Она скидывает с себя одежду вниз. На холодной плитке практически невозможно стоять.

Зябко, так зябко, что хочется вжаться в мягкое махровое одеяло, но вместо этого, она спускается в ледяную ванну.

Маленькая бритва, расположенная на полке напротив душа, привлекает беспокойный взгляд. Джинн, не раздумывая слишком долго, берет в правую руку лезвие, спускается на колени, уперевшись в скользкий бортик ванной, чтобы не упасть, придерживается его, ведь онемевшие ноги с трудом удерживают её вес.

Легким, практически невесомым движением кисти руки она проводит острым предметом от колена вплоть до бедра, наблюдая, как медленно и уверенно скользит лезвие. Когда на том месте, где появилась алая полоса, проявилась кровь, Джинн вздрогнула. Будучи отважным рыцарем она не боялась пролить чью-либо кровь, но сейчас ее пугала своя, и когда на светлой коже тратата, кровь из которой стекала вниз, капая на белую керамику, девушка вздрогнула ещё один раз.

Рану обожгло соленой каплей, заставляя шипеть и растерать болезненный порез рукой. Блондинка не сразу осознала, что плачет, а когда поняла, было поздно успокаивать себя. Безусловно, она лелеяла себя надеждой на то, что вылечится от постоянных мук и угрызений совести за то, в чем не виновата, но это невозможно по одной простой причине того, что восприятие этого факта являлось нереальной, невыполнимой задачей. Наверное, как бы сказала сама Джинн, проще не спать три дня, беспросветно окунувшись в плотный график, нежели заставить себя извиниться перед собой.

Новый порез, получился намного глубже и шире. Теперь это не просто полоса рассеченной кожи, это настоящая рана, глубокая и такая же неприятная, как первая.

Вскоре на худых стройных ногах появились многочисленные порезы, разные по глубине и размеру, но так нещадно ноющие.

Прежде Джинн никогда не занималась самоповреждением.

Занятия подобного рода она находила бесполезными и, как минимум, глупыми, безрассудными.

Спонтанное решение пришло так же неожиданно, как и текущее состояние. И это угнетало, тяжким грузом проблемы давя на хрупкие плечи, опуская все глубже и глубже на морское дно.

И Гуннхильдр очень боялась, что оказаться выше этого дна не сможет уже никогда.

И теперь, когда вся кожа была усеяна отвратительными ранами, которые даже сложно назвать царапинами, когда места для новых травм попросту не осталось, подавленная девушка остановилась, отложив лезвие на бортик ванной.

Она тщательно осмотрела свои ноги, каждую кровоточащую ранку, после, когда достаточно чтобы стало нехорошо и противно нагляделась на свои увечья и на кровавую ванну, она поспешно включила воду, переборов себя закрыла глаза, направляя струю на ноги. Она знала, что болеть будет неимоверно. Знала, что это не заживет на протяжении очень долгого времени. И тем не менее разум переборола собственная глупость.

Еле теплая вода хлынула по телу, стекая вниз. Напор был слабым. Но этого хватало, чтобы смыть следы преступления.

Вода моментально окрасилась кровью; Стенки, полочка, раковина - везде свежие пятна, подтеки, разводы...

Черт, где эти тряпки?

Немного поразмыслив, Джинн открыла настенный шкафчик, доставая мягкую материю.

Вытерать кровь было не так уж и сложно. Покончив, она не нашла ничего лучше, чем класть кусок материи обратно в непривлекающий вид, прибитый ржавыми гвоздями к стене, на половину пустой старый деревянный шкаф.

Накинув махровый халат аквамаринового цвета чуть ниже колен, девушка еще раз убедилась, что царапины, покрывавшие ее ноги, были надежно скрыты под теплой тканью.

Дверь скрипнула, а лицо обдало встречным холодом неотопляемого осенью помещения.

Но она, кажется, не обращала внимания на столь некомфортные погодные условия, иными словами ей было все равно, ведь даже если она простудится, заболеет, хуже уже не будет.

Она направилась в гостинную в поисках хозяйки квартиры. Минси сидела на диване, уютно поджав ноги и читала какую-то литературу, наверное, снова что-то связанное с алхимией. Но девушка заметила Гуннхильдр только тогда, когда старые половицы издали характерный скрип под ногами блондинки. Приметив девушку, библиотекарь Фавониус расслабленно улыбнулась, похлопывая рукой по дивану, показывая, что она может сесть.

