Очнулся он в светлой палате под капельницей. Какая-то женщина в форме медсестры что-то говорила ему, но он словно не понимал ее. Семья Хэ вот уже несколько поколений были добрыми англиканами и по воскресеньям всей семьей ходили в церковь, так же, как и прочие жители поселка. Хэ Сюань знал про Рай и Ад и поначалу думал, что все-таки умер. Умер и попал, наверное, в Рай, ибо в Аду он уже побывал.

      Но маленькая деревенская больница на Рай все-таки тоже не походила. Хэ Сюань поправлялся медленно, но верно, однако так и не смог ни с кем заговорить.

      Он только совсем недавно начал подниматься на ноги и выходить в коридор, когда однажды увидел китайскую пару, о чем-то разговаривающую с врачом. Хэ Сюань рванул к ним бегом. Его ноги, слабые после долгой болезни, заплелись, и он едва не упал, но мужчина, до которого он почти добежал, машинально подхватил его. Женщина рядом горько всхлипнула.

      Теперь, вблизи, Хэ Сюань понял, что обознался. Это были совсем не его родители. Он перепутал: привык, что они единственные китайцы на всю округу, и позабыл, что существуют и другие. Он смотрел на этих людей, и слезы наворачивались на глаза.

      — Так что… простите, миссис Мин, — продолжал тем временем говорить доктор, и его слова проходили мимо сознания Хэ Сюаня, почти не задерживаясь в нем. — Вашего сына нам спасти не удалось: слишком большие повреждения. Вы сами-то чудом выжили.

      Только сейчас Хэ Сюань заметил, что у мужчины рука была в гипсе и на перевези, а у женщины был заклеен висок.

      Женщина согнулась почти пополам и взвыла: тонко, на грани слышимости, надломно. Почти машинально Хэ Сюань протянул руку и осторожно погладил ее по сгибу локтя.

      Она вздрогнула и, отняв руки от лица, уставилась на него.

      — А-И… — выдохнула она, щурясь и смаргивая слезы. — А-И, ты вернулся к маме?

      И она обняла его так крепко, что Хэ Сюань едва не задохнулся. Он хотел сказать, что она ошиблась, он никакой не «А-И», но слова, как и предыдущие пару недель, никак не хотели слетать с языка. Вместо него заговорил доктор:

      — Миссис Мин, это не ваш сын, отпустите мальчика.

      — Не мой? — не поверила та, чуть отстраняясь, но не выпуская Хэ Сюаня из своей хватки. И опять всхлипнула: — Не мой…

      — Этого мальчика нашел в лесу наш констебль, — осторожно пытаясь отцепить ее руки от Хэ Сюаня, сообщил доктор. — Он был в остатках домашней одежды, босой и совершенно один. Мы целый месяц лечили его от тяжелейшей пневмонии, и все это время пытались найти его родителей, — но тщетно, никто так и не откликнулся. Извините, я понимаю, что у вас свое горе, однако… быть может, китайской диаспоре что-нибудь известно о нем? Если нет, то придется оформлять документы в детский приют.

      Хэ Сюань дернулся. Какой еще приют? У него же есть родители! Его собственные родители, которые обязательно должны были его искать!

      Почему его не нашли, да еще и за целый месяц? Даже больше месяца, ведь сколько дней он скитался по лесу!

      — У него нет родителей? — странно произнесла миссис Мин, снова потянувшись к нему. — Пусть он пойдет с нами!

      — Дорогая… — вмешался наконец ее муж. — Это же чужой ребенок!

      Но миссис Мин гладила лицо Хэ Сюаня, вглядываясь в него так, словно пыталась рассмотреть какие-то другие черты.

      — У него нет родителей… — шептала она как заведенная. — А у нас больше нет сына… Небеса послали его нам вместо нашего А-И!

      Хэ Сюань не знал тогда, да и никогда не интересовался позже, каким образом взрослые все устроили и как обо всем договорились. Но больницу он покинул вместе с супругами Мин.

      И в этот день Хэ Сюань умер.

      Хэ Сюань умер — а Мин И воскрес.

      Супруги Мин так и не спросили его имени, а Хэ Сюань не назвал им его. Миссис Мин звала его «А-И», и ему пришлось отзываться. День рождения Мин И праздновали десятого мая, а вовсе не семнадцатого марта, как у Хэ Сюаня. Хэ Сюань любил синий, зеленый и черный, но его комната была оформлена в желтом и красном — потому что Мин И любил эти цвета. Его записали в секцию по футболу — потому что Мин И обожал футбол, а шахматами никогда не интересовался. У Хэ Сюаня была целая куча футболок, наклеек и даже пара фигурок с Человеком-Пауком — потому что Мин И от него фанател, а «Звездные войны» ему не понравились.

