Холод. Кашель. Горло. Отдых. Смерть.
Цутому Миядзаки, или «Убийца маленьких девочек».
Число жертв — четыре.
— Джефф. Джефф, вставай.
— Нет…
Шорох штор, и комната вмиг наполнилась светом. Джеффри ощутил это сквозь сомкнутые веки, поморщился, натянул одеяло до самого лба и постарался провалиться обратно в теплую темноту. Но голос, родной, приятный и притом требовательный, продолжил звать его:
— Джефф. Вставай. Два часа дня.
Джеффри застонал.
— Какого дьявола твоя дислексия не распространяется на числа?
— Ты же говорил, что это другой подтип.
— Я правда такое говорил?.. Странно, не помню.
— Джефф.
— Да понял-понял, встаю.
Вылезать из-под одеяла тревожно и зябко. Даже халат, заранее оставленный рядом с обогревателем, не спасал.
— Черт возьми, а ведь мог спать и спать.
Крис, до сих пор молча наблюдавший за ним с порога комнаты, коротко пожал плечами и скрылся в коридоре.
— Ага, — кивнул Джеффри и зашагал следом.
С появлением Криса квартира сделалась просторнее. Живее, что ли? Едва обосновавшись, он починил проводку, подкрутил кран в ванной, смазал все дверные петли машинным маслом, которое, кстати, нашел в одном из ящиков в прихожей. Джеффри не представлял, откуда оно у него вообще было.
«Вот уж точно, талантливый мальчишка. Находчивый», — подумал Джеффри, ненадолго задержавшись у зеркала, чтобы поправить халат.
Халат был длинный и тяжелый, из стеганого хлопка. Джеффри в шутку называл его «вдовьим». Воротник и рукава пропитались табачным дымом, со временем потерлись и выцвели.
«Как и я, собственно. Никто из нас не становится моложе или краше. Довольствуемся засаленной роскошью и удачным ракурсом».
На кухне отчего-то оказалось светлее, чем в спальне. Пришлось снова жмуриться и ждать, пока привыкнут глаза. От запаха яичницы и кофе во рту мгновенно скопилась слюна. Забавно. Джеффри почти год не притрагивался к турке, но стоило ему однажды увидеть, как Крис заваривал ту ужасную растворимую бурду из пакетиков, как он задался целью во что бы то ни стало приучить мальчишку к правильному кофе. Крис быстро проникся процессом помола и варки, а Джеффри каждый раз испытывал нелепую гордость, когда, заходя на кухню, чувствовал терпкий аромат настоящей арабики.
— Ну?.. Чем я тебе не угодил?
— Все окей, — отозвался Крис, расставляя тарелки.
— Разумеется. Так чем же?
Тот нервно переступил с ноги на ногу.
— Ты вчера напился.
— Логично, Рождество как-никак. И потом, не так уж много я выпил.
— Ты падал всю дорогу домой.
— Да, но ты меня успешно ловил. Крис, ну чего ты? Ты сам говорил, у вас в Талсе все мужики — выпивохи, мог бы привыкнуть.
Крис нахмурил светлые брови, между ними пролегла розоватая морщина.
— Для мужика из Талсы ты слишком хилый.
— Ай. Вот это грубо. Я бы предпочел «утонченный», на худой конец «астеничный».
— Я не знаю такого слова.
— Элементарно, ангел мой, «астеничный» — значит тощий, высокий, со слабой мускулатурой. Часто сутулый. Короче, вылитый я. Но, согласись, звучит краше, чем «хилый»?
Крис вернулся к плите. Бросил на раскаленную сковороду жирные ломти бекона и выключил конфорку с туркой.
«Надулся. Неужто я реально что-то вчера натворил? Да нет, мы хорошо развлеклись. Много шутили, — вспоминал Джеффри, ероша свалявшиеся на сторону волосы, только сейчас он заметил, что на Крисе майка и спортивные штаны. — Уже позанимался. Вот черт, я проспал всю красоту. Ему вообще не холодно? Проклятые горячие оклахомские парни, я почти завидую».
Джеффри мог бы долго стоять и любоваться, но чутье подсказывало, что ему следовало извиниться, чтобы поскорее избавиться от тягостного молчания, спокойно позавтракать вместе и провести остаток двадцать пятого декабря в уютном безделье. Джеффри подошел к Крису и уткнулся носом в его плечо.
— Что ты делаешь? — спросил тот, не отвлекаясь от сковороды.
— Очевидно, давлю на жалость.
— Джефф, ты мешаешь.
— В этом и смысл, прощай меня скорее, а то завтрак сожжешь.
Крис вздохнул.
— Джефф, я ж не из-за фигни. Ты вечно на лекарствах и… я, конечно, дурак, но даже я понимаю, что с таблетками лучше не бухать.
— Да когда я бухал? Ну, допустим, в начале нашего знакомства. Признаю. Но сейчас-то я в порядке.
— Помнишь, ты недавно сказал, что «все в порядке», а когда я пришел с репетиции, ты лежал на полу с бутылкой вина и слушал на всю громкость музыку в полной темноте?
— Ну, во-первых, Мирей Матье — отлично подходит к красному вину. А во-вторых, признай, я выглядел эффектно? Так по-французски. Ладно, хуевая шутка. Не хмурься, — он обхватил Криса за талию, поцеловал в шею. — Обещаю вести себя прилично все каникулы, ходить на спектакли, чистить зубы, молиться на ночь, рано ложиться, любить маму...
Крис слушал его и едва ощутимо гладил по запястью свободной рукой.
— И не пить? — уточнил вдруг, запрокинув голову.
Они встретились взглядами. Глаза Криса невероятно добрые и проницательные, тоже невероятно.
— Я ж не из вредности прошу. Просто волнуюсь и все такое.
«Он специально недоговаривает и отшучивается, чтобы меня не утомлять? При том, что он прав и максимально деликатен? Черт возьми, я отхватил джек-пот».
Джеффри стало совсем совестно, он коротко поцеловал Криса в щеку и шепнул:
— Вот увидишь, я буду как самый невинный мальчик-амиш на свете. А ты не будешь волноваться и делать грустное лицо. Договорились?
Крис улыбнулся:
— Так точно, сэр, — благодарно похлопал Джеффри по руке и принялся что-то рассказывать, но внезапно его голос потонул в толще непонятного шума, шелеста, стука...
— Сэр... Сэр. Сэр!
