Солнце село, а затем взошло, и так ещё шесть раз — только через неделю Юнги решился — и смог выскользнуть из дворца, чтобы отправиться на поиски дома клана Ким. На каменных колоннах над морем стоял целый небольшой городок — клан Ким, один из изначальных кланов, что прибыли в Когурё на кораблях, был одним из самых влиятельных и богатых кланов страны, и каждый, принятый в семью, был нераздельно, неразрывно связан общей фамилией. Внутри клана проживали множество семей, вероятно, мало связанных или не связанных вовсе родственными узами, и являлись, по сути, государством внутри государства — и места занимали столько же. Бродить по отмели во время отлива было опасно — если Юнги не успеет сбежать до того, как вода прибудет, ему конец. Яростные волны и острые сколы породы разорвут человека на части — песок, заваленный комьями водорослей и мелкими морскими гадами, был лишь кажущимся островком безопасности.

Обогнув несколько скал, торчащих косо, словно обломанные зубы, Юнги прикрыл глаза от солнца ладонью и посмотрел вверх — там ровными рядами шли окна домов клана. По обитым балками скалам было видно, докуда во время прилива добиралась вода. Альфа сделал шаг на песок, проверить, не поползет ли мокрая масса к морю, и убедился в том, что вода ушла достаточно далеко, и пошлёпал между колоннами, стараясь не наступать на морских звёзд и ежей, вяло ковыляющих между лужами в поисках наиболее глубокой. Идти пришлось недолго, уже через сотню шагов он увидел красную длинную ленту, трепещущую на ветру. Господин догадливо привязал к концу тяжёлое кольцо, чтобы ветер не унёс ленту, и Юнги безо всякого труда поймал её за кольцо и осторожно дёрнул, а затем ещё раз и другой. Через некоторое время послышался еле слышный в шуме волн скрип окна. Альфа задрал голову вверх, но на фоне светлого неба ничего толком не было видно, однако через пару секунд что-то тяжёлое свалилось ему прямо на макушку, и он с мокрым шлепком приземлился задницей на песок.

Упавшей сверху вещью оказался канат — к счастью, большая часть верёвки оказалась размотана, и Юнги ударился не слишком уж сильно, однако приятных ощущений это не прибавляло — он выругался, ощупывая свою переносицу и пятую точку.

— Мне что, карабкаться вверх по этому? — пробурчал он, дёргая за канат и проверяя на прочность.

— Лезь вверх, Юнги! — донесся тихий голос сверху. — Я помогу!

Вздохнув, Юнги вцепился в канат и медленно пополз вверх, однако что-то дёрнуло его, и он понял, что омега тоже тащит его наверх. Испугавшись, что молодой господин надорвётся, альфа поспешно начал перебирать руками и ногами, и быстро добрался до его окна.

— Ты пришёл, — выдохнул Намджун, хватая его за руку и втаскивая в окно. — О боже, у тебя кровь!

Юнги тронул верхнюю губу, на которую сбежала маленькая струйка из носа. Омега вытащил платок и поспешно промокнул его лицо.

— Тебе повезло, что я оказался дома, — вздохнул он. — Я ведь велел приходить к вечеру, а ты заявился, стоило воде отойти.

— Если молодому господину не нравится, я могу пойти обратно, — проворчал Юнги.

— Ну ладно тебе, не ерепенься, — Намджун прижал палец к его губам. — Прости. Зови меня по имени, хорошо?

— Не прикасайтесь ко мне, пожалуйста, — Юнги отсел подальше, на циновку, прижимая его платок к своему носу.

— Не волнуйся.

Намджун изящно поднялся и подошёл к резному столику, после чего зажёг курильницу, и из фарфоровой скульптуры начал сочиться белоснежный дым, источающий тонкий, но стойкий аромат.

— Наши запахи не останутся друг на друге, — сказал омега. — Никто не должен узнать что ты здесь, вне зависимости от того, кто ты, альфа, омега, женщина, господин или слуга, торговец или шпион.

Юнги кивнул.

— Для начала, давай как следует познакомимся, — Намджун показал на столик и поманил его к себе. — Садись напротив. Сыграем партию в падук. Умеешь играть?

— Да, господин.

Намджун несколько расстроенно посмотрел на него и открыл вазу в шашками.

— Раз уж ты так хочешь звать меня господином, пускай. У нас не так много времени.

— Надеюсь, у вас найдётся немного кардамона? — спросил Юнги. — Меня послали поискать его, если я вернусь в пустыми руками, мне не поверят.

