Кремация. Кости. Расследование. Докажи.
Цутому Миядзаки, или «Убийца маленьких девочек».
Число жертв — четыре.
Разбудили Джеффри солнечные лучи, настойчиво бившие из квадратного окна сквозь решетчатое изголовье кровати.
«Какого черта не задвинуты шторы?» — подумал он и укатился на самый край, прихватив с собой подушку и бо́льшую часть одеяла.
Не размыкая век, Джеффри попытался припомнить вчерашний день: работа, альянс, опять работа, лекарства, что-то про аэробику, Кастро, пивная… ах, да, ее закрыли. В Кастро он встретил Стэна, они выпили.
«Я остался у него? Опрометчиво. И как теперь выбираться? Боже, почему так ярко? Сентябрь же. Где чертов туман, когда он так нужен?»
Джеффри не привык ночевать вне дома, даже в Нью-Йорке после попоек в стиле Гэтсби, на которых гости спали вповалку где придется, он предпочитал хоть на четвереньках, но доползать до такси и засыпать в своей квартире. С партнерами в те времена дела обстояли примерно так же: Джеффри приезжал к ним пить вино, говорить о современной поэзии и артхаусных фильмах, занимался любовью и быстро убегал по делам. К себе звал крайне редко и только если знал наверняка, что ему не придется выгонять опостылевшего горе-любовника через пару часов. Крис же был исключением из всех правил.
Джеффри раздражала необходимость общения поутру. Если вечером, а тем более ночью находились и темы для разговоров, и настроение для нежностей, то утром все казалось неуместным, а потому заранее неприятным.
«Молча встану и оденусь. Если проснется, скажу, что я вообще рассчитывал, что никогда его больше после того раза не увижу... Фигня. Я бы себе за такое в глаз прописал. Да и реально некрасиво, второй раз сажусь ему на шею и второй раз сваливаю, ничего не объяснив. Ладно, пес с ним. Подожду. Не хочу долбаться со всем в одиночку».
Но в тот момент, когда Джеффри удалось поудобнее устроиться и заглушить начавшую ворчать совесть, он услышал шевеление.
«Этого мне не хватало».
Шелест ткани. Суетливые прикосновения к спине и боку, скорее напоминавшие тычки, чем ласку. Тяжелое дыхание. Джеффри прикидывался спящим ровно до тех пор, пока не почувствовал на своем плече влажные губы.
— Стэн. Стэн, отстань, — он торопливо выставил руку вперед. — Стэн, иди к черту, я не буд!.. — и не успел договорить.
Ладонь облизнул длинный язык.
На кровати, закинув лапы на одеяло и практически столкнувшись с Джеффри лбом, замерла собака. Огромная. Фута три в холке, наверное. Рыже-коричневая, как будто полосатая. Со сползшими веками и висящими брылями.
Джеффри не знал, куда деться, он так и лежал, нелепо откинувшись на подушку и наблюдая за тем, как из черной пасти тянулась тонкая ниточка слюны. Немая сцена длилась от силы полминуты, после чего собака, видно посчитав, что знакомство можно продолжить, потянулась к мокрой ладони Джеффри.
— Нет. Нет. И нет, — решительно забормотал он и отодвинулся ближе к изголовью.
Еще одна попытка со стороны собаки.
— Я сказал, нет!
С другого конца кровати послышался кашель.
— Джефф, какого?.. Ты че орешь?
Спросонья Стэн выглядел значительно суровее, чем накануне. Он окинул Джеффри и собаку хмурым взглядом. Скомандовал:
— Матильда, п-шла вон!
Та в ответ фыркнула. Звук вышел одновременно смешным и устрашающим. Медленно спустив лапы на пол, собака побрела прочь из комнаты, виляя длинным, чуть скрюченным на конце хвостом.
Стэн со стоном сел на кровать, хрустнул шеей. Влево-вправо. Размял руки.
— Ишь приперлась, старая задница... Ты еще разорался. Собак не видел?
— Здесь — нет, — огрызнулся Джеффри.
— Логично, ты ж ночью приходил.
— Ни хера не логично. Собаки должны охранять, встречать, лаять, в конце концов.