Джеффри вздрогнул. Первое, что он обнаружил, продрав глаза: Сэнди, стоя на коленях возле стола, пыталась одновременно поднять разлетевшиеся по полу ручки с маркерами и придержать стопку брошюр.
— Ох, бля, прости, — хрипло извинился Джеффри и сгреб все к себе.
Откинулся на спинку стула, растирая виски.
Это был сон. Логично… Хотя нет. Внезапно. Прежде такого не случалось. Джеффри видел сны, яркие, часто с сюжетом, но никогда они не казались ему настолько правдоподобными.
«А главное, я ж помню то Рождество. Наше первое, совместное. Стремновато, однако. Я похож на одержимого шизика».
Джеффри зевнул.
Сознание постепенно возвращалось. Сейчас он в альянсе, на регистратуре, так здесь гордо называли старый офисный стол в коридоре на первом этаже.
«Точно. Я приехал сюда, чтобы вытребовать у фонда еще денег на закупку из Голландии, чтобы написать письмо в местное управление и… забыл. Голова ничего не держит. А что так тихо? А, сегодня ж пятница, все или на подработках, или уже на гулянках».
— Прости, я отключился.
— Не то слово, — Сэнди вернула ручки в стакан из-под «Колы». — Вы почти легли на стол. Хорошо выспались?
— Не смейся над стариком. Это неблагородно. Лучше похвали меня, я закончил переводить злоключения Элоизы. Больше того, я взял новый текст. Вещица под названием «Иероглифы сфинкса». Пока, правда, дело происходит в Париже, ни про иероглифы, ни про сфинкса мне не рассказали. Даже Египет никак не упомянули… Срок, собаки, дали мизерный.
— Так вы поэтому носом клюете?
Джеффри постарался состроить максимально трагичную гримасу:
— Естественно. Весь в трудах праведных. Ни на пьянки, ни на тусовки времени нет.
Сэнди окинула его оценивающим взглядом:
— Выходит, вы правда молодец. Тогда держите, — она достала из лежавшей рядом джинсовой сумки пакет.
«Господи, нахера ей этот уродливый мешок? Она с ним похожа на мальчишку-почтальона. Вылитый Генри Чинаски».
— Ваши лекарства.
— О, чудесненько. Спасибо, что принесла! Мне так лениво переться в медпункт.
— Вас, кстати, там ждут. Вы давно не ходили на осмотр.
Джеффри отмахнулся:
— Это все так унизительно и хлопотно, к тому же на мне сегодня некрасивое белье.
Он вынул из пакета банки и, сощурившись, принялся читать мелкий шрифт на упаковках.
Сэнди пристроилась рядом, опершись на угол стола.
— Новые? — подметила она.
— Ага. Старые запретили провозить через границу. Это всегда так волнительно: угадывать, какие очередные побочки по тебе жахнут, — уловив волнение в глазах Сэнди, похлопал ее по колену. — Не переживай. Я уже почти договорился с голландцами. Если что, будем орать про права человека и грозить обращением в ООН.
— Орать вы умеете, — вздохнула Сэнди и снова порылась в сумке. — Я заходила на третий этаж. Там ребята готовили, вот, — она протянула Джеффри прямоугольный сверток из фольги. — Сэндвич с омлетом и беконом.
— Ого, Сэндвич от Сэнди?
«Так вот откуда пахло. Ха. Получается, сон вещий оказался. А она, небось, волнуется, что я сегодня ничего не жрал. До чего сердобольная, ужас».
Сэндвич был еще горячим. Поджаренные тосты хрустели при каждом укусе, а чеддер, щедро проложенный между ломтями бекона, отлично тянулся.
— Осторожно, моя хорошая, я ж так и влюбиться могу.
— Уверена, все ваши соперники будут в безумном восторге.
— Нет, ведь я не смогу разрушить вашу с Роном пару. Вы ж такие лапочки, поэтому я приду третьим.
— Кстати про «приду», — внезапно оживилась Сэнди. — Я от ребят узнала, что тут проводятся совместные тренировки. Есть аэробика, силовые упражнения, йога.
Джеффри насторожился:
— И что?
— Давайте сходим вместе, — Сэнди предупредительно взмахнула рукой. — Кроме того, это совершенно бесплатно.
— Сэнди, я в курсе, что это бесплатно. Потому что я и договаривался о всех занятиях в альянсе, как и о мини-театральном кружке и арт-терапии. Но это не значит, что я буду пробовать всю ту фигню, которая может быть кому-то интересна. Да и нахер оно мне надо? Я лучше куплю кассету с уроками Фабио Ланзони. О, вот тебе развлечение для одинокой попойки: опрокидывай по шоту каждый раз, когда Фабио будет поправлять свои дивные волосы. Ты будешь в хламину через пять минут.
— Знаете, слово «развлечение» у меня никак не вяжется со словосочетанием «одинокая попойка». Ну, давайте. Не понравится — я не стану вас заставлять.
Джеффри поджал губы. Вышло эффектно — Сэнди тут же вскинула руки, на этот раз в примирительном жесте:
— Ладно-ладно, вы меня раскусили. Мне стыдно туда идти одной, окей? Мне кажется еще чуть-чуть, и мама начнет подстерегать меня с измерительной лентой. Сходите со мной разок, ладно? Вы все равно почти каждый день здесь.
— Моя хорошая, а может все-таки в театральный кружок? Актриса из тебя прям очень поганая.
Шутки шутками, а в памяти до сих пор не успело улечься позорное воскресное утро, когда Сэнди увидела логово Джеффри во всей его огнедышащей красе. И ладно бы проблема заключалась лишь в том, что девчонке пришлось наводить генеральную уборку и любоваться горами грязного белья и мусора, с этим бы Джеффри худо-бедно смирился. Но ведь теперь Сэнди переживала за него сильнее прежнего. Отсюда нелепые разговоры про спорт, напоминания о медосмотрах, случайно забытые на регистратуре батончики, соки. Можно было бы нагрубить и запретить Сэнди совать свой очаровательный курносый нос в чужие дела, но совесть Джеффри не до конца усохла.
Выдержав драматическую паузу и заодно дожевав сэндвич, он кивнул:
— Ладно. Я облажался тогда с «Кэтти и Перри», пусть это будет моим наказанием. Но всего один раз.
Сэнди обрадовалась, разве что в ладоши не захлопала.
«Вот ребенок».
— Тогда я запишу нас на понедельник?
