Дом Хэ Сюаню понравился. Тот, конечно, был обветшалым, но стоял поодаль от других домов, а прямо за ним начиналось море. Наверное, было чудом, что гостиница сама не рухнула в воду, если тот шторм, о котором им рассказали, действительно был так силен.
И все же она устояла, и теперь это было очень тихое место, чью уединенность нарушали разве что шум прибоя и крики морских птиц.
Ответа на стук в дверь пришлось ждать долго. Когда им наконец открыли, перед Хэ Сюанем появилась старая женщина. Ее совершенно седые волосы были собраны по-вдовьи, и глаза на испещренном морщинами лице смотрели устало и равнодушно.
— Я хочу снять комнату, — заявил Хэ Сюань с порога.
Старуха смерила его подозрительным взглядом.
— У городских ворот есть гостиница, — проскрипела она. Ее голос, казалось, охрип от долгого молчания.
— Там слишком людно, — возразил Хэ Сюань. — А у вас тоже гостиница, я хочу остановиться здесь.
— Я не смогу обслуживать благородную госпожу, — равнодушно прокаркала старуха.
Хэ Сюань не умел ни уговаривать, ни просить. Не умел еще при жизни — за что не раз и расплачивался. Не научился и после смерти. Он и с Хуа Чэном-то раз за разом наступал себе на горло — но Хуа Чэн, надо отдать ему должное, понимал все очень быстро и, пусть иногда зубоскалил, обычно помогал без лишних уговоров.
А тут… Наверное, стоило развернуться и попытать счастья где-нибудь еще.
Внезапно снизу донесся надсадный кашель, и Хэ Сюань, опустив взгляд, увидел, как Ши Уду прижимает к груди свои тонкие и почти прозрачные — особенно на фоне черного ханьфу — ладошки. По мнению Хэ Сюаня, кашель прозвучал не слишком натурально — натурального он наслушался за минувшие дни, — однако старуха, наконец-то тоже посмотревшая вниз и только сейчас заметившая Ши Уду, вдруг всплеснула руками и наклонилась.
— А что с тобой такое, бедный маленький кроличек? — проворковала она с неожиданной нежностью.
«Бедный кроличек» вскинул на Хэ Сюаня свои огромные глаза, и до того дошло, что сейчас его реплика. Он без особого энтузиазма повторил байку про разбойников, пропавшего мужа и болезнь сына. У Ши Уду после упражнений в актерском мастерстве слезы выступили из глаз, и старуха встрепенулась.
— Что же это я вас на ветру держу! — спохватилась она.
Их впустили в дом. Здесь царили бедность и упадок, но было видно, что чистоту здесь поддерживать стараются. Возраст давал о себе знать, и не до всех мест старая Люй могла дотянуться, но дом не выглядел совсем уж заброшенным.
Старуха провела их в светлую комнату и усадила на потертые циновки. Ши Уду скромно пристроился рядом с Хэ Сюанем, плотно прижавшись к его боку. Старая Люй принесла им чая — не то чтобы хорошего, но и не мерзкого, вполне обычного для большинства простых людей.
— Что ж, — после чая заявила старая Люй. — Если все, что нужно мальчонке — это морской воздух, то у меня его тут в избытке.
Она уставилась невидящим взглядом в окно, за которым открывался вид на лениво перекатывающиеся волны. Сейчас море походило на сытого кота, потягивающегося на солнышке, и, казалось, не имело ничего общего с тем тигром-людоедом, что отнимает человеческие жизни.
— Море жестоко, — произнесла вдруг старая Люй. — Но и люди не добрее. Оставайтесь!
Комнат в старой гостинице было немного, и все окна помещений для постояльцев выходили на море. Здесь было почти пусто: видимо, всю лишнюю мебель семья Люй продала, когда поняла, что гостей они теперь вряд ли дождутся. Старуха выделила им циновки для сна и столик для чая — и на этом обстановка нового «дома» закончилась.
Пока Хэ Сюань укладывал в голове, что придется спать с Ши Уду под боком, тот прошмыгнул к окну и уселся там, загипнотизированно уставившись на мерно покачивающиеся волны.
— В таком возрасте и уже такой лицедей! — сквозь зубы процедил Хэ Сюань, не особо при этом сердясь.
Интерес и симпатия старухи к Ши Уду его только обрадовали. Раз уж ради сопляка она готова пустить чужаков в свой дом, то, быть может, она согласится присмотреть за ним и одна? К тому же… Взгляд Хэ Сюаня уткнулся в спину Ши Уду. За чем тут приглядывать? Сидит себе и сидит, в окошко смотрит. Вот если бы ребенком обернулся Ши Цинсюань — Черновод первым бежал бы прочь. Ши Цинсюань и взрослым-то не понимал слово «нет», а уж в детстве, наверное, и вовсе был неугомонным.
