— Я слышу, как скрипят твои зубы. Прекрати, бесит.
Фёрст всегда, с первого своего появления, был той ещё занозой в заднице. Яркий, громкий, наглый — такой, что сложно не заметить, при всём желании не получится игнорировать его присутствие. За двухлетний перерыв, в который он учился, а потом работал в полиции, он стал немного сдержаннее, научился держать свои фантазии при себе, а не озвучивал при любом удобном случае. Несмотря на некоторые изменения в поведении, он по-прежнему оставался язвительным говнюком, который умел вставить пошлость на грани, подстебнуть или же посмотреть своими арктическими льдинками так, что всё было ясно без слов. Самоуверенный наглец и влюблённый глупец — Ричард удивительным образом сочетал в себе две очевидных роли. И если к первой Гэвин более-менее привык ещё во времена бесконечных задержаний, то вторая стала открытием. Приятным или напрягающим открытием — пока было не ясно, но Гэвин всё больше склонялся ко второму варианту, учитывая, как часто Фёрст стал показывать свою ревнивую натуру.
— А меня бесит, что ты спокойно переписываешься со своей бариста, и это после того, что ты сказал три недели назад.
Три недели. Чёртов двадцать один день, за который Гэвин несколько раз успел пожалеть о своей откровенности. Испугался, поддался эмоциям, когда увидел кровь на длинной бледной шее, за доли секунды успел подумать о самом худшем и пожалеть, что так и не сказал если не всю правду, то хотя бы её часть. А позже, когда в машине «скорой» прочитал на лице растерянность и волнение, панику в голубых глазах, заметил до белизны закушенную губу и кулаки, сжатые настолько сильно, что на ладонях остались лунки от ногтей, не смог больше держаться. Собственные чувства — неестественные, ведь нельзя испытывать что-то настолько сильное и бесконтрольное к другому мужчине — предали, вздыбились, как непослушная лошадь, и отчаянным ударом выплеснулись наружу.
Он плохо помнил момент, когда кулак достиг своей цели, не заметил и боль в костяшках, потому что раздрай в ощущениях был слишком сильным. Зато в памяти практически, блядь, на сетчатке глаз отпечаталось удивление Ричарда: широко раскрытые глаза, как у героев японских мультяшек, приоткрытые губы и чуть побелевший шрам над верхней, ладонь, прикрывающая скулу, и алая капля крови в левом уголке, которую хотелось поймать пальцами и стереть, не оставив и следа.
Может, даже не только пальцами.
Так странно было шептать Ричарду какие-то глупости, стоять в его неуверенных объятиях и думать о том, что они впервые настолько близко друг к другу. Не физически даже — эмоционально. Ещё страннее оказалось представлять, что достаточно немного приподнять голову, и можно почувствовать щекотку его дыхания на лице, попробовать его на вкус, смешанный с ароматом крови. Каково это — целовать мужчину? Бороться с ним за право вести, подчинить себе, подавить или, наоборот, отступить под жадным натиском страсти. Или успокоиться и быть на равных, гладить колючую щёку и острую линию скул, прижиматься к спортивному телу, зная, что под тренчем нет привычных мягких округлостей на груди, а в паху…
На этом мысли сбивались, а по телу пробегала дрожь. Хоть не противно, как раньше, но всё ещё неприятно и достаточно отталкивающе. Поцеловать Ричарда сейчас означало разом перечеркнуть все его старания, разбить и выбросить в мусор те странные зачатки совсем нетоварищеских чувств, которым, несмотря не страх и отторжение, Гэвину противоречиво хотелось дать шанс. Может, зря хотелось, ведь при очевидном намёке на слабую, почти эфемерную, надежду на взаимность Фёрст стал просто невыносим. Пусть он не начал душить новыми намёками на секс, как несколько лет назад (похоже, он в целом отказался от неудачной стратегии), не стал забрасывать подарками, зато теперь чаще звал на «не свидания», комментировал переписки и разговоры с Айрис, насмехался и выдавал едкие, но бесящие в своей меткости комментарии. Наверное, Ричард надеялся, что сможет повлиять на общение с ней, прервать его, а Гэвин из принципа продолжал.
