— Это еще кто? — голос Черновода, казалось, мог бы заморозить и кипящий котел, и Ши Цинсюань неловко улыбнулся.

      Все сложилось наинелепейшим образом. Пэй Мин не хотел отдавать ребенка Черноводу — и все-таки отдал. Черновод желал больше никогда видеть Ши Цинсюаня — и все-таки вернул его в свой дом, теперь в качестве гостя. Сам Ши Цинсюань был уверен, что будет нести ответственность за свою жизнь самостоятельно — и все-таки принял помощь и от небожителей, и от демонов.

      Хуа Чэн, не иначе как издеваясь, вчера торжественно вручил им очаровательную детскую кроватку. И, кажется, намекнул, что готов подарить и супружескую — пусть, мол, только подадут знак.

      Ши Цинсюань тогда отчаянно покраснел и от души позавидовал Черноводу, чье непроницаемое лицо сохранило свою бледность. Разумеется, никакого «интереса» между ними не было и быть не могло. Когда-то Ши Цинсюань еще мог обманывать себя, что его Мин-сюн просто чересчур застенчив, но теперь знал твердо: его ненавидели и презирали. И если бы не крайне обостренное чувство справедливости, которое не позволило Черноводу отвернуться от отпрыска столь отвратительной для него семьи Ши, никогда бы они не встали вновь бок о бок друг с другом: так близко, что светлые рукава нового красивого и изящного одеяния Ши Цинсюаня почти касались черных рукавов ханьфу Хэ Сюаня.

      От вида маленькой девочки, стоящей рядом с Пэй Мином, у Ши Цинсюаня защемило сердце. У нее было знакомое лицо, но главное — еще более знакомый взгляд. Не испуганный, не встревоженный, как можно было бы ожидать от ребенка в такой ситуации, а раздраженно-снисходительный, даже немного усталый. Он как бы говорил: «Вокруг меня одни идиоты» и «Как же вы все мне надоели» — и этим взглядом так часто смотрел старший брат, что Ши Цинсюань поймал себя на том, что судорожно сглатывает с трудом удерживаемые слезы.

      Черновод, однако же, смотрел на двух людей, с самым почтительным видом стоявших по другую руку от девочки.

      — Няня и повар, — кратко и очень сухо ответил на его вопрос Пэй Мин. — Поверьте, они вам понадобятся.

      Ши Цинсюань недоуменно сморгнул. Ну, няня еще куда ни шло: он, став человеком, больше не мог менять свой пол, а Мин-сюну… Черноводу это никогда не нравилось. Девочка же была достаточно маленькой, чтобы нуждаться в помощи — например, при купании; но в то же время уже слишком большой, чтобы на нее имел право смотреть взрослый мужчина.

      Но повар? Ши Цинсюань и сам мог бы готовить. Он умел: когда-то, еще до вознесения, вынужденный изображать девушку, он вел их с братом хозяйство. Да и, в конце концов, надо же ему будет хоть как-то отрабатывать свое проживание у Демона Черных Вод…

      — Вам понадобятся, — с нажимом повторил Пэй Мин. — Цзин-эр очень привередлива в еде.

      Девочка едва заметно скривила губы — вновь так похоже! — и чуть передернула острыми плечиками. Но промолчала.

      Черновод окинул людей мрачным взглядом, но те даже не шелохнулись. То ли во дворце брата их отлично вышколили, то ли они перевидали уже столько небожителей, что еще и демон им был уже не страшен.

      Пришлось принять маленькую принцессу вместе со свитой. И — с багажом, потому что даже вроде бы безразмерных мешочков цянькунь для ее вещей потребовалось немыслимое количество. Глаза Ши Цинсюаня распахивались все шире и шире при виде игрушек, нарядов и драгоценностей, выгружаемых в отведенных ребенку покоях.