Стэн крякнул сипловатым смехом:
— Только не эта. Она отлично знает, что ночью я не даю ей пожрать и вожу к себе ебырей, так что… — он зевнул. — Ладно, раз уж ты решил вскочить, кофе будешь? Могу что-нибудь сварганить.
Джеффри кивнул.
«Обалдеть, конечно, меня почти сожрали и выставили виноватым. Теперь понятно, откуда несло шерстью».
Сбежать быстро не получилось, а потому пришлось терпеливо дожидаться, пока Стэн оденется и уйдет, чтобы самому выскочить из-под одеяла и начать искать разбросанную по всей комнате одежду. Похмельным гарцевать перед кем-то в одной футболке не хотелось категорически. Нашлось все, кроме резинки. Свалявшиеся за ночь волосы раздражали до дрожи.
«Полагаю, просить у него заколку или расческу — не вариант, — Джеффри почесал щеку. — Небось и бритва тупая».
В коридоре среди старых групповых снимков на причале он приметил зеркало, стилизованное, ну разумеется, под штурвал. Из отражения выглянул все тот же бледный мужчина. К вечно недовольной мине прибавилась щетина и какой-то укор в глазах.
«Да уж, однозначно не двадцать пять. И даже не тридцать, — мужчина вяло ухмылялся. — Пиздец зубы желтые. А морщин сколько».
Джеффри бы непременно отыскал у себя еще с десяток недостатков, но его отвлек запах кофе.
В маленькой кухне гудел электрический чайник, скворчала сковородка и ненавязчиво шуршало радио. На удивление здесь оказалось очень чисто: на старой газовой плите не было ни единого жирного пятна, посуда стояла в сушилке стройными рядами. В любой другой ситуации Джеффри не упустил бы возможности изучить чужую квартиру вдоль и поперек, но сейчас до одури хотелось сесть и выпить кофе, а потому он лишь с усмешкой отметил, что двери прихожей и кухни располагались напротив друг друга. «Очень удобно для ссор, а коридор – как мини-разгон, чтобы сбросить куртку и рукава засучить».
Возле очередного квадратного окна на широкой лежанке раскинула лапы Матильда. Она встретила Джеффри парой ударов хвостом по полу и продолжила наблюдать за тем, как готовил Стэн.
«У, зверюга. Толстая, но вроде мирная. Получается, правду говорят, что собаки на хозяев похожи? — Джеффри сел на потертый, вероятно, некогда белый стул и уперся коленом в ножку стола. — Надо бы что-то сказать».
— Что за порода?
— Бразильская фила, — отозвался Стэн. — Бракованная.
— Это как?
— Их разводили в сороковых для охраны, потом для боев. Я выкупил Матильду за полцены. Заводчик ее бил, а она на него даже не рычала. В общем, боец из нее никакой, да и охранник, ну, ты сам видел. Она бы сгодилась разве что для затравки, чтобы зрителей разогреть и собак позлить. А так мы с ней уже двенадцать лет. Вон, даже в рейсы со мной сходить успела.
Джеффри снова покосился на Матильду:
— Повезло тебе, старушка.
— Да не то слово, — хохотнул Стэн. — У нас справа живет семья итальяшек. Ихняя нонна через балкон просовывает этой наглой суке еду со стола. Прям мисками таскает. Я сто раз объяснял, что Матильда и без того жирная, а она такая «не понимать». Бля, да все она понимать. Я и перегородку на балконе сделал. Хрен там плавал. Теперь три раза в день к нам в дырку для писем суют куски хлеба, мяса…
Джеффри представил Матильду, терпеливо ждущую свою почту от итальянских друзей, и невольно улыбнулся.
— Ого, кофейник с фильтром. То есть мне нальют нормальный кофе?
— Другого не держим. На вот, — Стэн передал Джеффри тарелку. — Омлет с креветками. Лучше б с аргентинскими, но так тоже неплохо.
— Какие изыски.
— А ты думал, я одни консервы жру?
— Честно, я вообще не думал. У меня дома полный голяк. Сам же шутил, что мои акции упали, — «Опять омлет. Прикольно и чертовски вкусно». — Старик, а ты не пробовал перед знакомством парней кормить? Серьезно, тогда ты будешь не просто «забавным», но и «рукастым». Хотя вчера ты тоже, вроде, им был.