— И что же я сказал тебе такого, что может помешать мне строить отношения с кем-то другим? — Гэвин приложил все усилия, чтобы голос звучал ровно и с небольшой насмешкой.
Он хитрил, но Фёрст ничего не смог бы предъявить, ведь формально Гэвин признался только в том, что ему понравился рисунок. И не врал совсем, Ричард смог поразить, нарисовав его на бумаге почти с фотографической точностью. Но в симпатии Рид не признавался, только немного намекнул.
Совсем немного же.
Настолько, что не понял бы только идиот.
Идиотом Ричард Фёрст, к сожалению, не был.
— О, так тебе напомнить, Гэвин? — в пассивной агрессии Фёрст преуспел не хуже, чем в сарказме. — Не твои ли, блядь, слова, что я должен ценить свою жизнь, чтобы добиться тебя?
— Я сказал не так. — Гэвин упрямо продолжал смотреть куда угодно: в светящееся мягким жёлтым окно друга подозреваемого, на приоткрытую створку гаража рядом с его домом, на енота, копошившегося в мусорке, или на телефон, когда приходило новое сообщение от Айрис — только не в глаза своему напарнику.
— Точно, ты сказал, что мне нужно добиться своего. Только мы оба знаем, что единственный, кого я несколько лет хочу добиться, это ты, Гэвин Рид!
— Кое-чего ты всё же добился, я теперь пью твой кофе по утрам без всяких поводов и не выёбываюсь. Этого мало? — оскалившись, Рид рискнул посмотреть на Фёрста. На его нарочно небрежную укладку и то, как блики фар проезжающих мимо машин играют в тёмных волосах. На лисий изгиб ресниц, совсем как у той девочки, в которую Гэвин влюбился в средней школе. И хоть в темноте не было видно, но он помнил, что на левом глазу в ряду каштановых ресничек скрывалась одна седая. На ровный нос без единой расширенной поры и маленькую родинку прямо по центру переносицы. На волевой подбородок и округлые щёки, гладкие с утра, но чуть темневшие от щетины уже к вечеру. Если Ричард широко улыбался, то на левой щеке появлялась милая ямочка. Однажды Гэвин присмотрелся к Коннору и увидел у него такую же, только на правой — будто близнецы поделили их между собой. На то, как задвигались пухлые губы, когда Ричард заговорил.
— Да, мне мало, ведь в остальном ты меня динамишь, зато бесконечно ходишь по кафе и паркам со своей бариста. — Радовало, что за очередным приступом ревности Фёрст не заметил, как Гэвин на него пялится.
— А чего ты, блядь, хочешь?! Мы с ней общаемся уже некоторое время, я не могу забить на неё хуй только из-за твоей прихоти. — Раздражение понемногу начало перерастать в злость. Гэвин не понимал, какого хера он должен оправдываться.
— Просто общаетесь? — Когда Ричард спрашивал с издёвкой или нападками, правая бровь приподнималась особенно высоко.
Сердце громыхнуло в груди, на щёки плеснуло горячим, и Гэвин, прикусив клыком губу, отвернулся. Он не любил врать, а Ричард не любил ложь, но стоило ли говорить правду или лучше уклониться от ответа, не вдаваясь в подробности? Ричарду в любом случае будет неприятно слышать ответ.
— Нет, не просто.
«Например, пару дней назад мы занялись сексом прямо у меня в коридоре, на прошлой неделе в подсобке у неё на работе, а через пару недель после знакомства отлично провели время в моей постели. Только тебе об этом знать не обязательно».
