«Открой мне дверь, мразь!

Открой мне дверь, слышишь?

Открой мне дверь, дрянь!

Я твой маленький плюшевый мишка!»

(The Strahi – Мишка)

– «Du hast mich oft aus dir verbannt,

An meinem Zorn dein Herz verbrannt.

Dein zweite ich, die zweite Haut

Hab ich in deinem Kopf erbaut…»*, – резко разрезал тишину комнатки звонкий будильник, заставив мужчину проснуться.

Журналист приоткрыл глаза и начал бесцельно смотреть в потолок. На лице появилась довольная улыбка, и с каждой секундой она становилась все более безумной, а вместе с тем в глазах разгорался странный огонек. «Я жив! Он не убил меня, не убил. Но… что же это было? Эти люди, странный незнакомец. Как все это связано?», – поглощенный своими мыслями, мужчина слегка прикусил губу. Эйфория, что поначалу накрыла с головой, стала стремительно отступать на второй план, тогда как в голове вырисовывались различные вопросы, на которые он до сих пор не нашел ответа. «Что все это может означать? Эта песня… он пел её, словно бы давал некую подсказку. Ведь не зря же, каждый раз я пробуждаюсь под этот порядкам поднадоевший мотив?! Ничего не понимаю…», – он на секунду отвлекся от дум, прислушиваясь к гнетущей тишине, и, не найдя причин беспокойства, вернулся к раздумьям, – «Ладно… нужно просто найти скрытый смысл в тексте. Что там поется в самом начале?». Он тихонько начал напевать себе под нос буквально заученные строчки, медленно чтобы не упустить сути.

«Да бред какой-то! Но… если сопоставить текст с ситуацией, в которой я оказался, то получается… Возможно, это все не реально. Галлюцинации? Не думаю… Тогда, что? Он твердит, что я не выберусь, что это в моей голове. И что все это значит? Кто он? Может один из врачей? Но тогда, получается, меня поймали… или же, я сошел с ума», – из забытья его вырвал тихий шорох, и скрип двери. Только сейчас он, наконец, вернулся в жестокую реальность, вновь выкручивая все чувства на максимум. Запах крови, что стоял ранее в детской, стал еще ярче и, казалось, даже чем-то отличался от предыдущего. Аромат сбивал с мыслей, а сознание, не без удовольствия, то и дело подкидывало нелицеприятные картины былых кошмаров. От этого стало не по себе, и журналист хотел поскорее узнать, в чем причина странного беспокойства, скребущегося словно кошка, где-то глубоко внутри его грудной клетки. Вроде бы это все были мелочи, но каждая из них могла стоить ему свободы и, возможно, жизни.

Будильник давно умолк, действуя по определенному сценарию. Не желая больше медлить, репортер резво подскочил на постели, тут же пожалев о содеянном. Острая боль прошила грудь, заставив Майлза поежиться и, шипя сквозь зубы, согнуться в три погибели. Стараясь не совершать больше лишних телодвижений, он чуть выпрямился и склонил голову, дабы найти эпицентр боли. Попутно нащупав фонарь на тумбе, мужчина осветил старые раны, оставленные острым крюком Фокси. Мало того, что они не пропали, дак еще и покрылись тонкой корочкой запекшейся крови, которая лопнула от резкого подъема, и раны вновь открылись. Вид был весьма пугающим, и он никак не мог понять, как подобное могло заставить его стонать от удовольствия под железным монстром. «Черт!», – Майлз осторожно стащил рубаху, дабы лишний раз не касаться порезов жесткой тканью и, отбросив ее в сторону, обернулся за листком. Благо на сей раз, остальные элементы одежды были на месте, а потому отсутствие верха не приносило былого дискомфорта.

И вот, репортер вновь вернулся к первоочередной задаче. Он быстро развернул записку, освещая белоснежную бумагу. «Хм… странно», – в этот раз листок оказался пустым, словно бы он шел в нужном направлении, и поправлять его не было смысла или же, теперь наставления будут поступать напрямую.

– Ну и черт с тобой! – с вызовом произнес Майлз и, включив фонарик, поднялся с кровати, тут же замерев.

Боли не было, но он четко ощутил, как что-то скользкое и теплое вытекает из ануса. «Твою ж…», – в голове вновь промелькнула прошлая ночь или же эта, кто их теперь разберет: странное, неудержимое желание, движения навстречу и неописуемое наслаждение в момент, когда зверь рвал нежную кожу на груди, активно двигая своим языком внутри его тела. В паху приятно заныло, и он неосознанно коснулся рваных ран, тут же одернув руку обратно. От всего этого, вмиг стало стыдно и в то же время противно. Он понимал, что сдался, пусть это и был договор, но репортер надеялся, что сможет каким-то образом слинять не расплатившись. Хотя уже тот факт, что он пошёл на такое, был унизителен. «Ладно… что теперь жалеть о сделанном. Нужно выбираться отсюда», – еще раз сделав глубокий вдох, а затем выдох подумал мужчина и, наконец, осветил путь перед собой и снова замер. Его труп пропал, а вот на месте, где раньше лежал раскуроченный Бонни, покоился спецназовец.

