Вечер в королевстве Элементаль выдался беспокойным: пришло время рожать юной королеве. Повивальные бабки и чародейки заперлись с роженицей в королевской спальне, король-супруг и придворные ожидали в тронном зале и заметно нервничали. Дело было не в том, что ожидали первенца, а в древней традиции королевства. Если родится мальчик, то его необходимо умертвить, поскольку мальчики-первенцы рождаются зачастую лишёнными магических способностей, да и вообще мальчик-первенец считался плохой приметой и сулил королевству всяческие бедствия.
Элементали сплошь были боевыми магами и сумели подчинить себе все четыре стихии — огня, воды, земли и воздуха — и два десятка сопредельных миров. Королевство Элементаль было крохотное, самый маленький мир из известных: от края до края всего десять миль плюс королевский замок, — так что с населением завоёванных миров расправлялись сразу же по завоевании и заселяли освобождённые территории выходцами из Элементаля. Бесполезные лишние рты здесь не были нужны, и выбракованные дети уничтожались безжалостно.
В тронный зал вбежала запыхавшаяся повивальная бабка. Все с напряжением уставились на неё.
— Мальчик, — выдохнула она, и по тронному залу прокатился ропот разочарования.
Король-супруг жалости к обречённому ребёнку не испытывал, всё больше досаду, и едва вошёл в королевскую спальню, где отдыхала измученная родами королева, сразу же обрушил на неё свой гнев:
— И как тебя угораздило дать жизнь именно мальчику? Ты совершенно бесполезна!
Королева лежала, прижимая к себе крохотный свёрток, и тщетно пыталась отыскать в глазах супруга хоть намёк на сострадание.
— Оставьте мне этого ребёнка, ваше величество! — взмолилась она.
Король-супруг побагровел лицом и шагнул к кровати, чтобы схватить младенца и размозжить ему голову об стену, как обычно поступали в таких случаях. Королева поспешно добавила:
— На одну ночь, ваше величество, всего на одну ночь.
— Зачем? — сухо спросил король.
Королева не ответила, но прижала к себе свёрток ещё крепче. Повивальная бабка поскребла в затылке и сказала, что это поможет королеве легче расстаться с ребёнком на другое утро: покормит его грудью, споёт ему последнюю колыбельную и успокоится.
— Хорошо, — неохотно согласился король. — Я вернусь за ним завтра на рассвете.
Очередной каприз — так он расценил эту просьбу.
Оставшись одна, королева собрала все силы и встала с кровати. Она была исполнена решимости, хотя и знала, что если ослушается супруга, если нарушит обычай, то её казнят, но лишать жизни этот беззащитный, бесполезный комочек, порождённый её чревом… Королева развернула пелёнки. Ребёнок был крохотный, но основные черты элементалей уже просматривались в нём: он был русоволосый и сероглазый, как и все обитатели королевства.
— Нельзя допустить, чтобы невинное дитя было умерщвлено! — пробормотала королева, кормя ребёнка грудью и запечатлевая на его лобике материнский поцелуй.
Женщина была слаба после родов, но, призвав на помощь все свои волшебные силы, выбралась из королевской спальни через окно, унося с собой ребёнка. Сзади по дороге за ней тянулся кровавый след. Бежать было некуда, спрятаться негде. У королевы хватило сил, чтобы добраться до отвесной скалы, где вечно клубились туманы. Медлить было нельзя, погоня могла появиться в любой момент! Королева наскоро начертала магический круг, открыла первый попавшийся портал, даже не удосужившись проверить, что за мир ей открылся, и, поцеловав ребёнка в последний раз, швырнула его в портал, а потом стёрла магический круг собственной кровью, чтобы никто не смог его восстановить, а значит, и отыскать спасённое дитя. Тут силы её покинули, и королева так и осталась лежать на земле, в луже собственной крови.
Её нашли только через несколько часов и вернули в замок. Она была ещё жива, но не проронила ни слова на угрозы короля-супруга. Вырвать у неё признание, куда она дела ребёнка, у короля не вышло. Королева только улыбалась и молчала.
— Хорошо же! — остервенился король. — Мне всего-то и нужно, что завоевать оставшиеся миры! Я отыщу его, слышишь? Отыщу и убью! А тебя казнят страшной смертью.
Королева продолжала улыбаться. Она знала, что миров тысячи и что шанс отыскать её дитя ничтожен. Казни она не дождалась, умерла через несколько часов, но и в смертный час на её лице играла улыбка.
***
Вечер в Чертополошье выдался на удивление тихим.