— Я пошлю за ним чуть позже. Разве все закупки не совершаются заранее по расписанию? — спросил Намджун.

— Это не для королевской кухни. Это поручение от аптекарей, им понадобился кардамон для отваров, но излишков для лекарей не нашлось, так что я вызвался помочь.

— Значит, придётся обеспечить тебя и кардамоном.

Юнги сел за стол, и Намджун сделал первый ход, положив шашку на доску.

— Как давно ты в Когурё? — спросил он.

— Уже давно. Я был ещё ребёнком, когда попал сюда.

— У тебя очень хороший корейский. Если бы не твоё лицо, я бы посчитал тебя за земляка. Ты ещё помнишь пэкче?

— Да. Раньше я писал письма и читал их вслух, когда приходили ответы. Теперь мне не с кем поговорить и некому писать.

— Почему?

— У меня больше нет близких в Пэкче.

— Даже семьи?

— Даже семьи, — Юнги положил шашку на доску тоже.

— Расскажи, что случилось?

— Это обязательно?

— Вовсе нет. Может, ты сможешь научить меня говорить на твоём языке? — Намджун подпер голову кулаком, рассматривая лицо Юнги. Альфа несколько смутился от прямого изучающего взгляда.

— Я никогда не учил…

— Можно попробовать.

— Наши языки не такие уж и разные, — попробовал отказаться Юнги. — Я уверен, если господин захочет, то может и сам выучить.

— Где же мне услышать говор пэкче? Где добыть словари? К тому же, узнав, какие книги я беру в библиотеке, моими целями тут же заинтересуются другие, — Намджун положил следующую шашку, и Юнги положил свою почти моментально.

— Молодой господин Ким в затруднительном положении, — пробормотал альфа. — Хотите меня за собой утащить?

— Почему ты пришёл сюда?

Они продолжили игру в молчании, длившемся пару минут, пока Юнги наконец не произнёс:

— Если город горит, не уцелеть и карпам в пруду.

— Хорошо, — хмыкнул Намджун.

— Не сочтите за дерзость, но если мне покажется, что я встал не на ту сторону, я предпочту бегство, — собрав смелость в кулак, заявил альфа.

— Это чудесно, когда тебе есть, куда бежать, — невесело ответил омега.

— Всегда есть, куда бежать, если ноги держат, — ответил Юнги. Намджун склонил голову, и его собранные на затылке косички посыпались на его плечи.

— Если ты не вполне понимаешь силу клана Ким, лучше бы мне прогнать тебя сейчас, чтобы тебя не пырнули в бок где-нибудь в подворотне.

— Расскажите мне, что вы знаете, — Юнги отвёл взгляд от волос омеги, сконцентрировавшись на игре. — Почему, в конце концов, я должен вам помогать? Я имею в виду не личную выгоду.

— Начну с самого начала. Предыдущий император, отец Чонгука, оставил свой трон и ушёл на покой в место, о котором никто не знает. Императрица ушла вместе с ним. Императорский венец лёг на голову Чонгука, возложенный его отцом, так что молодой император правит совершенно законно. Но многие считают, что он ещё слишком юн. Многие учёные и советники сомневаются в нём, того же мнения мой отец и тётка Чонгука, сестра его отца. Сомневаться в императоре — имеется в виду «Чонгук слишком юн и скорее всего легко поддастся закулисным манипуляциям, необходимо заполучить его себе прежде, чем власть заграбастает кто-то другой». На императора давят со всех сторон и только и ждут его ошибки, чтобы «предложить свою помощь», — омега обозначил кавычки в воздухе и поставил ещё одну шашку.

— Я могу понять сомнения знати и министров в молодом императоре, — заметил Юнги. — Не то что это было чем-то удивительным. Молодости свойственны ошибки.

— Чонгук прошёл испытание властью, — ответил Намджун. — Поэтому я в него верю.

— Испытание властью?

— Об этом не сильно распространяются, но есть такое испытание для всех отпрысков королевской семьи. Власть развращает и портит людей, безнаказанность, богатство, плотские утехи и чревоугодие, жажда славы и воинской доблести, жажда завоеваний, высокомерие и жестокость. Вот, чем чревата власть. Все потенциальные наследники престола в тринадцать лет в течение года получают полную вседозволенность, пока за ними наблюдают. они могут тратить деньги, могут принимать законы, могут даже казнить человека. Могут всё. Конечно, до настоящего принятия законов или казней дела не доходит — как только ребёнок переступает черту, он проваливает испытание. Это придумал ещё дед Чонгука, чтобы не допустить развращения монарха. Когда ты на троне всю жизнь, есть шанс, что власть сведёт тебя с ума. Конечно, даже тот, кто прошёл испытание, всегда может свихнуться позднее. Но это здорово уменьшает шансы. Чонгук был выращен с этим бременем, он никогда не злоупотребит своим статусом. Поэтому я лучше доверюсь молодому специалисту, чем старой лисе, которая уж слишком много думает о деньгах.