      — Платьев раньше было больше, — зачем-то пояснил Пэй Мин. — Но теперь она растет, так что…

      Ши Цинсюань мысленно отметил, что если количество нарядов и пострадало, то качество сохранилось на высоте. Генерал Мингуан не поскупился на подарки для племянницы друга, и шелка были тонкими и яркими, а вышивка на них — драгоценной и изысканной.

      Черновод наблюдал за всем с отстраненным спокойствием. Ши Цинсюаню было отчаянно неловко от всей этой показной роскоши — отголоска богатства и власти Повелителя Воды. С другой стороны, брат-то ведь вознесся сам и для того, чтобы достичь своего положения, работал много и усердно. Об этом вообще многие, к сожалению, забывали, а ведь что на земле, что на Небесах Ши Уду проявлял такое усердие, какое подавляющему большинству и не снилось. Уж что-что, а богатство его было вполне заслуженным.

      Ши Цинсюань настолько погрузился в свои мысли, что перестал следить за происходящим и пропустил момент, когда ледяная маска слетела с лица Черновода, позволив чертам исказиться от ярости.

      — А это еще что такое? — взревел он так, что Ши Цинсюаня едва не отнесло в сторону.

      Смертных, к счастью, оставили обустраиваться в других комнатах, а Пэй Мин и малышка продемонстрировали завидное спокойствие. Генерал продолжил, как ни в чем не бывало, аккуратно извлекать из мешочка весьма объемный предмет, а девочка следила за его действиями столь пристально, что никого больше вокруг себя не замечала.

      Ши Цинсюань пригляделся — и обомлел. Словно зачарованный смотрел он за тем, как Пэй Мин осторожно вынимает из мешочка цянькунь статую Повелителя Воды, а затем водружает ее возле стены в одной из комнат.

      — Это бофу, — наконец соизволила произнести девочка, будто гневный возглас являлся вопросом.

      — Это не будет стоять тут! — отрезал Черновод и сделал шаг по направлению к статуе.

      Пэй Мин, даже если и хотел, не успел ничего предпринять: дорогу Черноводу заступила девочка. Макушка ее находилась чуть выше его пояса, однако малышка умудрилась окинуть мрачного демона взглядом свысока.

      — Это мой бофу, — повторила она не менее ледяным тоном, нежели сам Черновод. — И он будет жить со мною.

      — У тебя не может быть бофу, — сощурившись, оповестил ее Черновод. — У меня нет братьев. А статуе бывшего Повелителя Воды в моих владениях не место!

      — Тогда и мне здесь не место, — вскинула подбородок девочка. — Генерал Мингуан, мы отправляемся обратно!

      Она произнесла это так, будто не сомневалась, что ее послушаются, с каким-то восхищением осознал Ши Цинсюань. И Пэй Мин действительно дернулся, словно собирался исполнить указание! Лишь в последний момент он зажмурился, мотнул головой и посмотрел на Черновода почти умоляюще.

      — Да позволь ты ей оставить эту статую, — попросил он негромко. — У нее пара комнат под одни игрушки уйдет, плюс комната под наряды и украшения. Ну еще в одной будет статуя стоять. Просто не смотри на нее — да и все.

      Он сдался.

      Хэ Сюань не мог поверить, что он сдался! Он позволил установить в своих владениях статую Повелителя Воды! Более того, мелкая паршивка соорудила перед нею алтарь и ежедневно раскладывала на нем подношения! Оставалось только молиться — правда, неизвестно, кому, — чтобы Хуа Чэн никогда об этом не узнал, иначе тот будет ржать над ним до скончания времен.

      В остальном же девчонка оказалась… тихой.

      Поспорив с нею немного для вида — она ни в какую не желала отказываться от фамилии «Ши», да Хэ Сюань по-настоящему и не настаивал, — он обнаружил, что ее не видно и не слышно. Девчонка — Цзин-эр, надо все-таки привыкнуть, хотя бы ради Ши Цинсюаня — видимо, была приучена сидеть в выделенных ей комнатах и не шляться по окрестностям. Это было весьма кстати, ибо окрестности Острова Черной Воды являлись крайне недружелюбными, особенно по отношению к тем, у кого не было еще ни капли духовных сил.