Старик Уильямсон, бывший чародей, только что поужинал овощной похлёбкой и раздумывал над тем, чтобы пойти проверить огород: зайцы из близлежащего лесочка устраивали набеги как раз вечерами, и старик надеялся поймать одного, чтобы на другой день полакомиться жарким из зайчатины.
Чертополошье находилось на задворках мира чародеев. Жили в этом краю сплошь отбросы: потерявшие силу ведьмы и колдуны и прочее отрепье. Старик Уильямсон жил здесь, потому что стал слишком стар для чародейства и хотел покоя, а в Чертополошье никогда ничего не случалось. Правда, обитали здесь и всякие мерзкие твари (к примеру, гигантские многоножки), но в поселения чародеев они не заходили, а жители Чертополошья не заходили в леса, так что как-то уживались.
Старик жил на отшибе, у самого леса, держал огород и иногда создавал для остальных жителей простенькие заклятья: отраву от крыс или снадобье для выведения тараканов, по дюжине за монетку, — тем и жил.
Уильямсон захватил пращу и пошёл на огород — охотиться на зайцев. А зайцы совсем обнаглели! Старик даже рот раскрыл от такой неслыханной наглости: штук десять сидели кружком в капусте и глядели на то, что подслеповатый старик принял в сгущающихся сумерках за кочан. Уильямсон ругнулся и запулил в зайцев камнем из пращи, но промахнулся: камень угодил в грядку справа от вопиющего сборища. Зайцы разом повернулись к старику, но отчего-то не убегали, а только пристально смотрели на него и подрагивали ушами. Старик озадачился и помахал в воздухе пращой. Зайцы проигнорировали и эту угрозу, хотя прежде разбегались, едва только завидев в его руке пращу. Уильямсон решил подойти поближе. Зайцы посторонились, размыкая круг.
— Что за оказия? — удивился старый чародей, подходя к капустной грядке.
Странное поведение зайцев его даже испугало, а то, что обнаружилось в капустной грядке, и вовсе лишило дара речи! Между кочанами лежал завёрнутый в дорогие пелёнки ребёнок нескольких часов от роду! Уильямсон озадаченно крякнул: он слышал, конечно, что детей в капусте находят, но вот чтобы самому взять и найти… Он поглядел на зайцев, те поглядели на него. Кажется, ребёнок озадачивал их не меньше, чем самого чародея.
— Ладно, — сказал чародей, поднимая свёрток, — сегодня объявляю вам амнистию, ушастые! Кыш отсюда!
Зайцы медлили.
— Да ничего я с ним не сделаю, — проворчал Уильямсон. Нашёл, значит, воспитаю. Куда деваться?
Тогда зайцы разбежались кто куда, прихватив с собой и украденные овощи. Старик поворчал им вслед и понёс ребёнка в дом.
Неожиданная находка выбила его из колеи: что ему, старику, почти лишившемуся чар, делать с младенцем? И что за бедовая голова подбросила ребёнка ему в огород? Никто из Чертополошья этого сделать не мог: пелёнки были из дорогой ткани, здешние обитатели её себе позволить и в мечтах не могли. К тому же, развернув свёрток, старик Уильямсон обнаружил, что ребёнок этот необычной масти: русый! А никто в этом мире никогда не слышал о русых чародеях! Старик покумекал и верно предположил, что младенца сюда закинули колдовством из какого-то другого мира. На пелёнках нашёлся вышитый колдовской знак — четыре элемента стихий (о мире Элементалей старик не знал, так что принял герб королевства за колдовскую метку, возвещающую, что дитя — чародейских кровей).
Старик подумал хорошенько и решил оставить ребёнка себе: если объявятся родители, отдаст им, а нет — сам воспитает. Решение, может, и было безответственным, но Уильямсон подошёл к этому делу со всей серьёзностью. Изумлённые соседи, увидев, что старик возится с ребёнком, решили, что он выжил из ума и сделал себе голема. Так что, когда подросший мальчик, которого старик назвал Вильямом, появлялся на улице, местные мальчишки тут же начинали его дразнить, приплясывая и показывая ему носы:
— Голем Уильямсона! Голем Вильям!
В школе дела обстояли ничуть не лучше, и Вильям наотрез отказался в неё ходить. Делать нечего, пришлось старику самому учить приёмыша читать и писать. Мальчик целыми днями сидел дома и читал по слогам книжки или помогал старику с огородом.