Когда Джинн, наконец села рядом, неловко положила голову на грудь ведьмы, а та, в свою очередь руку на ее плечо. Девушка сидела довольно тихо и спокойно, лишь периодически вздрагивая, когда нежная рука коснулась ее макушки и ласково погладила.

— Я беспокоилась за тебя, — тихо, практически шепотом произнесла наконец Лиза. — Уж думала идти за тобой. Ты как? У тебя все впорядке?

Джинн обреченно вздохнула.

— Да, все хорошо. — было сложно настроить правильную интонацию, чтобы это прозвучало более убедительно. Но у бедной Джинн это получилось очень хорошо относительно ее состояния.

— Эй, Джинни, точно все нормально? —

Озабоченно спросила Лиза.

Какая же все-таки проницательная натура. Такая догадливая, такая... понимающая... это ведь не свойственно типичным красавицам, ведь так? Да и с каких пор она начала считать Лизу светской львицей? В голове Джинн проскочила мысль, что она вообще не заслуживает такой заботы, такой поддержки со стороны этой доброй зеленоглазой женщины. Уж не влюбляется ли она? Нет, определенно - нет. Ей не до этого сейчас. И от того в горле встал ком.

— У меня все отлично, я действительно чувствую себя намного лучше. — вопреки всем ожиданиям ответила магистр. Черт, она опять соврала, только подумать, в который раз за прошедшую неделю? — И кстати, — Джинн попыталась улыбнуться, — Со следующей недели я снова в должности действующего магистра. — Девушка была действительно рада, что возвращается к своей обыденной работе.

А вот лицо русоволосой девушки напротив, отражало отрицательные эмоции.

— Ты не считаешь, что еще рано? Если тебе стало немного легче, это не повод вновь возвращаться к изнурительнуму занятию, разве не так?

— Я обещаю, что не буду работать так много. Что касается кофе... я буду употреблять его в более маленькой дозировке, и больше спать.

— Ребенок, честное слово! — воскликнула Лиза, щелкая по носу краснеющую девушку. — Тебе сколько лет? Двадцать? Или пятнадцать? Милая, поверь, я изучила все твои привычки от «‎А»‎ до Я‎. И от «‎К»‎ до «‎Е»‎ тоже. Не пей больше кофе. — наблюдая, как Джинн пытается сдержать смех, ведьма искренне улыбнулась. Минси никогда видела истинные эмоции Джинн практически, и теперь ей хотелось, чтобы она показала их ей.

— Я постараюсь. — Джинн уткнулась в ключицы девушки еще сильнее, прикрыв глаза, и наслаждаясь, пока Лиза, запустив тонкие пальцы в золотистые волосы, аккуратно перебирала их. Ей не хватало этих теплых заботливых рук всю жизнь. За последнюю неделю голубоглазая девушка вдруг поняла, что нуждалась в них больше всего. И разговоры с Лизой по утрам были первым и, пожалуй, единственным, что могло отвлечь ее от всепоглощающих мыслей.

— Спасибо. — вдруг резко сказала Джинн. Это мягкое слово сорвалось с ее алых губ так неожиданно, что вторая девушка слегка напряглась от неожиданности и удивления.

— За что? — Джинн замолчала. Ее счастливое лицо вдруг снова надело маску непроницаемости и отстраненности.

— За то, что не отказалась от меня. — шепот был немного неразборчив, тем не менее Лиза все поняла.

— Я никогда не откажусь от тебя, как ты могла такое подумать?

— Нет, просто, — Джинн было до безумия стыдно за все. За глупость, за упавший Лизин голос, за собственное существование. Она корила себя за всякую мелочь и, если ей что-то казалось не так, она считала, что это непременно надо исправить. — просто... Мне жаль, Лиза. — она приняла сидячее положение и просто уставилась в пол, не находя больше слов.

— За что ты извиняешься? — Джинн чувствовала на себе чужой проницательный взгляд заботливых глаз. Ей было стыдно за причиненную боль.

Джинн рвано выдохнула. Казалось, воздух вокруг нее стал тяжелым и горячим, что дышать становилось все труднее. О, она прекрасно знает это состояние. Еще пару минут и оно овладеет ей полностью.