— Да-да, а я сгребу свой скарб и поползу домой. Уж очень интересно с фига ли «иероглифы» и с фига ли «сфинкса».
Напоследок Джеффри взлохматил Сэнди волосы, а та демонстративно наморщила нос. На том и разошлись.
«Подыграю ей. Но надо бы беседу провести. Нехорошо, что способная и добрючая девчонка растрачивает силы на ворчливого пердуна. Заняться ей, что ли, нечем? Вот я в ее возрасте… Боже, я в ее возрасте страдал сказочной херней».
Выйдя на улицу, Джеффри торопливо натянул кожаную куртку, перекинул через плечо борсетку. Пожалел, что не взял никакого шарфа. Сильный порыв ветра сдул добрую часть хорошего настроения.
Нужно бы поплотнее засесть за перевод, но так не хочется возвращаться в пустую квартиру. Особенно после сна, в котором настолько четко ощущалось присутствие Криса. Его голос, шаги, запах. Джеффри мотнул головой:
«Надо подышать свежим воздухом или хотя бы чужим перегаром с травкой», — и зашагал в сторону Дункан-стрит.
Шагал бездумно, но все равно быстро. Пестрые витрины и музыка, льющаяся из открытых баров, создавали иллюзию вечного праздника. Этот обман срабатывал на туристах или на совсем молодых ребятах, недавно перебравшихся в Сан-Франциско. Джеффри же слишком часто бывал в Кастро, чтобы не замечать облупившуюся краску, выгоревшие козырьки, неприличные надписи, мрачные закоулки, где кто-нибудь непременно дрался, ширялся или исполнял «хомяка» за символическую плату. Чтобы потом со спокойной совестью ширнуться.
«В какую нарядную обертку ни заворачивай, Кастро по-прежнему гетто. Зато Крису тут нравилось. Помню, когда я привел его сюда в первый раз, он разве что не с открытым ртом все разглядывал. Вылитый Чарли на шоколадной фабрике, а я — вылитый Вилли Вонка. А что? Мы с Джином Уайлдером похожи. Нам обоим идет фиолетовый, — Джеффри вздохнул. — Да… Интересно, та пивная возле Иллинойса еще жива? Сходить, проверить? Нет, у меня отвалятся ноги, а на такси денег нет».
Джеффри замер в раздумьях возле очередной лавки с «тематическими» сувенирами. Здесь как никогда четко прослеживалась граница между серьезным образом Кастро и наигранно веселым. Флаги, футболки с пурпурными отпечатками ладоней, подвески с маленькими лабрисами, соединенные зеркала Венеры, щиты и копья Марса теснились в углу нелепым нагромождением, зато на почетном месте возле самой витрины стояли вазы в форме эрегированных членов, вялые молочники, вагины-пепельницы и куча прочего вырвиглазного хлама. Понятно, что привлекало покупателей в первую очередь. Нет, Джеффри никогда не считал себя ханжой, но сейчас подобный контраст злил.
«Вот сидишь без гроша, рвешь жопу, доказывая, что ориентация — вещь серьезная, а умники-приколисты торгуют китайским дерьмом по доллару, чтобы зеваки обалдели от озабоченности поехавших геев».
Злость накладывалась на усталость. Не хотелось ни маяться с «Иероглифами сфинкса», ни гулять по городу, расчесывая вдруг взыгравшую ностальгию, ни тем более идти домой. Хотелось курить, пить и, наверное, все-таки заскочить в медпункт, пожаловаться на странные перепады настроения.
— Джефф. Эй, Джефф!
Джеффри обернулся. Позади него стоял мужчина. C неряшливой бородой, среднего роста, лет сорока…
«Сорока пяти».
— О, не ошибся. Ну привет, что ли.
— Привет… Стэн, да?
— Он самый, — кивнул тот и протянул ладонь. — Не думал, что вспомнишь.
— Да, я сам не думал… я тогда знатно накидался. Прости, если побеспокоил, — нервно усмехнулся Джеффри.
«“Накидался” это мягко сказано. Я был в сопли. Какого черта он тут делает? Ах, да, пятница. Кастро. Логично. Но до чего ж, сука, неудобно».
Рукопожатие получилось внезапно бодрым и, главное, коротким.
Глядя в простое широкое лицо с лучами-морщинками возле глаз, Джеффри ощутил, как воспоминания злополучной субботы валом накрыли его. Оставалось молча обтекать и стыдливо пялиться куда-то сквозь Стэна.
«Я б на его месте сделал вид, что обознался, прошел мимо. Чего ему надо?»
— Да ладно, с кем не бывает. Я боялся, что ты до дома не доползешь. Рад видеть в добром здравии. Да и вообще видеть, — Стэн окинул Джеффри оценивающим взглядом. — Ты тогда казался ниже. Парень, сколько ж в тебе футов?
— Достаточно.
«“Парень”? Серьезно? Мужик, сколько ж тебе бахнуло? Этих медведей хер разберешь, кому и сколько».
Разговор затягивался, Стэн смотрел на Джеффри с веселым прищуром и явно не собирался прощаться.
— Спешишь?
— Да так, хотел до улицы Иллинойса добежать, — «Зачем я ему докладываю?»
— Неплохой выбор. Там работает бригада симпатичных итальяшек. Все из наших.
— Что? Нет, я просто. Короче, та пьяная вылазка была разовой акцией. Обычно я не знакомлюсь и тем более никого не клею, просто бухаю и слушаю музыку, — «Зачем я оправдываюсь?»
Стэн будто ждал последней фразы:
— Ну раз так, хочешь, выпьем где-нибудь?
От неожиданности Джеффри вскинул брови. Наверняка, слишком заметно.
— Спасибо за приглашение, но… — почему-то все вразумительные отмазки разбежались. — У меня полный голяк по деньгам. Так что, может, в другой раз.
Стэн отмахнулся:
— Я ж не спросил, есть ли у тебя деньги. Я спросил, хочешь ли ты выпить?
Джеффри задумался. В нерешительности качнулся на пятках.
«Эффектный выпад. Пафосный что пиздец. Нет, мне даже нравится, но я ж обещал Сэнди держаться. С другой стороны, корчить из себя хорошего мальчика, когда за душой ни цента — легко. А ты попробуй, побудь хорошим, когда тебе открыто предлагают халяву. Мужик он будто бы и неплохой. Да и я вроде как перед ним провинился, невежливо отказывать».
— Только чур никаких подвальных пивных, ладно? Кажись, у меня клаустрофобия.