– Да что за херня здесь творится?! – раздраженно, срываясь чуть ли не на крик, проговорил репортер.

«Чего они, черт возьми, добиваются? Для чего вся эта постановка?! Это все нереально! Я должен как-то проснуться, прийти в себя, черт побери!», – еще раз окинув печальным взглядом труп, подумал, было, журналист и сделал первый шаг к выходу. Вот только его тотчас перехватили крепкие, теплые руки и томный, уже знакомый голос прошептал на ушко:

– С чего ты взял, что все это ложь? Мой маленький, глупый, потерявшийся малыш… – он затих, склонился к шее растерянного репортера и, втянув через ноздри тонкий аромат пота, с примесью липкого страха и игривыми нотками возбуждения, источаемый мужчиной, сказал, – боится меня и в то же время жаждет всем телом. Интересно…

Последние слова были не более чем мысли вслух, но и этого журналисту хватило. Он тут же дернулся, пытаясь ослабить хватку или же высвободиться из объятий. Но его лишь сильнее прижали к груди, нежно коснувшись напряженной шеи. Рука заскользила ниже, очерчивая ключицы и, наконец, касаясь глубоких, неровных порезов. Казалось, в тот миг Майлз почувствовал, как на лице незнакомца засияла довольная улыбка, когда незнакомец начал сильнее надавливать на раны, вызывая у жертвы сдавленные стоны от нахлынувшей вмиг боли.

– Сначала я думал просто уничтожить тебя, но потом… – он на секунду затих, задумчиво сдирая куски запекшейся крови, – я решил, что хочу обладать тобой… хочу, чтобы ты стал моим без остатка.

Репортер еле сдерживался, чтобы не застонать и не разрыдаться на глазах у своего врага. Грудь жгло огнем, но парень все никак не унимался, и, в какой-то момент, когда очередной кусочек был грубо оторван, Майлз прокусил уже порядкам растерзанную губу, прошипев от нахлынувшей боли и до белых костяшек сжав кулаки; слабо дернулся в его руках, безуспешно пытаясь вырваться. Тоненькая струйка крови медленно скатилась по подбородку, и тут его резко повернули к себе, до безумия пошло и, в то же время, чертовски соблазнительно слизывая кровь и тут же жадно впиваясь в податливые губы. Парнишка по-хозяйски проник языком внутрь, изучая каждый миллиметр, пока жертва была в замешательстве и, сама того не осознавая, страстно отвечала на поцелуй, инстинктивно сильнее прижимаясь к чужой груди. Привкус крови, грубость и напористость партнера завели до предела с первых секунд. Но это продолжалось недолго, пока репортер не опомнился. Он резко толкнул парня, отступая к двери, и чуть не споткнулся, когда тот вмиг испарился, а по комнате эхом прокатился довольный смешок.

– Быть может, тебе эта идея и неприятна, но твое тело уже принадлежит мне! И на этом я не остановлюсь!

 – Не дождешься! – уже более решительно выкрикнул Майлз в ответ, но его ноги вновь предательски дрогнули, заставив его прислониться спиной к стене для устойчивости.

Тяжело дыша, он пытался унять легкую дрожь и странное напряжение, пробудившееся после речей незнакомца и короткого, но в то же время страстного поцелуя. Казалось, словно тело и впрямь предвкушает их встречу, а точнее то, что ожидало мужчину после. «Это неправильно! Я должен выбросить подобные вещи из головы и выбраться отсюда!», – не успел подумать репортер, как вдруг его прижали к стене, коленом разведя ноги чуть шире и упершись в пах, отчего вмиг перехватило дыхание. Чарующие фиолетовые глаза уставились на взволнованного журналиста, и, казалось, парень готов был напасть на него в любую секунду, но почему-то медлил.

– Ты познаешь нечто большее, чем просто боль. Я позволю тебе перейти на новый уровень наслаждения, и оно сведет тебя с ума, – он двинулся вперед, остановившись настолько близко, что его горячее дыхание касалось губ репортера, – ты возжелаешь меня так сильно, что сам придешь ко мне.

Последние слова были произнесены шепотом, от которого по коже пробежали мурашки, а сердце пропустило пару ударов. «Больной ублюдок! Да что он такое несет?!», – с трудом опомнившись и вынырнув из омута порочных глаз собеседника, подумал репортер.

– Я уже дал тебе шанс ощутить жажду… жажду крови и насилия, всепоглощающую ненависть, что я чувствую каждое мгновение. Дал тебе нож и подарил возможность своими руками свершить сладкую месть, стать выше и сильнее этих жалких людишек. И я знаю, что ты чувствовал, когда убивал. Возбуждение! – в фиолетовых глазах плясало пламя, утягивая безгрешную душу в чертоги ада, и всё потому, что незнакомец был прав, – Это мой дар тебе...