      Правда, Ши Цинсюань попробовал с нею заниматься. Наследственность у Цзин-эр была хорошей — по его мнению, свое Хэ Сюань усилием воли сохранил при себе, — а значит, она располагала неплохими данными к самосовершенствованию. Однако в своих попытках он наткнулся лишь на глухое сопротивление. Это Хэ Сюаня удивило: обычно Ши Цинсюань нравился всем. Как ни крути, а сам Хэ Сюань проникся к нему симпатией, и даже Хуа Чэн, известный своей нелюбовью к небожителям, относился к бывшему Повелителю Ветра со снисхождением.

      Но вот Цзин-эр он категорически не нравился. Она отворачивалась от него, когда он пытался общаться с нею, и становилась нарочито неуклюжей, когда он пробовал научить ее чему-либо. Ши Цинсюань по привычке улыбался, не настаивая жестко, но подступая то с одной стороны, то с другой раз за разом с завидным упорством, однако Хэ Сюань видел, что такое явное отторжение причиняет ему боль. Взгляд Ши Уду всегда теплел, когда тот смотрел на младшего брата, и видеть в таких похожих глазах надменность и отстраненность, предназначенную для чужих, наверное, было особенно горько.

      В то же время к самому Хэ Сюаню Цзин-эр относилась довольно ровно. Помимо разногласий по поводу статуи, у них возник лишь один-единственный конфликт.

      В первую же их совместную трапезу — Хэ Сюаню тогда отчего-то показалось, что сесть всем за один стол как настоящая семья будет хорошей идеей, — выяснилось, что Цзин-эр обладает отменным аппетитом. Хэ Сюань заметил это не сразу, ибо был сосредоточен на собственной еде. Лишь краем сознания он отметил, что приведенный повар и правда неплох, а главное — подает блюда хорошими порциями. Не то чтобы Хэ Сюань успевал почувствовать вкус, и, строго говоря, он мог заглотить все, что угодно (за исключением стряпни его Высочества наследного принца), но отзвуки качественной готовки все же уловил.

      Ши Цинсюань сидел рядом с ним неподвижно, даже не взяв в руки палочки. Это зрелище являлось настолько привычным — Повелитель Ветра любил хорошее вино, а к еде был достаточно равнодушен, — что Хэ Сюань не сразу отреагировал на такое скромное поведение за столом.

      — Ешь! — резче, чем хотел бы, повелел Хэ Сюань, подталкивая к замершей фигуре одно из блюд. — Тебе теперь без этого нельзя!

      Ши Цинсюань послушно взял палочки, но до рта не донес ни кусочка. Он зачарованным взглядом смотрел прямо перед собой, и Хэ Сюань, не выдержав, глянул в ту же сторону.

      Цзин-эр, не обращая на них ни малейшего внимания, ела.

      Над «Мин-сюном» Повелитель Ветра когда-то подшучивал, что тот заглатывает пищу как последний крестьянин. Хэ Сюань и сам понимал, что самым ближайшим определением для него будет слово «жрет»: он действительно ел быстро, почти не жуя и не заморачиваясь культурой поведения за столом.

      Цзин-эр же именно ела. Пожалуй, можно даже сказать, что вкушала. Ее палочки стремительно мелькали в воздухе, и с содержимым тарелок она расправлялась на удивление легко для такой маленькой и худенькой девочки, — но тем не менее она проделывала все это, придерживаясь хороших манер. Аккуратный ротик приоткрывался с завидной периодичностью, и в нем едва ли не магическим образом исчезало одно блюдо за другим.

      — В нее просто не может столько поместиться!.. — почти с восхищением прошептал вдруг Ши Цинсюань. — Она же сама весит меньше съеденного!

      — Заглядывать в чужую тарелку неприлично, — тут же отозвалась Цзин-эр. — А я расту, мне положено хорошо кушать!

