Кувшин вина быстро опустел, и в голове поселилась приятная лёгкость. Юнги не чувствовал себя пьяным, но немного осмелевшим и прощающим себе куда большее. Намджун расспрашивал его о книгах, которые Юнги прочитал, и на этой нейтральной теме их разговор потёк куда приятнее. Шум волн становился всё ближе, глаза блестели всё ярче, смех всё громче, так что они начали шикать друг на друга, чтобы не шуметь. Но ни один из них не думал, что в дверь действительно постучат.

— Молодой господин, ваш отец требует вас к себе немедленно. Вы не спите? Я слышала смех!

— Не заходи, Юми-я, я не совсем одет! — крикнул Намджун.

— Слушаюсь, господин.

Омега вскочил на ноги и ринулся к своим шкафам, поспешно вытаскивая оттуда тряпки.

— Скорее, надень это! Да шевелись же!

Он сунул в руки Юнги одежду и принялся проворно стаскивать с него его облачение.

— Что это такое? — зашипел альфа.

— Я тебя тут одного ни за что не оставлю, пойдёшь со мной, — быстро проговорил Намджун. — Это моя собственная одежда, одежда слуги моего клана. Отец в любом случае не помнит, сколько у нас слуг и не знает их по именам, я использую этот наряд, если мне нужно ускользнуть в город. Быстро надень это, и голову покрой. Твой запах приглушен благовониями, но лучше не рисковать.

— И как вы объясните наличие слуги в своих покоях?

— У себя в покоях я со своими слугами могу делать всё, что угодно. Развлекал ты меня, пили вместе, может, ты мне сутры зачитывал. Не суть важно.

Юнги накинул на себя облачение, поспешно запахиваясь и подпоясываясь, покрывая голову большим капюшоном и затягивая концы повязок. Намджун тем временем растёр по шее каплю душистого масла и заодно мазанул по шее Юнги, чтобы скрыть запах алкоголя, цветочным жгучим флёром окутавшего всю комнату.

— Молодой господин, ваш отец требует вас к себе прямо сейчас! — снова подала голос служанка.

— Встаю, уже выхожу! — крикнул Намджун в ответ, пытаясь завязать волосы в хвост. Юнги попытался достать заколку, но Намджун шлёпнул его по рукам: — Нет времени, всё, пошли! Голову вниз и голоса не подавай.

— Зовите меня Шуки, раз я омега, — шепнул Юнги.

— Юми, не говори отцу, что я пил, — слаще патоки голосом сказал Намджун, раздвигая двери.

— Вы были вместе со слугой? — Юми тут же сунула нос в дверной проём, но Намджун оттеснил девушку, всё равно держа её на расстоянии от Юнги.

— Ну нельзя же пить в одиночку, — обворожительно улыбнулся омега. — Что, сильно пахнет?

— Запах вина идёт из комнаты, — сказала служанка. — О вас мне говорить трудно. Нужно поторопиться, молодой господин.

— Шуки, иди за мной, помоги мне удержаться на ногах, — велел Намджун. Юнги послушно поддержал его за руку, стараясь незаметно держаться рядом. Юми зацокала языком, едва слышно причитая себе под нос, и посеменила вперёд.

— А по какому поводу меня вызывают?

— Там прибыла какая-то важная особа, — сообщила Юми. — Колец у ней на пальцах — видимо-невидимо! А лицо закрыто вуалью. Значит — имкогнито.

— Инкогнито? — поправил Намджун и опасливо оглянулся. Юнги уловил его сомнения и молча сжал нежную ладонь.

Юми проводила их в небольшой кабинет — он находился в другом крыле, и Юнги с опаской подумал, что если их маскировка раскроется, он уже вообще никуда никогда не вернётся. Однако затем он вспомнил, что Намджун пообещал его вытащить из любой передряги, и это немного его приободрило. Он посильнее ссутулился и опустил голову ещё ниже; дверь раскрылась.

Кабинет господина Кима был небольшим, но не иначе как роскошным. Мебель из драгоценных пород дерева и металла, тонкий запах благовоний, изящной работы светильники, книги и свитки ценнейших трактатов, изысканные ковры искусников западных стран — каждая мелочь была подобрана с тщанием, едва ли уступающим императорским.

В центре комнаты, у распахнутого во внутренний потаённый сад окна, сидел отец Намджуна, глава клана Ким. Благородной красоты мужчина, высокий и статный, как и его сын, был одет в одежды простого покроя, но выполненные из ткани высочайшего качества. В его висках только едва виднелись пряди седины, единственное, что портило его облик — рот, что явно привык кривиться в недовольстве.