Больше он не сказал ни слова. Спокойно отпустил журналиста, повернулся и, сделав лишь шаг, растворился во мгле. И, казалось, сейчас перед Майлзом разверзлась земля, и он стоял на краю пропасти, в которую начал падать уже давно, но просто был слишком слеп, чтобы заметить очевидное.

– Я не сдамся… – шепотом произнес Апшер, медленно теряя веру в собственные слова.

Он молча отстранился от стены и направился к выходу. Репортер не думал о сказанном, старался не зацикливаться на поступках, а просто устремил всё своё внимание на поиски путей спасения, страшась, что и впрямь может опустить руки и сдаться на милость этого красивого дьявола в человечьем обличье. «Это в моей голове, а значит должен быть выход или способ прийти в себя!», – с этими мыслями мужчина коснулся ручки двери, но тут что-то заставило его остановиться и прислушаться. В коридоре кто-то был. Тяжелое дыхание было не только слышно, но и, казалось, оно ощущалось на коже, что тут же покрылась мурашками. Журналист мгновенно обернулся к кровати, освещая место, где раньше мирно покоились маленькие плюшевые игрушки. Они все были на своих местах и с некой усмешкой глядели на мужчину, отчего уверенности вмиг поубавилось. «Ну и кто же там?», – нахмурившись, посмотрел он на дверь, но тот, кто стоял за ней явно не умел читать мысли, чтобы ответить на его немой вопрос. Сглотнув застрявший в горле ком, он медленно отворил дверцу, осветив темный коридор. Никого не было видно, и дыхание как назло стихло, словно бы это причудилось от перенапряжения.

– Фух… надо выбираться отсюда, пока я не стал параноиком, – полушепотом проговорил репортер и спокойно вышел в коридор.

Вдали привычно раздавался грохот посуды и тяжелые шаги, но они были еще далеко, а потому беспокоиться о подобном не имело смысла. Тогда он развернулся, чтобы закрыть за собой дверь, и тут же вздрогнул, выронив из рук фонарь, когда она резко захлопнулась прямо перед самым носом. Во тьме вспыхнули два ярко красных зрачка, и лицо опалило холодное дыхание зверя. Глаз судорожно дернулся, когда он попытался вымолвить хоть слово, но вместо этого невнятно промямлил что-то себе под нос, потеряв от испуга дар речи. «Фокси?», – мужчина попытался разглядеть, кто стоял перед ним, но было слишком темно, да и силуэт казался более массивным для механического лиса. Неожиданно зверь с противным скрипом и скрежетом опустился вниз и поднял фонарь, после чего любезно передал его в руки Майлза. Мужчина осторожно принял предмет, пытаясь унять дрожь, чтобы не выронить его вновь, и медленно осветил копию маленького золотого медвежонка. Массивные лапы с огромными стальными когтями, большое брюхо, разорванное по центру, которое словно улыбалось ему в ответ рядом острых зубов, милый галстук-бабочка и шляпа сиреневого цвета, но больше всего в очередной раз удивила морда монстра. Голова была разделена надвое, скорее всего для того, чтобы огромные острые зубы могли легко сомкнуться, а пугающие алые зрачки, казалось, источали еще большее безумие, чем у своих предшественников. Корпус подобно предыдущим аниматроникам был изрядно поврежден, и еще он был намного крупнее остальных и, скорее всего, превосходил тех по силе.

– Фред…бер?! – заикаясь, полушепотом произнес до смерти перепуганный журналист, глядя в глаза монстра.

На пару секунд между ними повисла пугающая тишина, как вдруг медвежонок приоткрыл пасть и раздался холодящий душу смех, что тут же эхом разнесся по пустому коридору, заставив журналиста в очередной раз вздрогнуть. «Мать твою…», – Майлз так и завис, испуганно глядя в глаза монстру, и искренне не понимая, что могло его так развеселить. Тут монстр поднял лапу и потянулся к мужчине:

– Друг! – сказал он грубым механическим голосом, глядя на перепуганного репортера.

Апшер даже не успел одернуть руку, как огромная лапа обхватила хрупкое, как тогда показалось, запястье, ибо боль была столь сильной, что казалось еще чуть-чуть и монстр переломит ему все косточки. И вот Фредбер уже тащил репортера следом за собой по темному коридорчику, грубо, настойчиво, сразу же показывая, что любое сопротивление бессмысленно.

Они быстро спускались на первый этаж, следуя напрямую в кухню, куда еще не ступала нога Апшера, так как оттуда всегда выходила Чика. Но в этот раз там было пусто. Небольшая чистая кухня была столь уютной, что казалась плодом больного воображения: милые занавески на окошках, шкафы с красивой резьбой, большой круглый столик с цветастой скатертью. Тут должна жить небольшая дружная семья, а не куча страшных аниматроников, от вида которых по коже пробегали мурашки.