— Прекрасно. — Сузившиеся веки — то ли в презрении, то ли в раздражении, Гэвин так и не понял; щека, закушенная изнутри так сильно, что стало видно со стороны; что-то тёмное в глубине зрачков — не ревность, не злость, а что-то тяжёлое, нескрываемое. Похожее на боль. — Между ног к ней ныряешь, да? Помню, ты говорил, что не против такого.
Снова. Стоило только забыть, каким Фёрст может быть говнюком, он обязательно об этом напоминал. Не действиями — в них он всегда был предельно искренним и — Гэвин боялся этого слова, но не мог не признать — заботливым. Но его длинный язык иногда бежал вперёд, из-за чего на эмоциях Фёрст мог ляпнуть херню, которую стоило запихнуть куда-то поглубже. Прямиком в жопу, например, где ей самое место.
— Дохуя-то ты помнишь, Фёрст, — процедил сквозь зубы, не сумев расслабить сведённую челюсть. — Тебя не должны ебать наши с ней отношения.
— Должны, Гэвин, если ваши с ней отношения мешают нашим. — Желваки беспрестанно двигались под бледной кожей, брови нахмурились так сильно, что разделяла их только складочка кожи, губы подрагивали, изредка позволяя увидеть ровный ряд зубов. Фёрст напоминал пса, готового в любой момент кинуться, чтобы защитить своё. Ещё ни разу за время знакомства и общения Гэвин не видел его таким.
Вдох-выдох, ведь хоть кто-то из них должен сохранить трезвость рассудка.
— Нет никаких нас, и отношений у нас тоже нет. А теперь возьми себя в руки, Фёрст, наш клиент пришёл. — К дому через дорогу приближался высокий мужчина лет сорока с длинными чёрными волосами, торчащими из-под шапки, которого они ждали уже который день. — Наконец поработаем.
Не зря с утра сидели в засаде, свежая наводка информатора выгорела, хоть и пришлось целый день просиживать жопу в быстро остывающей машине. Гэвина, в отличие от Ричарда, костёр ревности не согревал, а сообщения Айрис в духе «скучаю, милый» или «целую, малыш» больше надоедали, чем умиляли. Зато на адреналине организм согревался быстро и легко.
— Эй, Тони, полиция Детройта. Поболтаем? — Едва успел закончить предложение, как дилер, заодно подозреваемый в трёх убийствах, развернулся и бросился в атаку. Ожидая подобный фокус, Гэвин успел увернуться, но в драку сразу же вмешался Ричард. Один уверенный замах снизу апперкотом прямиком в челюсть подозреваемому, и тот, звонко клацнув зубами, повалился на асфальт без сознания.
— Какого хуя?! — Судя по растерянности, Фёрст и сам не ожидал подобного. Замер сбоку, глупо хлопал ресницами и посматривал то на стёсанный кулак, то на прилёгшего отдохнуть подозреваемого.
— Блядь! — Опустившись на корточки, Гэвин расстегнул чужую куртку и нащупал пульс. Ритмичное тук-тук отдалось в подушечки пальцев.
Живой. Уже хорошо.
— Ты на кой хер его вырубил, придурок?! — То ли от злости, то ли от ревности Ричард не рассчитал силу, завёлся, ведомый инстинктами, и сам не думал о таком исходе. Гэвин понимал, что тот не специально, но не мог удержать слова и эмоции. — Да нас его адвокат за яйца возьмёт и через хуй перекинет. Мы, блядь, почти месяц потратили, чтобы найти этого уёбка, а теперь что? Фаулер же сам меня натянет, если эта сука снова ускользнёт!
— Почему тебя, его же вырубил я?
— Потому что я должен следить за тобой и не допускать такой херни! Теперь выслушивать, какой я убогий наставник и как дерьмово на тебя влияю. Просто пиздец!
Поднявшись, Рид снова посмотрел на подозреваемого. Шапка отлетела в сторону и лежала в грязной кучке снега у бордюра, на нижней челюсти уже начало расплываться пятно синевы, а из уголков рта потекла струйка слюны, смешанная с кровью.
