Вдох, звенящее напряжение в забившихся мышцах ног, сухой, горячий воздух, царапающий горло. Капли пота щекоткой вниз по спине и копчику, солёная испарина под носом, сокращение мышц для нового рывка и прерывистый выдох. Быстрый речетатив в ушах, громкий, чтобы заглушить посторонние звуки и задать ритм движениям, но из-за усталости попадать в такт уже не получалось. «Ещё немного, совсем чуть-чуть», — быстрая мысль, финальный аккорд песни одновременно с облегчением в теле. Наушник выскользнул и повис на проводе, болтаясь у пропитавшейся потом майки.
— Молодец, — и Гэвин повернулся на басовитый голос. — В следующий раз накинем ещё десятку.
— Хочешь, чтобы я под ней сдох? — спросил Рид и кивнул в сторону штанги, которую несколько секунд назад кинул на пол.
— Лучше присядешь десять раз с большим весом, чем двадцать с сотней на плечах. Я бы на тебя давно сто пятьдесят навесил, появляйся ты тут чаще, — равнодушно ответил тренер — высокий темнокожий мужик лет тридцати — и кивнул в сторону дорожек. — Минут десять побегай и можешь идти. Но постарайся чаще появляться в зале, Гэвин, в тренировках нужна стабильность.
— Работа, ты же знаешь, — ответил Рид и полотенцем промокнул пот с лица. — После ночных спать охота, а не железо тягать. Не перед сменами же приходить.
От тренировок раз в неделю толку было мало, Гэвин понимал это и без замечаний тренера, но из-за графика других вариантов не оставалось. Рид сам выпросил больше смен, чтобы быстрее закончить ремонт на кухне после недавнего прорыва трубы. Повезло, что жил на первом этаже и не затопил соседей, а то пришлось бы жить на работе круглосуточно. А там тебе ни зала, ни гулянок в клубах, ни новых знакомств. Хотя со знакомствами в последнее время и так складывалось туго. Девушки, к которым подкатывал Рид, то оказывались замужними (из-за чего приходилось лучше присматриваться к пальцам в поисках кольца), то уже состояли в отношениях, то просто отшивали.
Гэвин сфокусировал взгляд на своём полупрозрачном отражении в стекле и недовольно поджал губы. Следы усталости так явно читались на лице, что неудивительно, почему в последнее время подкаты не имели успеха.
— Вам просто нравится общаться со мной, — чужой, чуть сиплый тембр показался таким реальным, что Гэвин вздрогнул от неожиданности и едва не свалился с беговой дорожки.
Писк кнопки скорости, и Рид обернулся через плечо, чтобы убедиться — никаких раздражающих Ричардов Фёрстов поблизости не было.
Не было и быть не могло, ведь мажорчику вроде него нечего ловить в дешёвом районном зале. Старые тренажёры, затёртые гантели и гири, малое количество инвентаря, из-за чего иногда приходилось ждать своей очереди, душевые с грибком в щелях кафеля и никакого тебе приветливого администратора у входа, только тренер один за всех. Не уровень зажравшихся золотых мальчиков.
Да и сам Фёрст мало походил на любителя потеть в зале, скорее уж, судя по его болтовне, напрягался он только в постели. «Или на улицах, когда сбегал от патрулей», — подумал Рид и прибавил скорость.
Худощавый внешне Ричард больше тянул на лёгкоатлета, но Гэвин знал, что под одеждой прячется спортивный рельеф. Сложно не знать, когда столько раз лично ощупывал его через одежду, будто малой в самом деле прятал в складках ткани нож, пистолет или наркоту. Последние пару задержаний Гэвин уже ограничивался только беглым осмотром карманов, чему надоедливый наглец, похоже, был не очень рад.
«Ещё бы, меньше поводов пошлить».
Побегав ещё две минуты, Гэвин остановил дорожку, кивнул напоследок тренеру и парочке знакомых и пошёл в душ.