Незаметно для себя, Апшер слишком расслабился, совсем отвлекся, погрузившись в приятные мысли. Фредбер тем временем отпустил руку, но еще какое-то время этот жест оставался без внимания, пока чуть ли не перед самым носом репортера появился еще один монстр. Майлз даже не сразу понял, что произошло. Он медленно осветил темный силуэт: черный, сродни ночному кошмару, что только вылез из огромного шкафа с идентичной золотому медвежонку внешностью, желтым цилиндром, галстуком-бабочкой и такими же ярко алыми глазищами, глядящими прямо в душу и прожигающими насквозь. Казалось – вот он Кошмар наяву.

– Можешь звать его Кошмаром! – прошептал на ухо знакомый голос, но когда журналист обернулся на звук, позади него стоял лишь Фредбер.

Только сейчас, репортер вспомнил про второго медведя, что давно отпустил его руку, а теперь резко схватил его из-за спины, прижав к холодному корпусу и лишив жертву сразу всех шансов на сопротивление и побег.

– Снова так глупо попался! А ведь у тебя был шанс сбежать, – насмешливо произнес тот же голос из темного угла позади Кошмара, – или же нет...

– Кто ты, черт возьми?! Что тебе от меня нужно? – прокричал в ответ Майлз.

Но ответа не последовало, а сам парнишка и вовсе сделал вид, что ничего не слышал; подошёл ближе. Поменявшись местами с Кошмаром, он начал заинтересованно разглядывать журналиста изредка, явно непроизвольно облизывая губы, чем каждый раз привлекал внимание к своей персоне. Наконец, он шагнул еще чуть ближе, склонился, касаясь кончиками холодных пальцев груди Майлза, и с каким-то извращенным наслаждением облизал один из глубоких порезов, вызывая легкое жжение и отвращение у жертвы.

– Вкусно… – мечтательно произнес незнакомец, на мгновение отстранившись и вновь припадая к груди, обдавая горячим дыханием правый сосок репортера, – Еще… я хочу еще!

Он медленно очертил ареол, после чего обхватил мягкими губами затвердевший сосок. От этих манипуляций журналист непроизвольно издал приглушенный стон, закусив губу. «Черт!», – член вновь начал предательски реагировать на ловкие и весьма умелые провокации оппонента, предавая своего хозяина. А тот лишь тихо усмехнулся, приподняв уголки губ, и тут же припал к маленькой горошине, то и дело посасывая и кусая.

Поначалу эти действия вызывали легкое желание, но в какой-то момент приятные ощущения сменились острой нестерпимой болью, словно грудь пронзили толстой иглой и продолжали грубо двигать ее взад-вперед.

– Нннн… блять! Постой… ай, твою ж мать! – Майлз пытался сдержать стоны, что так и вырывались из его глотки, но с каждой секундой становилось лишь хуже.

Он склонил голову, пытаясь разглядеть, что вытворял этот наглый мальчишка, но это нельзя было объяснить простыми словами. С уголков губ стекали алые капли, а когда он изредка отрывался от груди, дабы облизать измазанные кровью губы, и вновь припадал к соску. Репортер мог разглядеть, как из того буквально сочилась тонкими струйками кровь, подобно материнскому молоку, а самого парня все больше окутывала странная темная аура, сродни легкому туману. «Что блять?!», – в голове никак не могло сложиться все в единую картину, он просто ошарашено смотрел на незнакомца, словно ждал еще чего-то, малейшей подсказки.

И вот это произошло. Насытившийся, довольный собой парнишка отстранился от Апшера, но, кажется, совсем забыл о своей маскировке или же решил, что больше нет смысла прятать истинное обличье. Приятные черты лица жутко исказились, а через пару мгновений и вовсе исчезли, и перед взором перепуганного репортера предстал Вальридер. Лишь сейчас в голове промелькнули последние события. Он думал, что убил эту тварь, покончил с ним, когда отключил Билли от аппарата жизнеобеспечения, но… он забыл, что стало потом. Демон проник в его тело, и пусть поначалу это никак не отразилось на его состоянии, после стрельбы в коридоре он слышал чей-то голос, носитель которого изрек странную и доселе непонятную фразу:

– Теперь ты здесь хозяин.

«Что это значит? Я его хозяин или же…», – он испуганно озирался по сторонам, вновь и вновь прокручивая события минувших дней, но никак не мог прийти к единому выводу.

– Второе, – любезно подсказал демон, что уже не стоял, а парил в воздухе, приняв изначальный вид, – А теперь, я вас покину… на время.