Напротив главы Ким сидела женщина — даже в помещении она не сняла широкой шляпы, с краёв которой свисала плотная белая вуаль. Одежды её тоже были просты, но Юми верно подметила — её тонкие пальцы были унизаны перстнями.

Увидев её, Намджун вцепился рукой в ладонь Юнги, что держал его за локоть, но и без его слов Юнги догадался, что это за гостья пожаловала в дом клана Ким этим поздним вечером. Своими глазами он мог увидеть ту, против кого плёл интриги всё это время, впервые мог увидеть ту, что была их противницей.

— Отец, — проговорил Намджун. — Добрый вечер. Зачем так поздно ты вызвал меня, я уже готовился ко сну.

Альфа внимательно смерил его взглядом.

— Даже отсюда я могу почувствовать аромат вина, — проговорил он, вызывая дрожь у Юнги глубоко внутри. — Волосы распущены, одежда в беспорядке. Стоять не можешь без помощи слуги. Жених императора, да ещё и якобы будущий канцлер.

Юнги вздохнул несколько шумно, подавляя свой страх и гнев, взбурлившие внутри. Намджун мягко отпихнул его.

— Шуки, Юми, оставьте нас наедине. Смотрите, чтобы нас не побеспокоили.

Юнги вместе с Юми вышли и задвинули ставни дверей. Они не должны были позволять приблизиться к кабинету никому, но сами они вполне могли слышать то, что происходит внутри. Юнги сделал усилие и разжал кулаки и челюсти, тихо вздыхая и усаживаясь на циновку у дверей.

— Я полагаю, и до вас дошли слухи, — проговорила женщина. — Я прибыла сюда с честным и решительным намерением пресечь любые подозрения в моей двуличности.

— Мы никогда не стали бы подозревать госпожу ни в чём подобном, — учтиво ответил господин Ким.

Они знают! Юнги снова стиснул челюсти, сдерживая порыв ворваться обратно в кабинет. Намджун оставался внутри, стоя прямо, словно проглотив оглоблю.

— И всё же, к окончательному соглашению я готова прийти сейчас. Я так понимаю, что наилучшим исходом для вас будет назначение вашего сына императорским супругом.

— Да, но вы понимаете, госпожа, это единственный наследник главной ветви клана, — заметил альфа.

— Именно к тому я и веду. Этот омега, конечно, — из-под вуали послышался несколько пренебрежительный смешок. — Довольно-таки… долговязый. Неудивительно, что император не проявляет к вашему сыну интереса нужного толка, иначе всё уже давно было бы решено.

Юнги стиснул кулаки. Алкоголь в его крови уже исчез, вытесненный адреналином, но гнев вскипел за Намджуна. Как она может себе позволять так выражаться? Что за неуважительная насмешка в её голосе? Разве она не видит, кто перед ней?!..

— Если бы ваш сын принёс вам двоих наследников, как думаете, это бы было достаточными уступками с моей стороны?.. — спросила женщина. — Одного — для императорского трона. Второго — для процветания вашего клана.

— Это было бы наичудеснейшим из исходов, — учтиво ответил господин Ким. — Я бы хотел, чтобы мой сын оставался подальше от дворцовых дрязг и был в безопасности. Должность канцлера для него не слишком подходит. Возможно, отцовство его исправит.

— Отец, разве не к этому вы меня готовили? — с едва заметным отчаянием спросил Намджун.

— Не перечь мне. Это будет лучше для тебя, — пожурил его альфа. — У тебя будет лучшая жизнь, ни работы, ни труда, ни волнений, только детей нянчить будешь, ну чего ещё мечтать?

— И верно, — подхватила женщина и поставила на стол пузырёк из зелёного стекла. — Вот, с чем все твои проблемы прекратятся, молодой господин.

Намджун внутренне похолодел.

— Это не яд, что ты, — рассмеялась гостья. — Но если ты капнешь капельку этого зелья в курильницу, его аромат заставит любого альфу потерять голову. Как минимум час страсти, и если как следует подгадать время, первенец обеспечен в ближайшее время. Это вынудит этого юнца связать себя с тобой узами брака. Скоро молодой император совершит ошибку, и я собираюсь убедиться, что это будет его последним промахом прежде, чем я возьму управление страной на себя.

— Торопиться нельзя, — предостерёг её господин Ким.

— Но и медлить нам тоже ни к чему, — возразила женщина. — Я не собираюсь оставлять страну в руках ребёнка!