И никакого «Золотого льва». Страшно представить, что за лицо состроит Габриэль, если увидит их со Стэном вместе. Не потому что его блестящий вариант с кардиологом оказался грубо проигнорирован, а потому что Джеффри, в тот момент «крашеная гадина», ему ничего не рассказал.
«Хотя, если Габби узнает, что я бухаю на стороне, он обозлится не меньше. Здесь нет правильного варианта».
Место, на котором они остановили свой выбор, называлось «Пан». В принципе, название подходило. Коричнево-зеленое оформление, облупившиеся ДСПэшные столы с имитацией под дерево, незамысловатый интерьер. По сути единственным украшением в баре были даже не репродукции, а цветные фотографии картин с античными сюжетами.
«“Нарцисс” Караваджо, “Воспитание Ахиллеса” Реньо, Аполлон и, кажись, Гиацинт… надо же, я что-то помню! Приятно. Они старались создать настроение. Но, черт возьми, бежевые рамочки. Такое ощущение, что наведение красоты они поручили натуралу. Плевать, главное, народу мало».
За десятком посетителей из-за плеча сонного бармена наблюдал сам Пан, игравший на золоченой дудке. Художник изобразил его немолодым, чуть полноватым дядькой с кривыми рожками.
«А он сюда хорошо вписался, похож на типичного завсегдатая всяких баров».
— Любишь быть у всех на виду? — внезапный вопрос Стэна выдернул Джеффри из размышлений.
— Что?
— Ну, я заметил, мы когда первый раз встретились, ты тоже сидел за стойкой. Вот и сегодня.
— А, это… да, наверное, люблю. Любил, по крайней мере, — Джеффри нахмурился. — Не надо меня анализировать, к тому же трезвого.
— Понял-принял. Выбирай, чего душе угодно.
Из вредности захотелось заказать что-нибудь баснословно дорогое, но меню «Пана» не отличалось изысканностью: простенькие коктейли на основе текилы, рома и водки, шоты, вездесущий «Будвайзер», от него уже начинало подташнивать. Пока Джеффри пытался найти хоть что-то, что не прожгло бы желудок и не вырубило с одного стакана, Стэн разглядывал его. С легко прослеживаемым интересом, но притом чинно сложив на стойку руки с заметными рубцами и полосками медленно слезающего загара.
— Я прочитал твою статью.
— Серьезно? Которую?
— Про какого-то писаку… Джордж…
— Жорж Санд?
— Ага, кажись, он.
— Она, это французская писательница, — вздохнул Джеффри.
— Да-да, там была какая-то фишка с переодеваниями. Я спросил у парня с нашей смены, у Роба. Он тебя вмиг вспомнил.
— Не думал, что рыбаки читают литературные журналы.
— Обижаешь. В море часто нечего делать. Или ты думал, мы с собой одну порнуху берем?
Джеффри неуютно поерзал на высоком стуле:
— Да, ты прав, это было грубо. И… — выдержав небольшую паузу. — Как тебе статья?
— Честно, ни черта не понял, разве что то, что ты складно болтаешь.
— Вот как, — Джеффри улыбнулся. — Что ж, и на том спасибо. Я выбрал. Хочу рома. Например, с грейпфрутовым соком.
— Остался только апельсиновый, — подал голос бармен.
«Ах, это слишком изысканно…»
Джеффри быстро привык к блекло-желтому блеску бутылок и гитарным переборам «Роллинг Стоунз», лившимся из старого проигрывателя. После первого глотка на душе сделалось в разы спокойнее, а в голове — яснее.
«Интересно, у меня типа алкогольная ломка или я тупо устал от праведной жизни?»
— Полегчало? — вкрадчиво уточнил Стэн.
— Значительно. Выдалась тяжелая неделя. Нам снова обрубили поставки.
— Точно, ты ж еще в альянсе что-то мутишь.
Джеффри аж руками всплеснул.
— Не что-то, а все. Серьезно, как ты можешь меня не знать? Я самый известный активист в Сан-Франциско, если не во всей Калифорнии!
Стэн на это лишь пожал плечами и достал из кармана джинс пачку «Винстона» с зажигалкой.
— Староват я для активизма. Да и живется мне нормально. Никто не лезет, электричеством не лечит, про Бога не пиздит. А бегать с плакатами и флажками под резиновыми пульками и штрафы потом платить за то, чтоб с кем-то за ручку подержаться, мне без надобности. Чего воду зря мутить?
Джеффри почувствовал, как у него напряглись желваки.
— Удобно устроился, значит?
— Можно и так сказать. Но за лекарства спасибо. Тут вы, правда, молодцы. Зидовудином, или как его там, травиться не охота.
— Не понимаю. Мне казалось, моряки в этом плане должны быть чуть более понимающими и… сознательными? — Джеффри изо всех сил старался не плеваться ядом.
— С чего бы? У нас, как в армии, мы о таком не разговариваем. Ну, а когда случаются долгие рейсы… — Стэн протянул Джеффри сигарету и предложил закурить. — То до ориентации никому дела нет. А все, что случилось в море, там и остается. Смекаешь?
— Смекаю, — Джеффри перехватил сигарету, наклонился к огню.
«Бензиновая зажигалка? Черт, да сколько ж тебе? Пятьдесят? Хотя с такими установками и пятьдесят пять дать можно».
— Мерси. Но не помню, чтоб говорил, что курю.
— Парню, который так хлещет ром, странно не курить.
«Льстит, наглая рожа. У самого-то ром неразбавленный».
Но с выпивкой в действительности становилось легче, так что даже слова об активистах, без нужды мутящих воду, потонули в звуках ударяющихся друг о друга стаканах и в урчащем баритоне Мика Джаггера.
К концу первого стакана разговор оживился. Стэн травил моряцкие байки, пересказывал нелепую рыболовную рекламу. Джеффри понятия не имел о существовании такой вещи как «Магический стояк» или лодочного двигателя «Джонсон».
— Погоди-погоди, то есть ты можешь подойти к своему другу и сказать, мол, эй, старик, дашь погонять своего «Джонсона»?
Стэн ответил с серьезным видом:
— Нет, не могу. Я не буду даже здороваться с тем, у кого стоит это говно скрипучее.
Они старались смеяться тихо, ровно до тех пор, пока не вспомнили конфеты с неироничным названием «СПИД».
