Хэ Сюаню очень хотелось сказать Ши Цинсюаню, что тот гораздо лучше. И его самого, и, уж тем более, Водного Самодура. Однако он смолчал. Ши Цинсюань ведь не знает, кто такая «госпожа Хэ», хотя Черновод и дал ему намек, представившись «Хэ Шуй». Бывший Повелитель Ветров лишь улыбнулся и заявил, что им с А-Дянем очень подходят их имена.

      Новый год они встретили скромно и очень по-семейному, хотя Ши Цинсюань все равно умудрился раздобыть фейерверки и запускал их к полнейшему восторгу Ши Уду, заставив сиять все побережье.

      А после праздников вновь взялся за работу. Ши Цинсюань трудился целыми днями, и к лету старая гостиница стала выглядеть светло и приветливо снаружи, а внутри — красиво и уютно. Черновод даже не подозревал, какой удобный дом ему достался, пока Ши Цинсюань не навел здесь порядок.

      Он даже разбил небольшой садик вокруг. Цветы, зелень, ажурные мостики и даже зачем-то пара воздушных беседок так аккуратно разместились на крошечном пятачке, что выглядели весьма привлекательно, и ни один элемент не подавлял остальные.

      — Как ты смотришь на то, — за несколько месяцев совместной жизни они незаметно перешли на «ты», — чтобы снова открыть это место для людей?

      Ши Цинсюань задал этот вопрос за завтраком. В окна влетал свежий морской ветер, донося звуки добродушного рокота волн, и мир казался поразительно спокойным и благостным.

      — М-м-м… — невнятно пробормотал Хэ Сюань. — Но кто сюда пойдет? Торговый путь проложен в стороне, все приезжие останавливаются в гостинице у городских ворот. Никто не станет тащиться через весь город, чтобы посидеть в твоей беседке.

      — Приезжие — может, и не станут, — безмятежно улыбнулся Ши Цинсюань. — Но я думал не о гостинице. Просто уютный уголок, в котором приятно посидеть вечером с друзьями, выпить хорошего вина, почитать стихи, полюбоваться на луну… А луна над морем — это же так красиво!

      Хэ Сюань отвел взгляд. И правда, Ши Цинсюань всегда любил такие места. Рискуя навлечь на себя недовольство брата, он сбегал с Небес на землю во многом ради того, чтобы посидеть за кувшином вина на крыше. С Небес луна выглядела больше и ярче, но Ши Цинсюаню нравилось любоваться ею с земли, высоко запрокинув голову и обняв одной рукой своего «лучшего друга» Мин И.

      — Быть может, — продолжал тем временем мечтать Ши Цинсюань, — однажды мы прославимся, и к нам будут приезжать издалека, чтобы погрузиться в красоту посеребренного луной моря!.. Ну а если нет — то и не беда. Уютное местечко для своих, куда приходят с хорошими старыми друзьями — это тоже здорово! Может, даже лучше. К нам будут приходить наши соседи, и мы все будем как одна большая семья.

      — Делай, что хочешь! — выпалил Черновод раньше, чем успел подумать, и резко поднялся со своего места.

      Мысли о семье до сих пор причиняли боль.

      Что знает Ши Цинсюань о семье? У него ее никогда и не было толком. Лишь старший брат, с которым они провели на Небесах четыре сотни счастливейших лет! Как он может предлагать Хэ Сюаню заменить его настоящую, такую любимую семью, погибшую так страшно из-за прихоти Водного Самодура, на столь жалкую подделку? Как быстро бывшему Повелителю Ветров надоело изображать из себя смиренного нищего! Как скоро его вновь охватило желание быть в центре толпы, превозносящей его и забивающей время своей бессмысленной льстивой болтовней!

      — Стой! Стой, подожди!

      Голос Ши Цинсюаня донесся сквозь душившую ярость, словно через стеганое одеяло. Черновод и не подумал остановиться, но его все равно догнали и мягко придержали за плечи.

      — Не обижайся! — попросил Ши Цинсюань так ласково, будто он и правда уламывал капризную красавицу. — Не хочешь — так не надо! Не нужно нам никаких гостей. Я просто подумал, что тебе иногда бывает одиноко… Впрочем, я знаю, что есть люди, которые больше всего ценят тишину и покой. Если ты желаешь, то никто и никогда не переступит порог этого дома. И он, и беседки, и само море с луной — все будет только для тебя!

      — А ты? — Хэ Сюань развернулся так резко, что подвеска на его шпильке едва не поцарапала лицо Ши Цинсюаня.

