжимая ей горло, чтобы она не смогла сбежать. Но даже так, Фредди остановится, когда почувствует, что жизнь начинает медленно покидать тело жертвы. Не потому что пожалеет, а чтобы она подольше помучалась. Знала, что не выживет, но и умереть просто так не могла.
От накатившего осознания стало страшно. Вся прошлая уверенность словно выветрилась, оставив лишь липкий, жгучий страх. Мужчина вжался в заднюю стенку шкафа и затаился, настороженно наблюдая за врагом сквозь небольшие щелочки. Аниматроник пошевелил механическими ушами, подобно животному, а после медленно начал осматривать помещение. Зрелище было странным, завораживающим и в то же время пугающим, но созерцание было единственным, что осталось на долю бедного репортера. И он наблюдал. Долго сидел в одной позе, прижав к груди колени. Даже успел порядкам успокоиться, не смотря на опасность.
По какой-то непонятной причине, медведь упорно не желал заглядывать в шкаф или же покидать комнатку, а просто замер, после того как осмотрел помещение и не нашел ничего примечательного. Вспомнив про телефон, что лежал в кармане, Майлз осторожно дотянулся до устройства и посмотрел на время. На часах было уже два ночи и это не могло не радовать. Все же с лучами солнца, ему было бы куда проще передвигаться по коридорам, пусть бы его было легче заметить. Но, что самое интересное, из коридора не было слышно шагов других аниматроников и мужчине начало казаться, что про него забыли. И сейчас он подождет еще пару часов и сядет заряд батареи или чем они там подпитываются, и он сможет пробраться наружу, спастись из этого ада. Всё то время пока он ждал, в голове вертелись разные мысли. Какие-то казались странными, порой даже глупыми, но одна прочно засела где-то глубоко в мозгах и никак не хотела уходить. «Я уже умер один раз… что если, все это не реально?! Что мне тогда делать? Как выбраться из замкнутого круга?».
Заряд никак не подходил к концу, Фредди стоял вблизи и репортер прекрасно мог расслышать его тяжелое дыхание, что пробирало до самых костей. И тут началось. К ним быстро приближались сразу с двух сторон, казалось, он даже чувствует вибрацию, расползающуюся по полу от каждого их шага. «И, что мне теперь делать?! Я не думал о таком развитии событий…» – подумал мужчина и почувствовал, как внутри разливается холодок. В этот миг, произошло худшее из того что он ожидал. Фредди слегка подергиваясь, повернул морду по направлению к шкафу и произнес, слегка приоткрыв пасть:
– Ты и, правда думаешь, ч-что я не заметил тебя?! – грубо с некой издевкой в голосе произнес он, и глаза пугающе блеснули.
«Что?! Но почему, он не напал?! ЧЕРТ!» – вздрогнул Майлз и снова вжался в стенку, словно ее можно было сломать и избежать этого взгляда. Он не мог сейчас сбежать. Только не тогда, когда перед самыми дверьми стоял враг. Справа послышался грохот и скрежет. Бонни бесцеремонно ломился внутрь, явно не утруждая себя в том, чтобы открыть дверь или попытаться сдвинуть шкаф. А, что же Чика? Она тоже подошла к двери и осторожно открыла ее, но при этом не стала пробиваться дальше. Ждала, что репортер сам к ней выбежит или же уступала право на это убийство другим? Майлз не знал и, честно говоря, не очень-то хотел. Грохот продолжался, а медведь так и стоял, глядя прямо на шкаф, пока последняя преграда не была разрушена, и в комнату вошел еще один аниматроник. Бонни бесцеремонно толкнул Фредди в сторону, и злобно сверкнув глазами, сказал:
– Пора играть! – четко и без каких-либо запинок процедил заяц, явно намереваясь отомстить за бегство.
И лишь тогда Майлз вырвался из шкафа, пытаясь проскользнуть между ними, ибо это была последняя надежда. Но его тут же поймали. Бонни ловко схватил мужчину за горло, впиваясь острыми когтями в нежную кожу. А медведь тем временем ухватил репортера за руку и начал медленно выворачивать ее в обратную сторону, придерживая другой лапой, чтобы проще было ее сломать в случае, если жертва попытается сбежать.