И он тихо испарился, оставив Апшера наедине с жуткими аниматрониками и собственными спутанными мыслями. «Как… как такое возможно?! Что мне теперь делать? Это… не может быть правдой!», – паника полностью поглотила репортера, на какое-то время выбив из реальности. Но вот, Кошмар грубо обхватывает тонкую шею Апшера и, дождавшись пока второй медведь отпустит мужчину, грубо бросает того спиной на стол. Журналист шипит от боли, сильно ударившись затылком; пытается подняться, но его руки тут же перехватывает Фредбер, быстро преодолевший небольшое расстояние и уже разместившийся позади стола. Грубо заводит их за голову, перехватывая одной лапой, а второй – плотно прижимая журналиста к грубой древесине, впивается когтями в недавно разодранную острым крюком грудь. Только сейчас Майлз замечает, как поменялась обстановка: ободранные обои, ветхая покрытая пылью и паутиной мебель и старый, большой, деревянный стол, покрытый толи засохшей грязью, толи кровью. Но вовсе не интерьер приковал к себе все его внимание…

«Нет, нет, нет! Только не это!», – он с ужасом наблюдает за черным аниматроником, что медленно перевел взгляд от груди к паху. Металл противно скрипнул, словно монстр пытался улыбнуться еще шире, а в глазах появился опасный блеск, от которого по коже начали бегать мурашки. И вот, он начинает грубо расстегивать ширинку, выдирая с корнем пуговицу и буквально разрывая молнию, после чего бесцеремонно стаскивает джинсы и ненужную обувку, не обращая абсолютно никакого внимания на сопротивление со стороны репортера. Тянется к трусам, но тут Апшер сводит ноги, пытается сгруппироваться, не дать монстру добраться до заветной цели, но это лишь выводит Кошмара из себя.

Зверь со всей дури бьет лапой о стол, справа от жертвы и резко разворачивается к шкафам, начиная судорожно выдвигать все ящички в поисках чего-то. Журналист извивается, выворачивает руки насколько возможно, ерзает, отчего когти впиваются глубже, касаются ребер, принося еще больше мучений. А в голове бьется лишь одна мысль: «Бежать!», ведь в реальности он понимает, что своей глупой попыткой к сопротивлению, пересек незримую черту.

– Прошу, прости! Я больше не буду сопротивляться! – срывая голос, прокричал Майлз, пытаясь остановить медведя.

Но тот не слышал, или же не хотел. Спустя пару мгновений монстр находит желаемое. Он обернулся к мужчине, держа в руках огромный кухонный нож, от вида которого Майлз потерял дар речи. «Боже!», – он никогда особо не верил в подобное, но сейчас больше не на кого было рассчитывать. В глазах застыл немой ужас, а сердце и вовсе готово было остановиться, заранее пресекая будущие мучения.

– Прошу убей… УБЕЙ МЕНЯ! – уже навзрыд заорал репортер, не думая о последствиях, снова дергаясь и насаживаясь на стальные когти второго монстра.

Он на подсознательном уровне знал, что в этот раз его не отпустят, и холодное оружие будет использовано для новых извращенных пыток, а потому смерть казалась самым счастливым и невозможным исходом.

– Тссс… – коснулся дрожащих губ чей-то палец, – Не думай об этом, как о простой боли, – проговорил, материализовавшийся из пустоты Вальридер, вновь приняв облик молодого парня, при этом мило улыбаясь в ответ на ошарашенный взгляд.

– Не надо! Я с-сделаю все, ч-что… – заикаясь, начал было мямлить репортер, но тут же был грубо прерван.

– Я знаю, что тебе мешает, – проговорил парень и потянулся к блестящим от проступивших слез глазам, – они…

 Репортера сковал страх, он застыл словно фарфоровая куколка, с ужасом наблюдая за происходящим. Казалось, это уже вовсе не страх держит его, а что-то необъяснимое, настолько сильное и страшное, отчего становилось не по себе. А тем временем, придерживая одной рукой голову, Вальридер осторожно проник под веки, ловко обхватывая глазное яблоко, и грубо потянул его наружу. За все это время Апшер не издал и звука, хоть ему и казалось, что он кричал, надрывисто, преисполненный отчаяния, но в легких попросту не осталось кислорода. Он не мог сделать новый вдох, втянуть через ноздри затхлый воздух маленькой кухни, пропитанный тонкими нотками собственной крови. И все потому, что чувствовал каждое движение демона, разносящее острую нестерпимую боль, но не мог пошевелиться. Пойманный монстрами, созданными собственным воображением. То, что происходило сейчас, казалось далеко за гранью разумного, за гранью человеческого понимания, за гранью того, что видел и слышал репортер в своей короткой, как тогда казалось жизни.