      Ши Цинсюань судорожно сглотнул и торопливо закивал. Хэ Сюань, поколебавшись немного, все же пододвинул ему поближе еще несколько блюд — так, чтобы маленькая обжора не могла до них дотянуться, чем заслужил тяжелый мрачный взгляд с ее стороны. Ши Цинсюаню тоже требовалась еда, и Хэ Сюань не мог допустить, чтобы его объедала собственная дочь.

      Собственно, это и стало камнем преткновения. В отличие от Хэ Сюаня, которому, в сущности, было без разницы, что запихивать в свою утробу, Цзин-эр оказалась весьма капризной в плане еды. Здесь Генерал Мингуан не покривил душой: она была той еще привередой. И если Хэ Сюаню доводилось схватить последний кусок одного из ее любимых лакомств, она буквально вскипала от возмущения.

      Которое она, что примечательно, крайне редко высказывала вслух. Вот только «служения» у самодельного алтаря в такие дни становились особенно шумными и приметными.

      Пожалуй, однажды подумал Хэ Сюань, он ошибся, предположив, что Цзин-эр полностью кровь от крови и плоть от плоти семейки Ши. Кое-что она унаследовала и от него: например, скрытный характер и мстительность. Братья Ши сильно разнились лишь на первый взгляд, а при внимательном рассмотрении оказывались более чем схожими. Ши Уду, не обладая легкостью нрава своего младшего брата, точно так же постоянно оказывался рабом своих эмоций. Вспыльчивый, гневливый, вздорный — он выплескивал все, что у него было на душе, тотчас же, как посчитал себя задетым. Такой человек не сумел бы, подобно Хэ Сюаню, лелеять в сердце свою ненависть веками: скорее, набросился бы на обидчика в тот же миг, как узнал его имя.

      А вот Цзин-эр выжидать умела. И пакости устраивала изысканные, такие, что наказывать за них рука не поднималась. К тому же тоненькая словно веточка, с огромными, широко распахнутыми глазами, она выглядела такой невообразимо хрупкой, что стоило лишь повысить на нее голос, как Хэ Сюаню невольно вспоминался сломанный его местью Ши Цинсюань. Теперь он сполна понял Генерала Мингуана, так стремившегося избавиться от столь беспокойного наследства своего друга: Цзин-эр была слишком утонченной для недалекого, но все же честного вояки. Если бы она хулиганила напрямую, он, возможно, и попытался бы ее приструнить. Но как наказывать, если все гадости делаются исподтишка — и при этом будто бы нечаянно?

      Пришлось все-таки запомнить, что любит эта негодница, и держаться от ее выбора подальше. Самому Хэ Сюаню было глубоко наплевать на ее тонкую душевную организацию, но Ши Цинсюань так искренне за нее переживал…

      В тот единственный раз, когда Хэ Сюань, не выдержав, замахнулся, чтобы отшлепать Цзин-эр, на лице Ши Цинсюаня отобразился такой ужас, что рука опустилась сама собой. Как бы Ши Цинсюань ни старался держаться и ни изображал, что они по-прежнему друзья, он все же боялся убийцу своего брата — вернее, боялся того, что тот может сделать самому младшему и самому беззащитному члену семьи Ши. С тех пор Хэ Сюань отстранился от воспитания этого кошмарного создания и предоставил сомнительную честь возиться с ним Ши Цинсюаню.

      Вот только успехи у того были нулевые. Цзин-эр не признавала за Ши Цинсюанем никакого авторитета и ни слушаться его, ни учиться у него не желала. Наблюдая за чередой бесплодных попыток, Хэ Сюань ловил себя на все растущей жалости, но Ши Цинсюань был тверд в своем намерении хоть как-то наверстать упущенное время и стать для Цзин-эр настоящим родителем. Пока — безуспешно: они оба оставались для нее «господином Хэ» и «господином Ши».

      — За что ты его-то так не любишь? — не выдержав, спросил Хэ Сюань как-то у Цзин-эр.

      Та окинула его задумчивым взглядом, словно не уверенная, что он достоин ответа. А затем вдруг вздохнула совсем по-взрослому.

