Первая победа

Катастрофа — другого слова Фёрст подобрать не мог. Одна короткая встреча, неудачное пересечение на пару минут, и вот Гэвин, только согласившийся встретиться вне работы, снова отдалился. Стоило только расслабиться, разрешить себе порадоваться маленькой победе, как одна мелочь разрушила прекрасный вечер наедине с любимым человеком. Десяток секунд назад он спокойно шёл рядом, а сейчас, разозлившись, уехал неизвестно куда.

      «Только бы не натворил глупостей».

      Ричард волновался. Не мог не волноваться, когда взбешённый Гэвин с превышением скорости летел по скользким дорогам вечернего Детройта.

      — Какой несдержанный, — хмыканье Гейла было последним, что хотел слышать Ричард.

      Лучше бы его не было. Лучше бы их пути никогда не пересекались ни в клубе, ни в Академии. Лучше бы не спал с ним всё обучение, нашёл бы другого любовника, пусть не похожего на любимого человека, пусть не такого страстного и умелого, зато другого. Того, с кем можно было не бояться пересечься на улицах. Того, на кого Гэвин не обратил бы внимания, не психанул бы из-за встречи с подделкой, потому что никакой подделки и не было бы.

      — Зачем ты позвал меня? — Кулаки сжались от злости, ногти больно впились в кожу, и если бы Ричард мог, то расцарапал бы себя до крови. Только бы задушить жгучую ненависть, кислотой прожигающую лёгкие. — Почему не прошёл мимо, не сделал вид, что не знаешь меня?

      — Сложно сделать вид, что не знаешь человека, с которым жил и спал целых восемь месяцев. Ты кинул меня, Ричард, мне стало интересно, ради кого, — обида, хоть и слабая, всё ещё сквозила в словах Гейла. — Я не думал, что он так отреагирует. Он всегда такой ревнивый или только из-за меня?

      — Гэвин не ревнивый, — резко ответил Ричард и тут же замолчал.

      Агрессивный и грубый, амбициозный и ответственный — таким был Гэвин Рид для большинства окружающих. Ричард видел и другие его стороны: доброту к слабым, обострённое чувство справедливости, внимательность к деталям, дерзость и ум. Он мог быть разным, противоречивым, он преподносил сюрпризы, из-за чего Ричард хотел больше узнать о нём, хотел сломать плотную крепкую скорлупу скрытности и понять, какой же он — настоящий Гэвин Рид. Но ревность…

      Гэвин был каким угодно, но не ревнивым. Он был равнодушен к заигрываниям со своей девушкой, только один раз объяснил особо настойчивому гостю, что не стоит лезть к чужому. В других случаях он только отмахивался, потому что «быть милой — её работа, а эти придурки ещё и чаевые хорошие оставляют». Ричард видел, как Гэвин вёл себя с Айрис, ведь почти каждый обед ходил в ту кофейню вместе с ним. Видел его улыбку, которую хотелось присвоить себе, видел осторожные касания пальцев, интимные в своей лёгкости и нежности, видел поцелуи во время перерыва и почти сразу отворачивался, чтобы не запоминать, как любимые губы касаются кого-то другого. Но Ричард никогда не видел, чтобы Гэвин хоть кого-то ревновал, будь то Айрис или редкие товарищи на работе.

      Тогда почему он разозлился сейчас? Почему психанул из-за одной едкой фразы, на которую в любой другой ситуации не огрызнулся бы зверем?

      «Что это, если не ревность?» — даже с подсказкой Ричард не мог поверить, что Гэвин его приревновал.

      — Не буду тебя переубеждать, — усмехнулся Гейл и посмотрел на часы. — Мне пора. Позвони, если как-нибудь захочешь вместе выпить и пожаловаться на свою безответную любовь. — Клычки, такие же, как у Гэвина, блеснули, когда Гейл растянул губы в улыбке. — Или уже не такую и безответную.

      Они оба знали, что Ричард никогда не позвонит.


***

      — Я дома! — крикнул Ричард и кинул связку ключей в маленькую корзинку, стоящую на тумбочке у входа.

      Из арки, ведущей в гостиную, показалась взъерошенная макушка Коннора. Ричарда часто веселил контраст между собранным и аккуратным видом брата на работе и расслабленным дома: растянутые флисовые штаны оранжевого цвета, футболка с «Металликой» на два размера больше, непослушные завитки волос на отросшей чёлке. Дома он будто специально старался уйти от образа ответственного помощника детектива.