Кошмар склонился к парню, осторожно обрезая мышцы и зрительный нерв ножом, орудуя им, словно хирург маленьким скальпелем. И вот парнишка уже принялся за второй глаз. Кровь стремительно стекала по щекам, пока репортер пытался сделать вдох, но стоило это осуществить, как он тут же подавился той малой долей, что попала ему в рот и, наконец, надрывисто закричал, прерываясь на кашель, больше похожий на собачий лай. Он рвался из лап, метался, словно в предсмертной агонии, выворачивая руки на столько, что казалось, вот-вот их сломает, лишь бы сбежать. Но его лишь сильнее прижали к поверхности, неторопливо заканчивая свою кропотливую работу. И последнее, что он успел узреть, счастливый лик кровожадного демона.

Довольный собой, Вальридер отошёл в сторону и, материализовав позади себя стул, вальяжно уселся, продолжая наблюдать за Майлзом. Парнишка с нескрываемым интересом разглядывал красивые, как ему казалось кровавые дорожки на побледневших, покрытых легкой щетиной, щеках журналиста.

Всё тело репортера била дрожь, словно в лихорадке, а на коже проступили капельки пота. Журналист не мог прийти в себя, боль всё ещё словно разряды тока пульсировала, концентрируясь где-то глубоко в мозгу, не давая собраться с мыслями. Губы дрожали, пока он пытался вымолвить хоть слово, но вместо этого по комнате разносились тихие всхлипы и жалостные стоны. Он не видел, перед глазами был сущий мрак и это пугало. Пугало настолько сильно, что казалось ничего страшнее и не могло произойти с ним, но он вновь ошибся.

Чувства все еще были спутаны, но в какой-то момент Майлз отчетливо ощутил, как монстр обхватил лапой правую ногу, и острое лезвие плавно заскользило по дрожащему бедру, слегка надавливая на кожу, царапая, оставляя тоненькие еле заметные полосы, словно помечая. «Что… чего он хочет?», – крутился в голове немой вопрос, не решенный из-за неутихающей боли.

– Пло-хой маль-чик! – грубо проговорил Кошмар.

– Накажи его, – тихо, с легкими нотками похоти прошептал Вальридер, уперев локти в колени, и заворожено уставился на искаженное болью и страхом лицо репортера.

Апшер прикусил губу, сжимая кулаки и, насколько позволяла поза, с силой пнул железного монстра в живот свободной от захвата ногой, но, по непонятной причине, не попадая по цели или же…

–ААААААААААААААААА… – резкая острая боль пронзила ногу чуть выше колена, и в тот же миг раздался будоражащий нервы и душу хруст кости.

Он на автомате одернул конечность назад: резко, чувствуя, как рвутся ткани, все еще скрепляющие две части воедино. И тут же по комнате вновь прокатился пугающий смех Фредбера, что смотрел на окровавленный живот собрата, который окончательно сомкнул свою пасть, словно капкан, оставляя откушенную конечность себе.

 – Неожиданная смелость или же… глупость?! – произнес заинтригованный происходящим демон, разглядывая осколки кости, торчащие из разорванной плоти и омываемые темной, словно терпкое дорогое вино, кровью, что быстро заливала пол под ногами медведя.

– В любом случае, можешь не волноваться… – он понизил голос до полушепота, – я не дам тебе умереть, пока не получу желаемого.

Он ни капли не просчитался, не смотря на собственные стоны и немного стихшие крики, Майлз отчетливо расслышал последние слова своего врага. Это не толкало к дальнейшим необдуманным поступкам, а скорее наводило на мысли о том, чего же жаждет получить кровожадный демон от этой игры.

Мужчина пытался выровнять свое дыхание, успокоиться, отвлечься от раздирающей на куски боли, но выходило не ахти как. И тут, вторую, уцелевшую ногу еще сильнее сжала когтистая лапа, впиваясь в податливую плоть до крови и прижимая плотнее к столу. Лезвие с напором скользнуло по мышцам, легко разрезая и проникая с каждым последующим движением все глубже и глубже, заливая стол новой порцией крови. Журналист выгнулся, насколько позволяло его положение, заскулил, впиваясь зубами в истерзанную до крови губу; заметался с новой силой, словно сейчас из него изгоняли беса. Такое нельзя было представить, невозможно нарисовать и прочувствовать в собственном подсознании, да и кто бы захотел сотворить с собой такое…

И вот лезвие противно заскрежетало, коснувшись бедренной кости, не способное разломать препятствие; монстр остановился. На какое-то время орудие пытки исчезло из рук Кошмара, но лишь для того, чтобы он мог, ухватившись второй лапой за другую половину бедра и переломить ногу надвое. Жуткий, буквально звенящий в ушах хруст разнесся по комнате, и снова репортера переполняет боль, на которую не обращают никакого внимания, грубо и бесцеремонно отрывая ненужную часть, раздирая уцелевшую плоть и тут же отбрасывая ее на пол. И мужчина обессилено обмякает, перестает сопротивляться и вырываться, тяжело дышит не в силах более кричать. Горло неприятно покалывает и режет, словно лезвием, стоит лишь попытаться проглотить скопившуюся слюну, а вся боль тугими путами окутывает тело и разум измотанного репортера.