      — Ты хочешь, чтобы я тоже ушел? — после коротенькой, почти совсем незаметной паузы уточнил Ши Цинсюань. — Да. Да, конечно. Я благодарен за приют, но я не могу навязывать себя тебе вечно…

      Он продолжал улыбаться, однако в глазах его промелькнула грусть. Хэ Сюань невольно сглотнул, глядя на его покорно опустившиеся длинные ресницы.

      — Ты останешься, — рвано обронил Черновод. — Ты никуда отсюда не уйдешь.

      — Хорошо! — тут же согласился Ши Цинсюань, и даже, что было странно, будто бы повеселел. — Все, что ты только захочешь.

      Хэ Сюань посмотрел на него с подозрением, но тот снова выглядел безмятежным. Хэ Сюань уже почти перестал ждать подвоха, когда Ши Цинсюань вдруг заявил:

      — А знаешь, я умею играть на флейте! Меня учили давно, когда я тоже обучался самосовершенствованию — и получалось вроде как неплохо… Но флейта не стала моим постоянным инструментом, я долгое время ее не использовал. Потом, оказавшись среди нищих, я сперва думал о том, чтобы попытаться заработать с ее помощью, — но мне сломали руку, и о музыке пришлось забыть. Однако сейчас… если ты, конечно, хочешь! Сейчас, возможно, я мог бы сыграть для тебя?

      Хэ Сюань машинально обхватил себя руками. Сидеть на крыше или в беседке, пить вино, слушать музыку — и все это вновь рядом с Ши Цинсюанем! Воспоминания взметнулись в нем вихрем, и в груди сладостно заныло. Столько лет Черновод твердил себе, что ненавидит такое времяпрепровождение: праздное, беспечное, глупое! Но сейчас, когда Ши Цинсюань предложил, сердце будто бы дернули за крючок.

      — Эта мелкая липучка будет путаться под ногами, — сглотнув колючий комок в горле, неохотно возразил Хэ Сюань. — Он виснет на тебе, как мартышка, и даже если засыпает, все равно придавливает собой.

      — А-Дянь — славный! — широко улыбнулся Ши Цинсюань. — Но он совсем еще маленький, и он рано ложится спать. Давай я уложу его вечером, а потом мы вместе отправимся на крышу?

      — Он не отпустит тебя. — Хэ Сюань покачал головой, про себя с досадой отмечая, сколько разочарования прозвучало в его голосе.

      — Мы с ним договоримся! — подмигнул Ши Цинсюань.

      Луна уже давно взошла, а Хэ Сюань все еще не знал, стоит ли ему подниматься на крышу. Снаружи доносился приглушенный напев флейты: Ши Цинсюань играл и без него. Можно было никуда не подниматься, а просто сидеть в своей комнате у окна, дышать соленым воздухом и слушать, как мелодия флейты переплетается с шелестом прибоя.

      Опомнился Хэ Сюань только тогда, когда уже оказался на крыше. Ши Цинсюань не обманул: его прилипчивого брата здесь не было. Зато стол ломился от яств и вина, а рядом в художественном беспорядке были разбросаны мягкие циновки. Можно было сесть за стол, как приличный человек, а можно было развалиться на них, как подчас любил Ши Цинсюань.

      Сейчас тот, впрочем, сидел в подобающей позе. Он не прервал мелодию, доиграв до конца, но сразу вслед за этим приветливо улыбнулся.

      — Я сперва хотел приготовить что-нибудь посущественнее, — заявил Ши Цинсюань. — Но потом подумал, что тебя могут задержать важные дела. Поэтому я решил сосредоточиться на закусках, которые можно есть холодными. Прошу, угощайся!

      Хэ Сюань мысленно хмыкнул. Бывший Повелитель Ветров очень изящно и вежливо сформулировал мысль о том, что догадался о его сомнениях, стоит ли подниматься на крышу, но при этом ясно дал понять, что все равно ждал.

      Понимая, что теперь развернуться и уйти будет совсем уж глупо, Хэ Сюань опустился на одну из циновок. Стол и правда выглядел весьма привлекательно: Ши Цинсюань наготовил для него много всего вкусного. Будь Черновод и правда хрупкой смертной женщиной, от такого изобилия он рисковал бы помереть от обжорства, но даже непревзойденному демону здесь было чем заморить червячка.

      Ши Цинсюань подлил ему вина в чашу, а сам вновь вернулся к флейте. Зазвучала новая мелодия: пронзительно-нежная, щемящая и прекрасная. На небе не виднелось ни единого облачка, полная луна казалась огромным сказочным фонарем, а серебристая дорожка на играющих мелкой рябью волнах уводила, казалось, к самым небесам.