      Хэ Сюань был счастлив пойти однажды в школу, ибо Мин И умер раньше, чем дорос до нее, и его родители не могли знать, какие предметы ему бы понравились и к каким он имел бы способности. В школе Хэ Сюань мог хоть немножечко побыть самим собой: любознательным, жадным до знаний, старательным и прилежным учеником.

      Впрочем, со временем ему стало иногда казаться, что это он неправ. Он помнил, что тяжело болел, когда ему было пять лет, и после этого долго восстанавливался. Наверное, он так и не восстановился полностью: его глаза будто бы выцвели от изматывающей лихорадки и из обычных карих стали пронзительно-желтыми. А еще ему постоянно хотелось есть. Хэ Сюань ел и не мог насытиться. Когда он находился за столом, ему каждое мгновение казалось, что если он не съест вот это, и то, и еще вон то — то очень скоро он умрет с голоду. Или не умрет, но очень пожалеет, что поленился или не успел съесть еще хоть немного.

      Но были ли у него другие родители?

      Хэ Сюань — Мин И — не мог сказать этого наверняка. Он помнил других людей. Не столько их черты, сколько сам факт, что они были. Помнил небольшой трактир, по вечерам больше похожий на паб, и пристроенный к нему коттедж их семьи. Помнил красивую девочку Джуди с кудрявыми волосами, солнечными веснушками и самой прекрасной улыбкой на свете. Помнил — или ему казалось? — что у него была маленькая сестренка, такая славная, что для нее, пожалуй, даже было не особо жалко плюшевого зайца.

      Однажды он спросил у миссис Мин о самом безопасном: о сестренке. Та грустно улыбнулась и погладила его по голове.

      — Я не сомневаюсь, что ты был бы прекрасным старшим братом, А-И, — сказала она ласково. — Но увы, у меня больше не может быть детей. Так что ты — наша единственная радость.

      Возможно, говорил себе Мин И, он все это придумал. И неважно, что китайский он учил уже в Чайнатауне, где поселилась семья Мин — помнил он почему-то только английский. Неважно, что иногда в его сны приходила совсем другая женщина, которую хотелось обнимать и называть «мамой». Миссис Мин он мог называть только «ма»: полное слово будто бы застревало у него в горле. Неважно, что, прочитав в книжках что-нибудь интересное, он по-прежнему первым делом думал: «Надо обязательно рассказать об этом Джуди!»

      Наверное, думал Мин И время от времени, он просто был сумасшедшим. В нем, в его глубине, похороненный на самом дне сердца, имелся странный прожорливый демон Хэ Сюань. О нем не получалось забыть, он походил на старую нарывающую занозу. Мин И ненавидел его всей душой — ведь, несмотря на то, что тот давным-давно умер, он все еще продолжал существовать и отравлять его жизнь своей болью.

      А потом ему исполнилось одиннадцать лет — Мин И исполнилось одиннадцать лет, — и к ним в дом пришла профессор Макгонагалл с письмом из Хогвартса. Он никогда не верил в волшебство — ведь нельзя же считать волшебством его сумасшествие? Единственным чудом, если таинственное прошлое ему не пригрезилось, можно было считать только то, что он из родного Саффолка каким-то образом угодил в Кент. Мысль о том, что пятилетний ребенок, босой, больной и оголодавший, мог пройти такое расстояние пешком, была нелепой сама по себе.

      Однако профессор Макгонагалл достала волшебную палочку — он шарахнулся от нее прежде, чем профессор успела произнести хоть что-нибудь, и едва не выскочил в окно. Та, видя его испуг, палочку убрала и без всяких слов превратилась в кошку.

      А потом она взяла их в Косой переулок, чтобы показать, где можно купить вещи, необходимые для школы. Обучение в Хогвартсе было бесплатным, как и проживание, но форму, учебники и разные вспомогательные предметы семьи студентов должны были приобрести сами. У них было не так много свободных денег, и в тот раз они ничего не купили. Только поглазели на витрины, запомнили, где находится банк «Гринготтс» — единственное место, где их фунты могли обменять на галеоны, — и, самое главное, где располагался сам вход в магический мир.