– Нет! Тц… – вскрикнул, было, журналист и тут же умолк, стиснув зубы и зажмурившись от боли.
Он застыл на месте, как вкопанный, не в силах понять, что делать дальше. Фредди склонился чуть ниже, придвинувшись к самому уху, и открыл пасть.
– Страшно? – резануло по ушам, и Майлз заметил подобие улыбки на лице монстра.
Репортер хотел ответить, крикнуть во все горло, что не боится, но не мог. Он не мог выдавить и слова от того, как туго охватил его горло страх. Не боязнь смерти, а ужас перед неминуемыми пытками и дикой, неудержимой болью, что будет бурным потоком разливаться по всему телу до последнего момента и, казалось, даже потом не отступит. Бонни сильнее сжал руку, проникая чуть глубже когтями под тонкую кожу и наблюдая за тем, как струйки крови сочатся из ранок, оставляя причудливые следы на, казалось бы, белоснежной во мраке коже. Майлз ухватился свободной рукой за механическую лапу, просто чтобы удержаться в случае чего и напомнить, что он еще жив. Тут же послышался странный смешок, но не от захватчиков, а откуда-то со стороны, из темного уголка комнаты. Мужчина попытался разглядеть кто там, но ничего подозрительного не заметил. «Показалось?».
Казалось, это длилось целую вечность: боль, разливающаяся от руки и легкое удушье. Но вот Фредди выпустил его из захвата и когда мужчина убрал руку, стараясь размять затекшие мышцы, обошел его и встал со спины, обдавая затылок холодным дыханием. Рывками, аниматроник начал сдирать рубашку, порой задевая и нанося неглубокие ранки на коже, отчего журналиста слегка передергивало. Как только он закончил, стальные когти коснулись спины Апшера, плавно проскользив до копчика, осторожно не нанося каких-либо повреждений, а после вновь вернулись к лопаткам.
– Нач-нем?!
– Боже… – сглотнув тугой ком, буквально прошептал Майлз, потеряв голос от охватившего его в тот миг ужаса.
– Он… тебе не пом-м-может! – с издевкой произнес Бонни.
И Фредди нанес удар по касательной, глубоко проникая когтями под кожу, разрывая ее и царапая ребра с одной стороны, а потом еще один с другой, оставив множество рваных ран повдоль обнаженной спины.
– Аааааааа… – закричал было Майлз, но когда был нанесен второй удар, он чуть было не задохнулся, потеряв способность дышать от охватившего жара и острой боли.
– Ничтожество, – выплюнул в лицо Бонни и толкнул парня спиной на второго аниматроника.
Стоило разорванной ткани коснуться холодного металла, как раны вновь опалило жаром, и прошила острая боль, от которой на глаза накатились горькие слезы и мужчина, наконец, смог сделать первый вдох за все это время. Еще мгновенье и журналист бы упал на колени не в силах выстоять, но его быстро подхватили за руки, разведя их в разные стороны и давая тем самым простор для действий зайца.
– Т-тебе не будет б-больно… – умолк на мгновение Фредди и вновь продолжил, – ты будешь так му-чать-ся, что сердце не вы-дер-жит боли!
Майлз тяжело дыша, повернул голову. Лапы крепко сжимали его запястья, а с когтей до сих пор медленно стекала его собственная кровь. «За что? За что мне все это?!». Губы предательски дрожали, а по щекам маленькими ручейками бежали горячие слезы, что лишь распаляло монстров и побуждало к дальнейшим манипуляциям. Бонни осторожно опустился на колени и чуть склонил голову в бок, глядя на монотонно вздымающуюся грудную клетку, что замирала, стоило ему сделать выдох. Взгляд медленно перемещался ниже. Он приблизил морду к животу и открыл пасть, касаясь острыми зубами мягкой кожи. «Что?! Нет, нет, нет!».