— Он сам напал, я просто защищал тебя, — попытался оправдаться Ричард.
— Не так давно ты уже защитил меня, и ни к чему хорошему это не привело. — Звякнули наручники, которые Гэвин защёлкнул на подозреваемом.
— Кое к чему всё же привело, — неуместная полуулыбка на губах Фёрста раздражала, но поспорить с ним Гэвин не мог.
— Похуй. Помоги поднять его, повезём в отдел и будем молиться всем полицейским богам, что адвокат его не отмажет. — Вместе они подхватили Тони под руки и поволокли к машине. — А ты, Фёрст, молись вдвойне. Если он подаст на полицию в суд, а, поверь мне, этот гондон может, компенсацию Фаулер стрясёт с меня. Я же потом лично заставлю тебя отработать каждый цент!
— Без проблем, детектив Рид, не против расплатиться даже натурой. — И тихий довольный смешок.
— Кто бы, блядь, сомневался. — Гэвин закатил бы глаза, но асфальт опасно блестел ледяной корочкой, и он решил не отвлекаться. — Заткнись и тащи его, — буркнул напоследок и дальше пошёл без разговоров.
***
Фаулер молчал. Сидел в кресле, смотрел в упор, будто в своих мыслях мысленно срезал кожу с бестолковой башки, постукивал пальцами по блестящей крышке стола и молчал.
Тук. Тук. Тук.
Отпечаток за отпечатком появлялись на глянцевой поверхности, хорошо виднелись на свету под определённым углом. Уж лучше бы кэп сразу включил похоронный марш, чем выстукивал монотонный ритм.
— Ну?
Полный пиздец, глубокая и беспросветная задница, раз Фаулер даже голос не повысил. Только смотрел не в глаза, а куда-то по центру лба, не моргал даже, как хренов демон. И Гэвин, сидевший перед столом, робел, как школьник, под этим взглядом, чувствовал себя маленькой слабой бабочкой в руках ребёнка, которую тот готовился насадить на булавку. Причём наживую, чтобы глупая бабочка ощутила всю боль, которую готовит ей Сатана. Не тот, который сидит на троне в Аду, а местный чернокожий Сатана, носивший звание капитана полиции Детройта.
Тук. Тук. Тук.
Щетина под носом вспотела, по спине заскользила холодная капля. Медленно так, будто пересчитывала каждый позвонок.
— Может, объяснишься? — А голос-то какой ласковый, приторный, сука, как карамель или мороженое с клубничным сиропом. Аж зубы свело. — Очень хочу услышать твою версию, почему подозреваемый в ближайший месяц сможет только мычать и питаться через трубочку.
— Сэр, простите, детектив Рид тут ни при чём. — Господи блядский боже, лучше бы Фёрст не открывал рот. — Челюсть Тони сломал я.
«Заткнись! Во имя всего святого, просто завали свой ебучий рот!» — но Гэвин даже пикнуть не мог, Фаулер одним своим взглядом пригвоздил к месту и обещал медленную и мучительную смерть за любой неудачный звук. Ему на хрен не сдались ничьи объяснения, всё и так прочитал в отчёте и посмотрел на записи с камеры, которую достал лейтенант Андерсон. Ох, если бы не эта запись, Гэвин бы уже распрощался с любимой работой.
— Рид. — Комок в горле наконец рухнул в желудок. — Я ожидал подобного дерьма от тебя, но не от него.
«Вам было бы легче, если бы челюсть этому говнюку сломал я?» — Как же они оба облажались. Достаточно, чтобы не озвучивать подобные вопросы вслух и не обострять ситуацию. Гэвин пережил бы очередной выговор или депремирование, но Ричард мог запросто навсегда покинуть полицию.
— Простите, капитан Фаулер, произошедшее полностью моя вина. Я видел, что напарник на взводе, нужно было оставить его в машине и вызвать подкрепление. — Гордость визжала истеричной тёткой и ругалась похлеще прожжённой шлюхи. Только чудом Гэвин сказал всё без заминки, ведь даже свои ошибки признавать было тяжело, а чужие вообще никогда не выгораживал.