      Профессор Макгонагалл почти довела их до «Дырявого котла», когда мимо прошли двое мужчин в одинаковых, явно форменных алых мантиях. Мин И замер, как громом пораженный, а профессор Макгонагалл, видимо, приняв его испуг за восхищение, с гордостью пояснила:

      — Это авроры, мистер Мин. Наши бравые защитники правопорядка. Чтобы стать аврором, надо много и старательно учиться!

      Тогда он только кивнул, словно болванчик, и едва дотерпел до дома, чтобы там, бросившись на кровать, утонуть в нахлынувшей боли.

      Сперва волшебные палочки, потом эти авроры!

      Так это все было на самом деле?

      Но зачем защитникам магического правопорядка приходить домой к таким, как они? Что им было нужно? Что они хотели от его семьи… от его настоящей семьи?

      И где, в таком случае, его мама и папа?

      Вопросов было так много, а ответов не имелось вовсе… Он готов был биться головой об стенку в отчаянии, однако природная холодность помогала ему сдерживаться. Если его прошлое хоть каким-то боком было связано с волшебством, то он обязательно поедет в этот Хогвартс — и там, возможно, найдет хоть какие-нибудь ответы.

      Мин И не ожидал, что первую подсказку получит даже раньше.

      Он стоял возле банка «Гринготтс», где только что обменял свои фунты на магические деньги. В фунтах сумма выглядела достаточно весомой, но галеонов, сиклей и кнатов в результате оказалось подозрительно мало. Быть может, гоблины обманули его? Или у них такой грабительский курс? Или в магическом мире все настолько дорогое?

      У Мин И в руках был список, и он не знал, с чего начать. Может, без чего-то можно обойтись? Наверное, волшебная палочка — это самое нужное, но какую палочку он сможет себе позволить?

      — Приве-е-ет! — раздалось вдруг над самым ухом, и Мин И чуть было не подскочил на месте.

      Он обернулся — и на мгновение ему показалось, что это Джуди возникла рядом. Ни у кого больше он не видел такой яркой и солнечной улыбки. Однако напротив него стоял загорелый, как карамелька, китайский мальчишка — в девчачьей футболке и с дурацкой заколкой в волосах, но все же именно мальчишка, — и нагло улыбался такой родной улыбкой.

      Мин И отбивался от него, как мог, но внезапно тот выпалил:

      — Я — Ши Цинсюань! И я буду с тобой дружить!

      Мир пошатнулся и едва не перевернулся вверх тормашками. Он знал эту фамилию!

      — Эй, Ши, твое время кончилось!

      — Потерпишь, Ши, ты в Азкабане еще и не такое потерпишь!

      Догадка сверкнула в его мозгу фейерверком. Авроры приходили к ним, потому что искали каких-то волшебников Ши! И вот теперь другие волшебники Ши стоят перед ним. Раздражающе сияющий мальчишка и его надменный старший брат. Кто-то похожий тоже мелькнул в памяти, но сейчас у него не было времени над этим задумываться.

      Он согласился пойти с ними. И в этот раз, и в следующий. Он попытался попасть на один факультет с Ши Цинсюанем: тот трещал без умолку, что его старший брат учится в Слизерине, и сам он тоже очень хочет туда попасть. Хэ Сюаню — теперь уже совершенно точно именно Хэ Сюаню — пришлось приложить немало сил, чтобы уговорить старую дурацкую Шляпу отправить его, магглорожденного, на этот факультет заносчивых чистокровок… А Ши Цинсюань, будь он проклят, угодил в Хаффлпафф!

      И все же Хэ Сюань, несмотря на неудачи, с жадностью познавал магический мир. Он многое узнал и о волшебных палочках, и об аврорах, и об Азкабане. Узнал о Магической войне, о темном волшебнике, которого боялись называть и именовали не иначе как «Сами-Знаете-Кто». Узнал он и о супругах Ши, осужденных на пожизненное в Азкабане, но умерших в марте 1987 года…

      А однажды, роясь в библиотеке, Хэ Сюань нашел старые подшивки «Ежедневного Пророка». Откопав в ворохе газету за 2 ноября 1981 он, глотая слезы, прочитал:

      «Наши доблестные авроры не знают удержу в своем рвении. Преследуя успевших сбежать супругов Ши, одних из самых преданных сторонников Сами-Знаете-Кого, они добрались до небольшого поселка, где уничтожили маггловскую семью».

      Позже, став взрослее, он перелопатил подшивки маггловских газет, особенно саффолкских. Там это дело подавалось более скандально: в трактире поселка Богу в ночь с 1 на 2 ноября 1981 года прогремел взрыв бытового газа. Погибла семья из четырех человек и, скорее всего, девочка Джуди Робертс, зашедшая вечером в гости к соседям, а потом так и не вернувшаяся домой. Взрыв был такой силы, что уничтожил все, находящееся внутри дома, и от тел удалось обнаружить лишь жалкие перемешанные останки. Чудом было уже то, что, при всей своей мощи, взрыв не задел ни одного из соседних домов.