      — Ты же писал, что пойдёшь в бар, — удивился, не ждал домой так скоро.

      — Планы внезапно изменились, — ответил и краем глаза в отражении зеркала на стене заметил, как скривились собственные губы.

      — Садись, расскажешь. — Вернувшись, Коннор убрал с дивана книжку и кивнул на освободившееся место.

      — Это пиздец, — не хотелось ограничиваться в выражениях. — Я наконец уговорил Гэвина сходить со мной выпить, думал, расслабимся в неформальной обстановке, поговорим. Я так хотел провести с ним время, обрадовался, что он не поехал к этой своей Айрис.

      — И что случилось, он кинул тебя в последний момент?

      — Лучше бы он ушёл сам, передумал или ещё что… — Прикрыв глаза, Ричард сдавил пальцами переносицу, отгоняя образ любимого лица, искажённого гримасой злости. — Помнишь Гейла? — Он не любил говорить о нём, чтобы лишний раз не вспоминать о затяжной ошибке времён Полицейской академии.

      — Глупый вопрос, — фыркнул Коннор и придвинул к себе пачку чипсов. Громкий хруст и тяжёлый взгляд куда-то в лоб были лучше любого словесного укора.

      — Когда мы выходили, он был в участке, сказал, что забирал какие-то документы. Гэвин был рядом, и Гейл решил не молчать, пизданул, что был его заменой. Тут и дурак догадается, в каком смысле он заменял мне Гэвина.

      — А что Рид?

      — Он разозлился. Сильно. Я видел его в таком состоянии разве что четыре года назад, когда только начал подкатывать к нему. Полный провал. — Хотелось выть в потолок от очередной неудачи, самой крупной за последнее время. — Мы только начали сближаться, а появление Гейла всё разрушило.

      — Что думаешь делать? — Подсев ближе, Коннор ободряюще сжал плечо.

      — Поговорю с ним, что ещё остаётся? Просто… — Ричард в задумчивости пожевал нижнюю губу. — Если он снова оттолкнёт меня, не знаю, смогу ли я начать с нуля, — признался Фёрст с сожалением и долей облегчения. — Я так устал от бесконечной погони за ним, что готов сдаться и просто быть рядом, не претендуя на его любовь.

      — Ты столько времени шёл к тому, чтобы добиться взаимности, а сейчас хочешь опустить руки из-за одной неудачной встречи с прошлым?

      — Наверное. Не знаю. — Расстегнув рубашку, Ричи вздохнул свободнее. — Для начала объяснюсь с ним завтра. Было бы в разы проще, если бы моим любовником был не Гейл, их сходство всё портит. Надеюсь, Гэвин поймёт. — Взгляд в сторону, когда пальцы на плече сжались сильнее. — А как твои успехи? Не похоже, что ты сильно продвинулся в покорении своего лейтенанта.

      — Рад, что со стороны выглядит именно так, нам нельзя давать даже крохотного повода для сплетен.

      — Вы вместе? — Не верилось, что не заметил изменений в поведении, не уловил настроения, настолько сильно погрузился в собственные мысли. — Как давно?

      — Несколько недель. Мы встречаемся вне работы, в основном дома у лейтенанта Андерсона, но иногда он приходит ко мне.

      — Только на общем диване не трахайтесь. — Язвил Ричард больше для вида, где и как брат кувыркается со своим дорогим Хэнком, ему было безразлично. Главное — не увидеть самому. — Почему ты не сказал раньше, хотя бы мне? Недавно вы и от других не особо скрывались, когда лейтенант взглядом тебя не только раздевал, но и раскладывал прямо на рабочем столе.

      — Это в прошлом. На работе мы только коллеги, привыкаем вести себя так, чтобы никто не догадался, иначе нам придётся разойтись по разным отделам. Лейтенант Андерсон не просто мой наставник, он начальник, старший по званию. У нас не должно быть никаких отношений, кроме рабочих.

      — Конфликт интересов, я помню.

      — То, что ты видишь сейчас, просто репетиция, позже, когда мы полностью восстановим наши отношения, правила станут строже. Намного строже. — И посмотрел так, будто хотел что-то донести без слов.