Время потянулось своим чередом. Старая Люй оказалась женщиной довольно сварливой, но при этом не злой. Жила она в глубокой бедности, если не сказать нищете, но плату сперва брать отказывалась.
— Сынишке своему еды купите! — говорила она. — Вон он у вас какой: почти прозрачный!
На взгляд Хэ Сюаня, в детстве Ши Уду и особо тощим-то было не назвать: полноты в нем, конечно, не наблюдалось, однако щеки его были по-младенчески пухлыми, и живот не казался впалым. Другое дело, что кожа братьев Ши от природы была сияюще-белой и удивительно чистой. Принимая женский облик, Ши Цинсюань подводил глаза и губы, но никогда ничего не делал с кожей лица и рук: она и без косметических ухищрений поражала своей изысканной белизной. Однако братья Ши всегда носили светлые одеяния, и потому не казались чересчур уж бледными.
Сейчас же Ши Уду, облаченный в черный халатик, сверкал своей прозрачной бледностью, что, вкупе с меланхоличным характером, делало его похожим на маленького печального призрака. Такого даже и сожрать было бы совестно.
Поэтому доказать старой Люй, что «бедный кроличек» не страдает от истощения, и его бренное тельце не собирается расставаться с душой — ах, если бы от этого отродья было так легко избавиться! — оказалось нереально. Если Ши Уду от чего и страдал, так это от попыток впихнуть ему очередной лакомый кусочек. Впрочем, соображал он неплохо и быстро приноровился благодарить за еду, которую он потом ловко прятал в рукава. С тем, чтобы позже, оставшись наедине с «любимой мамочкой», передать угощение ей. «Мамочка» никогда не отказывалась, хотя от одной мысли о том, что его кормит с рук ненавистный Ши Уду, у Хэ Сюаня в голове что-то со скрежетом ломалось.
Потому что Ши Уду оказался… ласковым. Не радостно-навязчивым, как Ши Цинсюань, а по-тихому. Он любил пристроиться рядышком и положить голову на колени, отчего Хэ Сюань неизменно впадал в ступор. Любил цепляться за ткань одежд и зарываться в них лицом. Любил по вечерам и с утра, когда волосы Хэ Сюаня были распущены, перебирать их своими маленькими тоненькими пальцами, словно пытаясь изобразить из себя гребешок. Он не выпрашивал внимания, но приходил сам и оставался, пока его не отсылали.
— Мама, где диди? — иногда спрашивал Ши Уду, раз за разом забывая ответ:
— У тебя нет братьев.
Он никогда не задавался вопросом, где его отец, но был уверен, что младший брат у него все же имеется.
— У меня есть диди… — упрямо бормотал себе под нос Ши Уду, не вступая, однако, в прямой спор.
При этом имени брата он не помнил так же, как и своего собственного.
Хэ Сюань боялся думать о том, что же за создание он породил столь необдуманно. Это был прежний Ши Уду или какое-то иное существо? Этот жадный до ласки, но все же тихий и послушный ребенок разительно отличался от властного Водного Самодура и, скорее, походил на самого Хэ Сюаня в его детские годы.
Желая избавиться от такой пугающей привязанности, но не решаясь оттолкнуть напрямую, Хэ Сюань взялся учить Ши Уду чтению. Он немного опасался, что начал слишком рано, однако Ши Уду впитывал знания как губка. Словно он не узнавал что-то новое, а вспоминал нечто слегка забытое.
Их уроки только начинались, когда старая Люй куда-то засобиралась. До появления гостей она жила лишь своим маленьким огородиком, а на рынок выползала изредка за щепоткой риса. Хэ Сюань стал ходить на рынок сам — и Ши Уду неизменно хвостиком топал за ним, — принося еду на всех. Как бы Черновод ни экономил, а добровольно отказаться от нормальной еды он не имел никаких сил.
И вот теперь старуху куда-то понесло.
— Вам купить что-нибудь? — поинтересовался Хэ Сюань, все равно собиравшийся на рынок.
Но старая Люй лишь покачала головой.
— Мне ничего не надо, — заявила она. — В храм пойду.
Хэ Сюань и сам не знал, зачем последовал за ней. Возможно, ему стало просто интересно: старуха не выглядела чересчур религиозной, да и храмов в небольшом городке имелось не так много. Кому она могла молиться?
Храм прежде был явно богатым, он красовался роскошной архитектурой и мог похвастаться изящной отделкой, но вблизи становилось заметно, что о нем уже некоторое время никто не заботится.
Черновод догадался, кому он принадлежит, еще даже не дойдя до него.
Храм Вод и Ветров.
Храм таких нужных приморскому городку богов, которые, однако, больше не откликались на молитвы своих верующих и потому обречены были на забвение.