      — Он слишком похож на бофу, — призналась она с неожиданной искренностью.

      Хэ Сюань недоуменно нахмурился. Для него это тоже когда-то был болезненный вопрос, и от внешнего сходства братьев Ши у него отчаянно щемило в груди. Тот, кого он от души ненавидел, и тот, кто становился ему все ближе и ближе, обладали почти одинаковыми лицами.

      Но девчонку-то что не устраивало?

      — Однако это… естественно, — с трудом подбирая слова, выдавил из себя Хэ Сюань. — Они, в конце концов, родные братья.

      Взгляд Цзин-эр стал мрачным и тяжелым.

      — Он похож на бофу, — медленно и четко, словно разговаривая с малышом, повторила она. — Но он — не бофу. Я знаю, что он мой отец, но я его не люблю. И он никогда не будет меня любить так, как бофу. Он… как будто на замену — но он не настоящий. Фальшивый.

      Когда-то Хэ Сюань и сам считал Ши Цинсюаня фальшивкой — ложным, самозваным богом. Однако услышать подобные жестокие слова от ребенка оказалось неожиданно. И — тем больнее, что Хэ Сюань узнал в голосе Цзин-эр собственную горечь. Впервые он подумал, что все это время она считала себя преданной и брошенной.

      — А я? — спросил он, чуть отстраняясь. — Меня ты ненавидишь?

      Цзин-эр скривила губы, ее высокий и чистый лобик слегка сморщился.

      — За что вас ненавидеть? — переспросила она надменным тоном. — Вы-то не притворяетесь. Я вам не нравлюсь, и вы это не скрываете. Все по-честному.

      И только в этот момент Хэ Сюань осознал, что Цзин-эр не знает, кто лишил ее самого близкого и родного человека. Ей, несомненно, известно, что Ши Уду мертв, — но наверняка ни Линвэнь, ни Генерал Мингуан не решились рассказать ребенку подробности его смерти.

      Время шло.

      Ши Цинсюань с упорством, достойным лучшего применения, продолжал пытаться заниматься с Цзин-эр. Та потихоньку выходила из возраста игрушек и постепенно вступала в пору юности. Если она желала самосовершенствоваться, то сейчас было самое время приступать к обучению. И однажды Цзин-эр, будучи девочкой смышленой, неохотно приняла этот факт. Ей было тяжело расставаться с детством, затянувшимся на столетия, но всё же наследственная практичность взяла верх. Цзин-эр старательно изучала книги, которые ей давал Ши Цинсюань, и даже послушно выходила с ним по утрам во двор для медитаций и тренировок.

      Вот тут-то Хэ Сюаню пригодились навыки, заработанные во времена ношения личины Повелителя Земли. Он так редко бывал в своем огромном пустом дворце, что тот выглядел совершенно нежилым, а уж о том, чтобы хоть как-то облагородить прилегающую к нему территорию, Хэ Сюань даже не задумывался. Он ни за что бы не признался, но и тут ему внезапно помог Хуа Чэн. Пребывающий в благодушном настроении Собиратель цветов под кровавым дождем помог с ресурсами, причем в кои-то веки бескорыстно. По крайней мере, про увеличение долга Хуа Чэн даже не заикнулся, лишь слащаво пожелал удачи и посоветовал в дальнейшем поскорее обустраивать семейное гнездышко.

      Правда, побочным эффектом этих занятий стало то, что Цзин-эр перестала безвылазно сидеть в своих покоях. Если раньше она выходила только для совместных трапез, то сейчас время от времени бродила по дворцу. Тот ей явно не нравился: Цзин-эр то и дело морщила носик, глядя на мрачные стены и аскетичное убранство. Ее собственные покои были самыми благоустроенными во всем дворце — и то лишь благодаря привезенному с собой барахлу. Вслух, однако, Цзин-эр никак не выражала своего пренебрежения: все-таки, несмотря ни на что, она была исключительно воспитанной девочкой с несколько преувеличенными манерами.