— Погоди-погоди, как там было?.. «СПИД помогает мне похудеть, и в нем нет ничего, что заставило бы меня беспокоиться»? — веселился Джеффри. — Боже, там был «СПИД» со вкусом арахисовой пасты!
Потихоньку вечер становился лучше. Бармен ловко менял стаканы. Стэн заказал закуску. В глазах Пана проступило хмельное озорство, а на щеках лихорадочный румянец.
«О. Да я уже хорошенький».
— То есть ты француз? — спросил Стэн, в очередной раз помогая Джеффри прикурить.
— Наполовину. На худшую половину. Отец парижанин, мама местная.
— Получается, ты Меридью́?
— Звучит так, будто кого-то тошнит, да?
— Для меня примерно все французские фамилии так звучат.
Джеффри согласно кивнул:
— Ну а ты, получается, бывал в Китае?..
— Считай, я там почти жил. Еще был в Японии, Гонконге, пару раз в Корее. Южной.
— Значит, ты любишь восточных парней?
— Ну, давай так… — Стэн угрюмо мотнул головой. — Когда у тебя в кармане пара баксов, до получки месяц и занять не у кого, ты можешь сказать, что любишь «Спам» или консервированную фасоль. Что ты смеешься? Блядь, китайцы нихуя не понимают по-английски. У них еще эти диалекты сраные… короче, проще удавиться, чем кого-то нормального снять. Да и надоедает, знаешь, когда все тебе в пупок дышат.
— Поэтому ты решил подышать в пупок кому-то другому?
Сказав это, Джеффри попытался закинуть ногу на ногу и чуть не упал спиной назад. Крупная ладонь вовремя оказалась в районе его лопаток. Стэн помог устроиться на стуле, притворившись, словно ничего не заметил.
— Я люблю важных птиц. Стерв и умников, с ними не соскучишься. То, что ты — стройная дылда, считай, приятное дополнение.
Джеффри прикусил губу, не очень понимая, как реагировать на столь откровенные подкаты. С одной стороны, все закономерно, раз он раскрутил Стэна на напитки, с другой, он не был так пьян, как в их прошлую встречу.
«Я на него сегодня не рассчитывал. Прям совсем. Аккуратно съехать с темы? Прикинуться идиотом? Ну он же уже понял, что я “умник”. Но черт возьми, он вообще не в моем вкусе».
Внезапно зазвучала до боли знакомая губная гармошка. Стэн тут же свистнул бармену:
— Слышь, приятель, громкость прибавь.
— Любишь Спрингстина? — изумился Джеффри.
— Как не любить Босса? Ты ж видел, у меня его пластинками вся стена увешана.
«Не видел, я в ту ночь пол с потолком путал, а он мне про стены».
Совпадение музыкальных вкусов выглядело бесспорным плюсом. На пару минут они вдвоем погрузились в благоговейное молчание. Брюс Спрингстин пел о неугасающей надежде, детских мечтах и о завтрашнем дне, непременно светлом и радостном, по-другому в его песнях просто не могло быть, и Джеффри верил ему, как верил и десять лет назад.
Собаки на Мэйн-стрит воют, ведь они понимают,
Если бы я только мог ухватить удачу за хвост.
Мистер, я больше не мальчик, нет, я мужчина,
И я верю в обетованную землю.
Правда, в отличие от себя десятилетней давности, Джеффри быстрее утрачивал веру в чудо. Едва «Обетованная земля» доиграла до конца, как он вновь очутился в «Пане» за потертой барной стойкой с ноющей от неудобного сиденья спиной.
— Ну а ты?
— А что я? — переспросил Джеффри, неохотно выходя из приятного оцепенения.
Стэн доверительно придвинулся ближе.
— Какие парни тебе по душе? — и тут же уточнил. — Если ты не скажешь «лысеющие сорокапятилетние рыбаки за триста фунтов», я не обижусь.
«С самоиронией порядок, ладно, это тоже плюс. Но выглядит он, конечно, старше».
Джеффри погладил чуть запотевший полупустой стакан большими пальцами и всерьез задумался.
— Не знаю... Мне сложно назвать какой-то конкретный типаж. Мне нравятся, — взъерошил волосы. — Обаятельные, интересные, талантливые, молодые?.. Честно говоря, я до недавнего времени считал, что так можно сказать и про меня тоже. Понадобилось совершить над собой настоящее усилие, чтобы признать, что мне не двадцать пять. И даже не тридцать. И что моложе я никогда не буду, — Джеффри нервно растер шею. — Это сложно. Я привык быть в центре внимания. Чтобы все кругом кипятком ссались от моей охуенности. Я никогда не отличался красотой. Брал умом, харизмой. Меня считали крутым, шикарным, иногда гениальным, почти всегда горячим. Сейчас, если я к кому-то подруливаю, разумеется, к кому-то помладше, ужасно стараюсь произвести впечатление с первых секунд. Искрометно шучу, ухаживаю, выделываюсь. И знаешь, что я слышу в ответ? — Джеффри состроил максимально нелепую физиономию и жеманно пропищал. — «Ой, ты такой интересный».
Стэн хрюкнул смехом:
— Да ладно, это ничего. Я б и такому обрадовался. Последний раз, когда я склеил мальчишку, он после секса сказал, что я «забавный».
Теперь настал черед Джеффри гоготать, обхватив себя руками, пока другие посетители недоуменно оборачивалась, а Стэн придерживал его под лопатками. Опять.
На глазах мгновенно выступили слезы, в правом боку закололо, да так, что стало тяжело дышать. Было смешно, до боли, но смешно.
— Боже, это ужасно... Прости. Короче, нет у меня типажа. Есть дебильная привычка молодиться и вертеться вокруг добрых молодых ребят, готовых терпеть мой отвратный характер, прощать мои выходки и восхищаться остатками былого ума. Короче, я — ебучий эгоцентрик. И мне нравится нравиться.
Джеффри запоздало спохватился: вышло слишком драматично. Надо бы сострить или снова сделать вид, что он вот-вот потеряет равновесие, но Стэн его опередил.
— Ну, ты мне нравишься. Ты сообразительнее меня, статьи вон пишешь про писательниц, другим помогаешь. Ты вполне себе молодой, красивый.
— Ой, иди нахуй.
— Не, я серьезно.
— Стэн, спасибо, но иди нахуй. Я сморщенная СПИДозная развалина и отлично это понимаю. Иногда мне хуево от осознания того, что я просрал все, что только можно просрать, но не надо мне льстить. Это похоже на жалость. Такое мне… точно не по душе.
