Цзинь Лин пытался сопротивляться этому до последнего, но, в конце концов, ему всё-таки пришлось посетить Облачные Глубины в качестве приглашённого ученика. От одной только мысли, что ему предстоит целый год «постигать великую науку ясного сосредоточения разума», что бы это ни значило, у него начинало сводить зубы и хотелось кричать. Вэнь Юань, прошедший через эту подготовку парой лет ранее, только посмеивался и говорил, что ничего страшного в Гусу Лань нет, а их правила… Ну, что ж, ведь нет ничего, что было бы не по плечу молодому господину Цзинь, верно?
Разумеется, Цзинь Лина волновали вовсе не многие тысячи правил, которых прибавлялось с каждым разом, когда дядюшка Вэй заглядывал в гости к Ханьгуан-цзюню. Всего-то нужно было родиться не Вэй Усянем, чтобы с лёгкостью выжить на территории Облачных Глубин, где даже тяжело вздыхать разрешалось в строго определённом месте в строго определённое время. Нет, Цзинь Лин верил в то, что с этим у него проблем не возникнет. А вот с одним конкретным адептом Гусу Лань — вполне себе да.
С Лань Цзинъи они так и не встретились за тот год, что прошёл с ночной охоты, закончившейся не самым лучшим образом. Вряд ли он, конечно, всё ещё злился на слова Цзинь Лина — Цзинъи был скор на руку, но отходчив, в отличие от молодого господина Цзинь, который мог месяцами переваривать обиду — или строил планы мести, но… Они не виделись так долго. За это время могло измениться что угодно, и эта мысль вызывала какое-то странное томительное волнение пополам со страхом.
Больше всего на свете Цзинь Лин боялся вовсе не того, что Лань Цзинъи его возненавидел по-настоящему. Нет. Куда страшнее для него было бы увидеть в глазах своего соперника равнодушие — или то жуткое перегоревшее нечто, которое иногда появлялось в глазах дяди Вэя, когда он смотрел на кого-то из своих «старых» знакомых.
Поэтому бесконечную лестницу, ведущую к главным вратам Облачных Глубин, Цзинь Лин преодолевал с тяжёлым сердцем, то и дело нервно скользя пальцами по ножнам своего меча. Он не знал, чего ожидать от этой неминуемой встречи со своим — возможно, давно уже бывшим — противником.
Его сердце забилось чаще, когда взгляд выхватил одинокую юношескую фигуру у самых врат: прибывших адептов других кланов должен был встречать старший ученик, выказывая тем самым уважение своим будущим младшим товарищам по обучению. Однако, вопреки ожиданиям, это оказался не Лань Цзинъи, а какой-то другой юноша исключительно приятной наружности, чьи многослойные одежды лежали настолько идеально, что у Цзинь Лина появилось смутное желание поправить собственные. И пусть молодой заклинатель Гусу Лань выглядел довольно дружелюбно и приветливо, что-то в нём сразу вызвало отторжение. Возможно, то, что у него даже улыбка была выверена до малейшего оттенка эмоций и передавала ровно столько уважения и мнимого радушия, сколько полагалось.
— Этот ученик приветствует молодого господина Цзинь и его адептов в Облачных Глубинах, — изящно поклонился, вроде как, старший ученик Гусу Лань.
— Для нас честь быть приглашёнными на обучение в ваш орден, — ответил Цзинь Лин больше формально, чем проявляя искреннюю благодарность. — И разве вашим старшим учеником является не Лань Цзинъи?
Незнакомый юноша даже не дрогнул лицом, услышав столь бестактный вопрос; либо он вообще был непробиваемым человеком, либо ожидал от своего гостя такого поведения. Цзинь Лин не знал, какой из вариантов его раздражал больше.
— Шисюн пока не располагает возможностью выполнять обязанности старшего ученика, — уклончиво отозвался он, не снимая с лица это прохладно-доброжелательное выражение. — Если это всё, что вы желали уточнить, молодой господин Цзинь, то Лань Ю проводит вас до ваших комнат, а затем покажет территорию Облачных Глубин. Все вопросы вы можете задать ему.
За плечом псевдо-старшего ученика бесшумно и совершенно внезапно возник — другого слова и не подберёшь, соткался прямо из воздуха, как призрак — почти совсем мальчишка лет десяти-одиннадцати на вид. И, в отличие от господина Доброжелательность, он уже куда больше напоминал живого человека: его налобная лента слегка сползла набок, а волосы кучерявились и пушились на кончиках, из-за чего классический гусуланьский хвост выглядел немного неряшливо. Что ж, с ним, по крайней мере, можно было иметь дело, не опасаясь, что говоришь со случайно оживлённым нефритовым изваянием, да и при взгляде на его чуть взъерошенный вид Цзинь Лин проникся к мальчику значительной долей симпатии.
Лань Ю оказался немного беспокойным и весьма подвижным ребёнком, хоть и было заметно, что он старается вести себя так, как господин Доброжелательность или другие ученики его клана, попадающиеся им на пути. Следуя правилу о недопустимости праздных разговоров, он почти ничего не говорил, только то и дело бросал любопытные взгляды на Цзинь Лина и покусывал нижнюю губу, борясь с желанием забросать адептов из Ланьлина вопросами. Для него приглашённые заклинатели были чудом, дикостью, чем-то совершенно новым, и Цзинь Лин прекрасно понимал его интерес, а потому решил сделать доброе дело и удовлетворить хотя бы часть любопытства своего временного шиди.