Последние два задержания младшего Фёрста вообще проходили не по стандартному сценарию. Ричард меньше язвил, меньше намекал на секс, зато задавал больше вопросов.
«Чем вы занимаетесь в свободное время, офицер Рид? Например, я, кроме рисования, увлекаюсь картингом и, конечно же, сексом».
«Какую еду любите: сладкую, соленую, острую? Я вот не представляю жизни без сладкого».
«У вас есть татуировки, офицер? А хотели бы? Могу нарисовать вам эскиз».
«Какой ваш любимый цвет? Синий? У меня тоже».
— Сестрёнка, ты купил дневничок и заполняешь странички для друзей? Что за подбор вопросов? — фыркнул по итогу Гэвин и напоролся на нахальную улыбку в ответ. Фёрст будто только и ждал подобной реакции, потому что последующих вопросов в духе «во сколько вы лишились девственности, офицер» или «когда у вас был последний секс» в детских дневниках точно не было.
— Признайтесь, вам просто нравится со мной общаться, — и снова этот голос, как пластинка на повторе, что ни шум воды в трубах, ни собственные мысли не могли его заглушить. — Или вам нравится не только общаться?
— Заткнись, — процедил Гэвин и выкрутил холодную воду на максимум.
Ледяной поток мгновенно охладил кожу, тут же покрывшуюся мурашками, но пожар раздражения так же легко потушить не получилось. Эмоции кипели внутри, булькали расплавленным металлом, а фантомный образ Фёрста добавлял в топку дров.
— Вы любите покорность, офицер Рид, а я ведь был послушным, отправлялся на общественные работы, мусор неделю собирал, лишь бы вы были довольны, что смогли меня проучить. Точнее, наказать, — и следом самодовольное хмыканье, как завершающий штрих монолога.
— Пошёл ты на хуй, Фёрст, — выплюнул Гэвин, выключил воду и, намотав полотенце на бёдра, вернулся в раздевалку.
— Лучше вы, — память безошибочно воспроизвела голос наглеца. — На мой.
— Хватит! — крикнул и ударил по железной дверце кабинки, а эхо разнесло звук удара по маленькой раздевалке.
— Не думай, блядь, о нём! — сказал сам себе Рид, понимая бессмысленность попыток. Чем больше он старался не вспоминать чужую ухмылку, внимательный, словно сканирующий, взгляд синих глаз, модельное лицо без изъянов и вкрадчивый голос, что цеплял лучше прикосновений, тем явственнее перед глазами формировался образ надоедливого мажорчика, тем чётче звучала в ушах его речь.
— Почему вы злитесь, офицер? Действительно ли вас бесят мои подкаты и намёки, или боитесь, что я проигрываю такой же сценарий с другими? — Рид машинально прикрыл ладонью шею и резко обернулся, когда показалось, что за спиной стоит он. — Вы хотите быть особенным, не таким, как другие. Хотите, чтобы вас наконец заметили.
Прикрыв глаза, Гэвин прислонился спиной к шкафчику и мысленно начал считать по убывающей от ста. На семидесяти девяти получилось успокоить быстро бьющееся сердце и выдернуть накалившийся стержень злости.
Фёрста было чересчур много и в реальности, спорить с ним в собственной голове Гэвин был не готов. А проигрывать в этом споре и подавно.
Домой Гэвин вернулся только к обеду. Уставший после тренажёрки и похода за продуктами, морально вымотанный попытками переключиться с мыслей о бесящем Фёрсте на другие проблемы. Стоило зайти в свою скромную конуру, которая за год аренды стала привычной и почти родной, и мешком повалиться на старый диван, как бессилие накатило с двойным усердием. Расфокусированный взгляд хаотично прыгал по крохотной гостиной, не задерживаясь на деталях, расслабленные мышцы гудели от недавнего напряжения, а в мыслях наконец царила долгожданная блаженная тишина.
За последние несколько часов Гэвин слишком много думал о человеке, который выводил из хрупкого равновесия одним своим видом, но ни сил, ни желания анализировать причины не нашлось.
