То, что Джим взорвется раньше них обоих, становится полной неожиданностью.

- Ты, - отволакивает он еще сонного Джеймса, тут же подбирающегося на случай возможной драки, в кухню, - еще раз твой приятель назовет меня твоим именем, и я отчаливаю, и плевать, если твой бункер обнаружат.

- Хватит ныть, - примирительно поднимает обе руки ладонями вверх Барнс, видя, с какой злостью Джим скользит взглядом по бионике, а после дергает обрубком плеча. - Джим, Джимми, Джеймс, у нас одно имя, Стив зовет тебя так по привычке, ничего личного.

Но они оба знают, что Джеймс врет.

- Ты слепой, Джеймс Барнс, - наконец произноси клон, - если думаешь, что ему нужен я, и дурак, если надеешься, что с моим исчезновением у вас все тут же наладится.

А вот это уже похоже на правду, и Баки раздраженно мотает головой.

- Не лезь не в свое дело, - просит он, но Джим только поджимает губы.

- Это мое дело с тех самых пор, как я обнаружил, что у нас одно лицо, и поверь, удовольствия мне этот факт не доставляет.

- Зато кое-что другое доставляет, - зло роняет Барнс прежде, чем успевает себя остановить, и видит ехидную улыбку, расплывающуюся на таком своем и одновременно постороннем лице.

- Волнует все-таки, да? - интересуется он с максимально равнодушным видом, и лишь насмешливый взгляд выдает его с головой.

- Нет, - отрезает Барнс. Раз уж проснулись, стоит задуматься насчет завтрака, решает он, и поворачивается к двойнику спиной, как оказывается, очень зря, потому что Джим подходит непозволительно близко, и от его дыхания в шею кожа покрывается мурашками. У клона только одна рука, но Джеймс чувствует себя так, словно попался в лапы паука, потому что чувствует слишком много прикосновений, и для тела, отвыкшего от них, это перебор.

Ударить было бы лучшего всего, списать чужую свернутую шею на самооборону - лучшим выходом, но Джеймс замирает, потому что Джим произносит в самое ухо:

- Если тронешь его вот здесь, - пальцы соскальзывают по пояснице, - он прогнется так, что можно будет взять его прямо у стены. - Барнс выдыхает с присвистом, тяжело сглатывает, но заткнуть его не спешит, поэтому двойник продолжает, и его улыбку Джеймс чувствует кожей: - А если здесь, - ладонь проходится над ремнем, замирая на животе, - он будет стонать так сладко, как ни одна из всех тех баб, к которым Стив ревновал тебя все ваше ебаное прошлое, слепой ты сукин сын. - И отдергивает ладонь, толкая его в спину с такой силой, что Джеймс бьется головой о выступ кухонной полки.

Наверное, Джим действительно влюблен, понимает Барнс, когда клон отстраняется и вежливо ждет, пока Джеймс развернется, прежде чем ударить. Наверное, любовь к Роджерсу заложена в нем на каком-то подсознательном уровне, раз вон как бесится и ревнует, просто сломалась, исказилась при передаче, став неправильной, не-братской, к которой они привыкли. К которой он привык, мысленно поправляет себя Джеймс. Или изначально была сломанной в нем самом, просто он игнорировал этот факт, и тогда у него нет никакого права обвинять Роджерса в предательстве. Потому что предатель тут только один - он сам.

А перед Джимом становится ну просто пиздецки стыдно. Потому что тот понял все куда раньше них самих и, гляди-ка, отодвинулся, уступая дорогу и давая ему шанс поступить правильно, пусть и в ущерб себе же.

- Только попробуй облажаться, - предупреждает двойник, и Барнс ловит себя на мысли, что, даже имея одинаковые мозги, Джим все равно оказался умнее и рассудительнее. И благороднее, в отличие от самого Джеймса, мечтавшего свенуть ему шею, как вышло, тоже: сбежать, оставив их наедине, подумать только.