      — Я не понимаю, Кон… — Он говорил о восстановлении, но ведь у них не было отношений раньше. Неужели в прошлом брат смог добиться взаимности, но скрывал, как и сейчас?

      — Ричи, слушай, у нас с лейтенантом Андерсоном особые отношения. — Ричард видел, что брат заметно нервничает, подбирает слова, избегает смотреть в глаза и часто трёт шею. — У того клуба, в который я ходил пару лет назад, определённая тематика. В нём я искал не просто секса, как ты думал, я искал человека, который будет меня контролировать, командовать мной, отдавать приказы, понимаешь? — Как же сложно Коннору давалось признание, настолько, что под конец Ричард слышал только шёпот.

      — БДСМ, что ли? — Невозможно, чтобы Коннор, который уже к девятнадцати при желании мог возглавить один из отделов в компании отца, сам нуждался в… В ком: в начальнике, в хозяине? Не выходило подобрать нужное слово.

      — Вроде того, — так тихо, что едва получилось разобрать ответ. Глаза Коннор прятал под упавшей чёлкой, пальцы сжал в замок так сильно, что побелели костяшки.

Неужели боялся?

      — Значит, в том клубе ты был с Хэнком?

      — Я не знал, что это он, мы были в масках. Только в конце, когда я уже думал порвать с ним, мы открыли лица. Тогда он бросил меня второй раз, отвернулся, когда я был открыт, доверял ему больше, чем себе. Я хочу вернуть то время, когда мог позволить завязать себе глаза, стянуть руки, когда был готов вслепую идти за ним и не бояться предательства.

      Откровение за откровением потрясали. Как землетрясение, но только в голове, как удар колокола прямо над ухом, как неожиданный скример в игре. Такого скелета в шкафу брата Ричард найти не ожидал и теперь не знал, как реагировать и что говорить. Пошутить, поддержать, съязвить? Что делать, чтобы не задеть его неосторожным словом?

      — Злишься, что я не признался раньше? — Коннор волновался не меньше.

      — Нет. — Чистая правда, не было такой ситуации, в которой Ричард решил бы соврать. — Но я не знаю, что тебе сказать. Наверное, стоит порадоваться, что об этом не знает отец, иначе мы бы не отделались одним только разрешением на использование нашей внешности для сраных роботов. Он бы нам ещё и мозги решил перепрограммировать.

      — Рано или поздно он всё равно узнает, если не о моих предпочтениях, то о нашей ориентации.

      — Не узнает, — отмахнулся Ричард, — он вычеркнул нас из своей жизни ещё тогда, когда мы отказались участвовать в делах семьи. Сначала меня, потом и тебя. Раньше хоть мама звонила, а сейчас только на день рождения пишет.

      Можно было сколько угодно притворяться, что разрыв с семьёй прошёл безболезненно, но то была лишь видимость. Ричард скучал. Не по деньгам, удобствам и просторному пентхаусу с панорамными окнами, а по семейным ужинам, на которых иногда бывал и отец, по редким объятиям матери и её тихому смеху. Скучал даже по скучным фактам о работе завода, которыми любил сыпать Уолтер Фёрст. Только сейчас всё осталось в прошлом, и Ричард понимал, что всё равно не променял бы своё настоящее на прежнюю жизнь.

      Как бы он ни скучал по родителям, любовь к Гэвину была сильнее.

      — Если ему повезёт больше, чем нам, то в ближайшие лет десять Камски создаст ему новых сыновей: умных, послушных и оправдывающих ожидания, — горечь фразы осела на губах пепельной пылью. — Пойду спать, заебался сегодня.

      Поднявшись, Ричард потянулся, хрустнул шеей, повернулся к Коннору и бросил напоследок:

      — А насчёт траха в гостиной: если будете кувыркаться здесь, я не хочу об этом знать. Особенно после сегодняшних открытий. — Поёжившись, Ричард повёл плечами. Можно было жить со знанием, какие развлечения предпочитает Коннор, но ненароком столкнуться с ними Ричард не хотел.

      Толкнув дверь с переплетением узоров, соединяющихся в ловец снов, похожий на тот, который был нарисован в семейном пентхаусе, Ричард вошёл к себе в комнату. Щелчок выключателем, и под потолком загорелась одинокая лампочка — другие две Ричард выкрутил, не любил яркий свет. От нервного напряжения и усталости хотелось повалиться на незаправленную с утра постель прямо в одежде, лицом в подушку и заснуть, не укрываясь. Именно так Ричард и сделал бы, если бы не знал, что всё равно проснётся среди ночи — одетым было неудобно. Раздевшись, он бросил вещи на спинку кресла и нырнул в объятия кровати. Несмотря на напряжённый вечер, сон сморил почти сразу.