– Нееееет! – закричал мужчина, извиваясь, как уж на сковороде.
Он пытался втянуть живот, вывернуть руки, если потребуется даже сломать их, но только не дать укусить себя. Но их это мало волновало и ни капли не мешало. Дождавшись следующего выдоха, он сжал челюсть, пронзая плоть. Одно из ребер, задетое парой острых зубов с хрустом разломилось напополам, и кровь потоком хлынула на пол, заливая одежду и пасть чудовища. Апшер даже не успел вскрикнуть от нахлынувшей боли, а внутри все скрутило в тугой ком, и он застыл с распахнутыми глазами не в силах сделать следующий вдох, слыша лишь судорожное биение собственного сердца и ощущая легкое дыхание впившегося в его плоть зверя. Ему не дали опомниться, прийти в себя, позволили насладиться состоянием. Фредди медленно сжал руки, буквально перемалывая кости в труху, а заяц одним рывком выдрал кусок плоти и бросил у ног репортера, внимательно вглядываясь тому в глаза. Тоненькая струйка крови сбежала с уголка его губ, зрачки расширились настолько, что невозможно было разглядеть радужку глаз, и все тело пробирала мелкая дрожь, так и не переросшая в судорогу и жуткие конвульсии. Это был самый настоящий болевой шок, и нельзя было предугадать, когда репортер очнется, окунувшись с головой в эти чувства.
На какое-то время все застыло. Они ждали, его реакции. Наблюдали, как оставшиеся внутренности, медленно вываливались наружу, свисая из огромной дыры в животе журналиста, и как белели ребра, теперь уже прикрытые лишь разорванными лохмотьями слегка покрасневшей кожи. И, наконец, оцепенение спало. Зрачки сузились, словно он смотрел на солнце. Майлз осторожно опустил голову, чтобы посмотреть на произошедшее и если бы не тот факт, что желудок лежал на полу, то его бы вырвало. Дыхание вновь перехватило, он все еще не чувствовал и толики той боли, что могла его охватить в любой момент, зато подсознательно он это чувствовал. Паника не то чтобы вернулась, она нахлынула на него, так что сердце готово было вырваться наружу.
– Боишься. А где же твоя былая храбрость? – голос во тьме затих, ожидая когда на него обратят внимание, – Убить тебя, слишком просто! – и он вновь замолк, а силуэт, что Майлз успел разглядеть в миг растворился не оставив и следа.
Боль начала медленно возвращаться, не позволяя обдумать случившееся. И он вновь опустил свой взгляд, прикусив губу. «Нет, только не так! Не хочу чувствовать боль…» – проскочила и исчезла не оставив следа мысль, а на глаза вновь навернулись слезы. Он сильнее сжал зубы, насквозь прокусив губу, ведь боль стала уже невыносимой и сводила с ума. Заметив мучения на лице репортера, Бонни поднял руку, осторожно обхватив шею.
– Моли о смер-ти! – произнес он и стал ждать, будто заранее зная ответ.
– Кха… п-прошу, – боль вновь накрыла с головой, отчего Майлз замолчал, дрожа всем телом, – убей… кха-хн… меня!
Но стоило ему произнести это, как рука исчезла с горла. Он опустил ее ниже и резко проник под ребра, нащупывая сердце. Правда сжать и раздавить еще трепещущий орган Бонни не довелось. Боль была слишком сильной и в тот же миг, когда он полез глубже, оно остановилось, и мужчина, словно кукла-петрушка насел на лапу аниматроника. Он лишь разочарованно выдохнул, вынул руку из мертвого тела и Фредди брезгливо отбросил труп на пол. Игра была окончена, и во мраке комнаты снова появился еле заметный силуэт.
– Хочу вновь увидеть твои слезы, – он подошел чуть ближе, стараясь при этом не выйти на свет, – услышать мольбу, но не такую…
Примечание
* Ты больше не знаешь, кто ты,
Ты больше не знаешь, что такое любовь.
Твое отражение в зеркале обезображено,
И никого нет на твоей стороне.
(Oomph! – Labyrinth)