Природа оживает с приходом весны. Молодые зеленые листья практически светятся в лучах солнца, оставляют причудливые тени на тротуарах и асфальте, складываются в образы и силуэты, подобно облакам. Хёнджин не замечает, как на губах появляется легкая улыбка, пока он поправляет рюкзак на плечах, постукивая пальцами по лямкам в такт любимой песни в наушниках, разглядывая цветущие дворы и обочины. Жизнь, вроде как, налаживается.

Наверное, было бы странно, не налаживайся она. Почти два года прошло, и за это время Хёнджин ни разу не видел своих прежних обидчиков, да и в принципе мало кого видел, кроме матери, психологини и новых одноклассников. Изолироваться и жить в коконе, конечно, так себе вариант, о чем ему говорили неоднократно, но целенаправленно идти на встречу с теми, из-за кого не мог свободно дышать, он не собирается. Хёнджин бы встретился только с одним человеком.

Но все еще не может найти в себе силы и смелость позвонить или хотя бы написать.

Номер Минхо он разблокировал в тот же день, как они с мамой въехали в новую квартиру. До сих пор не знает, зачем. Минхо сказал, что будет ждать. И он действительно ждет, пока Хёнджин сам будет готов позвать его в свою новую жизнь. Конечно, Минхо не исчез с радаров насовсем — Хёнджин слышал пару раз, как мама разговаривала с ним по телефону, да и в том, кто на день рождения и новый год присылал подарки курьером сомневаться не приходится. Он рядом, незримо, все эти месяцы был, переживал и интересовался о чужом состоянии. А сам Хёнджин все это время не снимал подаренного кольца.

На самом деле, Хёнджин думал, возможно, даже надеялся, что несмотря на то, что не поставил в их дружбе точку, не перечеркнул возможность каких-то отношений, за время терапии чувства пройдут. Остынут, улягутся, останутся только осадком и воспоминанием где-то на периферии. Но нет. Он все так же любит. Все так же пересматривает старые совместные фотографии, уже без мерзкого тянущего ощущения в груди, перечитывает переписки и строит планы, что, однажды, все-таки осмелится, и они смогут построить на руинах болезненного прошлого яркое совместное будущее. Пусть даже если оно будет недолгим.

Только вот вместе с надеждами и планами в груди скребутся сомнения. Его чувства никуда не делись и, да, Минхо о нем не забывал, но… Что, если его чувства все-таки не дождались хёнджиновой решительности? Их осознание и так слишком тяжело ему далось. Что, если это только у Хёнджина любовь крепнет и теплится за ребрами, а Минхо просто отпустил ее, как пройденный этап, оставив место теперь только дружбе, как раньше?

Что, если Минхо снова разобьет ему сердце

Строить предположения можно бесконечно долго, оттягивать момент до последнего, пока не станет поздно, но, по-хорошему, им просто нужно наконец-то поговорить. Только вот Хёнджин не знает, что будет делать, если его страхи окажутся явью. Он не сможет отпустить Минхо снова, уверен, но общаться, быть рядом, зная, что все упустил…

Хёнджин встряхивает головой, отгоняя дурные мысли, делает глубокий вдох и заново разглядывает расцветающий весенний город. Пора бы уже, наконец, научиться не накручивать себя, придумывая худшие сценарии. Но над этим он работает. Долго, кропотливо, с попеременным успехом, но психологиня его искренне хвалит и поддерживает, так что он точно справится.

Колокольчик над дверью небольшой уютной кофейни коротко звенит, сообщая работникам о новом посетителе. Только вряд ли они, конечно, это замечают. Народа внутри непривычно много. Обычно, когда Хёнджин приходит сюда, зал едва ли заполнен наполовину, но раз в пару недель случается настоящий аншлаг, как и сегодня. Мест за столиками не осталось, у зоны выдачи собралась небольшая толпа, а перед кассой даже выстроилась очередь. Хёнджин убирает наушники в карман, останавливаясь за стоящей с краю девушкой.

Не то чтобы он большой любитель кофе, никогда не был, но походы в кофейню стали чем-то вроде ежедневного ритуала. Мама, конечно, их не одобряет: заходит сюда он после школы, а это обычно поздно — выпускной класс, много дополнительных занятий для подготовки к экзаменам; но если для сына это важно, запрещать она не станет. Да и берет Хёнджин всегда либо латте, либо раф, там кофе-то всего ничего.