      Хэ Сюаню вдруг отчаянно захотелось сделать свое тело вновь мертвым, чтобы его перестал душить шквал нахлынувших эмоций, — и одновременно его охватило страстное желание снова стать живым, чтобы это все принадлежало ему по-настоящему.

      Ведь Ши Цинсюань…

      ...ухаживал за ним?

      От этой мысли Хэ Сюань поперхнулся, подавился и надсадно закашлялся. Ши Цинсюань тут же отбросил свою флейту и кинулся к нему.

      — Хэ Шуй? — встревоженно позвал он, хлопая Черновода по спине. — Что-то не так? Соус слишком острый?

      Ши Цинсюань подал ему воды, и Хэ Сюань выпил залпом. Пытаясь отдышаться, он взглянул в обеспокоенное лицо, и сердце его с безумной силой затрепыхалось в горле, словно собираясь выскочить наружу. Ши Цинсюань смотрел на него пристально, и ночная тьма придавала его взгляду глубины. Лунные отблески заставляли радужку сиять, и могло показаться, что Ши Цинсюань плачет.

      Хэ Сюань машинально поднял руку и коснулся его лица, будто проверяя. На ощупь кожа бывшего Повелителя Ветров была совершенно сухой и очень горячей. Их лица оказались так близко, что дыхание смешалось, и Хэ Сюаню на мгновение стало немного неловко за запах пряного маринада. Однако Ши Цинсюаня это не смутило. Как во сне, он наклонился еще ниже: самую малость, но больше было и не нужно, ибо их губы встретились.

      Однажды, когда они еще пребывали на Небесах, во время одной из вылазок на Землю Ши Цинсюань уже пытался поцеловать «Мин И». Его губы тогда были мягкими и нежными, почти совсем девичьими — и все же Черновод решительно отстранился. Он не собирался целоваться с негодяем, тем более с мужчиной. Ши Цинсюань в тот раз сделал вид, что пьян, и соскользнул ниже, начав демонстративно посапывать в притворном сне.

      Спустя почти век он попробовал снова — на сей раз в женском обличье. Уста Повелительницы Ветров оказались еще нежнее и слаще, но Хэ Сюань отверг их и тогда. Ши Цинсюань рассмеялся — рассмеялась — и, легонько чмокнув в щеку, увлекла любоваться состязанием рифмоплетов.

      А вот сейчас Хэ Сюань ответил на поцелуй, хотя теперь губы Ши Цинсюаня были гораздо суше и жестче. На них совсем не было сладости, зато язык то и дело упирался в многочисленные трещинки. Ши Цинсюань много времени проводил на просоленном морем воздухе и не всегда находил время, чтобы утолить жажду.

      На плечи Хэ Сюаня легли теплые, чуть шершавые от мозолей руки. Тела прижались друг к другу, и Хэ Сюань ощутил, как сильно и быстро бьется сердце Ши Цинсюаня. Прежде, чем он успел обдумать свои действия, он сам потянулся к нему, впиваясь в рот так, словно собирался втянуть в себя все горячее мужское тело целиком — и лишь в последний момент удержался, чтобы и правда не сделать этого.

      Взамен Хэ Сюань навалился вперед, опрокидывая Ши Цинсюаня на спину. Тот удивленно выдохнул ему в рот, но объятий не разжал. Теперь, когда Хэ Сюань практически лежал на нем, желание бывшего Повелителя Ветров стало вполне осязаемым, вызывающе упираясь ему в бедро.

      — В глазах людей я — твой муж, — с трудом разрывая поцелуй, прошептал Ши Цинсюань. — Но как считаешь ты?

      Его ладони: узкие, но длиннопалые, легко накрывающие собой его лопатки — вычерчивали по спине Черновода какие-то немыслимые узоры, от которых тот плавился и тонул. Было страшно: вот так отдать себя в руки другого человека. Было спокойно: это же руки Ши Цинсюаня.

      — Попробуй, — пряча лицо на его шее, прошептал Хэ Сюань.

      Ши Цинсюань выцеловывал ему висок и самый краешек скулы, не пытаясь вырвать все остальное из обретенного убежища. Его пальцы скользили вдоль тела Хэ Сюаня, нащупывая завязки и слой за слоем снимая покров одеяний.

      Черновод не выдержал, и тоже вытряхнул его из рубашки — а больше ничего в этот вечер плечи Ши Цинсюаня и не покрывало. Прежде нефритово-белое, его тело давно загорело, и теперь под светом луны казалось матовым. Плечи развернулись, грудная клетка стала шире. Пальцы Хэ Сюаня, сейчас по-женски тонкие, против воли пробежали по этой дубленой коже, то и дело задевая многочисленные шрамы.