Джеффри торопливо допил остатки коктейля и отвернулся. Аполлон и Гиацинт глядели с укором. Злили: слишком молодые, слишком прекрасные и даже будучи простой и дешевой фотокопией они умудрялись казаться живыми.
«Уж всяко живее меня».
— Джефф, — Стэн аккуратно похлопал его по спине. — Дерьмо случается. С тобой, наверное, чаще, чем с другими, но… Эй, знаешь, у кого точно все хуевее, чем у тебя? У Твинки.
— А что с ним?
— Помер.
— Правда? — без особо энтузиазма спросил Джеффри и потянулся к пачке «Винстона». — Нашли тело?
— Не нашли, а нашел, — невесело ухмыльнулся Стэн. — Решил, называется, развеяться, порыбачить один. И на тебе. Он был возле старого маяка, того, что на Лайм-Пойнте. Зажало между двух скал в таком типа лягушатничке. Там и бултыхался. Пришлось вызывать копов, ждать их, на вопросы эти ссаные отвечать. Забодали черти, ловушки на крабов проверить забыл.
— Ты так спокойно об этом говоришь.
— А чего я, должен был в припадке свалиться или в штаны наложить? Ты в курсе, сколько шизиков прыгает с Золотых ворот? Робу, ну тому, что с журналами, один такой утырок прямо на моторную лодку грохнулся. Кровищи было… Но вообще жалко Твинки, мелкий ж еще совсем.
Джеффри брезгливо поежился:
— Подумаешь, напился где-то или обдолбался, поскользнулся и утоп.
Стэн, явно довольный тем, что сумел отвлечь Джеффри, придвинулся ближе:
— В том-то и дело, что нет. Я пока копов ждал, как следует его рассмотрел. Помер-то он давно, но не в воде — это точно. Твинки был несвежий, а вот одежда на нем чистая, будто только надели. Поверь, я утопленников видел. Твинки на вид я б дал пару дней, но при таком сроке в воде тело бы разбухло, надулось, ногти отошли вместе с кожей, да и кожа… облезать начинает день на второй. Выходит, Твинки пробыл в воде не дольше суток.
Джеффри передернуло. Мозг тут же в деталях обрисовал картинку: холодный океан, темные скалы, маяк и Твинки. Серый, окоченевший, качающийся из стороны в сторону на волнах под жалобные крики чаек.
— То есть... он умер на суше, а потом его сбросили в воду?
— Именно, — от избытка чувств Стэн хлопнул по стойке.
Вышло громко.
— Но зачем это кому-то нужно?
— Вот этот вопрос уже не ко мне, а к полиции. Хотя будут они разбираться? Подумаешь, помер нищий оборвыш, к тому же проститутка, — Стэн махнул рукой. — Плевать им. Они и с нормальными-то делами еле справляются. А тут такая хрень.
— Погоди, но ты же говорил, что это не первый случай.
Стэн нахмурился:
— Я говорил? А. Ну да, до Твинки был тут такой... Тоже белобрысый. Забыл, как зовут. За «винт» или «китайца» соглашался на любую дичь. И еще один. Звали его. Черт. Опять забыл. С татуировкой на шее. Что-то вроде пунктира. Злющий, но симпатичный. Много, очень много ребят. Я за миграцией всех ночных бабочек не слежу, не хватает, понимаешь, ни сил, ни времени, ни денег.
Джеффри задумался.
— Странно, все повторяется. Пятнадцать лет назад в городе нападали на проституток. Там, правда, жертвами становились эмигрантки, девушки из провинции.
— О, я помню эту историю, — закивал Стэн. — Был страшный скандал. Какой-то оголтелый журналист неплохо так нарыл на нашего шерифа.
Джеффри не сумел удержаться от самодовольной улыбки:
— Я бы не сказал, что оголтелый, скорее усердный. Сообразительный.
Нужный эффект был достигнул, глаза Стэна сделались до смешного круглыми:
— Да ладно. Да не, ты брешешь.
— Могу показать Пулитцеровскую премию. Но сперва ее придется найти в моих завалах.
— Погоди, сколько ж тебе тогда было?
— Двадцать пять.
— Да ты издеваешься! Ты хочешь сказать, что, когда тебе едва исполнилась четверть века, ты вывел на чистую воду целую преступную организацию. Я ж помню эти бесконечные репортажи, протесты, к Сивик Септер подойти было страшно. Черт возьми. А ты еще на себя наговариваешь. Парень, ты реально крут.
Джеффри повел плечами, силясь сбросить навалившееся смущение. Казалось бы, он рассчитывал на то, чтобы его послужной список оценили, но…
— Скажи, а почему уже второй раз ты меня захваливаешь после того, как поговоришь о проститутках? Не, спасибо на добром слове. Забавно, — Джеффри отодвинул пустой стакан и затушил недокуренную сигарету. — Так-то я не шибко горел желанием снова встретиться. Дело не в тебе. Я сто лет не выползал из своей квартиры, разучился общаться. Все время ною, хамлю, крепко бухаю. Короче, говно из меня собеседник, а уж партнер для разового перепихона и подавно. Я тебе чуть кровать не обблевал, а ты за это меня комплиментами осыпаешь, выпивку покупаешь.
Стэн развел руками:
— Ну не обблевал же, значит, все в порядке. Да и я тогда вел себя не по-джентльменски. Не трахался ни с кем месяца три, сорвался. Так что, считай, я тут совесть свою очищаю и вину заглаживаю.
— Благородно, — понимающе кивнул Джеффри.
— Какой там. Просто честно. Да и говорю ж, понравился ты мне. И… — тут Стэн понизил голос. — Если бы ты разрешил, я бы попытался, ну, знаешь. Загладить еще как-то.
«Хорошее слово “разрешил”. Оно подкупает».
Джеффри покосился на Стэна. Вероятно, все дело в освещении, роме или, быть может, в ласковых словах, но сейчас Стэн напомнил ему Пана. Щедрого, радушного и подчеркнуто мужиковатого.
— Давай сделаем вот как, — предложил Джеффри. — Закажи мне еще что-нибудь и расскажи о том, что я талантливый молодец. И мы посмотрим, что из этого выйдет. Как там писала Хелен Роуленд? «Флирт — это тонкое искусство заставить мужчину быть довольным самим собой», — заметив недоумение во взгляде Стэна. — Да ладно. Хелен Роуленд. Она была чертовски популярна.