— Привет, — он улыбается, рефлекторно дергая лямку рюкзака. За почти два года он успел примелькаться и даже почти подружиться с местными работниками и работницами.

— Привет, — девушка за кассой возвращает ему улыбку. — Что будешь брать сегодня? Нам тут завезли сироп «Айриш крем», — она подмигивает. — Хочешь попробовать первым?

— Звучит…

— Ореховый американо для Ли Минхо!

Хёнджин осекается и замирает на мгновение, прежде чем резко повернуться к зоне выдачи. Кажется, даже дыхание задерживает, а после чувствует, как ускоряет свое биение сердце, когда видит знакомый профиль.

Каким бы огромным не казался Сеул, похоже, он все-таки слишком тесный.

Минхо улыбается и благодарно кивает бариста, подхватывая стаканчик, и разворачивается, чтобы уйти. Хёнджин уже готовится выдохнуть, но Минхо поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом. За одно мгновение происходит слишком многое, будто окружающий мир просто поставили на паузу. Минхо удивленно вскидывает брови, бегает глазами по лицу напротив и… улыбается. Хёнджин все-таки позволяет себе выдохнуть и слабо улыбнуться в ответ.

Девушка за кассой коротко кашляет, привлекая внимание. Люди в очереди начинают недовольно ворчать. Хёнджин отворачивается к кассе с виноватым видом, торопливо соглашается на раф с новым сиропом и прикладывает карту к терминалу. Он чувствует на себе чужой взгляд, закусывает губу, отходит в сторону, ближе к Минхо, пропуская следующего клиента, и неловко заламывает пальцы, прежде чем снова поднять глаза.

— Давно не виделись, — от чужой теплой улыбки щемит за ребрами, и Хёнджин, кажется, только в этот момент осознает, насколько сильно все-таки соскучился.

— Не ожидал, что встретимся так.

Хёнджин разглядывает лицо напротив, и он не знает, как такое возможно, но Минхо, кажется, стал еще красивее. Черты стали острее, волосы отросли и лежат теперь как-то по-новому, как Минхо раньше никогда не укладывал, да и вообще он в своем светлом пальто больше походит на главного героя дорамы про богатых наследников, а не на того озорного подростка, вместе с которым Хёнджин обсуждал возможность вторжения инопланетян, засидевшись допоздна на качелях в соседнем дворе.

И совсем не похож на того, кто однажды раскрошил его сердце в пыль.

— Ты изменился, — они высказывают одну и ту же мысль одновременно и так же в один момент опускают глаза, пряча неловкие улыбки.

Это так странно. Они словно не виделись лет сто, как минимум, и теперь как будто знакомятся заново. Хотя на самом деле не прошло и двух лет. Все-таки, люди меняются довольно быстро. Но что так и осталось неизменным — рвущееся наружу сердце от одного только взгляда на лицо напротив.

— Какими судьбами здесь? — Минхо крутит бумажный стаканчик в руках, коротко кусая губы. Нервничает. Возможно, даже больше, чем Хёнджин. Но старается звучать как можно более непринужденно, естественно, словно почти два года назад между ними не осталось неловкости и недосказанности.

— Учитель заболел, замены не нашлось, так что дополнительные занятия отменили, — Хёнджин прячет руки в карманах, потому что понятия не имеет, куда их деть. Потому что очень хочется прикоснуться к Минхо, чтобы до конца удостовериться в том, что тот реален, действительно стоит напротив, и это не одна из бесчисленных фантазий об их воссоединении. — Обычно я после них захожу. А ты?

— Научрук устроил мне мозговой штурм насчет проекта, так что я решил немного восстановить энергию, — он коротко смеется, приподнимая стаканчик с кофе. — Одногруппники много рассказывали об этой кофейне, плюс она ближе всего к универу, так что я долго не думал.

Хёнджин улыбается и тихо хмыкает. Он так долго мечтал, думал, как бы получше подступиться, а в итоге судьба и череда случайностей все сделали за него. Похоже, сама Вселенная устала от его нерешительности.

— Айриш раф для Хёнджини!