В пространстве темной комнаты, освещаемой тусклой лампой, были слышны лишь шепот, и то и дело судрожные вздохи блондинистой девушки.

— Я не заслуживаю ничего. Я не заслуживаю тебя. — она даже не осознала, что произнесла это вслух, а когда почувствовала на своем плече чужую руку, окончательно сломалась.

***

Мужчина со смоляно-черными волосами крепко хватает за руку. Во мгле ночного неба практически невозможно разглядеть ничего, лишь темный зловещий силуэт, медленно, но верно приблежающийся к Джинн, и пара огненных глаз. Ястребинные глаза, сверкающие в темноте нездоровым блеском, впиваются в девушку, прожигают насквозь. Одна его рука блуждает по всему телу девушки, а другой мужчина ищет что-то в кармане. После чего, спустя пару мгновений у ее горла появляется что-то острое, блестящее, переливающиеся во свете полумесяца, проглядывающего сквозь дымку облаков.

— Не уйдешь, сучонка. — вновь полушепотом скрипит протяжный голос. 

— Не убежишь. И только попробуй вскрикнуть! Я... — в наполненных необоснованной яростью глазах читалось безумие, сверкало злосчастными искрами, и Джинн, невольно прицепилась взглядом к ним как под гипнозом, однако мужчина сплюнул и отдалился на некоторое время на сантиметров на двадцать и уже не нависал напротив жертвы. — тогда я перережу тебе горло. — В ту же секунду нож был поднесен к горлу молодой блондинки, но спустя еще несколько секунд был отброшен на сырой асфальт, громко звякая, и эхо разносилось в ушах еще некоторое время. 

Он, зафиксировав оба ее запястия цепкой хваткой, другой мускулистой рукой растегивает пуговицы на блузке, одновременно стягивает парадные брюки с девушки. А потом... а потом...

Джинн просыпается с криком и холодным потом на лице. Один и тот же кошмар снится ей уже который раз, повторяется, а эти происшествия прокручиваются в голове постоянно. Вновь и вновь, каждую ночь, события достигают апогеи и ничего более.

Никто, в том числе и сама Джинн, не имеет ни малейшего понятия, когда закончатся ее бесконечные муки. 

Взгляд метался из стороны в сторону. 

Тихое равномерное дыхание прервало ее лихорадные размышления. Джинн повернула голову и убедилась, что человек, спящий на соседнем диване, был не кем иным, как всего лишь Лизой, с покоившейся на груди книгой. Наверняка, опять зачитавшись до полуночи, она даже не удосужилась переодеться в более комфортную для дома одежду.

И Джинн не может рассказать ей ничего. Не о сне, повторяющимся каждую ночь, не о ее угнетенном состояние, не о постоянных угрозах наяву и в сновидениях, не о чем. Быть может, она бы предпочла, чтобы ей совсем ничего не снилось. 

Взявшаяся из неоткуда паника стремительно охватывала её тело.

Стало жарко. Холодный пот быстро сменился на припадочно-удушающее состояние. Джинн, быстрыми движениями дрожащих пальцев, растегнула пуговицы на тесном воротнике ночной сорочки, освобождая горло. 

Вдох. Выдох. Еще один вдох. 

Приступ медленно отступал, дышать стало немного легче. Казалось, еще пару таких секунд, и она задохнулась бы, так и не дождавшись момента, когда легкие начнет наполнять кислород. Она сбивчиво вздохнула, понимая, какая ситуация чуть не произошла только что. 

Лиза, она думала только о ней.

Они слишком сблизились, чтобы предавать друг друга таким подлым способом и, наверное, будь Лиза на месте Джинн, она бы не стала даже пропускать мысли о таком. Но она.. 

Слабачка и эгоистка.

В голове сразу всплывают слова матери. А, точнее, картина, которая стояла перед глазами уже не один год.

— Не смей разговаривать со мной на повышеных тонах. Ты думаешь только о себе! 

   — Я не...

   — Глупая девчонка! — писклявый голос женщины становится тихим и даже снисходительным. — Неужели ты не понимаешь, — начинает та притворным ласковым шепотом, — Что подводишь клан Гуннхильдр. Милая, ты должна быть более трудоспособна, чтобы заслуживать фамилии "Гуннхильдр". 

Молодая девушка хочет сказать что-то, но передумывает, и вместо этого положительно кивает. Ее глаза прикрыты, а лицо скривилось в страдальческой гримасе.