— Его тётка провалила это испытание?..

— Она его не проходила. С малых лет она не уделяла внимания ни изучению политики, ни наукам. Лишь в среднем возрасте, выйдя замуж, она получила доступ к ресурсам своего мужа, а после его смерти продолжила бизнес и добилась на удивление немалых успехов. То ли в ней проснулись способности и страсть к плетению интриг, то ли она просто захотела большего, поэтому она выдвинула требование на регентство до тех пор, пока Чонгук не обзаведётся наследником.

— Хитрюга после этого может запросто травануть молодого императора и получить власть над ребёнком и его родителем, — заметил Юнги.

— Жестокое предположение, которое, тем не менее, не лишено смысла. Богатство старой лисы открывает ей двери — её требование поддержали многие министры. С другой же стороны мой клан активно хочет поставить меня на место канцлера или супруга для Его Императорского Величества. И то, и другое усилит позиции клана Ким при дворе, а Чонгуку как никогда нужна сильная поддержка.

— Почему же молодой господин не хочет выйти замуж за императора, если это его спасёт? — поинтересовался Юнги.

— Не хочу быть пешкой в руках своей семьи. Кроме того, я более чем уверен, что Чон Гэм и мой отец спелись за спиной у всех. Если я стану канцлером, то семья Ким станет самой влиятельной политической семьёй. Союз с Чон Гэм умножит наши богатства, а она получит власть, оставаясь в безопасности. Если же Чонгук отдаст регентство тётке, она быстро подберёт ему подходящую партию в виде меня. Таким образом, она получит власть напрямую, а семья Ким снова окажется в перевесе при дворе. Куда ни кинь, везде клин.

— Ну, в таком случае надо их поссорить, — Юнги положил шашку на доску. — Никто не знает о союзе клана Ким с Чон Гэм. Если они это скрывают, значит, боятся, что кто-то узнает. Полагаю, что это только догадки молодого господина, и доказательств нет.

— Пока нет, — несколько напряжённо отозвался Намджун.

— Если они на самом деле сговорились, для начала я бы пустил слушок об этом среди слуг. У каждого при дворе есть шпионы, которые доносят о том, о чём болтают при дворе. Каждый министр и служащий боится, что власть соседей умножится, а его — уменьшится. Если они увидят, что клан Ким собирается расширить своё влияние ещё больше, они ни за что не поддержат это.

— Тогда они все бросятся поддерживать госпожу Чон, — нахмурился Намджун, ставя шашку.

— Об этом союзе неспроста ничего не слышно, — рассудил Юнги. — Если подозрения молодого господина подтвердятся, нужно спрогнозировать, чего боятся эти люди. В каждом союзе есть риски. Если Чонгук склонится в сторону тётки, она может оставить клан Ким с носом, не дав ни должностей, ни статуса супруга императора. Если же Чонгук предпочтёт клан Ким, то что ж, они не бедные, могут прожить и без её богатств. Стоит им услышать это, и они сразу же отдалятся друг от друга, и их союз окажется под угрозой. Разделяй и властвуй. Что касается Чонгука, он может назначить тебя канцлером. Однако ему следует уменьшить влияние клана Ким при дворе. Если учесть то, что смещение с ключевых должностей людей клана Ким поддержат большинство министров, монополия власти клана Ким окажется, — Юнги посмотрел на Намджуна, — в руках молодого господина. Вы сможете порекомендовать своих людей.

Намджун помолчал и проговорил:

— Клан Ким получит своё, но как только я открыто поддержу императора, я окажусь в конфронтации с кланом.

— Молодой господин забывает про побочную ветвь. Хотя она и побочная, она куда более обширная и многочисленная. Заручившись поддержкой вашего брата, вы подавите главную ветвь своей семьи, — проговорил Юнги. — Вы же очень близки? Если, конечно… вам не претит идея того, что будет необходимо жёстко обойтись с вашим уважаемым родителем.

— Ты сделаешь это для меня? — спросил Намджун, ставя фишку на доску.

Юнги поднял голову.

— Вы познакомите меня с императором? — спросил он вдруг.

— Почему ты этого хочешь?