Он сорвал глотку, потерял силы, растратил последние капли еще теплящейся ранее надежды. «За что… чем, я всё это заслужил? Я больше не вынесу этого», – дрожа всем телом, словно осиновый лист, подумал Майлз. Тут его коснулась лапа Кошмара, непривычно нежно, стараясь не оцарапать низ живота, он скользнул ниже, оставив кровавый след, а после осторожно обхватил его член. «Что за?!». Монстр сжал орган чуть сильнее, начиная неторопливые движения. Лапа скользила плавно, доходя до основания и чуть сильнее сжимая ствол, а после – возвращаясь к самой головке и настойчиво поглаживая. Как только орган немного затвердел, монстр начал медленно проникать на несколько миллиметров в уретру острым когтем. Поначалу эти действия лишь настораживали и пугали; репортер боялся, что монстр навредит, но благо смазка из его собственной крови позволяла с легкостью избежать неприятных ощущений от скольжения, даже проникновение не ранило, если лежать смирно, да и боль, что монстр принес ранее, заглушала нынешний дискомфорт.

С каждым разом он проникал чуть глубже, принося сначала легкую боль, а после странное наслаждение, что медленно разливалось по всему телу, еле ощутимое из-за неутихающей боли, но достаточное, чтобы член поднялся. Все тело горело, словно в лихорадке, воздуха не хватало, а мысли спутано роились в голове, пока Майлз пытался отрешиться от происходящего.

Кровь медленно пульсировала, постепенно вытекая из рваных ран, но мужчина все еще оставался в сознании, как и обещал демон. «Дак вот чего он добивается… хочет унизить меня. Черт!», – еще одно движение и мужчина вздрогнул, ощутив, как монстр касается второй лапой ануса. Осторожно проводит по кругу и неожиданно отстраняется. Словно оценив возможность проникновения, Кошмар склоняется к репортеру, касается когтями истерзанных ранее губ, слегка приоткрывая рот, и проникает внутрь. Медленно, даже чересчур осторожно касается языка, как бы давая понять, что стоило бы и журналисту поработать, а после заворожено наблюдает за неминуемой реакцией и неопытными движениями. «Это необходимо! Я должен это сделать, хотя бы для того, чтобы было меньше боли…», – старательно убеждал себя Майлз, пока настороженно касался кончиком языка холодного, окровавленного металла.

Немного привыкнув к неприятному привкусу, Апшер стал чуть активнее облизывать сталь, подключив губы и приподнимая голову. Скользкий горячий металл с каждым движением проникал все глубже, вызывая легкие приступы рвоты, но монстр успевал интуитивно отстраняться, дабы не доставлять лишнего дискомфорта. «Надолго ли такая забота?», – пронеслась мимолетная мысль в голове репортера, и он уже предвидел ответ на нее.

Мужчина не видел морды монстра, что ухмыляясь, наблюдал за своей жертвой, не созерцал собственной эрекции и уж тем более не представлял, как пошло выглядело то, что он сейчас вытворял, и от этого становилось легче. Вот только не возможность видеть, выводила остальные чувства на новый уровень, от чего с каждой секундой возбуждение лишь нарастало, подкрепляемое скольжением горячего металла по нежной плоти.

Все это время демон сидел молча. Затаил дыхание, наблюдая, как эротично, явно входя в кураж, журналист работал своим похотливый, по его мнению, ротиком. Он проецировал эти действия на себя, чувствуя, как и сам начинает непроизвольно терять контроль над своим ненастоящим телом и темная сущность рвется наружу, требуя новых жертв.

– А ты хорош! Немного практики и ты станешь лучшим в этом, – мечтательно произнес Вальридер, наблюдая, как от его слов по щекам репортера разливается легкий румянец.

 Журналист старался не пропустить ни единого слова, где-то на подсознательном уровне чувствуя, что это может сыграть в его пользу. А тем временем, монстр убрал лапу, тут же касаясь ануса сразу парой острых когтей. Он начал медленно проталкивать их внутрь, не смотря на смазку царапая нежные стенки кишечника и вызывая новую волну дрожи у Майлза. «Твою мать, твою мать, твою мать! Держи себя в руках, Майлз!», – все тело бил легкий озноб от накатившего вмиг ужаса, но мысленно он ещё верил в способность здраво мыслить и, хоть и немного, но контролировать ситуацию. Казалось, он ощущал каждый миллиметр, словно острое лезвие проникало в его нутро, безбожно раздирая плоть.

– Нннн… блять… – невнятно, цедил сквозь стиснутые зубы Апшер, исцарапав руки в кровь, изо всех сил сдерживая себя от лишних телодвижений.

Монстр проникал медленно, словно ждал, когда мужчина привыкнет, вот только это было невозможно.