— Предлагаешь кормить и дрочить одновременно?
— Именно.
— Ну тогда в следующий раз состряпаю тебе что-нибудь покруче. Мидий там или острых устриц в соусе.
— «В следующий раз»? Хотя… на устриц я бы заглянул.
Внезапно Стэн прервал поток неловкого флирта и уточнил:
— Погоди, ты лекарства до или после еды принимаешь?
— Бля-а, — с досадой протянул Джеффри и убрал вилку ото рта.
После чего они вдвоем вывалили на стол многочисленные банки, блистеры, склянки и, щурясь на мелкий шрифт, принялись читать инструкции. Стэн рассматривал новые препараты, расспрашивал про побочки, Джеффри охотно все объяснял. Он лично знал многих зараженных, приходивших в альянс, многих узнавал в очередях в местный медпункт, но никогда ни с кем не знакомился, старался лишний раз не заговаривать. Джеффри не нравились другие больные. Они были либо истерично испуганными, либо настолько обреченными, что даже стоять рядом становилось тяжело и тревожно. Стэн не походил ни на первый тип, ни на второй. Он глотал таблетки как витамины, делая уколы и бровью не поводил.
— Стрелять одноразовый шприц поутру мне еще не доводилось, — признался Джеффри, растирая бедро.
— А в Нью-Йорке?
— Но-но, я рос приличным юношей. Нюхал, курил, глотал, но не кололся. Брезговал. Не шибко мне это помогло… А вообще занятно, сидим тут, как два деда, о болячках пиздим. Что может быть абсурднее?
— О, я знаю, что, — Стэн поднялся со своего места. — Щас Матильде ее лекарства дам. Для печени и почек.
Та встрепенулась, заслышав свое имя, хлопнула себя ушами по морде, чем вызвала у Джеффри новый приступ странной веселости.
«Толпа ущербных инвалидов. Забавно, черт возьми, забавно. И он реально забавный. Готовит, собаку от боев спасает и лечит, истории на свиданиях страшные рассказывает».
Точно, Твинки. Вчера он зачем-то вспомнил о нем перед сном, и теперь, потягивая кофе из маленькой чашки и наблюдая за тем, как Матильда носом выпихивала из миски пилюли, Джеффри вновь погружался в мысли о внезапной пропаже любимца целого Кастро.
«Получается, Твинки был третьим? Если верить словам Стэна, и те двое тоже исчезли, а не просто ушли, то вырисовывается закономерность».
— А полиция что-нибудь говорила по поводу других пропавших?
Стэн изумленно вскинул брови:
— Обалдеть ты тему выбрал, а вчера носом вертел.
— Мы уже доели, — отмахнулся Джеффри и придвинулся ближе. — Так что?
— Да ничего. Я так решил, что им было примерно до фени на Твинки. Приехали со скорой. Погрузили тело. Спросили, когда нашел, видел ли кого — и все, гуляй.
— А ты видел?
— Нет, конечно. Шесть утра, пустой берег да скалы.
Джеффри поерзал на стуле, покосился на тарелку Стэна, там оставалось целых пять креветок, и потянулся к крайней из них вилкой.
— И тебе не стало интересно, вдруг нашли еще кого-то?
— Знаешь, я рассудил так: чем меньше вопросов задам я, тем меньше вопросов потом будет ко мне, — ответил Стэн, безмятежно наблюдая за кражей.
— Предусмотрительно. И все же, — пробормотал Джеффри с набитым ртом, — если предположить, что смерть Твинки и пропажа тех двоих связаны, кто бы мог быть в этом замешан?
— Да кто угодно. Скины, религиозники, сатанисты. Ты ж сам отлично знаешь, что ебнуть пидора — милое дело. К тому же мальчишки отлично пиздятся между собой. За клиентов, удачную точку, дозу. Добрая часть из них еще и без сутенеров работает. Надзора нет, вот и…
— А Твинки был целый?
— Охренеть у тебя вопросы. Не знаю я, руки-ноги на месте, лицо чистое, а раздевать я его, уж прости, не стал.
— Я-ясно, — протянул Джеффри и украл еще одну креветку.