Откинувшись на твёрдую спинку, Рид расслабленно выдохнул и прикрыл зудящие от недосыпа веки. Сегодня один выходной, а дальше снова чередование дневных и ночных смен, после которых организм уже не понимал, день сейчас или ночь. На восстановление режима после такой круговерти уходило не меньше двух недель.
Громкий храп выдернул из объятий липкой дрёмы, и Гэвин подскочил на диване, понимая, что не заметил, как отрубился.
— Как же я заебался, — пожаловался он в пустоту и надавил на слезящиеся глаза. — Надо Мэдди покормить.
Размороженная и высохшая мышь лежала на кухне в отдельной тарелке.
— Хоть тебе повезло со жратвой, — хмыкнул Гэвин и сдвинул на край стола несколько коробок с задеревеневшими корочками от пиццы, над которыми кружилась одинокая муха.
«В следующий выходной точно займусь уборкой», — пообещал себе Рид. — «Засрался за месяц, как в свинарнике живу. Блядские смены».
Террариум Мэдди стоял в спальне на комоде напротив кровати. Редкие гости косились на него с опаской, девушки вовсе пугались, поэтому Гэвин предпочитал или ехать в гости к временной партнёрше, или снимать на ночь номер в недорогом мотеле. Хватило одного раза, когда девочка из клуба, увидев выглянувшую из листвы Мэдди, завизжала прямо в разгар секса.
— Кушать подано. — Гэвин тихо постучал по стеклу террариума, привлекая внимание песочного цвета змеи. — Смотри, какая толстая мышь, — помахав ей перед стеклом, Рид поднял крышку и забросил корм внутрь. — Скажи спасибо придурку Фёрсту, Мэдди, благодаря ему у тебя запас таких на полгода.
От воспоминая о Ричарде по спине поползли колючие мурашки, и Гэвин нервно повёл плечами.
Неприятно.
Мысли то и дело возвращались к Ричарду Фёрсту. Гэвину не нравилось, сколько места отвоевал себе язвительный мажорчик. В собственной ориентации Гэвин Рид никогда не сомневался и не рассматривал пусть и красивого, но всё же мужика в качестве партнёра. Но отрицать, что Ричард сумел привлечь к себе внимание, было глупо. «Нам с ним в любом случае не по пути: в роли любовника он мне неинтересен, а друзей из нас не выйдет», — решил Рид, скинул с себя одежду и, проверив напоследок температуру в террариуме, рухнул на старый матрас. Одна из пружин впилась в бедро, но Гэвин уже спал, не обращая внимания на дискомфорт.
***
— Диспетчер, это 727L30, заступил на маршрут, — отчитавшись по рации, Гэвин выехал на оживлённую дорогу.
Единственный выходной пролетел в секунду: моргнул — и снова будильник поднял на работу. Из кровати Рид выбрался, ещё не проснувшись, и лишь прохладный душ и большая кружка растворимого чёрного кофе помогли взбодриться. Он проспал почти сутки, не сделал ничего полезного по дому, зато отдохнул перед новой долгой сменой.
Работал Рид, как всегда, один — Фаулер решил не назначать напарника даже после пополнения штата, а Гэвин не сопротивлялся, слишком привык патрулировать улицы в одиночестве. Изредка, когда появлялось свободное время, с Ридом на смены заступал лейтенант Андерсон. Он не вмешивался в опросы или задержания, только отчитывал временами за излишнюю грубость и не всегда уместное применение силы и наблюдал. Рид так до конца и не разобрался, не доверяет ему Хэнк или просто приглядывает, но в глубине души надеялся на второе.
С обязанностями Гэвин (как считал сам) справлялся неплохо, а как Фёрст перестал мешать во время работы, стало лучше. После того, как две недели назад Рид принял холодильник с мышами в качестве подарка, Ричард успокоился. Затих, временно залёг на дно, но благодаря рассказам лейтенанта Андерсона Гэвин знал, что исчезновение надоедливой мухи лишь временное. «Сегодня у этих двух прилипал последний экзамен, и снова начнут протирать штаны в участке», — думал Гэвин, пока ехал на вызов в Мидтаун на очередную жалобу на шум. — «Почему я, блядь, вообще помню об этом?»