— Значит, берёшь вину на себя?
— Да, сэр. — Обстрел взглядов усилился. Теперь не только Фаулер пилил со своей стороны, но и Фёрст, стоящий за спиной, собрался прожечь дыру прямо между лопатками.
— Не поможет, вы оба встряли. Фёрст, с завтрашнего дня два раза в неделю будешь посещать курс по управлению гневом. Сначала месяц, но если твой куратор решит иначе, будешь ходить хоть до пенсии. Оба лишаетесь премии за год и ближайший месяц все трупы бомжей или неустановленных личностей будут вашим личным геморроем.
Гэвин мысленно застонал, но промолчал — если кэп решил, спорить бесполезно.
— Но ещё не всё. — Гаденькая ухмылка капитана Риду не понравилась. — Через неделю встреча с представителями общественных организаций, будут рассказывать о проблемах в ближайших районах, жаловаться и требовать что-нибудь. Всё как всегда. Угадайте, кто будет выслушивать их нытьё?
— Мы, сэр.
— Молодец, Рид, догадался, не зря до детектива дослужился. А теперь пошли вон, мне из-за вас ещё с шефом разговаривать. Дело Энтони возьмут на себя Хэнк и Коннор, а вы двое, — Фаулер поднялся, навис над столом озлобленной громадой, — сделайте одолжение и сегодня не попадайтесь мне на глаза. Я не уволил вас сейчас, но не обещаю, что сдержусь через час.
Покусывая внутреннюю сторону щеки, Гэвин спрятал руки в карман куртки, нахохлился, как намокший под дождём воробей, и свернул в комнату отдыха. Не прошло и часа с начала нового рабочего дня, а Фаулер уже высосал все силы. Остывший американо и размякшие луковые колечки, которые оставил на столе, лишний раз напоминали, что день будет таким же уёбским, как утро.
— Прошло лучше, чем я думал, капитан даже не кричал, — звучало слишком беззаботно для человека, которого лишили премии и докинули самой ублюдской работы.
— Лучше, чем ты думал, — повторил тихо, почти одними губами, и отпил холодной горечи. — Лучше, чем думал. — Как же Гэвин хотел плеснуть остывшим кофе прямиком в красивое лицо, чтобы стереть с него выражение спокойствия. — На нас скинули самые стрёмные дела, лишили премий, а тебя ещё и отправили на курс. Думаешь, это лучше, чем послушать вопли капитана минут так пять?!
— Меня могли уволить, и я больше не смог бы видеть тебя так часто, как сейчас. На этом фоне любое наказание меркнет, во всяком случае, для меня. — Честность Ричарда и горечь в приятном тембре обезоруживали. — И спасибо, что снова прикрыл меня. — Он шагнул вперёд, приблизился на опасное, интимное расстояние. Если бы кто-то увидел, хоть один человек…
— Отойди. — Грудь Ричарда, скрытая под тканью плотной чёрной рубашки, теплом ощущалась под ладонью, а его сердце выстукивало быстро-быстро, заражая своим волнением. — Шаг назад, Фёрст, ты слишком близко.
Обмен взглядами был неприлично долгим, таким, что Гэвин успел разглядеть в насыщенных голубых глазах серые вкрапления и чёрное кольцо вокруг контура радужки. Как океан, запертый в призму, без волн, но с осколками айсбергов, ледяной с виду, но обжигающий в первые секунды.
— Прости. — Он отступил как раз вовремя, из-за поворота показался Браун с пончиком в руке и мерзкой ухмылкой на обветренных губах. По маленькой комнате отдыха сразу растёкся отвратительный резкий запах дешёвого одеколона, от которого у Гэвина к горлу подкатил рвотный позыв. Весь флакон на себя вылил, что ли.