Старуха вошла и поклонилась так низко, как только смогла. Затем зажгла одну-единственную палочку благовоний — видимо, это было все, на что хватило ее скудных средств — и с трудом опустилась на колени.
Хэ Сюань кланяться братьям Ши не собирался. Он лишь огляделся, отмечая запустение, царившее в некогда, несомненно, людном храме, а затем взглянул на статуи.
Ши Цинсюаня скульптор изобразил почти верно — помимо того, что его статуя, как, впрочем, и большинство других его изваяний, имела женский облик. Повелительница Ветров была прекрасной, юной, беззаботной — и безмятежно улыбалась такой знакомой улыбкой.
Хэ Сюань с трудом оторвался от созерцания ее лица, чтобы глянуть на Повелителя Вод, и не смог сдержать усмешки. Ши Уду был совершенно на себя не похож. В фантазии скульптора Повелитель Вод был мужчиной лет сорока, еще не толстым, но заметно дородным, с породистым и властным лицом. С Ши Уду это изваяние роднили разве что знакомо кривящиеся в презрительной усмешке губы да гордый и надменный взгляд.
— И не надоело тебе, старая? — донесся вдруг из темного угла скрипучий голос. — Все, ушли наши мучители, больше не будут пить нашу кровушку!
— Тьфу на тебя! — тут же огрызнулась старая Люй. — Ты под их кровом свою голову преклоняешь — и их же хулишь! Постыдился бы!
— Так потому и преклоняю, что больше ни за чем они тут не нужны! — хохотнул голос. — Одна ты, дура, сюда ходишь!
Хэ Сюань присмотрелся и заметил неряшливого косматого старика, сидящего на потрепанной циновке. В прежние времена, когда храм Вод и Ветров процветал, такого вряд ли пустили хотя бы на порог, а теперь, судя по всему, он был единственным его обитателем.
— Море у тебя и мужа, и сыновей забрало! — не унимался старик. — А ты все ему в ноги кланяешься! Или надеешься, что Повелитель Вод бросит свою супружницу, польстившись на твою красоту, и заберет тебя в небесные палаты?
Он разразился кудахтающим смехом, а старая Люй в ответ вылила на него ушат брани. Нищий же только посмеивался. Осекся он, лишь когда к нему незаметно для всех остальных подобрался Ши Уду и хлопнул ладошкой по его голове.
— Не обижай бабулю Люй! — строго велел он. — А иначе я рассержусь!
Старик, не ожидавший такого, да и вообще, скорее всего, не сразу заметивший присутствие ребенка, недоуменно икнул.
— А ты вообще кто такой? — поморгав на Ши Уду подслеповатыми глазами, вопросил он.
Ши Уду ему не ответил, застыв в гордой позе. С точки зрения Хэ Сюаня он выглядел безумно потешно, однако старик отчего-то больше не смеялся.
— А это внучок мой, — внезапно заявила старая Люй. — Вон, с моей дочкой домой вернулся.
Хэ Сюань чуть не поперхнулся. Это он, стало быть, дочка?! Курам же на смех!
Но глаза старика вдруг широко распахнулись, и он, не вставая, задом попятился от Ши Уду, пока не уткнулся спиною в стену храма.
— Шлю-у-уха! — взвыл он дурным голосом. — Спуталась-таки с Водным Самодуром!
Он с внезапной для своего возраста прытью вскочил на ноги и кинулся вон.
Ши Уду не двигался, и Хэ Сюань подошел, чтобы увести его из попахивающего нечистотами угла. Он зачем-то присел на корточки и заглянул в насупившееся личико. А затем поднял взгляд и увидел, что аккурат над правым плечом Ши Уду возвышается статуя Повелителя Вод. Столь не похожая на него чертами лица — но столь схожая по его выражению.
Хэ Сюань судорожно сглотнул — а в следующий момент Ши Уду вдруг уткнулся в ханьфу на его груди и поерзал там носом.
— Ты что, об меня там сопли вытираешь? — с подозрением поинтересовался Хэ Сюань.
Ши Уду не ответил, лишь посопел тихонько. А потом выпрямился и потянул Хэ Сюаня на себя, подводя его к двум статуям. Вблизи стало видно, что хоть сами изваяния люди еще не трогали, но обирать их уже начали. Оба Повелителя лишились своих головных уборов — Черновод, пристально следивший за братьями Ши, знал, что в тех храмах, где могли себе это позволить, гуань Повелителя Вод и шпильку с подвесками Повелительницы Ветров делали из драгоценных материалов.