«На историю с продажей органов не слишком похоже. Тогда сложилась целая система. С подготовкой товара, проверкой на всякие болячки, утилизацией. А тут уличные торчки и парни с букетами. Как будто кто-то очень неопытный взялся за дело. Может, правда скины? А почему без синяков? Сатанисты? Им бы кровь понадобилась».
Стэн сбросил Джеффри в тарелку последние три креветки и потянулся в карман за сигаретами. Достал сразу две. Поставил свою пустую чашку на середину стола вместо пепельницы. Джеффри благодарно кивнул и спросил самым вкрадчивым голосом:
— Слушай, а ты не отвезешь меня туда? К маяку? Я серьезно. Мне теперь любопытно. Ты помнишь, где нашел Твинки?
— Разумеется. А что ты там собрался делать?
— Смотреть.
— Копы до тебя посмотрели.
— Стэн, я не первый день живу и отлично знаю, как они это делают. Половину улик не заметят, вторую — затопчут. Ну так что?
Стэн медленно выдохнул клуб дыма. Стряхнул пепел.
— А вчера уверял, что треп про мертвых проституток тебя не возбуждает.
— Ну тебе же не сложно? — продолжил напирать Джеффри. — Ты все равно собирался ловушки проверять или что-то там...
Стэн откинулся на спинке стула.
— Мне не нравится, что ты решил поиграть в сыщика.
— Да брось. Ты сам сказал: до меня всё посмотрели, я никому не помешаю, буду приличным и тихим, — легонько толкнул в плечо. — С меня горловой минет. Что скажешь?
— Скажу, что ты наглый, но пиздец убедительный.
— На том стоим, старик, на том стоим.
«Вообще он прав, чего я подорвался? Наверняка, ничего серьезного. Обычное совпадение. Но откуда эта странная уверенность в том, что мне надо туда смотаться?»
Джеффри решил списать все на невыветрившийся ром и на банальное желание прогуляться: с интервью и эфирами после ситуации с «Сэмми и Энни» было туго, сил на протесты и прочий активизм категорически не хватало, не в один же альянс теперь таскаться?
«А “Иероглифы Сфинкса” за день точно хуже сделались, хоть я к ним не прикасался. Отчего бы не тряхнуть стариной и не поковыряться в очередной чернушной байке?»
Сговорились встретиться после одиннадцати на лодочной стоянке. Стэн уточнил, что в сентябре ночью хорошо клюют окуни и палтусы, сказал, что захватит удочку. Стоя в прихожей, предупредил:
— Ты учти, рядом с водой холоднее, чем в городе. Оденься нормально.
— Понял-принял, — насмешливо повторил за ним Джеффри, пожал на прощанье руку.
Выскочил на улицу, бодро пробежал три лестничных пролета и не запыхался.
Удивительно, но настроение было… нормальным? В кои-то веки не чувствовалось ни усталости, ни раздражения, ни досады на всех и вся и в особенности на себя. Джеффри захвалили, накормили, удовлетворили.
«Габби прав, новые ощущения порой реально помогают. Но рассказывать я ему об этом, конечно, не буду. Чего доброго, зазнается».
Первым делом Джеффри отправился на поиски книжных развалов, он знал сразу несколько хороших мест, где в школьные годы без труда добывал всякую любопытную неокрепшему уму запрещенку вроде «120 дней Содома», «Джанки» или банальных кровавых детективов, где в деталях описывались убийства и нижнее белье главных героинь. Став постарше и разобравшись с предпочтениями, отыскивал вещи и поизысканнее: «Телени», «Фальшивомонетчики», «Дневник вора» и т.д.
Выбрав в качестве отправной точки старый книжный магазин на улице Оквуд, соседствовавший с антикварной лавкой, Джеффри подошел к залежам старой прессы, которую отдавали фактически даром. В магазине, кроме неровно заставленных полок, со стороны напоминавших высокие силуэты, сморщенной продавщицы и не менее сморщенного лысого кота с отвисшими яйцами, никого не было. Сквозь плохо закрытую дверь с улицы доносился ленивый гул субботней улицы. Где-то вдалеке проехал фургон мороженщика.
Продавщица с шумом открывала и закрывала кассу, каждый раз касса при этом громко звенела, словно предупреждая, что она вот-вот развалится, как и все вокруг, что по-своему добавляло месту ненадежно-сказочной атмосферы. Перебирая стопки мятой, местами грязной, выгоревшей на солнце или рваной бумаги, Джеффри погружался в сладковатый запах пыли и воспоминаний.