— Хочу убедиться, что вы знаете, о чём говорите, — ответил Юнги. — Я ещё ни разу его не видел. Если вы не сочтёте это за дерзость, я хочу встретиться с ним лицом к лицу.

По крайней мере, он увидится с императором. Это будет… впечатляюще.

— Хорошо.

Намджун согласился неожиданно легко.

— Правда? — Юнги едва ли скрыл своё удивление.

— Только я не смогу организовать встречу по всем правилам. Никто не должен знать о том, что мы тоже плетём интриги, — заметил Намджун, дёрнув бровью. — Но я что-нибудь придумаю. И я обещаю тебе достать доказательства того, что тётка Чонгука в сговоре с моим отцом.

— А я пообещаю остаться незамеченным. И в живых, — Юнги поставил фишку на доску.

Несколько минут они опять играли молча, но затем Намджун проговорил:

— От этого разговора у меня заболело горло. Я велю принести чаю и кардамона для тебя. Только вот… пить нам придётся из одной чашки.

Юнги понял, почему — слуги непременно поинтересовались бы, для кого вторая. Вынужденная необходимость напомнила ему о том, что он тут гость непрошеный, тайный — и довольно опасный.

— Я не коснусь губами тех мест, от которых вы будете пить, — смиренно пообещал он.

— Какой правильный, — улыбнулся Намджун и перегнулся через стол, склоняя своё лицо к лицу альфы. — Я выиграл.

— Да, — Юнги скользнул взглядом по скулам омеги, высоким и правильным, не рискуя остановиться на его глазах. — Молодой господин выиграл. Вам понравилась игра?

— Ты не поддавался? — Намджун приблизился ещё немного, носом цепляя запах у виска альфы и отстраняясь.

— Нет… раньше я составлял компанию своему прошлому господину.

— Придёшь сыграть со мной ещё?..

Юнги помолчал, закусив губу.

— Пожалуйста, вместо каната лучше раздобудьте верёвочную лестницу…

Намджун рассмеялся и пообещал, что в следующий раз найдёт что-то поудобнее верёвки. Им принесли чай, и до начала прилива они больше не разговаривали о деле.

***

— Где тебя чёрт морской носит? — Минхо влепил ему подзатыльник так, что у Юнги искры из глаз посыпались. — Мне из-за тебя чуть не влетело! Кардамон хоть принёс? Господи боже мой, ты что, отбил его у пиратов? Посмотри на себя! А ну быстро дуй в баню!

Юнги извинился, передавая мешочек с ценной пряностью, и поспешил в общую купальню для слуг. Из-за того, что он случайно припозднился, вода доходила ему уже до колен, когда он возвращался, а волны, бьющиеся между скалами, окатывали его водой с ног до головы, поэтому альфа был покрыт илом и ошмётками водорослей по самые уши — зато подозрение, что он провёл вечер в спальне благородного омеги, было бы самым последним, что могло на него пасть.

Он быстро скинул одежду и поспешно залез в бадью, чтобы ополоснуться перед купанием, и с него потекла солёная вода вперемешку с морским мусором и песком. Со стороны купальни доносился смех и плеск — самое время было умыться, прежде чем отправиться спать, Юнги чуть не опоздал. Приди он после комендантского часа — и пришлось бы ночевать на улице.

Мысли его не покидал разговор с Намджуном. Как бы так распространить слухи, чтобы его потом не отправили в казематы?.. Где можно про это рассказать? Или кого на мысль натолкнуть?

— Эй, Юнги! Юнги, иди к нам!

Альфа выкарабкался из бадьи и бросил ковшик обратно в источник. Из-за того, что на островах было много горячих источников, не нужно было наполнять ванны и купальни — горячая вода сама бежала по акведукам и ключам. Он с удовольствием плюхнулся в купальню и сел на каменные ступеньки, окружённый своими товарищами по службе.

— Мы говорили о красавицах и красавцах! Расскажи-ка нам, какие омеги у вас там в Пэкче, какие женщины? Правда, что считаются хорошенькими те, у кого кожа бела, как снег?

— Правда, — кивнул Юнги. — Но я не был в Пэкче уже много лет, я почти уже и не помню, каково оно там.

— А правда, что девы и юноши блюдут невинность до первой брачной ночи и не познают мужчин и себя?

— Особенно те, что высокого рода, это считается позором для омеги или девушки, — ответил Юнги. — Они даже не позволят коснуться своей ладони, не то что увидеть своё тело.

