Примечание
валиум (диазепам) - мощный транквилизатор
Шухуа.
19 сентября 2016 года
Для неё было настоящим испытанием — просто взять и уйти. Это было не в её стиле — просто сдаться. Не в её стиле — просто сбежать. Ей было некуда идти. Поэтому так она себе объясняет, что забыла в таком месте, пытаясь найти счастье на дне стакана с шотом. Громкая музыка ударяла по ушам, заполняла пространство вокруг, но она до сих пор слышала жалящий отголосок того, что Суджин сказала ей.
Я хочу забыть, что мы существовали.
Яркий свет бара ослепляет её, но перед глазами только видения причин, почему она недостаточно хороша. Хоть алкоголь обжигает горло, она всё ещё чувствует привкус разбитого сердца.
И, может, она слегка пьяна. Может быть, в ней остался здравый рассудок, который пытается прогнать послевкусие шота виски. И, возможно, у неё начинает кружится голова — алкоголь топит её рассудок на дне желудка, накрывает так, словно волна пытается добраться до берега. Она начинает рефлекторно сглатывать подходящий к горлу ком, который стремиться вырваться из неё. Кладет руку на свой живот, закрывает глаза на миг. И позволяет тишине проникнуть в свои кости.
Она не может припомнить, когда в последний ощущала себя такой… одинокой.
— Мои глаза меня обманывают, или я вижу Е Шухуа? — чужой голос врывается на её жалкую вечеринку. Она узнает этот низкий голос везде; она хмурится. — О, Шухуа! Это ты!
— Оставь меня, Юци, — чужие руки обвивают её плечи. — У меня нет времени на тебя.
— Его у тебя никогда нет, — Юци хватает стопку с шотом неважно, чего там Шухуа пила, и кривится, чувствуя, как он течёт по её горлу, словно жидкий огонь. — Это пойло — дерьмо.
— Спасибо, я тебе и не предлагала. Теперь оставь меня в покое.
— Так ты обращаешься со старой подругой? — Юци не выглядит обиженной, просто смеется. — Не думала, что Суджин тебя так кинет.
Шухуа заметно вздрагивает, слыша имя Суджин. Имя вызывает кислый привкус во рту, похожий на вкус пороха. Горький, металлический, разрушающий. Шухуа заливает в себя ещё один шот, приходя в бешенство. Она хочет очистить своё небо от следов Су-
— Эм, — Юци чешет затылок, она выглядит смущенной и обеспокоенной действиями Шухуа. — Ты, может, эм, хочешь поддержки?
— Нет, — отрывисто вздыхает Шухуа, сплевывая в сторону жгучее ощущение алкоголя, что уже расплывается по её груди. — Я не хочу поддержки. Я хочу побыть одна.
— Ну, тогда, может, тебе нужна помощь?
Шухуа смеется — короткий, наполненный болью смешок вырывается из глотки, но не из легких. Когда в последний раз кто-то спрашивал, нужна ли ей помощь? Когда в последний она просила помощи? Когда-
— Эй! Шухуа.
— Нет, — отрезает Шухуа твердо, смотря прямиком в глаза Юци. Она видит в ней ту же пустоту, что и сама ощущает. Она видит ту же девчонку, которую знала в средней школе. — Хотя, на самом деле…
27 сентября 2016 года
Они обе сидели в зале, Юци бездумно скроллила ленту на телефоне, а она сама просто пялилась в стену пустыми глазами, пальцы будто на автомате отстукивали какую-то мелодию.
(Она вздрагивает, когда понимает, что это за мелодия, и останавливается).
— Так… почему вы обе не общаетесь больше? — Юци отрывает взгляд от телефона и спрашивает. — Ты игнорировала её звонки всё это время.
Она могла сказать, что это долгая история. Она могла сказать, что у них была ссора. Она могла рассказать все. Заставить Юци ненавидеть Суджин так же, как и она сама (на самом деле, да. Забыть что-то — это тяжело, а Шухуа помнит всё, начиная от первых своих слов, обращенных к ней, когда они были всего лишь незнакомцами. Когда было не больно говорить друг с другом так отстраненно).
— Ничего интересного, по правде.
Резкая боль внезапно ударяет прямо в лоб. Она впопыхах прикладывает руки к вискам, сгибаясь пополам, закрывая глаза. Сжимает пряди своих волос, оттягивая вверх. Лицо искажается в боли, и страдания корнями расползаются по груди.
— Эй, — снова произносит Юци, более настойчиво на этот раз. — Ты в порядке?
— Да, — Шухуа старается дышать нормально, — я в порядке, просто…
Слегка запуталась, возможно. Слегка в агонии. Слегка с разбитым сердцем. И, возможно, она все ещё пытается собрать себя воедино, собрать тот же костный скелет, построить тот же домик внутри себя. Всё то, что Суджин всегда разрушала.
Ведь это Шухуа. Шухуа — та, кто никогда бы не отвернулась от Суджин, даже после такой боли. Шухуа — та, кто до сих пор любит Суджин, и плевать на то, что это она ушла. Шухуа — та, кто видит глаза Суджин в разных оттенках карего — в листьях, падающих с дерева, в своем утреннем кофе, даже в том медведе, которого она подарила ей на последнее День рождения.
— Я просто устала.
Юци смотрит на неё с тревогой и заботой, но в итоге пожимает плечами. Она не та, кто нагло влезает в личное пространство и заставляет говорить, что на душе.
24 октября 2016 года
Искать квартиру — тяжко, особенно вспоминая то, как они вдвоем искали её для себя. Шухуа была у Юци на протяжении месяца, но больше она не может оставаться здесь.