      О том, что даже по дворцу, который в основном был свободен от всяких тварей, просто так бродить не стоит, Хэ Сюань задумался слишком поздно. Ведь здесь имелись и казематы, еще более мрачные, нежели обычные помещения. Были и подземелья с безумцами, к счастью, запертыми, а также просто комнаты, куда маленькой девочке заглядывать не следовало — хотя бы ради сохранения рассудка. С другой стороны, что там происходит с рассудком порожденного богом и демоном ребенка, застрявшего в детстве на двести лет и ни дня не проведшего среди нормальных живых людей — это был тот еще вопрос.

      Волнение всколыхнулось, когда Цзин-эр однажды не явилась на обед. Приемы пищи для нее были священны, и ей в голову бы не пришло не сесть за стол, даже если она на что-то дулась.

      — Вы с ней что, опять что-то не поделили? — на всякий случай все же уточнил Хэ Сюань у Ши Цинсюаня.

      Тот, однако, выглядел не менее растерянным.

      — Не больше, чем обычно, — пожал он плечами. — Я бы даже сказал, что отношения между нами налаживаются: Цзин-эр сегодня не шарахнулась от меня, когда я выправлял ей стойку…

      На этом месте они тревожно переглянулись. Ши Цинсюань наверняка переживал о запропавшей девчонке, а Хэ Сюань не сомневался, что ее исчезновение ему не простят.

      Из-за стола они встали одновременно, так ни к чему и не прикоснувшись.

      «Найдем паршивку — посажу ее на хлеб и воду на неделю! — зло подумал Хэ Сюань, отворачиваясь от заставленного едой стола. Однако желудок скрутило чересчур знакомым спазмом, и он неохотно поправился: — Оставлю без деликатесов. Уж без пирожных она точно обойдется!»

      Блуждающий взгляд уперся во встревоженного Ши Цинсюаня.

      — Ты-то куда вскочил? — от раздражения резче, чем хотел бы, бросил ему Хэ Сюань. — Сиди и ешь, я сам ее поищу.

      — Мне кусок в горло не полезет, — виновато улыбнулся Ши Цинсюань. — Давай я лучше тебе помогу.

      Хэ Сюань несколько мгновений боролся с собой, а затем махнул рукой.

      — Хорошо, — отрывисто произнес он. — Только осматривай лишь верхние этажи; подземелья я обойду сам.

      Ши Цинсюань понятливо закивал, и Хэ Сюаню на мгновение стало тошно от подобного послушания. Несомненно, бывший Повелитель Ветра уже навоображал себе ужасов, которые могли притаиться у непревзойденного демона в подземельях!..

      На самом деле, никаких особых ужасов там не было. Просто подземные этажи, частично затопленные и еще менее дружелюбные, нежели верхние, даже Хуа Чэн обозвал «омерзительными», а уж он-то особой брезгливостью не отличался. Хэ Сюань пронесся по ним стремительно, ища маленькую смертную девочку не столько глазами, сколько своими ощущениями вечно голодного гуля.

      В подземельях, к счастью, не обнаружилось ни одной живой души, и Хэ Сюань с некоторым облегчением вернулся наверх. Там он наткнулся на встревоженного Ши Цинсюаня, который оббегал почти все коридоры, но тоже так и не нашел Цзин-эр.

      — Она же не могла вообще уйти? — обеспокоенно спросил Ши Цинсюань.

      — Куда она денется? — нахмурился Хэ Сюань. — Мы на острове!

      На зачарованном демоническими силами острове, куда и боги не проникнут без дозволения Черновода.

      От внезапно озарившей догадки вдруг свело желудок. Хэ Сюань не сомневался, что Ши Цинсюань был дотошен и тщательнейшим образом осмотрел все помещения во дворце. Но вот в одну комнату он не зашел бы ни за что на свете. Не столько из уважения или даже страха — он наверняка просто вычеркнул существование этой комнаты из своей головы. Слишком много с той было связано горьких и болезненных воспоминаний.