Хёнджин бросает короткое «я сейчас», хоть и уверен, что Минхо не стал бы уходить. Дождался бы, как ждал все это время. А когда он возвращается с бумажным стаканчиком, парочка поднимается из-за столика неподалеку, и Минхо кивает в его сторону:

— Присядем?

Хёнджин вновь замечает, как он на короткое мгновение закусывает губу. Но как будто бы он может отказаться. Пусть их диалог и выходит каким-то натянутым и неуклюжим, он не позволит себе упустить шанс все-таки поговорить. И наконец пригласить Минхо в свою «новую жизнь», как и обещал. Конечно, Хёнджин не уверен до конца, что готов к этому, особенно, если его опасения окажутся реальностью, но иначе он, кажется, так бы никогда и не решился.

Но говорить о том, о чем действительно стоило бы, вот так, сходу, оказывается слишком тяжело. Вместо этого Хёнджин расспрашивает Минхо о том, как он жил почти два года. Он ведь абсолютно ничего не знает, в отличие от самого Минхо, которому мама Хёнджина рассказывала если не все, то большую часть точно. По крайней мере, так ему кажется.

Хёнджин только глядя на яркую улыбку на лице напротив, только слушая звонкий смех, только чувствуя полуслучайные прикосновения теплых пальцев к своим понимает, насколько сильно скучал по Минхо. В его маленьком мирке, отстроенном заново с руин, словно появилась последняя недостающая деталь, наконец появилось солнце, согревающее новые крепнущие конструкции. Хёнджин очень надеется, что не глазеет на Минхо слишком пристально, слишком открыто, что кивает впопад на его слова, и что он не слышит, как оглушительно громко бьется в груди сердце.

— Ладно, хватит обо мне, — Минхо заканчивает очередную забавную историю с пар и зачесывает волосы пятерней. Хёнджин непроизвольно следит за его рукой, на несколько секунд переставая дышать, — это не особо интересно.

— Вообще-то, мне очень интересно! — Хёнджин чуть ли не подскакивает со стула, а Минхо вскидывает брови в легком удивлении. Следующие слова срываются быстрее, чем Хёнджин успевает их хорошенько обдумать: — Я безумно соскучился.

Они замирают, оба, на несколько долгих мгновений, пока на лице Минхо не появляется легкая улыбка. Он опускает глаза на свой полупустой стаканчик и мягко, где-то на грани слышимости отвечает:

— Я тоже.

Сердце Хёнджина, кажется, делает сальто.

— Я… Ты, наверное, знаешь — я созванивался с твоей мамой, чтобы узнать, как ты, потому что ты меня тогда заблокировал…

— Я разблокировал твой номер в тот же день, что мы переехали, — Хёнджин прячет виноватый взгляд за челкой, опустив голову. — Просто не решался написать или позвонить сам, чтобы дать тебе знать.

Минхо молчит, по ощущениям, слишком долго, и Хёнджин уже успевает подумать, что своим признанием, внезапно, испортил всю атмосферу, но Минхо только делает глоток кофе и коротко вздыхает:

— Наверное, оно и к лучшему. Тебе ведь нужно было время, чтобы, ну, прийти в себя, восстановиться. И чтобы решить уже с холодной головой, хочешь ли ты все еще видеть меня рядом. После всего, что я наворотил.

Хёнджин поджимает губы. Они с психологиней много говорили о том, что он романтизирует Минхо и отрицает его вину во всем случившемся, и, вроде как, закрыли этот вопрос, но… По факту, его видение ситуации с ног на голову не перевернулось. Да, спусковым крючком стала реакция Минхо, но Хёнджин сам виноват, что выбрал неподходящее время и место для своего признания. Сам напридумывал себе красивых историй с «долго и счастливо», совершенно забыв о том, что чужая реакция — вещь непредсказуемая. Главная проблема ведь все равно в головах других людей, мыслящих слишком узколобо и не понимающих, что любить человека можно, какого бы пола тот ни был. Хёнджин ведь влюбился в Минхо не из-за того, что у того между ног, а потому, что тот хороший человек. Потому, что Минхо всегда был рядом, поднимал настроение, поддерживал, заботился… И продолжал это делать даже после того, как Хёнджин попытался сжечь все мосты между ними.