      Зачем он сдерживался?

      Зачем столько лет твердил себе, что ненавидит этого человека? Ши Цинсюань рождал в нем море эмоций — но ненависти среди них никогда не было, как бы Черновод ни пытался убедить себя в этом. Еще только поднявшись на Небеса вместо настоящего Мин И и первым делом встретив это чудо, Хэ Сюань задержал на нем свой взгляд. Позже — отводил многократно, пытаясь избавиться от навязчивого внимания, но было уже поздно, ибо Ши Цинсюань занял свое место в его мертвом сердце.

      Как же больно было узнать, что этот светлый человек и есть причина всех его бед! А Ши Цинсюань улыбался, смеялся и называл его другом.

      Другом!..

      Друзей не хотят уничтожить.

      Друзей не хотят зацеловать до смерти, а потом прижать к постели и не выпускать из объятий.

      Ши Цинсюань был кем угодно, но только не другом. Однако ненавидеть его не получалось, а возлечь с ним Черновод не смел. Он тогда еще верил, что отомстит обоим братьям Ши, и не хотел падать так низко.

      А после…

      После Хэ Сюань просто не думал о том, что между ними что-то возможно. Ши Уду оплатил долг за его семью — недостаточно, мало, но уж как сумел. Но при этом сам встал незримой тенью между своим братом и тем, чью судьбу и счастье он украл. Ши Цинсюань мог понять, покаяться и смириться, — но он никогда не сумел бы принять смерти своего брата.

      Нет, Хэ Сюань не мог больше рассчитывать на любовь Ши Цинсюаня. На это имели право только Мин И… и, как оказалось, Хэ Шуй. Разум, гордый и обидчивый, призывал оттолкнуть и не довольствоваться тем, что подарят придуманной наспех личине, однако тело…

      Тело уже сдалось.

      — Я только… — Смущенный шепот прозвучал как гром среди ясного неба.

      Хэ Сюань поднял на него совершенно дикий взгляд. Если Ши Цинсюань сейчас заявит, что он ничего делать не будет, то Черновод его попросту сожрет. Ши Цинсюань должен быть в нем: целиком, немедленно!

      — Я только никогда еще этого не делал, — даже не подозревая об этих кровожадных мыслях, пробормотал тот, зарываясь лицом в волосы Хэ Сюаня, из которых давно уже была вытащена шпилька. — Но если ты позволишь мне, я буду очень, очень осторожен! Ты только направь меня, и я сделаю все, чтобы доставить тебе удовольствие!

      Хэ Сюань растерялся. Ши Цинсюань — девственник? Повелители Вод и Ветров вроде бы не шли по пути усмирения плоти. Пусть никто и никогда не слышал о заведенных ими интрижках, но это не означало, что их не могло быть. Ши Цинсюань не стал бы кричать о своих победах на каждом углу — слава Генерала Мингуана никогда его не прельщала. Но разве мог такой красивый и веселый юноша с открытой душой оставить девушек равнодушными? Хэ Сюань мог поверить, что Ши Цинсюань не успел познать радостей плоти до вознесения, но после? Неужели за все четыреста лет Повелитель Ветров ни разу никем не увлекся?

      Неужели и правда настолько хотел только лишь своего друга Мин И?

      — Ты ведь поможешь мне? — Видимо, он молчал слишком долго, ибо в голосе Ши Цинсюаня прозвучала откровенная тревога. — Я ни за что на свете не хотел бы сделать тебе больно!

      Хэ Сюань извернулся из его медвежьих объятий, и обхватил его лицо руками, чтобы заглянуть в глаза.

      — Ты считаешь, — прошипел он ядовито, — что я знаю все тонкости процесса?!

      — Н-но… — На лице Ши Цинсюаня на мгновение мелькнула растерянность, но затем он улыбнулся и, явно поддразнивая, спросил: — А откуда же взялся А-Дянь?

      Хэ Сюань в раздражении едва не укусил его за нос. Ну почему нужно поминать Водного Самодура в такой момент? Почему ненавистный Ши Уду, даже лежа в своей кровати и мирно посапывая, умудрялся портить Хэ Сюаню жизнь?

      — Он приемный, — сквозь зубы процедил Черновод и, решив не дожидаться больше еще каких-нибудь глупостей от Ши Цинсюаня, стремительно сдернул с него штаны.

      — Спасибо! — отчего-то счастливо просияв, выпалил тот и наконец приступил к делу.