Вильям рос тихим, немногословным мальчиком. К старику он относился с уважением и беспрекословно его слушался, но Уильямсон стал подмечать, что иногда глаза приёмыша становились пустыми и безжизненными. В эти моменты, хоть он и отвечал, если его окликали, и делал то, что ему говорили, но у старого чародея сложилось впечатление, что это совсем другой мальчик, не Вильям, и появляется он исключительно в те дни, когда случалось что-то нехорошее с самим Вильямом или вообще в Чертополошье. Вероятно, защитный механизм или чары, наложенные при рождении.
Один раз Уильямсон застал Вильяма за чтением колдовской книги. Читал мальчишка увлечённо, даже не услышал оклика. Старик подошёл, отобрал книгу:
— Кто тебе разрешил брать книги из кладовки? Они для чародеев.
— Они интересные, — возразил Вильям.
— Ещё скажи, что понятные! — усмехнулся старик.
Но мальчик, не смущаясь, выдернул книгу из рук старого чародея и, открыв первую попавшуюся страницу, по полочкам разложил изумлённому старику описанное заклятье. Уильямсон понял: у мальчишки чародейские задатки! С этого дня он позволил Вильяму брать книги из кладовки и стал учить его чародейству. Приёмыш всё схватывал на лету, запоминал с первого раза и зачастую задавал очень дельные вопросы, над которыми старику приходилось хорошенько ломать голову, прежде чем ответить.
— А знатный из него чародей выйдет! — пробормотал старик Уильямсон себе под нос.
Увы, чтобы стать чародеем, нужно было закончить магическую академию. Без образования не приняли бы в Гильдию, а значит, будь ты хоть распрекрасный маг, не заработаешь себе и на кусок хлеба! Обучение было, разумеется, платное.
Старик вытащил заветный сундучок со сбережениями, заглянул в него. Выглядело неутешительно: хватило бы на вступительный взнос и, пожалуй, на пару месяцев обучения. А ведь учиться нужно было несколько лет! Уильямсон крякнул, ссыпал монеты в мешок и подозвал Вильяма.
— Ну, парень, — сказал он, бодрясь, — завтра мы с тобой поедем в столицу. Устрою тебя в академию. Будешь учиться, звание чародейское получишь. Как тебе, а?
Мальчик не ответил, но глаза его разгорелись. Старик ухмыльнулся и потрепал его по русым вихрам:
— Ничего, Вильям, не пропадём! В лепёшку разобьюсь, но тебя пристрою. Уж постарайся не оплошать, когда придёт время.
Мальчик кивнул.
Наутро старик Уильямсон и Вильям покинули Чертополошье и отправились в столицу. Мальчик, никогда не видевший больших городов, глядел на всё, разинув рот. Старик только посмеивался и специально вёл приёмыша в академию кружным путём, чтобы тот нагляделся вволю.
Новый набор в академию только-только начался, приёмные были полны поступающих в учение и их родителей. Многие были из богатых столичных семей и не без презрения поглядывали на проходивших мимо бедно одетых старика с мальчиком. Уильямсона косые взгляды не смущали, он был слишком стар для этого, а Вильям был слишком увлечён разглядыванием потолка и стен академии, расписанных фресками, чтобы замечать что-то ещё.
Старик пробрался мимо приёмных и утащил мальчика за собой в коридор, ведущий к учительской аудитории. Он был знаком с ректором и хотел пристроить Вильяма, минуя официальные процедуры: в приёмных им могли бы и отказать, просто взглянув на их потрёпанную одежду.
Маги уставились на нежданных посетителей неприязненно. Доверия этот старик в латаной одёже не вызывал, а мальчишка вообще выглядел подозрительно: русые волосы — где это видано!
— Уильямсон? — удивился ректор. — Ты ли это, Уильямсон, старый приятель?
Старый чародей ухмыльнулся и гордо прошествовал к ректорскому столу. Маги стали глядеть чуть приветливее. Старики похлопали друг друга по плечам, по спине, сентиментально крякая: прежде они двадцать лет работали вместе в Гильдии.
— Что это ты выполз из своей норы? — удивился ректор. — Ведь клялся же, что ноги твоей не будет ни в столице, ни в Гильдии. Или покой не по вкусу пришёлся?
Уильямсон покрякал, хмыкнул и перешёл к делу:
— Сынка хочу устроить учиться.
Ректор вытаращил глаза на мальчишку. Старый чародей поспешил объяснить:
— Приёмыш. Сообразительный — ух! На лету схватывает. Вот только деньжат у меня маловато. Нельзя ли на стипендию устроить?
— Видишь ли, стипендию только в исключительных случаях дают.