      Наутро Ричард нервничал: порезал щёку во время бритья, обжёг язык неосторожным глотком из кружки брата — не стоило брать чужой чай, — поскользнулся, выходя из подъезда, и чуть не опоздал на автобус. Мог бы, как обычно, поехать на такси вместе с Коннором, но лейтенант Андерсон забрал его минут пятнадцать назад и повёз на вызов в другой конец города. Апогеем дерьмового утра стало закрытое кафе, в котором Ричард покупал Гэвину кофе и завтрак.

      — Санитарный день, прекрасно, — выплюнул Ричард. Без кофе вероятность того, что Гэвин пошлёт на хуй и не станет выслушивать объяснения, увеличилась в разы.

      В участок Ричард приехал почти за час до начала рабочего дня — не пришлось ждать заказ, и движение на дорогах было быстрее обычного. Компьютер Гэвина оказался включён, но самого напарника не было ни за рабочим столом, ни на кухне, ни в комнате отдыха. Оставалось последнее место, где мог быть Гэвин, и Ричард спустился на подвальный этаж, где в дальнем конце для сотрудников оборудовали небольшой тренажёрный зал.

      Помещение без окон, с низким потолком и яркими белыми лампами вмещало одну беговую дорожку, стойку с гантелями и несколько силовых тренажёров для рук, ног, спины и груди. Несмотря на шум вентиляции, внутри заметно пахло потом. Зал был почти пустой — только пара офицеров с ночной смены и в дальнем конце Гэвин, приседающий со штангой на плечах. Ричард приблизился к нему и забыл, с чего хотел начать разговор.

      Гэвин был без футболки, занимался только в обтягивающих тёмно-серых шортах, благодаря чему можно было детально разглядеть каждый шрам, каждую родинку и малейшие изгибы тела. Мышцы перекатывались и бугрились под смуглой кожей. Летом Гэвин сильно загорел, а сейчас, промозглой сырой зимой, бронзовый оттенок напоминал о тепле и солнце. Пот плёнкой бликовал в свете ламп, отдельные капельки скатывались, очерчивая выпирающие лопатки, или сбегали по изгибам позвоночника. Резинка шорт казалась чуть темнее от влаги, ткань послушно растягивалась, обнимая упругие ягодицы, обхватывая подрагивающие от напряжения мышцы бедёр. Так тесно, что Ричард почти завидовал куску эластичной материи.

      — Семь… — Гэвин не видел его, ведь стоял спиной, не слышал шагов из-за музыки в наушниках, и продолжал заниматься в одном ему известном темпе. Он отсчитывал каждый присед, а вместе с ним по капле забирал остатки самообладания самого Ричарда.

      — Восемь. — Отставил округлую задницу, напрягал мышцы, что через ткань проступил рельеф.

      — Девять. — Пальцы Ричарда дрогнули в нетерпении, в желании коснуться влажной спины и собрать солёные капли.

      — Десять. — Как же хотелось подхватить штангу и с грохотом отбросить её в сторону, а самому вжаться со спины, прикусить загривок и с наслаждением впитать в себя удивлённый вздох или тихий стон.

      — Одиннадцать. — И Ричард не мог больше удерживать себя на месте.

      Он всего раз шагнул вперёд — не заметил, что успел подобраться так близко, — перехватил гриф, чтобы сразу перекинуть штангу на держатели, и толкнул Гэвина в ближайшую стену. К чёрту разговор, успеют обсудить всё позже, а сейчас: вдыхать терпкий мускусный запах любимого человека; сжимать в объятиях, перехватив поперёк живота, так, чтобы чувствовался рельеф пресса, а кожу ладони колола дорожка жёстких волос; целовать загривок и выступающие позвонки, прикусывать шею, кромку уха и стонать в унисон с Гэвином от облегчения, что наконец можно касаться, от радости, что он бурно и чувственно реагирует на близость. Тяжёлое дыхание и тихие, словно стыдные, постанывания, когда сжимал возбуждение Гэвина прямо через шорты. Взгляд вполоборота, поплывший и довольный, дерзкая ухмылка, провоцирующая на большее. Притереться к ягодицам, ровно между половинок, чтобы Гэвин понял — шутки кончились. Один бы намёк на согласие, кивок, шёпот, поцелуй — что угодно, и Фёрст бы пошёл до конца.