— Утречка, голубки, — голос скрипел насмешкой, но Гэвин привык не обращать внимание на едкости Брауна, воспринимал их как белый шум. Ричард и подавно игнорировал придурка, лишь изредка смерял его презрительным взглядом и смешно морщил нос, будто увидел драную крысу в мусоре или жирного таракана.
— И тебе не хворать, Стивен. Благоухаешь, как помойка, что за праздник? — будь настроение хоть капельку лучше, Гэвин бы промолчал.
— Юбилей, детектив Рид, тебе ли не знать? Лейтенант же говорил на утреннем бриффинге. — Он налил капучино и развернулся. — Ах, я забыл, вас же не было, получали профилактический пиздюль от капитана. Надеюсь, вам понравилось.
— Следи за болтовнёй, офицер Браун, а то присоединишься к ним, несмотря на день рождения, — строго оборвал появившийся в проходе Андерсон. — Рид, Фёрст, для вас два трупа под мостом, так что хватит прохлаждаться.
— Ага, уже едем. — Остывший кофе отправился в раковину, а недоеденные колечки Гэвин прихватил с собой. — Ну что, Фёрст, приключения с бомжами начинаются. Готовься, нас ждёт долгий, скучный, пропитанный запахом мочи, грязи и перегара месяц.
— Звучит так себе. — Ричард повёл плечами. — Аж курить захотелось.
— Ты же бросил. Кстати, почему?
— Потому что ты как-то заикнулся, что не любишь сладкий запах пара, а обычные сигареты слишком мерзкие на вкус.
Вот так просто и честно. Гэвин подумать не мог, что Фёрст бросил курить из-за него, из-за неосторожно брошенной фразы в первый день совместной работы. «Бросил курить из-за меня, — Гэвин взглянул исподлобья на идущего рядом Ричарда. — Или ради меня».
Так странно и приятно, ещё одно проявление заботы и интереса, которое не сразу заметил Гэвин.
— Может, откроешь уже машину? — спросил Ричард и показательно подёргал дверную ручку.
— Оторвёшь, чинить будешь за свой счёт, — пригрозил в ответ Гэвин и отключил сигнализацию.
— Не переживай, я был нежен, — усмехнулся и потом не прошептал даже, а промурчал, — я вообще могу быть очень нежным, когда дело касается тебя.
Гэвин сделал вид, что не услышал.
И нет, проверять он не хотел.
Совсем, блядь, не хотел.
***
— Как же я заебался, — простонал Гэвин и повалился на жалобно скрипнувшее кресло.
Давно за день не было столько вызовов, он уже и забыл, как выматывают подобные дела, которыми мог заняться даже патрульный офицер. Как Пирсон варилась в таком дерьме уже три года, Рид не представлял. А впереди ждал целый месяц смен, где предстояло совмещать привычные расследования с указаниями Фаулера.
«А ещё на свидание с Айрис тащиться», — вспомнил Гэвин и посмотрел на часы. Через час нужно было приехать в ресторан, но ни сил, ни желания видеться с ней на горизонте не маячило. «Снова слушать болтовню о её подружках и сплетни о какой-нибудь актрисе». Чем дольше Гэвин с ней общался, тем чаще задумывался, что им стоило разойтись. Месяца хватило, чтобы понять — их интересы почти не совпадали. Да, Айрис тоже любила змей и боевики, ей нравились долгие прогулки в парке. Но если Гэвин искал в них спокойствия и отдых от постоянного шума, то для неё проводить время в тишине было сложно. Даже Фёрст столько не трещал.
Точнее, Фёрст знал и чувствовал, когда стоит замолчать и не доставать разговорами.
«Может, отменить?»
Достав телефон, Гэвин открыл переписку и залип на розовом сердечке, которое последним пришло от Айрис. «А Ричард присылает голубые», — короткая мысль пронеслась в голове и исчезла в глубинах сознания.
— Кофе? — спросил Ричард и поставил рядом стаканчик из автомата.
— Бурда, а не кофе, дома лучше.