— Хрен с ней. Ты талантливый и молодец.
Джеффри рассмеялся.
«Он прав. Хрен с ним со всем. Пора перестать выебываться. Воскресенье, паб с нормальной закуской и музыкой, плачу не я, сижу, слушаю о своей охуенности. Тоже, кстати, даром. За мной ухаживают. Когда такое было? Вообще сегодня. Сэнди принесла лекарства и пожрать, записала на гимнастику. Не, это другое. Она со мной носится, как с больным старикашкой. Для Стэна я — парень и важная птица. Я в его вкусе. Когда в последний раз кто-то говорил, что я “в его вкусе”? Крис? У него и вкуса-то не было. И выбора. Так, — мысленно осадил себя. — Хватит. Перестань. Хотя бы сегодня надо постараться и ничего себе не испортить».
Удивительно, но у Джеффри получилось. Вернее, получилось у Стэна. Вместе с коктейлем он заказал тарелку королевского лосося холодного копчения, попутно объяснив тонкости его ловли и приготовления. Рассказывал Стэн с жаром, но не слишком долго. Захваливать Джеффри и иногда украдкой касаться его колен или рук, ему явно нравилось не меньше, чем рассуждать о рыбалке.
«Приманивает».
Расплатившись и оставив бармену пару баксов на чай, они вывалились на улицу. К вечеру Кастро распушился, сделался еще ярче, крикливее и откровеннее. Трезвым Джеффри бы непременно скривился при виде разодетых дрэг-квин, скрывавших под тонной косметики щетину, или при виде очередных цыплят, высыпавшихся на тротуар в узких джинсах и укороченных топах, словно на дворе не сентябрь, а середина лета, и вообще они не в Сан-Франциско, а в Майами. Хмельному Джеффри было решительно не до них. Он хохотал, отнимал у Стэна сигареты и непрерывно шутил. Часть шуток неизбежно заглушали, наслаиваясь и перебивая друг друга, «Квины», Бой Джордж, Мадонна, Шер и Тина Тернер. Последним, кстати, Джеффри охотно подпевал.
Позор, позор, позор,
Позор тебе,
Если не можете больше танцевать!
Я говорю, это позор, позор, позор,
Позор тебе,
Если ты тоже не умеешь танцевать!
Хиты семидесятых молодили и кружили голову лучше, чем ром с соком. Стэн от пения воздерживался, но весьма искренне хвалил Джеффри за голос и слух.
«Еще один плюс».
Они решили идти до пристани пешком, чтобы проветриться и отдохнуть от пьяной толкотни. Сейчас путь в пару часов, казавшийся днем настоящей пыткой, ощущался легкой прогулкой. От океана тянуло прохладой и солью. Когда случались особенно сильные порывы ветра, Джеффри чудилось, что его обдавало водой. Он тряс головой, растирал глаза и искал плечо Стэна, чтобы скорее на него опереться.
Полуосвещенная пристань навевала приятные воспоминания. О прогулках с родителями, о свиданиях с Крисом. Почему он теперь так редко здесь бывает? Почему не разрешает себе хотя бы на короткий срок вернуться к хорошим временам?
— Тут где-то пивная, может, знаешь? Со старой хозяйкой, она романсы Первой мировой крутила на повторе.
— Как не знать. «Рыбный ресторан у малышки Мо».
— Да-да, — усмехнулся Джеффри. — От ресторана там одно название, а от рыбы — вонь. Так что?
— Да ничего. Мо померла уж год тому, пивную прикрыли, отгрохали кафе-мороженое.
— Неужели? Какая пошлость.
«Собственно, поэтому и не надо ворошить прошлое, меньше расстраиваешься. Год как померла, значит? Примерно тогда же мы с Крисом и разбежались. Вот уж не думал, что символом наших отношений будет ворчливая старушенция с грязной забегаловкой. Забавно, но и обидно как-то».
Ветер отвесил подзатыльник, взъерошил и без того лохматые волосы. Задул под расстегнутую куртку, пробрал до лопаток. Холод усугубил чувство резко нахлынувшего одиночества.
Джеффри поежился, зябко сунул руки в карманы. Рот свело в нелепой улыбке.
— Эй, Стэн.
— Чего?
— А расскажи еще про рыбалку, что ли…
К концу прогулки Джеффри порядком протрезвел и выучил наизусть несложный джингл «Джонсона».
— «Солнце встает, рыба клюет. Вы, ваш друг и ваш “Джонсон”».
Он даже узнал район с косыми зданиями и грязными подворотнями. Без тумана все выглядело мрачнее. Реалистичнее. Хотелось поскорее прошмыгнуть в дом и спрятаться в безопасной квартире.
«Чудо, что меня в прошлый раз не грабанули и не грохнули».
Поднялись по старой лестнице на последний этаж. Там прошли по коридору налево. Лампы работали настолько плохо, что Джеффри ориентировался по звуку. Услышал, как зазвенела связка ключей, клацнул замок, и как со скрипом за ними затворилась дверь.
Стоило оказаться в темной прихожей — в нос ударила знакомая смесь запахов: рыба, табак, шерсть. Круглый плафон моргнул желтым, совсем как в баре, светом, озарил зеленые обои в ромб, висящие вдоль стены спиннинги, снасти и пару выцветших групповых снимков с парнями на фоне корабля. Разглядывать их не было ни желания, ни времени. Джеффри боялся потерять настрой.
— Спальня направо, да?
Решительно прошагал по коридору, нащупал выключатель.
«Ага, спальня тоже зеленая. Вообще ничего не помню. О, вот и пластинки. Гитара. Ну, конечно, если мужик слушает Спрингстина, как же без гитары? Телик, кресла, торшер. О, книжки, какая внезапность. Да тут вполне прилично. Безвкусно, дешево, но прилично, — Джеффри осматривался, на ходу сбрасывая сначала сумку, потом куртку. — По крайней мере нет такого срача, как у меня, — он упал на кровать и поморщился. — Ага, хуевый матрас. Его припоминаю».
— Принести что-нибудь? — уточнил Стэн. — Есть виски, пиво…
— Стакан воды, пожалуйста. И никакого «Попперса», окей?
Стэн, до сих пор наблюдавший за ним из-за двери, скрылся в коридоре.
«Чертово дежавю».
Джеффри упал обратно на вафельный плед и уставился в потолок. Заметил люстру-вентилятор, вместо переключателей — два самодельных шнурка со свинцовыми грузилами на концах. Почему-то подобный бесхитростный креатив его рассмешил.