      — Хочу… — стоило бы сказать «люблю», но сейчас в Ричарде полыхало откровенное желание близости, сильное и дикое, готовое в любую секунду сорваться с цепи. Только бы Гэвин позволил, только бы попросил.

      — Рич? — удивлённый голос и вопросительные интонации так сильно не вязались с возбуждённым и взъерошенным образом. — Блядь, ты пиздец напугал! Я думал, что уже девять. — Один наушник повис на проводе, второй ещё держался в ухе. — Ты чё так рано?

      Нужно было ответить, но Ричард ещё до конца не избавился от соблазнительной фантазии.

      — Хотел поговорить, — голос осип, тяжёлое дыхание сбивалось, а в штанах было тесно. Только бы Гэвин не заметил. — Нам нужно обсудить вчерашнее.

      — Да, нужно. — Гэвин замялся, то ли смутился, то ли снова начал злиться. — Сразу, как я схожу в душ, а то воняю пиздец. — Он промокнул полотенцем вспотевшее лицо. — Подождёшь в раздевалке?

      — Могу и в душе подождать, — не сдержался Ричард, но стушевался под укоризненным взглядом. — Молчу-молчу. — И пошёл к шкафчику Гэвина, чтобы не ляпнуть очередную пошлость.

      Ожидание казалось самым долгим и напряжённым за последние месяцы. Сколько времени Гэвин проведёт в душе? Волнуется ли так же, или ему безразлично? В каком виде выйдет: голым, в полотенце или, может, сразу в одежде? Вряд ли последнее, ведь он взял с собой только полотенце.

      — Скорее всего, придёт в трусах, — прошептал под нос Ричард и улыбнулся. Ему нравилось ловить те редкие моменты, когда Гэвин позволял рассматривать себя, и бережно откладывать в памяти детали, которые после работы Ричард зарисовывал в скетчбуке. Жаль, нельзя было касаться, ведь так хотелось ощутить текстуру шрамов на боку и лопатках, поцеловать грубый рубец на плече, потереться щекой о волосы на груди, а потом легонько сжать зубами сосок. Ричард хотел бы знать, как откликнется Гэвин, хотел любоваться им — смущённым, покрасневшим или грубым и диким, хотел шептать признания, успокаивать и медленно двигаться внутри, чтобы уменьшить боль и дарить только наслаждение.

      Тупая романтическая чушь для детишек — раньше думал Фёрст.

      Один из способов показать свою любовь и выплеснуть душащую сладостью нежность — решил он сейчас.

      Так тепло и хорошо жить с этими чувствами к Гэвину, хранить их и поддерживать. Но одновременно так горько и плохо без возможности делиться ими с любимым человеком. Просто быть рядом — ничтожно мало, ведь голод, грызущий изнутри, не утолить редкими касаниями и наглыми провокациями.

      Мало, мало, катастрофически мало, и так больно жить с одной нелепой надеждой на большее и ловить редкие намёки. Пока какой-то бариста доставались внимание и ласки, Ричард, как дворовый пёс, перебивался жалкими объедками. Тошно было от такой несправедливости.

      Шлепки босых ног приблизились и остановились совсем рядом, прямо напротив шкафчика Гэвина. Открыв глаза, Ричард коснулся взглядом сетки вен, косточки на щиколотке и поднялся выше, к волосатым икрам — на левой виднелась бледная полоска пореза, на правой небольшое пятно ожога. Выше смотреть побоялся, чтобы не сорваться, так и сидел, сгорбившись, на низкой деревянной скамейке. Молчал. И Гэвин тоже не стремился заговорить первым, только недовольно шипел сквозь зубы, пока пытался втиснуть влажные ноги в серые джинсы, и шумно сопел через нос. Дождавшись, пока он оденется, Ричард заговорил.

      — Я не буду извиняться, — сказал, смотря мимо Гэвина, чтобы не сбиваться от его взгляда и эмоций. — Да, я спал с ним, хотя ты и так догадался, но я человек со своими желаниями и потребностями, а секс — одна из них. Когда мне выпал шанс заниматься им с партнёром, который так похож на тебя, я долго не думал. И я сразу предупредил Гейла, что у нас будет только секс, без отношений. Он знал, что я люблю тебя, что я просто заменяю им тебя. За восемь месяцев я ничего к нему не почувствовал, а он влюбился.