— Надеюсь, когда-нибудь угостишь им меня, — в голосе ни намёка на пошлость, только лёгкие отзвуки усталости. — А пока что я хочу угостить тебя. — Глаза хитро блеснули. — Как насчёт того, чтобы выпить после тяжёлого дня? Я знаю уютный бар всего в пятнадцати минутах езды, там тихо и вкусное пиво.
«Свидание с Айрис», — напомнил себе Гэвин.
— Я не пью. — Скептический взгляд в ответ. — Ладно, почти не пью.
«А ещё у меня свидание с Айрис».
— Да брось, Гэвин, давай разок в виде исключения. У них пятьдесят сортов, уверен, ты найдёшь что-то на свой вкус.
— Рич…
— Согласишься, и я месяц не буду включать свою музыку, — добил он.
— Блядь. — Знал, с каких козырей заходить. — Ладно, но только три бокала, у нас завтра смена.
Поднявшись, Гэвин накинул куртку и подтолкнул Ричарда вперёд. Пока тот не видел, Рид написал сообщение, что сегодня свидания не будет. Он не стал вдаваться в подробности, знал, что Айрис подумает о задержке на работе — привыкла уже к подобному. Так было проще сделать вид, что даже не соврал.
— Ричард? — Гэвин вздрогнул от звучания почти своего голоса. Такой же низкий и чуть гнусавый, похожий настолько, что можно было спутать с собственным. — Ты разве не в Дирборне?
Гэвин боялся повернуться к неизвестному, который заговорил с Фёрстом. Только поднял взгляд на побелевшее лицо и растерянно бегающий взгляд.
— Гейл? — у Ричарда даже голос просел. — Что ты тут делаешь?
Нехотя, почти через силу Гэвин заставил себя посмотреть на внезапного собеседника.
Лучше бы не смотрел.
Мало было сходства голоса и имени, внешностью он тоже оказался похож. Если бы Гэвин не знал, что родился один, подумал бы, что у него есть брат. Чуть старше, может, на пару лет, не такой спортивный, гладко выбритый и без шрамов на лице, с отросшими волосами, которые собрал в хвостик.
«Кто это, блядь, такой?» — немой вопрос так и не сорвался с губ, свернулся узлом в горле под надменным взглядом.
— Забирал документы для переподготовки, — ответил этот Гейл и посмотрел в глаза Гэвину. — Так вот, значит, чьей заменой я был?
Откровение, как удар под дых, прямиком в солнечное сплетение, так, что воздух выбило из лёгких и оставило жгучую резь. Больно и не продохнуть, не отбросить в сторону, чтобы забыть. Кем бы ни был этот мужик, он спал с Ричардом. Целовал его губы, кусал шею, оттягивал волосы. Стонал под ним от глубоких — быстрых, а, может, неторопливых — толчков. Царапал его спину и плечи, дрожал от удовольствия в его руках. Может, даже сам брал Ричарда.
С-сука.
От графичной картинки перед глазами поплохело. Внутри обожгло, как кипятком, как взорвавшейся бомбочкой, оглушило и пулей полоснуло по коже, рассекая и опаляя.
Вот с кем Ричард трахался.
Вот кем заменил.
И неизвестно, сколько ещё у него таких Гейлов, которые с радостью раздвинут ноги по первому же щелчку.
Была ли вообще любовь, про которую он заливал столько времени, или повёлся на типаж?
— Можешь попробовать заменить ещё раз, — выплюнул Гэвин и, боднув плечом неизвестного, в несколько прыжков преодолел ступени участка и запрыгнул в ещё тёплый салон «мустанга».
Газ в пол и полицейский разворот, из-за которого зад занесло на скользкой дороге. Поворот руля, чтобы выровнять машину, и Гэвин, наплевав на бар, понёсся домой.
Во рту было солоно из-за прокушенной губы, зубы болели — сильно сжал челюсть, а в ушах голосом Ричарда звучало отчаянное «Гэвин».