  Джинн мотает головой, отгоняя дурные воспоминания. Это прошлое. А значит, ему нет места в настоящем. 

Старается пропустить воспоминания о том, как Фредерика била по рукам железной тростью, оставляя раны на руках, кровь на полу и на столе; вся комната была усеяна красными подтеками. 

Горло все еще сухое, Джинн отправляется на кухню, чтобы восполнить запас воды в оргазме. Аккуратно ступая на носочках, так, чтобы не разбудить спящую Минчи, она пробирается сквозь темный коридор на кухню, в которой одиноко горит свеча, излучающая тусклый свет, слегка освещающий стены, служащий ориентиром в темном пространсте. Преодолев путь, она тянется к хрустальному графину.

Старый стеклянный стакан, с едва уловимой для взгляда желтезной, наполняется все еще не остывшей водой. 

Сделав глоток, Джинн ставит посуду на стол. Практически. Когда в глазах предательски темнеет на некоторое время. Прошла секунда, может две. Стакан с водой уже не казался таким крепким и внушительным; от него остались лишь осколки, разбросанные по всему полу маленькой кухни. Все, что понимала Джинн данный момент, что она внезапно упала, а в след за ней полетел и стакан. Ущерб, который она нанесла был невелик, но девушка все же надеялась, что стены смогли заглушить падение. Будить Лизу, да и устраивать лишний переполох не хотелось. Осознав свое поражение, Джинн поспешно собрала осколки в руки, стараясь не нанести дополнительного ущерба. Себе в том числе. 

Когда с разбитым стеклом, да и со всеми происшествиями преступления было покончено, Джинн с неким презрением осмотрела свои окровавленные руки. Все-таки поранилась. Да и с планом избавления от следов вышло не очень; на стук разбитого стекла прибежала дремавшая женщина, как раз застав Джинн с окровавленными руками. Блондинка в сотый раз мысленно дала себе пощечину за неподобающую для девушки ее статуса рассеянность. Из-за своего умения портить абсолютно все, хотелось завыть. 

И девушка, которая сею же секунду подбежала, даже не спросив разрешения, бросилась разглядывать ее руки. Беглый взгляд отследил всю кровавую полосу, а в конечном итоге остановились на голубых глазах. Тонкие губы девушки поджались в немом вопросе. 

— Извини, я... Я взяла с полки стакан для того чтобы попить воды и... И вообщем он разбился. — Глаза Джинн стыдливо опустились в пол.

— Поверь, твое здоровье важнее всякого стакана, а уж тем более в таком состоянии. — следующая фраза прозвучала так неуверенно, с каким-то надломом в голосе, сопровождаемой мелкой дрожью рук на чужой ране. —

Ты могла меня попросить налить воды, в конце концов. 

Изо рта вырвался смех.

— Ты не находишь это чересчур... — она не находит слов, когда Лиза прерывает ее абсолютно бестактно. 

— Чересчур чем? Заботливым? О да, я забочусь о тебе и буду заботиться всегда, даже если ты будешь против!

Последние слова заставляют Джинн подорваться с пола, как током ударенную. 

— И все же я не просила о милосердии! Ты не можешь просто так взять и решить, что мне нужна твоя помощь, понимаешь? Твоя! — она наблюдала, как глаза Лизы стали стеклянными и непроницаемыми. Нет, она не выглядела расстроеной или обиженной; ведьма все так же стояла напротив нее и держала за руку, но что-то было не так, и это заставило задуматься Джинн о том, что она, возможно, преувеличила свои полномочия... в несколько раз. Тем не менее, поспешных извинений, что было обычно в ее манере, не последовало, лишь глухое молчание и выжидательный взгляд прямо в тусклые зеленые глаза. 

— Знаешь, — когда Лиза заговорила вновь, ее голос не выдавало абсолютно ничего, все такой же четкий такт, но более осторожный, чем раньше. — я все же должна отвести тебя в лазарет. Раны достаточно глубокие, поэтому я сомневаюсь, что смогу самостоятельно их вылечить. — Лиза бросила оценивающий взгляд на девушку напротив, видимо, слегка поражаясь способу получения столь глубоких ран, но дальнейшие высказывания все же оставила при себе. 

Джинн в сотый раз плотно поджала губы, не найдя нужного ответа.