      — Восемь месяцев?

      — Да. Гейл преподаватель в Полицейской академии, пока я учился, мы с ним спали. Это было ошибкой. Я не должен был лезть в его койку, нужно было найти другого любовника, а не хвататься за Гейла, но не смог отказаться, ведь так хотел быть рядом с тобой хотя бы в своих фантазиях. — Ричард наконец посмотрел в глаза Гэвину.

      — Охуеть. — Удивлённый, напряжённый, желваки играли под кожей, а брови сдвинулись к переносице. Кажется, даже шрам на носу потемнел от прилившей к лицу крови.

      — Злишься? — Глупый вопрос, ведь и так очевидно.

      — Нет. — Ложь. — Да. Но не на тебя. На этого долбоёба Гейла. Что за препод будет спать со своим курсантом? Блядь, пиздец, днище полное! Уволить бы его к хуям за неуставные отношения.

      — Тебя волнует только это? — Осознанно или нет, но Гэвин нашёл, к чему прицепиться, чтобы увести разговор в другое русло.

      Ответом послужил тяжёлый вздох.

      — Слушай, — Гэвин нервничал, — я не ждал извинений или чего-то такого. Ты можешь спать с кем захочешь, не оборачиваясь на меня. Я ведь тебе никто.

      — Тогда что было вчера, какого хрена ты психанул и сбежал? — Ричард поднялся и подошёл ближе, навис, почувствовав слабину.

      — Я вспылил. — Гэвин упрямо отводил взгляд и избегал прямого ответа.

      — Из-за чего? — Вот он, шанс получить правдивый ответ. — Ты же сам говоришь, что я могу спать, с кем захочу, тогда из-за чего ты так разозлился вчера?

      Паника в болотных глазах напротив, когда Гэвин понял, что попался в ловушку, из которой не выбраться, не сбежать, единственный выход — сказать правду.

      — Я…

      «Ну же, признайся!» — Ричард был готов кричать.

      — Я…

      Фёрст понимал, что давит, но только при эмоциональной встряске Гэвин становился предельно откровенным в своих чувствах. И когда показалось, что он вот-вот скажет про ревность, в кармане зазвонил телефон.

      — Детектив Рид, слушаю, — произнёс пересохшими губами и выскользнул из ловушки рук. — Понял, выезжаем. — Сбросил звонок. — Подозреваемый по делу Бишопа вернулся к себе на работу, нужно выезжать, пока он снова не скрылся в какой-нибудь дыре.

      — Хорошо, — с досадой ответил Ричард и быстро пошёл следом. Возможность выбить признание растаяла в воздухе, но опускать руки он не планировал. Не сейчас, когда оказался настолько близко; когда пришла пора идти до самого конца.


***

      — Ну и где он?

      Они стояли в переулке неподалёку от склада, где работал подозреваемый. Мелкий мокрый снег лез в рот и глаза, холодной плёнкой оседал в волосах, придавая им серебристый оттенок. Чёлка у Гэвина побелела от долгого ожидания, зато щёки и кончик носа алели от холода.

      — Я уже яйца отморозил, скоро, блядь, «Джингл беллс» зазвенят. — Последние минут пять Гэвин то переминался с ноги на ногу, то тёр руки и дышал на замёрзшие пальцы, то наворачивал круги в узком проходе между домами. Было бы проще, будь у них возможность сидеть в тёплой машине, но её пришлось оставить за пару поворотов до склада, чтобы сильно не отсвечивать.

      — Могу согреть, если хочешь, — сказал Ричард и подмигнул, когда Гэвин повернулся. — Не яйца, а тебя. Хотя и их тоже могу согреть.

      — Не сомневался, что ты ляпнешь очередную чушь. — Он даже не злился: то ли привык к подобным фразочкам, то ли просто замёрз настолько, что не хотел тратить силы на пререкания. — Лучше соберись, вон наш клиент вышел. Готов поставить годовую премию, что он даст по съёбам, как только увидит нас.

      — Я догоню. — Ричард ни секунды в себе не сомневался. И опыта бега по скользким проулкам у него было достаточно, до сих пор помнил свои забеги от Гэвина.