Намджун сделал шаг вперёд, забирая флакон со стола.

— Я вычислю, в какое время следует использовать это снадобье, — сказал он. — К тому же, мне понадобится немного времени, чтобы очистить тело от действия отвара.

— Ты уж постарайся. Можешь капнуть две или три капли, на всякий случай, — со всей доброжелательностью проговорила женщина. — В таком деле не переборщишь. Передозировки от этого эликсира не случится, разве что лёгкое головокружение, ну… и возможно, изнеможение после.

Она усмехнулась.

— Ты всё понял, сын? — строго спросил господин Ким. — Проводи побольше времени во дворце.

— Но отец… для меня там нет места, я ведь обычный служащий, — Намджун прижал пузырёк к груди.

— Ну где твой ум, когда он так нужен?! — с раздражением спросил альфа. — Соври, что ты поссорился со мной и не хочешь домой возвращаться, упроси выделить тебе покои! Дворец не постоялый двор, тебя оттуда не выставят!

— Слушаюсь, отец.

— Иди.

— Какой послушный юноша, ну просто прелесть, — похвалила его женщина, когда Намджун отвешивал поклон и ей, и отцу.

Секунда, и двери за омегой закрылись с другой стороны.

— Придержи меня, — Намджун пробормотал подскочившему Юнги на ухо. — Меня сейчас стошнит…

Юнги довёл Намджуна до его комнаты и захлопнул дверь. Его потряхивало от ярости и возмущения от тона, которым они обсуждали Намджуна, словно колченогого жеребёнка, отмечая, какой он некрасивый и неуклюжий, но всё ещё могущий быть полезным.

— Вы с ума сошли? Зачем вы согласились?.. — прошипел он.

— А что, мне нужно было начать с ними спорить? — огрызнулся Намджун и бросился к окнам, чтобы распахнуть и все остальные. Прохладный весенний воздух ворвался в покои, раздув пологи и опрокинув пустой сосуд из-под вина. Омега тихо опустился на колени и склонил голову. Сердце Юнги наполнила жалость — и оскорбительные фразочки, и пренебрежительный тон, режущий без ножа, особенно из уст родного отца, и роль послушной куклы, уготованная омеге старшими, должно быть, всё это делало ему невероятно больно.

Альфа тихонько подошёл и опустился рядом, касаясь косичек ладонью и поднося их к своим губам. Как ему выразить, что нет в Намджуне ничего неправильного, неидеального, что он, такой прекрасный и тёплый — вершина совершенства для Юнги?..

— Отпусти, — бессильно пробормотал омега. — Не сейчас.

Юнги опустил руку, позволяя волосам омеги соскользнуть вниз по спине маленькими тёмными змейками. Альфа уселся рядом и сложил руки на подоконнике, смотря на луну.

— Мой папа был учителем, — сказал он. — Он был учителем, и научил меня всем наукам, которые знал он сам. Он умер много лет назад… А не видел я его ещё дольше. Он умер совсем один…

— А твоя мать? Или отец?.. — Намджун повернулся к нему, тоже сложив локти на перилах и устроив на сгибе свою голову.

— Отец-альфа. Урод, не более того. Когда я родился, он был недоволен тем, какой я слабый и хилый, с тонкими ручками и ножками, маленького роста и постоянно болел… Хотя наша семья была бедна, жили мы впроголодь, кое-как сводили концы с концами. Мне тоже приходилось работать, как только я вообще смог, но папа говорил, что я не смогу жить без науки и учил меня в любую свободную минутку. Отец постоянно ругал его за это, говорил: «Вот, у тебя ума палата, а живём, как собаки!» Иногда и поколачивал. Но папа его не слушал, всё равно учил, говорил, вреда-то от знаний точно не случится. Он был очень добрый. У нас была печка, в которой мы готовили еду, и вот за ней у нас был закуток, набитый всяким тряпьём. Оно нагревалось, и там помещались аккуратненько так мы двое, кульком. Зажигали лучинку и читали, пока руками работали чего-нибудь, — Юнги усмехнулся, словно припоминая огонёк лучины. — Иногда отец тоже слушал нас, пока работал, так что было тихо и тепло, и мыслями я был где-то в другом месте. Среди звёзд, среди бурных рек, среди битв или во дворцах, в уединённых пещерах отшельников или в кругу поэтов. Окружённый со всех сторон запахом моего папы, моего дома, бамбука, печки и земли. Как ни смотри, а это мои самые счастливые воспоминания о детстве. А потом родилась моя сестра… Отец, и так разочарованный первенцем, был разозлён до крайности девочкой и хотел ударить её головой о порог и бросить в реку, но папа ему не позволил. Тогда отец просто ушёл и больше не вернулся… А как ни крути, он приносил больше всего денег в дом. Стало совсем сложно, папа слёг с недугом. Пришлось продать книги, утварь и обувь… Я стал заботиться о своей семье и искал, где выгоднее пристроиться. Так я попал сначала в богатый дом слугой, а затем меня увезли в Когурё. Я слал деньги домой, пока не пришло известие, что папа скончался от болезни.