Мелкие детали, что касались близнецов Фёрстов, постепенно откладывались в памяти. Ещё не так давно Рид помнил только возраст братьев и едва ли задумывался над тем, кто из них старше. Сейчас же он знал даже не о них, а о младшем Фёрсте больше, чем хотел: где Ричард Фёрст учится и что ненавидит выбранную отцом специальность; что ему нравится скорость и адреналин, поэтому он увлекается картингом и занимается вандализмом; что любит сладкие напитки и еду, а любимый десерт — шоколадный фондан; и что любимый цвет у них совпадает.
— Какого хера я помню всё это бесполезное дерьмо?! — выругался под нос Рид и ударил по рулю, чудом не попав по кнопке клаксона.
За время нежеланного навязанного общения нахальный мажорчик проник в голову и насорил в ней десятком-другим ненужных фактов о себе, которые не получалось собрать в мусорную кучу и отправить в утиль. «Блядство!» — Гэвин вышел из машины и плюнул на пыльный асфальт. Поднявшись на третий этаж, офицер Рид свернул в плохо освещённый коридор в поисках нужной двери. Грохот музыки был слышен ещё на подходе, но на громкий стук и крик «полиция» так никто и не открыл.
— Бесполезно, офицер, я час терпела, двадцать минут долбилась, но толку ноль, — сказала выглянувшая из соседней двери женщина.
— Вы знаете, кто там живёт?
— Какой-то парень, Майки или Макс — не помню. Новенький арендатор, как въехал, началось: музыка днём и ночью, попойки, травка.
— Не похоже, что сейчас в квартире кто-то есть. — Гэвин прислушался, но рёв солиста и визг электрогитары заглушали другие звуки. — Полиция Детройта, откройте! — повторил Рид и надавил на ручку. Дверь поддалась, открылся обзор на маленькую прихожую и часть гостиной, из которой и доносилась музыка.
— Стойте здесь, — бросил Гэвин соседке, достал пистолет, вошёл в квартиру и чертыхнулся, когда увидел на полу худощавого парня лет двадцати пяти, лежащего в луже собственной крови. По пустому взгляду, что был направлен в потолок, стало понятно — человек мёртв.
— Диспетчер, это 727L30, — начал офицер Рид, когда выключил оглушающий дед-металл, — вызовите судмедэкспертов и детектива, у меня труп.
Через пятнадцать минут приехал детектив Коллинз, и Гэвин передал ему информацию, что успел узнать от соседей, и вернулся в патрульную машину. Не успел он завести двигатель, как рация заговорила голосом диспетчера.
— 727L30, приём.
— Приём, в чём дело?
— Вас сняли с патрулирования на ближайшие два часа, вам нужно срочно приехать в участок.
— Принято, — выдохнул Гэвин в рацию и отключился. — Что там могло случиться? — Не теряя времени, он выехал в ДПД.
***
— Сука. Я должен был догадаться.
Гэвин вошёл в допросную и опустился на чуть скрипнувший ножками стул. На папку с очередным протоколом задержания он не обратил внимания — смысла не было, ведь заканчивать оформление Рид не собирался. Зато не отводил взгляд от Ричарда, который сидел на противоположной стороне стола с подозрительно довольной рожей.
— Я тоже рад вас видеть, офицер Рид, — сказал мягким, вкрадчивым голосом и улыбнулся легонько, совсем чуть-чуть, чтобы обозначились ямки на бледных щеках, а в уголках глаз собрались тонкие лучики мимических морщинок.
«Не только дерзить умеет, падла, обаяшкой решил прикинуться. Фальшивый насквозь», — Рид только собрался озвучить мысль вслух, как Ричард заговорил снова.
— Я соскучился, — серьёзность, с которой он сказал это, обескураживала, — а вы? — следом наивный взгляд исподлобья и грустный излом бровей.