Он неуверенно касается кончиками пальцев чужих, так и не подняв взгляда, и едва слышно шепчет:

— Я хочу, Минхо. Мы оба натворили глупостей, не вини только себя.

Пальцы подрагивают против воли, и Хёнджин закусывает губу, торопливо убирая руку, но чужая теплая ладонь оказывается быстрее, накрывает его дрожащую, сжимает несильно, но достаточно, чтобы услышать безмолвное:

«Я рядом».

Хёнджин вскидывает голову, и видит в чужом взгляде столько раскаяния и нежности, сколько хватило бы, кажется, на весь мир. Сердце сжимается, пока Минхо смотрит так, мягко поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. Хёнджин борется с желаниями броситься Минхо на шею и разрыдаться от облегчения. Они, конечно, не обговорили ничего толком, но… Минхо рядом — этого пока достаточно.

— Я думал, я слишком затянул… ну, со всем этим, — Хёнджину требуется несколько минут глаза в глаза с Минхо, чтобы вернуть себе способность говорить.

— Я бы ждал тебя и десять лет, Хёнджин, — он не отводит взгляда, не давая ни на секунду усомниться в своей искренности. — Столько, сколько тебе нужно.

— Не говори таких громких слов, — Хёнджин чувствует, как вспыхивают щеки, и упирается глазами в чужой стаканчик, не в силах больше выдерживать взгляд Минхо.

— Разве они громкие? — Минхо коротко смеется. — Мне, наоборот, кажется, что их недостаточно. Но, вообще, знаешь, — Хёнджин воровато выглядывает из-под своей челки, — я рад, что мы столкнулись раньше. Без тебя было… пусто, тоскливо, что ли. Не знаю, ты всегда умел говорить красивее.

Хёнджин прячет смущенную улыбку за стаканчиком рафа. Ему без Минхо было так же. Пусто и тоскливо. Хёнджин очень благодарен судьбе за эту встречу.

Дверной колокольчик коротко звенит, и Хёнджин непроизвольно бросает взгляд за спину Минхо, тут же замирая. С внезапными встречами на сегодня, вообще-то, можно было бы и закончить. Минхо прослеживает его взгляд и разворачивается на стуле. Хёнджин чувствует, как сильнее сжимается чужая ладонь на его собственной.

— Мы можем уйти, — Хёнджин слышит в чужом голосе беспокойство, но только коротко качает головой.

— Я не буду убегать.

Минхо кивает и ободряюще улыбается. Он рядом. Он на стороне Хёнджина. Значит, тот точно справится. В конце концов, не обязательно ведь, что их заметят…

Мысли, похоже, все-таки материальны. Как минимум иногда.

Донгиль ухмыляется. Криво, плотоядно, мерзко. Прошлый Хёнджин от этого вида захотел бы снять с себя кожу, чтобы избавиться от липкого ощущения от пронзительного колкого взгляда. Нынешний Хёнджин чувствует только отвращение и неприязнь. Он демонстративно отводит взгляд, поворачиваясь к Минхо:

— Как тебе кофе? Я не особый любитель в принципе, но, по-моему, он здесь безумно вкусный.

— Согласен, — он кивает в поддержку своих слов. — Не скажу, что лучшее, что я пробовал, но намного вкуснее большей части того, что доводилось пить.

— Я рад, — Хёнджин улыбается. Широко и искренне. — Ну, что ты оценил. Это мое любимое место последние годы, так что…

— Кого я вижу, вот так встреча!

Да пошел ты на хуй, Им Донгиль. Хёнджин демонстративно вздыхает, не удостаивая его даже взглядом. Минхо едва заметно дергает бровями, но Хёнджин только коротко качает головой.

— Эй, Хённи, не хочешь поздороваться со старым другом?

— Не подскажешь, в какой момент мы подружились? — Хёнджин поднимает холодный взгляд на Донгиля, выгнув бровь. — Я что-то не припомню.

— Ух ты, как мы заговорили, — ухмылка становится еще противнее, но Хёнджин никак не меняется в лице. — Ты где страх потерял, Хённи?

— Меня зовут Хёнджин. И еще хоть слово вылетит из твоего поганого рта — и следующая встреча у нас будет в суде, — Донгиль присвистывает, а Хёнджин бросает взгляд на Минхо и поднимается из-за стола, мимолетно поджимая губы из-за того, что приходится расцепить руки. — Нам пора.