— Если хочешь что-то спросить — спрашивай, — великодушно разрешил он, убедившись в том, что никто из старших адептов Гусу Лань их не слышит.
Лань Ю смешно округлил глаза и выправил походку, от своего семенящего шага перейдя к размеренному и спокойному. Вновь покосился на невозмутимого Цзинь Лина, жадно впился взглядом в изображение пиона на золотых одеждах, едва заметно вздохнул, прикусил губу и наконец решился задать вопрос.
— А вы… А как всё у вас? — он неуклюже запнулся и вспыхнул румянцем, правда, краска отчего-то залила не его лицо, а шею и немного уши. Выглядело забавно.
Интересно, а Цзинъи…
— Если ты про обучение, то в Ланьлине нет такого количества строгих правил, — ответил Цзинь Лин, решительно задавив так и не успевшую сформироваться мысль. — У нас больший упор идёт на стрельбу из лука и этикет, ещё на историю. Правда, моё обучение как наследника всё-таки немного отличается…
У Лань Ю глаза почти в буквальном смысле загорелись от восторга, пусть ему ничего особенного и не рассказали; Цзинь Лину даже стало немного неловко, хоть он и любил купаться в чужом внимании, особенно если это было заслуженно. Но мальчишка, быстро поняв, что повёл себя не совсем прилично, тут же потупился и сделал непроницаемый вид, что при его живости смотрелось так, будто медведь пытался подражать движениям цапли.
— Кстати… — протянул Цзинь Лин, решив, что всё-таки имеет право задать встречный вопрос. — А что с Лань Цзинъи? Разве не он должен был нас встречать? Он ведь по возрасту самый старший из нынешнего поколения учеников, насколько мне известно.
К его удивлению, Лань Ю покраснел вновь и стыдливо отвёл взгляд, да ещё и замялся, сбившись с шага. Да что с ним не так? Или это с Лань Цзинъи было что-то сильно не в порядке? Впрочем, имелось в Гусу правило о том, что нельзя обсуждать кого-либо за спиной, наверное, дело заключалось именно в этом. Но ощущение подвоха всё равно не спешило его покидать, а своей интуиции молодой господин Цзинь доверял всегда.
Младший ученик Гусу Лань бросил вороватый взгляд по сторонам, убеждаясь, что в пределах слышимости никого постороннего нет, помялся немного, решаясь на ответ, и выпалил на пределе слышимости:
— Шисюн, он… отбывает наказание сейчас.
Цзинъи? Наказан? Цзинь Лин едва не расхохотался. Как это на него похоже! И почему это, интересно, мысль о наказании сразу ему в голову не пришла, ведь это бедовое создание наверняка одним своим чересчур шумным существованием нарушало с десяток местных правил сразу! Всё-таки ничего опасного и серьёзного с ним не случилось, а Цзинь Лин уже успел…
Так, мысль снова ушла куда-то не туда.
— И за что? Попытался пронести сюда «Улыбку Императора»? — усмехнулся он, вспомнив первый совет дяди Вэя перед тем, как его отправили в Гусу. Вторым советом от дядюшки Вэя было всегда лезть через восточную стену, потому что там росли отличные лианы, по которым можно было легко вскарабкаться на крышу.
Лань Ю уставился на него едва ли не с ужасом: похоже, к теме алкоголя тут относились ещё строже, чем к обычным нарушениям дисциплины. Впрочем, если вспомнить реакцию на алкоголь того же Ханьгуан-цзюня — Цзинь Лин честно не подсматривал, но сложно ничего не слышать, когда кто-то играет в догонялки на крыше его гостевых покоев! — или главы Лань… Да, лучше им всем держаться от всего спиртного подальше. Или отменить этот запрет вовсе и учиться нормально пить, а не хлестать «самогонку» дяди Лису в качестве своего первого опыта.
— Н-нет, шисюн бы не стал… — пробормотал младший ученик, уставившись в землю. — Он переиначил классическую поэму монаха Шэнь на свой лад и продекламировал её на уроке. Учитель… не стал этого терпеть. Поэтому шисюн теперь должен месяц переписывать все сборники поэм, которые только найдутся в библиотеке.
О, небеса, серьёзно? Цзинь Лин даже смешком подавился, услышав эту историю. Он, по правде, ожидал срыва урока музыки или какого-нибудь разгрома, но и переписывание едва ли не священной для Гусу Лань поэмы на собственный лад — это очень… впечатляюще.
И Цзинъи что, умеет сочинять поэмы? Вот так открытие десятилетия. Зато если он подобным с детства занимается, то неудивительно, что в его памяти осталось столько сутр и классических произведений: попробуй тут не запомнить каждую строчку, когда целый месяц сборники переписываешь!
Странное щекотное ощущение, возникшее в его груди при мысли о Лань Цзинъи, сочинявшем стихотворения, Цзинь Лин успешно и почти привычно проигнорировал. Но всё равно пообещал себе как-нибудь раздобыть хотя бы один из его опусов, чтобы лично оценить полёт литературной мысли своего извечного соперника.
И, нет, вовсе он не хранил потом у себя несчастный огрызок бумаги, который достался ему с боем и ценой последующего недельного наказания. И совсем он не перечитывал чуть расплывшиеся и потускневшие от времени строчки раз за разом, когда на него наваливалась жутчайшая тоска.
(эти строчки он помнил наизусть, и не было смысла в том, чтобы их перечитывать)
В мерцании звёзд я гляжу в отраженье луны,
Она улыбается шрамом угасшей надежды.
На рассвете вдохну ароматы пионовых вин
И покину осеннюю ночь с лёгким сердцем.