— Ерунда какая-то, — сказал Ёнхо, плеснув водой. — Зачем брать в супруги кого-то неопытного и настольно юного? И с кем тогда альфы практикуют наслаждение? Или они тоже до первой брачной ночи совсем нецелованные? И что они будут делать в постели друг с другом? Глядеть в окошко и стихи сочинять? Или в падук играть?

От этого предположения Юнги зарумянился, вспомнив, как он провёл сегодняшний вечер.

— В хорошей компании можно и в падук сыграть, — пробормотал он. — К тому же… есть проститутки.

— Зачем платить за то, что можно получить бесплатно, — возразил Ёнхо. — Это так же нелепо, как платить за разговор или а прогулку!

— Это другая культура, — пояснил ему другой альфа, Чисон. — В Пэкче я слышал, считается, что альфы берут, а омеги отдают. А отдаваться всем подряд омега не станет, так и от себя ничего не останется. И что же делать тогда, если тебе никто не хочет отдаться?

— Что, прям вообще никто?..

— Вот прям вообще никто!

— Стойте, стойте, — остановил их Юнги. — Во-первых, в Пэкче нет того отвара, что здесь пьют. Так что после любого контакта женщина может понести. А это уже не шутки.

— Мы могли бы научить их варить! — заметил Ёнхо.

— Не думаю, что в Пэкче этого хотят, — возразил Юнги. — На самом деле, сравнивая Пэкче и Когурё… я думаю, что Пэкче боится стать похожей на Когурё. Или даже не так… Пэкче боится того уровня свободы, что здесь есть. Людям Пэкче нравится держать под контролем абсолютно всё. Я думаю, они не хотят, чтобы деторождением распоряжались по своему усмотрению.

— Звучит отвратительно, если честно, — признался Ёнхо.

— А ещё альфы Пэкче не любят, когда омегу или женщину ещё кто-то… — Юнги не закончил предложение. — Это как получить уже укушенный персик или взять поношенную одежду.

— За кого они держат своих жён? — закатил глаза Чисон. — За фрукты и платья? Глупости какие-то! А красивые-то, красивые? Какие красивыми считаются?

— Какие с нежной кожей, с длинными волосами, — сказал Юнги. — Худые и маленького роста, изящные, с плавными формами. Вот такие.

— А тебе какие нравятся? Такие же?

— Мне… я не знаю. Я ни с кем никогда не встречался, — признался Юнги. — Я не думаю… Меня вырастил мой папа-омега, и я его очень любил и уважал, всем сердцем. Я бы никогда не стал неуважительно или легкомысленно относиться к своей партии. Я жду настоящего чувства.

— О-о-о…

— А-а-а…

— Так получается, Юнги наш, альфа — совсем нецелованный птенчик!

— Ничего, ничего, — Минсок мокро похлопал его по плечу. — Это нормально. Так бывает, когда без чувств дело не идёт.

От его слов Юнги почувствовал облегчение. Он знал о свободных обычаях Когурё, где близость между полами случалась рано, много, часто и была явлением обыкновенным, и побаивался, что он, в свои годы ещё «нецелованный», будет белой вороной. По правде говоря, попытки у него были, но как выразился Минсок, без чувств дело не пошло, и Юнги оставил это.

— У мне нравятся иностранки с белыми волосами, — размечтался Ёнхо. — Они словно звёзды, с неба спустившиеся! С такими ночи — словно с небожительницами!

— А мне нравятся смуглые и сильные омеги с южных островов, они страстные и выносливые!

— Заливай больше, тебя самого хоть на одного такого хватило?

— Да ещё как хватило! Один раз даже на двоих сразу!

— А мне нравятся пышногрудые, чтобы руками ухх! схватить! Юнги, а тебе какие?

— Мне нравятся такие, с которыми можно в падук сыграть, — улыбнулся альфа.

— Фу-ты ну-ты, интеллектуал нашёлся!

Купальня утонула в смехе, пока не пришёл Минхо и не погнал всех в бараки, ругаясь на них и грозясь поднять ни свет ни заря, хотя что там те угрозы, их и так каждый день поднимали самое позднее ещё до рассвета. В постелях разговоры продолжались, шепотки летали там и сям, и Юнги осенило — вот оно, идеальное место! Во тьме не увидеть лица, а по шёпоту не определить, кто говорит. Достаточно завести разговор в нужную тему, и он сможет пустить слухи, а слуг в бараках что ни на есть самое большое количество — в отличие от слуг более высокого ранга, они ютились в комнатках по двадцать человек, а затем сведения разнесутся по всему дворцу. По самому секретному секрету, разумеется.