— Так это он самый и есть — исключительный случай, — настаивал старик. — Устрой ему испытание. Маги-то все тут.
— Без подготовки? — усомнился ректор.
— Без подготовки. Если выдержит испытание, бери на стипендию мальчишку. Не пожалеешь. Из него такой чародей выйдет — закачаешься! — не без хвастовства пообещал Уильямсон.
Ректор долго раздумывал, потом обратился к магам и изложил им ситуацию. Те тоже начали раздумывать.
— Пожалуй, стоит посмотреть, что за птица этот мальчишка, — решили они наконец. — Если способный, почему бы и не взять? Если на самом деле способный.
Уильямсон довольно потёр руки и подтолкнул Вильяма вперёд, шепнув:
— Покажи им, из чего мы, чертополошцы, сделаны!
Вильям кивнул. Он нисколько не нервничал и моментально отвечал на любые заданные вопросы. Видно было, что он понимает, о чём говорит, не просто так затвердил, как попугай. Посовещавшись, они решили принять Вильяма в академию и платить за него в складчину. Уильямсон, выслушав их вердикт, важно выложил на стол мешок с деньгами:
— Вступительный взнос. И чуток на опосля.
Обсудили, составили договор, и Вильям был зачислен.
— Вильям, — сказал старый чародей напоследок, — главное, не сдавайся. Легко тебе не будет, уж поверь мне.
Вильяму в самом деле пришлось нелегко. С другими учениками он не сошёлся. Деревенщина в друзьях у городских? Где это видано! Над ним откровенно смеялись: он носил поношенную одежду, занимался по старым учебникам, которыми его снабжали сердобольные преподаватели, сидел исключительно на хлебе и воде, экономил на каждой мелочи и никогда не получал посылок из дома. А тут ещё откуда-то прознали о прозвище, которым его наградили мальчишки в Чертополошье, и злые одноклассники частенько дразнили его:
— Голем Вильям! Голем Вильям!
Особенно изгалялся Вальдер, сын промышленника. Золото у него не переводилось, он нарочно звенел им, сунув руки в карманы, и хвастался, что отец купит ему лицензию первого класса в подарок на выпускной. Если же говорить о способностях, что ж, в мире чародеев каждый рождался с какими-нибудь да способностями, так что они у Вальдера были, но первое место в рейтинге лучших учеников он занимал не благодаря успехам в обучении, а колоссальным вливаниям отца в бюджет академии.
Когда выяснилось, что Вильям соображает получше некоторых и спокойно устроился на втором месте рейтинга, даже особо не напрягаясь, Вальдера это покоробило. Он не упускал случая задеть Вильяма и напомнить ему о его происхождении, о его бедности и вообще о том, что ему здесь не место.
Вильям все насмешки попросту игнорировал, а это злило насмешников ещё больше.
На третий год обучения у Вильяма возникли настоящие проблемы. Пришло время изучать атакующую магию, и выяснилось, что… у Вильяма нет способностей к этому типу волшебства: вообще никаких! В рейтинге он махом скатился на самые задворки. «Где ему и место!» — злорадствовал Вальдер. А между тем экзамены на выпуск включали в себя магическую дуэль, без этого обучение не считалось завершённым, а значит, и грамоту о получении образования в академии не выдавали.
— И как же Вильям сдаст экзамен, если он не умеет пользоваться атакующими заклятьями? — озадачился ректор. — Неужели придётся отчислить такого подающего надежды чародея?
Испробовали всё: и дополнительные занятия, и усилительные заклятья, — ничего не помогало. Приходилось принять как факт: боевого мага из Вильяма не получится. Не так уж и редко выпускались из академии слабенькие чародеи, которые максимум могли кролика зашибить заклятьем, но чтобы абсолютно бездарный, когда дело касается атак, — такого ещё не бывало!
— Вильям, — сказал ректор, вызвав его к себе на разговор, — правила мы изменить не можем, сам понимаешь. Ты уж постарайся сам придумать что-нибудь. До экзамена время ещё есть. Если нужна какая-нибудь помощь, ты только скажи, мы все силы приложим, чтобы помочь.
Вильям взглянул на него серым пустым взглядом и сказал:
— Мне нужен неограниченный доступ к библиотеке. Я знаю, что есть секции только для руководящего состава. Я хочу взглянуть. Возможно, я сумею что-нибудь придумать, если расширю кругозор.
О любви Вильяма к книгам всем давно было известно: за годы обучения он прочёл всю библиотеку! Закрытая секция содержала сложные магические сочинения, в которых и сам ректор не слишком разбирался: алхимические трактаты, философские доктрины…
— Что ж, попробуй, — разрешил ректор, посовещавшись с магами, и выдал Вильяму ключ.