— Но что же твоя сестра? — удивился Намджун. — А как же она? Разве она не выросла?

— Ещё в двенадцать лет её забрали наложницей в богатый дом. Все деньги, что я выслал, отец отдал ей… Но она о нём не позаботилась. Я зол на неё за это, но я не лучше её… Всё, о чём я сожалею — что оставил его одного. Я не знаю, каково это, умирать в нищете, в пустом и холодном доме, но стоит мне подумать об этом, моё сердце охватывает боль, — Юнги опустил глаза. — Я не люблю говорить об этом, потому что мне стыдно. Я правда хотел, чтобы он жил лучшей жизнью и гордился мной. Но в те времена, когда мы вдвоём читали книги и между нами не было ни йоты свободного пространства, было гораздо лучше. Мы были ближе… и любили друг друга. Сколько я думал, что всё могло быть иначе. Что моя сестра могла бы не родиться, что я мог бы не уезжать, что мой папа не вышел бы замуж и прожил бездетную, но свободную жизнь… Но ничего уже не изменишь.

— Мне жаль, что так получилось с твоим папой… и с твоей сестрой. И мне жаль, что тебе до сих пор от этого больно. Может, я смогу что-нибудь сделать для тебя? Юнги? — Намджун коснулся его плеча, но альфа отвёл взгляд.

— Ничего уже не изменишь, — повторил он.

— Конечно, можно изменить! По крайней мере, ты можешь узнать, где твоя сестра, можешь узнать, где похоронен твой отец. Мы можем забрать его прах, чтобы ты мог зажечь несколько палочек для него тогда, когда снова почувствуешь себя одиноко, мы…

— Я не хочу знать, где моя сестра, — покачал головой Юнги. — Для неё наша жизнь, скорее всего, была словно страшный сон, и вероятно, она сама не раз хотела броситься головой оземь. Ни к чему ей это. Мёртвых не вернёшь, если она не знает, ни к чему это знание, если ей стыдно, то я принесу ей боль, а если нет, то без толку ей что-то говорить. Что до праха моего отца… мёртвых нищих сжигают в общей куче.

Альфа потянулся и хрустнул костяшками, словно стряхивая тяжесть произнесённых слов:

— На самом деле я думаю, я не хотел говорить этого именно вам, молодой господин. Честно признаться, ваше внимание мне льстило, в глубине души я гордился тем, что привлёк к себе такого человека… Пока я ничего не говорю, я — загадочный пришелец из Пэкче, теперь же я в ваших глазах не более чем обычный босяк, что бы там ни текло в моих жилах. Мы… слишком разные.

— Не говори так, — проговорил Намджун на пэкче. Брови Юнги удивлённо дёрнулись.

— Вы…

— Я учусь сам тоже, — добавил омега и продолжил на корейском. — Мне не важно, какой ты крови. Обряди тебя в королевские одежды, ты станешь похож на короля. Одень тебя в лохмотья и измажь грязью, будешь нищим. А раз так, не всё ли равно? Сейчас ты — это ты.

Юнги промолчал. Намджун глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Спасибо, что ты со мной.

Он поднялся, сунул руку за пазуху, достал флакончик и размахнулся, чтобы выкинуть его в море, но Юнги успел перехватить его кисть.

— Подождите, подождите. Не нужно выкидывать это.

— Она жжёт мне грудь, эта отрава, — прорычал Намджун, стискивая пузырёк. Юнги забрал его и положил к себе.

— Никто не заставляет вас его использовать. Вы ведь… неправду сказали?

— Конечно. Я обманываю их, прикидываясь послушным сыном, — омега убрал волосы за ухо и потупился. — Я знал, что меня отправят во дворец. Вино кончилось? Я бы ещё выпил.

— Всё будет хорошо. Так даже лучше, что я сам её увидел, — проговорил Юнги. — Она сказала, что император скоро допустит последнюю ошибку… что-то такое.

— Я завтра поговорю с Чонгуком, — Намджун потёр пальцами виски. — Давай ложиться спать. День был трудный.