      Вспомнил Хэ Сюань, наконец, и братьев Ши, которых видел в тот самый роковой день. Недаром он сразу не захотел играть с этим двуличным подлецом! Ши Уду, при всей своей мерзости, был в каком-то смысле честнее: он был мудаком и даже не пытался скрывать это. Держал свою надменную голову высоко и плевал на всех.

      Хэ Сюань не стеснялся брать его деньги. Семья Ши была ему должна, и никакими деньгами мира искупить это не было возможно. Хэ Сюань спокойно ел за счет Ши Уду, катался на курорты с его братом и принимал подарки. Он хотел бы придушить эту гадину — его и его то ли бестолкового, то ли совершенно аморального в своей наглости братца, — но это было бы слишком просто. Хэ Сюань шесть лет считал себя сумасшедшим, а потом долгие годы жил как в аду. Какую бы смерть он ни придумывал для братьев Ши, все казалось слишком быстрым и слишком безболезненным.

      Когда Волдеморт возродился, и Ши Уду бросился к приятелю своего брата с просьбой спрятать где-нибудь Цинсюаня, Хэ Сюань всерьез рассматривал мысль найти этого самого «Темного Лорда» и сдать ему братьев Ши. Цинсюаня вообще можно было бы привести к нему на веревочке: Хэ Сюань уже убедился, что тот действительно был наивным, восторженным, а главное — доверчивым идиотом.

      Однако у этого плана имелся существенный изъян. Хэ Сюань, являясь магглорожденным, сам представлял из себя мишень для Пожирателей Смерти. Вполне возможно, что ему в принципе не удастся дойти до этого очередного Темного Властелина и все объяснить. Хэ Сюань не боялся умереть, но он хотел твердо знать, что братья Ши понесут наказание.

      Годами он наблюдал за ними — и его ненависть только росла и ширилась. Хэ Сюаню не было никакого дела до богатства старшего Ши и до того, как он безбожно баловал своего бестолкового братца. Однако у братьев Ши имелось то, чего они лишили Хэ Сюаня, — и этого он не смог бы простить им никогда и ни за что.

      Они любили друг друга.

      Хэ Сюань распознавал это с жадностью, с тем самым голодом, который душил его почти всю сознательную жизнь. Каким бы сволочным самодуром ни был Ши Уду, он до умопомрачения обожал своего младшего брата, а тот, легкомысленный, время от время ноющий, что им вечно командуют, точно так же обожал старшего.

      У братьев Ши была семья.

      А у Хэ Сюаня они семью отняли. «Если бы у тебя были брат или сестра, ты бы понимал!» — сказал однажды Ши Цинсюань. О, Хэ Сюань понимал! Если бы его маленькая А-Мэй осталась в живых — разве бы он не любил ее так же сильно? Конечно, он не был столь богат, как Ши Уду, но разве он не покупал бы ей со своих первых зарплат сладости и безделушки? Разве не защищал бы, не следил ревниво за всеми парнями, рискнувшими приблизиться к его маленькой сестренке?

      Почему этот ублюдок Ши Уду имел право быть старшим братом, а Хэ Сюань — нет? Чем А-Мэй была хуже Ши Цинсюаня? Почему даже Ши Уду есть кому любить, а его — так искренне, так чисто, так нежно и глубоко — любить не будет никто и никогда, ибо всей его семьи давным-давно нет в живых?

      Поездку в Россию он воспринял с обреченностью. Уехать означало отказаться от плана с Волдемортом. Впрочем, план тот все равно висел в воздухе, ибо Хэ Сюань просто не знал, на что в нем опереться. Россия же, вопреки ожиданиям, по-своему открыла ему новые перспективы. Чародейское сообщество здесь не было настолько закостенелым, как в Британии, и Хэ Сюань со свойственной ему жадностью набросился на новые знания.

      В том то ли баре, то ли казино он оказался совершенно случайно. Или — быть может — это сама судьба привела его сюда. Именно здесь, среди ночной жизни дорвавшейся до свободы Москвы, Хэ Сюань встретил странного одноглазого человека в алых одеждах, украшенных серебром. Господин Хуа заключал сделки, на первый взгляд бестолковые, безумные или даже жуткие, а Хэ Сюаню совершенно нечего было терять.