      — Не зарекайся, Фёрст. — Гэвин снова дыхнул на озябшие руки.

      — Спорим на желание, что я догоню его первым. — Не отводя взгляда от подозреваемого, Ричард вслепую протянул руку, чтобы закрепить спор.

      — Идёт. — Холод ладони Гэвина чувствовался даже сквозь кожу перчаток.

      — Считай, ты уже проиграл, — нагло усмехнулся Фёрст и выдвинулся из тени здания. Через пару секунд он уже бежал вперёд за их подозреваемым, который сорвался с места, как только увидел их с Гэвином.

      Бесполезно. Ричард успел изучить местность и пути отступления в их прошлый приезд. Сейчас он свободно лавировал между ящиками, коробками и резкими поворотами, не выпуская возможного преступника из виду. Позади слышался топот и тяжёлое дыхание Гэвина, который не отставал, но перегнать не мог — сильно скользил на ледяной корке, припорошенной колючим снегом. Почти дежавю, напоминание о тех временах, когда Ричард сбегал от Гэвина: о первой встрече, которая стала отправной точкой их странных не-отношений. Ричард бы мог поддаться, дать Гэвину возможность обогнать себя и первым поймать подозреваемого, но не сейчас, когда на кону стояла победа и желание — желание, которое придётся исполнить Гэвину. Ради него Ричард готов был превзойти сам себя.

      Ещё один поворот, замёрзшая лужица сразу за ним, которую перепрыгнул Ричард. Шум и ругань за спиной, когда Гэвин поскользнулся и упал — вряд ли сильно, но достаточно, чтобы отстать. Рывок вперёд, ускорение и прыжок, чтобы сбить подозреваемого с ног.

      — Полиция Детройта, вы арестованы по подозрению в убийстве, — с хрипом и одышкой в голосе и лёгкостью внутри.

      Победил. Догнал первым, и теперь Гэвин не отвертится.

      Уже через три минуты Ричард усадил подозреваемого на заднее сиденье Гэвинового «мустанга» и повернулся. Сам Гэвин стоял рядом, опёрся о заднее крыло и глубоко дышал, выпуская на свободу облачка пара, и изредка покусывал губу. Он проиграл и был недоволен, а Ричард ликовал внутри и старался не показывать внешне.

      — Ну? — Руки сложены на груди, тело напряжено. — Что хочешь в качестве желания?

      Взгляд Ричарда сместился на покусанные губы, потом обратно на глаза. Губы. И снова глаза. То, что хотел Ричард, не умещалось в одно желание.

      — Боюсь, что я действительно хочу, ты пока дать не готов, поэтому обойдёмся свиданием.

      — Свиданием? — Брови взметнулись вверх — Гэвин явно ожидал другого.

      — Да, — Ричард говорил тише, мягче, чтобы не спугнуть. — Совершенно невинное свидание. — Он бы не удивился, если бы Гэвин решил отказаться.

      — Идёт, — но Гэвин согласился через пару секунд раздумий. — Но у меня есть условие.

      — Какое? — Конечно, с ним не могло быть просто.

      — Никаких кафе, ресторанов, кино или баров — ненавижу всю эту попсовую херню. Выбери что-то оригинальное, Фёрст, чего я не буду от тебя ожидать. — Он шагнул вперёд, потянутся так, что оказался неприлично близко, настолько, что на губах чувствовалась щекотка дыхания. — Удиви меня, Ричи.

      Провокатор. Не мог не знать, как сложно контролировать себя, когда он так близко. И Ричард повёлся на откровенное вторжение в личное пространство, сжал крепкие предплечья и толкнул Гэвина обратно к машине, коснулся своим бедром его, заглянул в глаза и увидел, как расширились зрачки. До носа долетел свежий запах одеколона, который пробивался на свободу из-под кожаной куртки не по сезону.

      — Как пожелаешь, Гэвин, — выдохнул в губы, облизнулся, дразня, пугая, что вот-вот поцелует. И мог ведь, мог! Стоило только наклониться, немного, совсем чуть-чуть, как щетина уколет кожу и губы, как можно будет разделить влечение на двоих. Но любая спешка могла привести к провалу, один неудачный шаг к проигрышу, поэтому Ричард отклонился и только пообещал:

      — Обязательно удивлю.

Содержание