С этого дня Вильям пропадал в библиотеке, пропуская занятия по атакующей магии. Книг он перечёл не меньше сотни, кругозор в самом деле расширил, но это нисколько ему не помогло: к пониманию атакующей магии он ни на йоту не приблизился!
— Экзамен я не сдам, — мрачно сказал Вильям сам себе и ещё мрачнее подумал, что старый Уильямсон расстроится, а ещё что в Чертополошье возвращаться не хочется. Там-то никогда ничего не происходило!
Глаза его вдруг стали пустыми, он выронил книгу, которую держал в руках, промаршировал к стеллажу с фолиантами и вытащил с крайней полки толстый том в потрёпанном переплёте. Страницы перелистывались сами собой, пока не остановились как раз на середине тома. Тут глаза Вильяма прояснились, он растерянно уставился на книгу, не слишком понимая, как она оказалась у него в руках. Взгляд его тут же вспыхнул: нашёл!
— Пожалуй, экзамен я сдать смогу, — сообщил он позже ректору. — Как-нибудь. Важно ведь, чтобы я продержался до окончания дуэли?
Ректор ответил утвердительно и попытался расспросить, что же придумал Вильям, но тот отмалчивался, загадочно улыбаясь.
Наступил день магической дуэли. Вальдер прямо-таки упивался желчью.
— Наконец-то его вышвырнут из академии! — усмехаясь, говорил он приятелям.
Те поддакивали, хихикали, но втайне жалели Вильяма: такой способный во всём остальном, что за невезение! Посмотреть пришли все.
Вильям стоял на отведённой для дуэли площадке, увлечённо разглядывая травку под ногами. Она цвела мелкими белыми цветочками, жаль было её топтать. Он посторонился, давая ей место, и она выпрямилась. Вильям нисколько не волновался. Способ, найденный им в старой книге, казался действенным. На практике Вильям его ещё не применял, но надеялся, что получится с первого раза.
Возгласили начало дуэли.
Вильям пару раз уклонился от пущенных в него противником заклятий. Зрители заулюлюкали.
— Как заяц бегает! — крикнул Вальдер насмешливо. — Не засчитывать ему дуэль!
Вильям сделал вид, что не расслышал, но большинство зрителей поддерживало именно Вальдера, и, пожалуй, на этот раз он был прав: бегать кругами любой может, для этого необязательно быть чародеем.
От следующей атаки Вильям уклоняться не стал. Он развернулся, упираясь каблуками сапог в землю, и выставил руку вперёд ладонью.
— Ясно! — воскликнул ректор, который думал, что разгадал план юного чародея. — Он продержится до конца дуэли на защитных заклинаниях!
— Правилами это не запрещено, — покивали маги. — Молодец, Вильям! Сообразил!
Перед ладонью Вильяма высветился магический круг, удар противника пришёлся прямо в его центр. Ударная волна раскатилась по полю кругами, споткнулась о зрительские ряды. Противник Вильяма… грохнулся оземь. Все всполошились.
— Победитель дуэли… Вильям Уильямсон? — неуверенно огласил результат глашатай.
Зрительские ряды загудели. Никто не понял, что или как произошло. Но результат был налицо: противник Вильяма валялся на земле без сознания. Вильям даже с места не сдвинулся. Ни у кого не осталось сомнений, что выпускную грамоту он получит.
— Вильям, что за трюк ты использовал? — спросил уже после ректор.
Вильям поморщился формулировке вопроса, но ответил:
— Заклинание отражателя.
Ректор вытаращил глаза. Заклинание это было на порядок сложнее того, что изучали в академии. Оно попалось Вильяму в той старой книге, и он понял: это его шанс — обратить магию соперника против него самого. Ничто другое ему не помогло бы.
После выпуска Вильям вступил в Гильдию, получил лицензию — низшую, что его немало огорчило, — и был отряжен в Трикружье. Молодых чародеев распределяли по разным захолустьям, если у них не было достаточно средств, чтобы купить себе тёпленькое место где-нибудь в столице или другом большом городе. Вильям выкупил у отставного чародея старенькую лавку и попытался привести её в порядок имеющимися средствами. Проблем меньше не стало, даже прибавилось, но он как-то справлялся.
До встречи с Цветиком, изменившей всю его жизнь, оставался год, до встречи с Синестаром, значительно осложнившей вышеупомянутую жизнь, — два с половиной…