Не то, чтобы Юци была недотепой, нет. На самом деле, она была совершенно противоположным, на удивление Шухуа. Она держала квартиру в идеальном состоянии, всё было прекрасно организовано. Вполне практично. Поэтому Шухуа больше не могла оставаться здесь. Чистота и порядок напоминали ей про старый пожар в душе. Выгоревший к чертям.
Уставшая и промокшая, Шухуа забегает в первую попавшуюся кофейню. Маленькую, непримечательную кофейню, мимо которой она проходила каждый раз, как выходила из дома. Она видит — будто вспышку перед лицом — черные локоны, слышит смех, который не слышала так давно. Шухуа хочет, чтобы солнце показалось прямо сейчас. Но снаружи идёт дождь, льёт, как будто из ведра, капли стекают по окну — так меланхолично, как только дождю удаётся.
Сожаление — бессмысленное занятие. Задаваться вопросом «а что, если» — бессмысленное занятие, всегда было и останется. Концовка от этого не изменится. Не станет по щёлчку пальцев все в порядке, и Шухуа прекрасно знает.
Она не может оставить ненависть позади — чувство предательства, обиды, злобы. Она не может оставить всё это позади, потому что она давится от слов, которые следует сказать.
Она уходит, не оборачиваясь.
- - -
Почему-то романтиками всегда становятся люди, которые лгут, игнорируют правду, которые пытаются вплести всё вокруг в свое счастливое повествование. Она всегда была плоха в том, чтобы говорить правду. Всегда легче спрятаться за маской и врать, и она просто пытается оправдать себя словами «ну, имею право, почему я не должна врать?».
Шухуа — романтичная девчонка, прилипала, врунишка. Шухуа — та, кто врёт. Себе. Всем. Врёт о том, что не любит Суджин. Врёт, что ей не больно. Врёт о том, что не сожалеет.
Но правда всегда найдет способ ударить в спину. Шухуа обнаруживает её в самых странных местах, например, под одеялом, где тепло, в подушке, которая пахнет, словно лунный свет, в запахе горячих блинчиков, которые Юци готовит по утрам. Или, например, в подсказках клавиатуры, которые всегда высвечивают имя Суджин.
Шухуа желает никогда не знать сладкий вкус Суджин. Она находит её вкус на своих губах, видимо, его никак не стереть. Она больше не может убегать, да? Она до сих пор заключена в этих беспорядочных чувствах, словно в клетке её ребер, в этом успокаивающем валиуме*, которым её кости пронизаны.
Возможно, ей стоит прекратить это. Прекратить ранить себя. Прекратить любить её.
Она же может? Может перестать любить Суджин?
Это вообще возможно?
12 марта 2016 года
Иногда Суджин приходила домой с тёмным океаном под глазами. Шухуа не могла выкинуть этот взгляд у себя из головы, даже после того, как вытирала тени с её век. Даже после того, когда она обнимала старшую двумя руками, усыпая поцелуями до тех пор, пока они обе не начинали смеяться.
Суджин без проблем могла сделать из луны идеальную компанию.
Они танцевали, её руки — на талии Суджин, руки Суджин — на её шее, и они качались в ритм медленной попсовой песни до тех пор, пока их ноги не становились ватными. Суджин прижималась к её груди, а та поддерживала её изо всех своих сил, ведь, правда, Шухуа — хрупкая девочка с хрупким сердцем.
Они пели вместе, в один голос, хоть уже и достаточно поздно — они просто напевали под нос мелодию, потому что даже не представляли, что там в тексте. Шухуа наслаждалась этим моментом, потому что такое происходит редко. Суджин не тяготела по романтике, не так, как Шухуа. Поэтому она ценила такое поведение и то, как та смотрела на Шухуа, словно она была миром для Суджин.
Суджин смотрела на неё и улыбалась.
— Шухуа, мне нужно кое-что сказать тебе.
И сердце начало стучать безумно, норовя выскочить из груди. Она сейчас готова была умереть в любую минуту, если Суджин намеревалась избавиться от неё, она не могла избавиться от неё. Не сейчас. Не сейчас, когда всё так хорошо.
— Хм? — она как-то смогла выдавить из себя хоть звук.
— Обещай, что не будешь излишне бурно реагировать? — серьёзно сказала Суджин, хотя игривый тон всё-таки читался в её голосе.
Ладони Шухуа вспотели; жар в комнате был каким-то болезненным. Она надеялась, что Суджин не заметит её дрожащую хватку на своей талии. Она не хотела уходить. Не сейчас. Не потом. Никогда.
— Обещаю, — она прошептала в волосы.
— Я люблю тебя.
Дышала ли она вообще? Нет. Она так не думала. Она даже не была уверена, что ей правильно послышалось, но Суджин сказала это. Эти три слова, которые она хотела услышать с первой их встречи. Она не хотела, чтобы этот момент прерывался, прекращался. Шухуа не хотела прекращать танцевать с ней, она была готова терпеть даже свои липкие руки на протяжении нескольких лет, если это значит, что она снова услышит эти слова.
Их уста соприкоснулись словно атомы. Мягкое прикосновение, вздох, сердцебиение. Их губы касались друг друга медленно. Грудные клетки соприкасались, сердца бились в такт друг другу, дышали в такт друг другу; между ними не существовало расстояния. И жар между ними раскидывался от кончиков пальцев до макушек тел — огонь, что был растоптан, загорался вновь.
— И я люблю тебя, — она задыхается. Чувствует, как подходят к глазам слёзы, а когда Суджин одаривает её легкой ухмылкой, словно это всё — шутка, её сердце разрывается на тысячи кусочков, будто по всей комнате. Её хватка наконец-то ослабляется, и она отпускает.
- - -
«меня наверное не высота пугает
а то что ты не сможешь меня словить»