Слова, срывающиеся с уст Человека, невероятно оскорбительны, затачивают лезвие, и рушат твое настроение в прах. Прах — в пыль, пыль — в частицы атомов твоего сердца. Человек ничего плохо не имел в виду, но Он тебе дорог, как дорога может быть только родная мать, потому все слова Его осыпаются пеплом где-то в остатках сознания.

Ты любишь-ненавидишь, презираешь-уважаешь, восхваляешь-унижаешь, но всегда в твоей жизни был этот Человек, всегда есть и всегда будет Он, как твое спасение, как-то, что не тайно, как-то, что рядом и может тебе помочь. Луна и Звёзды — красивы, но определенно слишком далеко; общение эхом не приведет к тебя желаемой вакцине от всей боли — но заметно приблизит, даст проблеск надежды.

Пока Человек будет возрождать-уничтожать тебя. Все повторяется по кругу. Сделает больно — вернется, утешит. Сделает больно — притворится, что вчера не было никакой ссоры.

Зачем было воспитывать тебя так, как ты есть, чтобы потом упрекать в каждом сделанном шаге? Ты просто так привыкла, разве нет? Ты привыкла делать то немногое, что от тебя просят — если бы Человек не хотел этого, он бы приучил тебя к другому. Но Человек продолжает-(не) прекращает упрекать и кричать, раздражаться по каждой мелочи сделанной тобой.

Хоть и понимание о том, как ты не права, есть — оно существует, пусть Человек о нем знает! — но кто-либо знает, как тяжело себя заставлять? Как тяжело себя заставлять, когда от тебя никогда никто ничего не требовал — и это только их вина, а не твоя. Ты взросла в этом — в этой стерильной чистоте, коконе, палате медицинской.

Ты улыбаешься, ты стоишь в ступоре, ты говоришь только себе, что все будет хорошо и это однажды пройдет — когда ты сольешься с Луной и Звездами, но Человек пренебрежительно глядит в твою сторону, держа в руке бокал алкоголя и предлагая тебе. Ты понимаешь, у Человека много проблем — это его собственная вакцина, пока у тебя есть обезболивающая Луна.

…Но твоя расшатанная психика уже не может игнорировать эти колкие слова, и они затачивают лезвие, а потом оно прорезает кожу на внешней стороне запястья. Каждое слово — один порез. Каждое слово — один… И слёзы текут по щекам твоего лица, абсолютно безэмоционального, потому что слова уже не задевают сердце — они, скорее, касаются жирными пальцами разума твоего, когда-то чистого и нетронутого, беспомощного.

А потом, как ни в чем не бывало, ты снова улыбаешься. Твой быт тебя убил, но кто сказал, что полностью?