Однако Ши Уду переживал вовсе не из-за шпилек. Он подвел Хэ Сюаня к подножию статуи Повелительницы Ветров и, запрокинув голову, заглянул ей в лицо. Потом снова потянул Хэ Сюаня за руку, которую по-прежнему крепко сжимала его ладошка, и с надеждой произнес:
— Диди?
— Глупости какие, — похолодев внутри, решительно заявил Хэ Сюань вслух. — Ты же видишь, что это богиня!
Он решительно подхватил Ши Уду на руки и вынес на солнечный свет. После затхлого воздуха храма, который не могла разогнать одна-единственная палочка благовоний, морской бриз, гулявший по улочкам, ощущался особенно упоительным. Ши Уду не сопротивлялся. Он лишь склонил голову на плечо Черновода и потерся щекой о ткань ханьфу.
Мимо проковыляла старая Люй, и Хэ Сюань, помедлив немного, пристроился за нею следом. Они вернулись домой, и Хэ Сюань, совсем забыв, что собирался пойти на рынок, хотел уже скрыться в своей комнате, как вдруг до него донесся скрипучий голос старухи:
— Я не знаю, как ты его прижила… Но знаю, от кого. Живи тут, если хочешь, милая. Даже когда я умру — все равно живи. Тебе дом оставлю.
Старая Люй как будто что-то чувствовала. Не стало ее буквально через несколько дней. Никто в городе не удивился, когда Хэ Сюань вызвался оплатить похороны: видимо, старик из храма оказался завзятым сплетником. Хэ Сюань опасался, что по городу поползут слухи и о Ши Уду — но об этом старик отчего-то умолчал. То ли сам себе, продышавшись, не поверил, то ли, наоборот, так испугался, что решил не болтать лишнего.
Родных у старухи Люй не имелось уже многие годы, да и на старую гостиницу ни у кого не было желания претендовать. Так, неожиданно для самого себя, Хэ Сюань стал задаром владельцем потрепанного временем и стихиями дома — и снова совершенно не знал, что же ему делать дальше.
Его план провалился. Если бы старая Люй прожила подольше, на нее спокойно можно было бы оставить Ши Уду. Что бы старуха себе там ни навоображала, к мальчишке она привязалась искренне. А теперь… Что же делать теперь? Перебираться в другой город и там снова пытать счастья?
Хэ Сюань уже не знал, чего он хочет. К Ши Уду он, как ни парадоксально, привык. Он поймал себя на мысли, что давно уже не испытывал сосущей тоски, когда хотелось просто лечь на ледяной пол своего потаенного особняка и расстаться с этим уродливым подобием жизни насовсем. Ши Уду был теплым, мягким, он прижимался так доверчиво и обнимал так ласково, что в насквозь промороженной душе Хэ Сюаня что-то таяло. С большой неохотой ему подумалось, что если Ши Цинсюаня с самого рождения любили с такой силой и такой нежностью, то можно понять, отчего он не пожелал отречься от старшего брата, даже когда узнал о его преступлениях. Как можно отречься, если тебе преподносят в раскрытых ладонях свое сердце — и ничего не просят взамен?
Хэ Сюань в очередной раз терзался мыслями, как ему быть дальше, как вдруг Ши Уду, который по городу ходил, всегда крепко вцепившись в его руку, вдруг разжал свою ладошку и бегом бросился куда-то в сторону. Хэ Сюань не сразу осознал это, ошарашенно глядя ему вслед, и лишь спустя некоторое время, спохватившись, понесся за ним следом.
Один за другим они нырнули в узкий проулок, и до них донесся шум драки. Кого-то били, и Ши Уду, не колеблясь ни минуты, бросился в самый центр людского клубка. У Хэ Сюаня иррационально замерло сердце, когда маленькая фигурка, чудом не попав ни под чей кулак, скрылась за чужими телами.
Опомнившись, он принял истинный облик и позволил темной ци излиться наружу. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы до горячих голов дошло, что рядом находится хищник гораздо больше и сильнее их шакальей стаи, и один за другим оборванцы поспешили прочь. На земле осталось лежать лишь одно тело, на котором в нелепой попытке прикрыть его собой лежал чуть не зашибленный Ши Уду.
Хэ Сюань вернул себе женский облик и подошел ближе. Ши Уду осторожно пошевелился, а затем сел. На вид он казался целым, чего не скажешь о человеке, лежащим под ним. На бедняге не осталось живого места, а его и без того потрепанная одежда окончательно превратилась в лохмотья. И все-таки…
Все-таки что-то очень знакомое было в линии его челюсти, в изгибе шеи, в развороте плеч…
Хэ Сюань, одной рукой потянув на себя Ши Уду, другой осторожно перевернул лежащего без сознания человека на спину. Тот внезапно открыл глаза и уставился на Хэ Сюаня в ответ, и Черновод невольно сглотнул.
На него смотрел Ши Цинсюань.