«Всё подделка», — Гэвин не верил в искренность пацана. Не хотел верить и злился, злился, злился. Перед глазами расцвела картинка, в которой вставал со стула, хватал мажорчика за толстовку, чтобы хорошенько встряхнуть, и…
Гэвин медленно вдохнул, досчитал до десяти и с присвистом выдохнул.
— Нет, — наконец нашёл в себе силы ответить.
— Вы врёте, — со спокойной уверенностью в ответ.
— Нет.
— Вы же приехали ко мне.
— Я приехал не к тебе, а в участок. Причин вызова мне не объяснили, — у Рида возникло неловкое ощущение, что он пытается оправдаться.
— Ясно, — кажется, пацан немного погрустнел, — а если бы знали?
— Хватит, Фёрст! — Видит бог, Гэвин пытался контролировать эмоции, чтобы держать себя в руках. Честно пытался. — Чего ты добиваешься? К чему твои вечные разговоры, подарки и прочие тупые выкрутасы?
— Вы мне нравитесь, очевидно же, — ответил без тени сомнения.
— Бред.
К дьяволу всё, Рид не думал вестись.
— Будь я девушкой, вы бы тоже мне не поверили? — Ричард переменился в лице, стал серьёзнее, увереннее и, кажется, злее. — Считаете, что не можете понравиться другому мужчине?
— Да какой из тебя мужчина, сестрёнка? Так, несерьёзный пиздюк.
— О, так дело в возрасте? Думаете, что в девятнадцать я могу только трахаться направо и налево, а чувства на хрен?! — подскочив, Фёрст почти кричал.
— О каких чувствах ты мне заливаешь, если больше половины наших «разговоров», — сарказм ядом пропитал голос, — ты сводишь к порнушным фантазиям?
— Значит, в этом проблема. — Сев обратно на стул, Ричард расслабленно опустил плечи. — Что же плохого в моём желании сблизиться с человеком, который мне нравится, представлять, как я бы касался, как делал бы приятно? Разве вы никогда не чувствовали подобного?
Тряхнув головой, словно сбрасывал оцепенение, Гэвин отвернулся к стене и столкнулся с собственным растерянным отражением в зеркале Гезелла. На щеках трёхдневная щетина, под глазами тёмные провалы от усталости, между бровей, словно приклеенная, держалась складка — последние недели Рид хмурился чаще обычного. Форма помята и местами неаккуратно топорщится, ведь нужно было попросить размер побольше ещё месяц назад. «Да кому я вообще такой понравлюсь? Чмо заёбанное», — отвернулся от зеркала, но так и не посмотрел в глаза Фёрста. Не было сил продолжать с ним бодаться, но признаться было равносильно поражению.
— Хочу объясниться, офицер Рид, — прервал затянувшуюся паузу Ричард, — когда я вас увидел впервые, подумал, что хуй во рту пойдёт вам больше полицейской формы. Мой хуй, естественно.
Воспоминание о первом задержании Ричарда Фёрста и то, как он повернулся во время досмотра, вызвало у Гэвина нервную дрожь. Тошнило от одной мысли, от малейшего допущения снова оказаться на коленях перед зазнавшимся мажором.
— Я много раз представлял, как беру вас здесь, — пацан обвёл взглядом помещение, — в машине или нагибаю возле очередного граффити, что рисовал для вас. Думал, что стоит нам перепихнуться разок-другой, то мысли о вас пройдут, что я забуду о вашем существовании так же быстро, как забываю о других любовниках.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Чтобы вы поняли, что я не издеваюсь, не играю и не шучу. Я ошибался, думая, что просто хочу заняться сексом с привлекательным партнёром, влечение к вам не просто симпатия, я в вас вл…
— Замолчи! — грубо оборвал Гэвин.
Короткий смешок с привкусом горечи захотелось забыть сразу же, как он прозвучал.