— Хэй, — Донгиль останавливает его, положив руку на плечо, но Хёнджин его грубо отталкивает.

— Угомонись уже, Донгиль, — Минхо мягко обхватывает запястье Хёнджина, притягивая ближе к себе. — Если ты думаешь, что такое поведение делает тебя крутым, хочу тебя расстроить: ты жалкий, — он делает несколько шагов в сторону выхода, утягивая за собой Хёнджина. — Пойдем. Не нужно тратить на него время.

— Жалкие только вы, мерзкие пидорасы! — посетители кафе оборачиваются, тихо переговариваясь между собой.

Минхо резко разворачивается на пятках, но Хёнджин останавливает его, уперевшись ладонями в грудь. Он ловит взбешенный взгляд, и качает головой:

— Ты ведь сам только что сказал: не нужно тратить на него время.

Минхо делает глубокий вдох и шумно выдыхает, наконец кивая в ответ. Хёнджин видит краем глаза, как одна из работниц что-то говорит охраннику, указывая на Донгиля. Вот и отлично.

Когда они отходят от кофейни, Хёнджин выпутывает свое запястье из чужой хватки, но только для того, чтобы тут же несмело переплести пальцы. Он бросает вороватый взгляд на Минхо, который прячет улыбку, отворачиваясь к дороге, и крепче сжимает его ладонь. Хёнджин и сам не может сдержать улыбки.

О Донгиле они больше не вспоминают. К черту его. Вновь возвращаются к отстраненной болтовне, разглядывают витрины магазинов и звонко смеются лишь по им двоим известным причинам. Хёнджин давно не чувствовал себя таким счастливым. Ловит себя на мысли, будто этих двух лет порознь не было. Как и неловкости после встречи. Рядом с Минхо так легко. И их крепко сцепленные руки кажутся чем-то таким естественным, словно для этого и были предназначены. Хёнджин старается слишком не обнадеживаться, но ничего не может поделать с бушующими внутри чувствами и любовью, что готова вот-вот выплеснуться за края.

Солнце все ближе и ближе склоняется к горизонту, окрашивая город в ярко-оранжевый, рисуя новые причудливые тени на асфальте и тротуарах. Хёнджин как-то сам не заметил, как они, как когда-то давно, оказались на детской площадке, заняв качели. Конечно, это не тот самый двор, даже не отдаленно похожий, но мысли все равно заполняют приятные воспоминания, и улыбка никак не хочет сползать с лица. Хёнджин заливисто смеется с очередной шутки, едва не падая с качелей, и Минхо торопливо вскакивает, чтобы, в случае чего, поймать его. Но он поднимается сам.

— Могу я проводить тебя до дома? — Минхо сам берет его за руку, переплетая пальцы. — Мама, наверное, волнуется, куда ты пропал.

— Я не успел ей сказать, что у нас допы отменили, — Хёнджин пожимает плечами, не глядя на Минхо, но крепче сжимая его руку. — Но ты можешь. Проводить меня.

Они почти не разговаривают по пути. Просто наслаждаются вечером. И друг другом. А Хёнджин пытается настроиться. Все-таки, эти два года порознь были на самом деле, и нужно наконец расставить все точки над «i». Но как же тяжело.

— Мы пришли, — Хёнджин останавливается у скромного домика на две квартиры и разворачивается к Минхо. — Спасибо. Что ждал меня.

— Я ведь уже говорил, Хёнджин, — Минхо смотрит прямо в глаза, неотрывно, а в его собственных вечерние фонари отражаются как самые настоящие созвездия. — Я готов был ждать столько, сколько потребуется.

Говорить, как будто, больше нечего — повисает тишина, прерываемая только отдаленным лаем собак и шумом машин. Хёнджин настраивается, все еще, не успев за время прогулки. Но молчание прерывает Минхо:

— Можно мне обнять тебя?

Хёнджин может только кивнуть. Руки Минхо проскальзывают под расстегнутую короткую куртку, обжигают теплом сквозь ткань пиджака и рубашки, а сам Хёнджин зарывается носом в его волосы, крепко обнимая за плечи. Хочется поставить время на паузу, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

— Тебе очень идет улыбка, Хёнджин, — полушепотом, совсем рядом с ухом. — Я чертовски сильно соскучился по ней.