— У тебя очень мужицкая берлога, — сообщил Джеффри, когда Стэн вернулся.
— Это плохо?
— Нет, это я пьяный и стараюсь завязать разговор. Потому что не могу развязать шнурки и чувствую себя тупо.
Стэн поставил стакан на прикроватную тумбу, а затем опустился перед Джеффри на колени:
— Ладно, давай сюда ногу.
— Ты щаз серьезно? — приподнялся на локтях, чтобы убедиться, что ему не померещилось. — Благоро-одно. Будь я помладше, визжал бы от умиления.
— Да ну?
— Твоя правда, меня тогда цепляли масштабные штуки. Знаешь, чтобы мне песню посвятили и по радио крутили. Чтоб по щелчку пальцев доставали дизайнерские вещи, лучшие места в театр или на премьеру фильма. Чтобы я утром намекнул, мол, скучно, а уже вечером мы летели на Багамы.
— Однако у тебя нехилые запросы, — подметил Стэн, расправившись с правым ботинком. — Ты единственный ребенок в семье?
— Заметно, да?
— Самую малость.
— В свое оправдание могу сказать, что я в стороне не оставался. Я помогал с выпуском песен, сам дарил подарки, да и в целом никогда не был пустоголовой куклой. Просто... мне казалось, что я знал себе цену.
— А сейчас? Акции упали?
Джеффри поморщился на дурацкую шутку:
— И не только они. Но поверь, я бы дорого заплатил за то, чтобы дать себе мелкому пару советов: чаще звонить маме, ходить к врачу и никогда не пробовать шалфей. Ты пробовал? Он омерзительный, меня крыло с него весь день, я думал, что помру… Носки тоже сними, пожалуйста.
— Готово, — Стэн, кряхтя, поднялся. — Еще пожелания?
— Мне лень снимать джинсы. Поможешь? Вместе с трусами, они сегодня не шибко красивые.
Джеффри нравилось то, как быстро ситуация становилась абсурдной. В первую очередь благодаря ему, лежащему в одной футболке и болтающему о том, о сем.
— А ты? Чего я в одиночку про ошибки молодости распинаюсь. Колись, как ты косячил.
Стэн снял рубашку с майкой, оголив посиневшие от старости татуировки. Две заметно поплывшие ласточки под ключицами, дракон на правом плече и русалка на левом. Джеффри впечатлился:
— А хер ли я и их не помню? А, да, ты ж меня раком… они со смыслом? Погоди, я угадаю. Дракон это типа Азия.
— Ага, — улыбнулся Стэн.
— Класс. Очко в мою пользу. Русалка... Любимая женщина? Не, мимо. Мама? Тоже нет? Ну а что тогда?
— Талисман на удачу и напоминание о том, что большая вода та еще стерва. Ласточки — это значит, что я прошел десять тысяч миль. Когда-то. По молодости мне казалось, что это выглядит круто.
— Круто, — как-то невпопад повторил Джеффри, сильнее татуировок он не любил разве что волосатую грудь, точь-в-точь как у Стэна. — А серьга в ухе?
— Она у пиратов.
— А, да. Слушай, вот говорят «морской волк», а ты — морской медведь, — засмеялся.
— Спасибо, что не морской лев.
— Боже избави, они лысые и с огромными усами, — Джеффри весь съежился.
— И воняют тухлой рыбой, водорослями и птичьим пометом.
— Ты знаешь толк в прелюдии: мертвые проститутки и вонючие звери. Ладно, давай уже что-то делать, я замерз.
Джеффри стащил одну из подушек и как бы невзначай подложил ее под спину. Стало удобнее.
«Мне не хватает стакана для вставной челюсти и капельницы для антуража. Черт, до чего тупо».
Покосившись на уже раздетого Стэна, Джеффри успокоился. Во-первых, тот по-военному складывал вещи на стуле и решительно не замечал неловкости гостя, а во-вторых, Стэн и сам был немногим краше, может, чуть бодрее. Это смешило и придавало уверенности, хотя пивной живот и волосы по-прежнему раздражали. Джеффри перевел взгляд на свои ноги. Длинные, прямые, в целом, довольно неплохие, если не присматриваться к еще не сошедшим синякам на коленях.
«Все познается в сравнении. Все могло оказаться хуже. И у него, и у меня. Пора бы перестать привередничать».
— Дальше третьей базы мы не уйдем, — предупредил он и осторожно лягнул Стэна, примостившегося рядом.
Тот усмехнулся, поймал за ногу, провел вдоль бедра:
— Понял-принял.
Стэн сдержал данное в баре обещание. Он заглаживал вину тщательно. Иногда зацеловывал. Джеффри старался за ним угнаться, но ему довольно скоро это надоело. Сил хватало лишь на то, чтобы подмахивать бедрами, цедить сквозь зубы ругательства и просить, нет, требовать...
«Окей, руками он работать умеет, на том спасибо».
Скорее всего, Стэну такое поведение льстило. В какой-то момент он навис над Джеффри, стащил с его волос резинку и, глядя почти в упор, шепнул:
— Парень, ты красивый. По-твоему, я тебя до сих пор жалею? — и кивнул на свой член.
Возникло острое желание тут же как-то сострить. Пошутить про голландский штурвал или про «так точно, капитан», но у Джеффри перехватило дух.
Оргазм случился быстро, по-нелепому внезапно. А после не хотелось уже ничего. Даже глаза держать открытыми стало тяжело.
Стэн вытер Джеффри живот влажной салфеткой, предложил воды и укрыл одеялом.
«До чего ж благородный мужик».
— Ты ток учти, я храплю.
— Старик, не ты один, — Джеффри не был уверен, сказал ли он это вслух или просто подумал.
Наступила безмятежная и долгожданная темнота. Краем уха он слышал, как Стэн ходил по комнате, как под его ногами поскрипывали половицы, как щелкали переключатели в коридоре. Шум не мешал, наоборот, придавал остатку вечера размеренности и уюта.
«Я не принял лекарства. Плевать. Перевод не сделал. Плевать. Сэнди узнает — убьет. Плевать».
Отчего-то вспомнилась история про заброшенный маяк и труп, болтающийся в лягушатнике. На задворках мыслей мелькнул образ Твинки, раздражающе сладкого, некстати и неумело любезного, но живого. Образ вспыхнул и потух, проглоченный крепким хмельным сном без сновидений.