      Однако, если девчонка там…

      Хэ Сюань резко развернулся на каблуках и устремился вперед. Ши Цинсюаню пришлось догонять его почти бегом.

      — Не ходи за мной, — отрывисто бросил Хэ Сюань, подходя к заветной двери.

      Судя по посеревшему лицу Ши Цинсюаня, до того только что дошло, куда они прибыли.

      — Н-нет… — пробормотал он, широко распахнув глаза. — Не сюда! Она не могла прийти сюда!..

      Хэ Сюань плотно сжал губы и отворил двери.

      Все четыре урны с прахом стояли на алтаре. А перед ним сидела Цзин-эр, баюкая на коленях отрубленную голову Ши Уду.

      По ее бледным щекам текли слезы, однако из груди не вырывалось ни звука. Хэ Сюаню показалось, что он узнал это глухое отчаянье: он сам точно так же не мог извлечь из своей груди ни крика, ни воя, когда узнал о своих потерях. Он осознал, что плакал, лишь когда умер и увидел свое тело со стороны: как капли слез на его впалых щеках смешиваются с каплями крови.

      Хэ Сюань медленно сделал шаг вперед. Затем еще один и еще. Ши Цинсюань остался стоять в дверях — уже хорошо, здесь от него пользы не будет. Лучше бы он, конечно, вообще держался в стороне, но совершенного уже не повернуть вспять.

      Цзин-эр вскинулась так резко, что Хэ Сюань, непревзойденный Демон Черных Вод, едва не отшатнулся. Со смертельно побледневшего лица на него двумя черными провалами смотрели глаза, в которых горе мешалось со злостью.

      — Вы лгали! — охрипшим от слез голосом прошипела она. — Вы все мне лгали! Это вы убили бофу, вы!..

      — Не все, — холодно прервал ее Хэ Сюань. — Его убил лично я.

      Цзин-эр плюнула ему под ноги. Не опасно и даже не очень-то обидно, но Хэ Сюань вдруг резко подался к ней и, схватив за плечо, встряхнул.

      — Видишь?! — рявкнул он, разворачивая в сторону урн. — Это моя семья! Ши Уду стал причиной их смерти — и я забрал его жизнь взамен!

      Цзин-эр вывернулась из его захвата — он держал ее не слишком крепко, — каким-то чудом умудрившись не выпустить голову из своих объятий.

      — Мне ваша жизнь не нужна! — выпалила она, перекатываясь и с трудом поднимаясь на ноги. — Я хочу, чтобы бофу вернулся ко мне!

      — Мертвые не возвращаются! — навис над нею Хэ Сюань. — Мертвый бог не станет демоном и никогда не переродится. Ши Уду ушел в небытие!

      Его трясло от ярости. Казалось, за минувшие годы — прошло уже почти четыре! — он успокоился. Месть — условно — можно было считать свершенной. Хэ Сюань даже пытался построить новую жизнь: нелепо, неловко, становясь раз за разом объектом для насмешек Хуа Чэна… Но пытался же и строил! И Ши Цинсюань уже прекратил дрожать, стоило им оказаться чересчур близко, и улыбка его уже стала почти прежней. Проклятие, Хэ Сюань даже к этой несносной девчонке начал потихоньку привязываться!

      Отчего же Ши Уду, даже будучи мертвым, умудряется отравлять все, что так дорого Хэ Сюаню?

      Он был готов спорить, гневаться и наказывать. Почти надеялся, что Цзин-эр ввяжется в спор, в котором он разобьет ее наивные нелепые убеждения так же, как разбил когда-то веру Ши Цинсюаня…

      Однако девчонка и тут повела себя не так, как ожидалась. Она вдруг бросилась вперед, проскочив мимо Хэ Сюаня. Ши Цинсюань тоже не успел отреагировать, и она просочилась между ним и дверным косяком, словно вода меж пальцев. Прежде, чем они оба успели осознать происходящее, Цзин-эр — и головы, которую она продолжала прижимать к себе — и след простыл.