— Вы требуете от меня правду, офицер Рид, при этом не готовы её слышать. Раз вам проще думать, что я вру о чувствах, тогда слушайте дальше мои фантазии, — голос Ричарда зазвучал ниже и тише, упал почти к шёпоту. — Прямо сейчас я думаю о том, как сильно хочу поцеловать вас, офицер Рид.
Комок чего-то неопознанного встал поперёк горла, не позволяя Гэвину выдавить из себя хоть слово протеста.
— Я столько времени представлял наш поцелуй, что могу сорваться, как только коснусь ваших сухих губ. Офицер Рид, вы для меня как самый дорогой, редкий и вкусный десерт в мире, сидите в метре, соблазняете одним своим существованием, но не даёте притронуться к себе. Будто экспонат в музее, которым можно любоваться, но нельзя трогать. А я очень, — Фёрст впился потемневшим взглядом, — очень хочу вас трогать.
Чужой расширенный зрачок, перекрывший голубую радужку, заполнил собой все пространство допросной, утопил в темноте весь мир — не в пугающей темноте, а тёплой и уютной, обволакивающей, как горячая вода в ванне после тяжёлого рабочего дня, как мягкое одеяло в постели. И голос звучал в этой темноте, вёл за собой, как проводник.
— Я бы пробовал вкус ваших губ долго, очень долго, чтобы они опухли, болели, и чтобы вы навсегда запомнили, что я могу быть не только страстным, но и нежным, осторожным. Вы ведь никогда не целовались с мужчиной, а я бы не стал давить, касался бы невесомо, чтобы вы привыкли к разнице и зуду на коже из-за щетины.
Прикусив верхнюю губу, Гэвин попытался прогнать фантомную щекотку.
— Вы бы дышали тяжело, вместе с воздухом наполняя лёгкие моим запахом, а я выцеловывал бы вашу челюсть, шею и ключицы. Касался бы не только губами, но и кончиками пальцев, пробовал бы языком ваш пот и желание. — Ричард не просто перегнулся через стол, он почти лёг на него. — Вы были бы возбуждены, офицер Рид. Я бы вжимался в вас бёдрами, тёрся бы, чтобы вы ощущали моё возбуждение, а я — ваше.
По шее и груди потекли мурашки, словно невидимые руки провели вниз, чуть царапая ногтями.
— Я бы мог довести вас до оргазма прямо через одежду, без рук и проникновения, вы бы кончили себе в трусы, а потом остаток дня ходили бы с высыхающим напоминанием о том, что всё произошло в реальности. — Дыхание Ричарда сбилось, отрывисто падало с губ. — Или я мог бы встать перед вами на колени и взять глубоко, позволил бы трахать свой рот в вашем любимом ритме. Как вы любите, офицер, медленно и неторопливо, чтобы партнёр смаковал ваш член понемногу, или быстро и яростно, чтобы показать свою власть? Ответьте мне, и я продолжу.
– Нет, — просипел Гэвин. — Достаточно. Уходи, — не просьба, а мольба, и Ричард это заметил.
Он победил. Не в войне, но в этой битве точно. Победил и знал это, когда поднялся со стула, приблизился и замер на расстоянии десятка сантиметров.
Напряжённое тело окаменело, как при сонном параличе, а Ричард Фёрст для паникующего мозга стал пугающим образом того существа, что выступало из темноты и давило на грудь, пока ты боролся за возвращение контроля. Гэвин боялся, натурально боялся, что сейчас Фёрст приблизится ещё на шаг, что склонится к лицу и начнёт воплощать в реальность свои слова. Что коснётся губами губ или линии скул, что проведёт языком по потной шее. Но больше всего Гэвин боялся, что не сможет его оттолкнуть.
— Спасибо, что выслушали, офицер Рид. До скорой встречи.
Ричард Фёрст ушёл, но его незримое присутствие пряным ароматом одеколона осталось висеть в воздухе. И Гэвин Рид скорее бы удавился, чем признался в том, что монолог Ричарда смог пробиться через стену отрицания.
Гэвин всё-таки ему поверил.