Вторая лапа все так же скользила вдоль ствола, уже более грубо в каком-то непонятном ритме. И вот, Фредбер, доселе остававшийся безучастным, наконец, отпустил порядкам затекшие руки и коснулся затвердевшего соска. Сначала осторожно, слегка сжимая маленькую горошину, а после грубо пронзил нежную плоть и потянул вверх, вызвав печальный стон то ли наслаждения, то ли боли. Даже сам Апшер не понимал, что он ощущал сейчас. Адская боль, усталость, стыд и легкое, странное возбуждение, нарастающее с каждым движением и действом монстров, смешивались воедино и становились чем-то большим, нежели банальная похоть и желание. «Да, что ж это такое?!». Еще одно грубое движение внутри его тела разносящее боль и тяжелая лапа, прижимающая человека к столу, начинает медленно сжиматься, царапая когтями разорванную кожу и по непонятной причине вызывая бурю эмоций. В голове мелькают неразборчивые образы прошлой ночи, от чего мужчина вздрагивает, слегка выгибаясь навстречу, позволяя проникать глубже под нежную припухшую возле открытых ран кожу.

– Ннн… анх… – срывается тихий стон с губ репортера, вызывая дрожь у Вальридера.

Он продолжает себя сдерживать. Таков его план. Подобное желание может обратиться против демона, а потому он ждет, когда образуется прочная связь, которую уже невозможно будет разорвать. И тогда его жертва попадет в капкан и не сможет выбраться, а после можно будет поразвлечься.

Острые когти проникают все глубже, касаясь простаты и продолжая царапать нежное нутро. Горячая кровь давно смешалась со слюной, отчего при каждом движении раздавались пошлые хлюпающие звуки. Напряжение перешло все допустимые грани, отчего Майлз начал ерзать, несмотря на раны насаживаясь на острые когти все глубже и глубже. Сталь нещадно рвет нежный кишечник, но это уже не приносит только мучения. Теперь – это извращенное удовольствие, что нельзя понять, но невозможно не испытать на себе. И он отдается ему, даже не осознавая этого до конца. Его возбуждают грубые прикосновения, боль, когда раздирают плоть, и даже подобное унижение перед демоном, что где-то рядом сидит и наблюдает за этой картиной, скорее всего получая свою долю удовольствия.

Движения навстречу, тяжелое дыхание, бешеный ритм сердца, что заглушает все звуки вокруг и приятная пульсация во всем теле, окутывают разум репортера. Возбуждение становится невыносимым, он жаждет разрядки, жаждет смерти.

– Ещё… ха… прошу глубже… нннн, – выгибается, чувствуя, как монстр резко входит в горячее, пульсирующее нутро.

Еще пара грубых движений, и Кошмар разрывает человека изнутри, тут же убирая лапу от члена и позволяя тому достичь разрядки. Журналист выгибается дугой, бурно кончая на изношенный корпус аниматроника, чувствуя острую боль и липкое, жаркое наслаждение, а после медленно опускается обратно, расслабленно выдыхая. Он неровно дышит, пытаясь унять приятную, но в то же время не нужную дрожь во всем теле, чувствуя, как на животе растекается липкое теплое пятно крови и спермы, что всё ещё вытекает при каждом неловком движении. Боль так же заводит, не отпуская ни на секунду, оплетая жертву в свои сладостные путы.

– Приятно? – нежно прошептал демон возле самого уха.

– Это ведь ложь. Ннн… – Кошмар коснулся члена, отчего по телу вновь пробежали приятные мурашки, – в реальности…

– Забудь про реальность! – грубо оборвал парень, – Это твой новый дом и здесь свои правила игры. Ну и? Ты не ответил на мой вопрос.

Он выжидающе уставился на репортера, изредка поглядывая на изувеченное тело мужчины и сдерживая неутолимое желание: коснуться его горячей кожи, проникнуть в открытую рану языком, лаская при этом немаленькое достоинство, а после сладостно представляя грубое совокупление.

– Это было ОХУЕННО! – не видя особого смысла скрывать и без того очевидный факт, выдал журналист, чем немало удивил Вальридера, выбив того на пару мгновений из реальности.

– Хм… пожалуй, твоя честность заслуживает награды. Я отвечу на любой твой вопрос, – спокойно проговорил демон.

«Что? Он что сделает? Не может быть… все так просто?! Тогда…», – он быстро перебирал вопросы в своей голове, пока не выбрал один, что интересовал больше всего.

– Как мне выбраться отсюда?

– Хах… Так и знал. Никак! Но, я сегодня довольно щедр, а потому предлагаю сделку, – с азартом произнес Вальридер.

– Какую? – с надеждой на спасение, спросил Майлз.

– Мы сыграем в игру, – заметив легкое смятение и испуг на лице своей жертвы, демон тут же продолжил, – Не волнуйся, правила очень просты. Ты лишь должен дожить до 6 утра!