Хёнджин зажмуривается, чтобы не разрыдаться от переполняющих его эмоций, сильнее сжимая чужие плечи. Руки Минхо проскальзывают выше по спине, прижимают еще ближе. Хёнджин не хочет отпускать его больше никогда.

— Минхо, — голос дрожит, когда он все-таки заставляет себя немного отстраниться, заглянув в глаза напротив, — я… Я приглашаю тебя в мою новую жизнь.

— И какая моя роль в ней? — Минхо все еще полушепчет. Не отводит взгляда, и смотрит с какой-то надеждой.

Хёнджин подается вперед, зажмурившись до цветных пятен, и прижимается губами к чужим. Всего на пару секунд, прежде чем резко отстраниться. Он бы и вовсе отпрыгнул, если бы Минхо не держал его все так же крепко.

— Мне, наверное, не стоило…

— Хёнджин, — перебивает Минхо. Улыбается нежно и мягко. — Я безумно благодарен, что ты есть в моей жизни. Благодарен, что могу держать тебя за руку, видеть твою улыбку и слышать твой смех. Я рад быть твоим другом. Но люблю я тебя намного сильнее, чем может любить даже самый лучший и близкий друг. Я люблю тебя всем сердцем и душой, Хван Хёнджин.

— Это же… — он, кажется, готов задохнуться от переполняющих эмоций.

— Твое признание, — кивает Минхо. — Так и не смог придумать ничего лучше. Я ведь уже говорил: у тебя всегда получалось красивее.

Хёнджин теряет связь с реальностью, пока Минхо аккуратно укладывает руку на его щеку и смотрит как на восьмое чудо света. Он поглаживает кожу большим пальцем, а после оказывается слишком близко, чтобы Хёнджин мог думать о чем-то кроме того, как его губы нежно встречаются с чужими. Он вцепляется в плечи Минхо, не уверенный в том, что все еще может стоять на ногах.

Теперь все правильно. Так, как должно было быть с самого начала.

— Ну и чего вы там мерзнете?! — мама стоит на пороге, сложив руки на груди. — Не май месяц еще! Ужин стынет!

Хёнджин прячет лицо в изгибе чужой шеи, слушая бархатистый смех.

— Уже идем!

Хёнджин никак не может поднять голову, пока Минхо, обхватив его запястье, ведет его к дому. Он поднимает глаза, только когда переступает порог, натыкаясь на буквально светящееся от счастья лицо мамы. Осознание приходит неожиданно. Хёнджин вскидывает брови и почти возмущенно восклицает:

— Вы оба! Вы в сговоре!

Хёнджин ведь рассказывал маме, что чувства к Минхо никак не проходят, но и решиться на разговор он не может. Он вообще от мамы ничего не скрывает после переезда. Она пожимает плечами, разворачиваясь в сторону кухни, и бросает на ходу, взмахнув рукой:

— Не понимаю, о чем ты, милый. Раздевайся и мой руки, я про ужин не шутила.

Хёнджин сдувает лезущую в глаза челку, повернувшись к Минхо, который сидит на корточках спиной к нему, развязывая шнурки:

— А вы что скажете в свое оправдание, мистер?

Минхо не торопится с ответом, скидывает кеды и только после этого поворачивается с хитрым прищуром:

— Я люблю тебя.

Хёнджин несильно толкает его в плечо, чувствуя, как вспыхивают щеки, и не может злиться на самом деле, когда слышит чужой смех.

— Раздевайся давай, милый, — у Хёнджина снова появляется желание пихнуть его в плечо (или поцеловать), но Минхо практически убегает дальше по коридору, — а то я сейчас сам все слопаю и тебе не оставлю! Обожаю, как готовит твоя мама!

Хёнджин возмущенно скидывает куртку вместе с рюкзаком прямо на пол у входа и сбрасывает обувь, срываясь с места вслед за Минхо.

Спокойная весення ночь вовсю вступает в свои права, пока кухня в скромной квартире в одном из спальных районов Сеула наполняется громким смехом, перекрикивающим тихий бубнеж телевизора и не останавливающимся даже после недовольных возгласов.

Жизнь определенно налаживается.