В пору расследования развалы выручали горами газет и журналов недельной и месячной давности. Джеффри сразу сообразил, что в его деле не стоило недооценивать никакую информацию. Любой некролог, нелепо примостившийся на последней странице ежедневной газеты, любое сообщение о пропаже — все казалось тогда значимым.
«И, черт возьми, чутье меня не подводило. Вот правду говорят, что новичкам везет, и мне везло. Может и сейчас?.. — усмехнулся Джеффри себе под нос, уверенно взял получившуюся у него стопку и слегка пошатнулся под ее весом. — Ага, размечтался».
Подходя к кассе, он не забыл умилиться сморщенному усатому мешку на лежанке, так что за все про все ему пришлось отдать один-единственный доллар.
Настроение сделалось почти отличным.
«Навряд ли я что-нибудь найду про пропавших гейских мальчиков в городской газете. Уж точно не рядом с колонками про бейсбол и новое оборудование для детских больниц. Надо бы глянуть в “Маттачине”. Или в “Лестнице” на худой конец. Вот уж не думал, что мне понадобится эта херня. Придется ползти к Габби. У него точно завалялись старые номера. Если их не скурил Вилбур».
Джеффри искренне презирал местные гей-издания, за отсутствие всякой профессиональной подготовки и за неумение грамотно компоновать рубрики: материалы о трудах Магнуса Хиршфельда или о Стоунволлском восстании соседствовали с трепом о моде, сплетнями и прочим бесполезным мусором. Джеффри считал такие выходки жалкими потугами на настоящую журналистику, считал, но продолжал сам издаваться сразу в нескольких журналах. И потому что денег не хватало ни на что и никогда, и потому что ему хотелось верить, что своим примером он сумеет показать, как можно и нужно писать на острые темы.
«С годами амбиции больше мешают, чем помогают, — рассуждал он, постепенно ускоряясь, подгоняемый тяжестью собранной макулатуры. — Права была матушка, надо было оставаться в Гарварде, выбивать себе профессорское место и сидеть там тихо. Заигрывать с молодыми исследователями, пиздить тупых студентов. Нет, слишком благополучно. Обычно. Скучно».
Срезав через школу Мишен Хай, Джеффри постарался припомнить свое расследование тринадцатилетней давности. Многое с годами затерлось и скрылось под толщей новых, куда более мрачных воспоминаний. Сейчас Джеффри казалось, что бегал по крышам, шлялся по притонам в маскировке с прослушкой кто-то чужой. Особенно опасные моменты виделись обрывками фильма, местами очень малобюджетного и грязного, но никак не реальными воспоминаниями. В нынешнем состоянии Джеффри бы не хватило ни духу, ни дурости затевать нечто подобное. Особенно в одиночку. И все же… Думать о том молодом, талантливом и по-своему симпатичном парне нравилось.
«Идеализировать прошлое — так по-старперски, это чересчур даже для меня», — усмехнулся Джеффри и свернул к Кастро.
С улиц не успели убрать следы пятничного кутежа. Повсюду валялись смятые пивные банки, пестрые бумажные стаканчики из-под коктейлей, флаеры, блестки и серпантин. То, что вчера смотрелось празднично, сегодня схлопнулось и поблекло. Магазины открывались неохотно, бары — и вовсе почти все оказались заперты, но не «Золотой лев».
Он встретил Джеффри приветливым щебетом Аннетт Фуничелло.
Счастливая, счастливая, счастливая я!
Ты можешь распрощаться со своими переживаниями.
Жизнь — это смех, и Госпожа Удача
Сделает тебя счастливым, как я!
Песня пришлась как нельзя кстати. Джеффри не успел понять, огорчило его такое совпадение или, наоборот, развеселило. Едва он переступил порог, как услышал взволнованный голос Габриэля:
— Ну надо же! Живой!
— А с чего бы это мне быть мертвым? — весело отозвался Джеффри и зашагал к стойке, огибая занятые столики.
Он мгновенно ощутил пристальные взгляды посетителей, но не придал этому особого значения: здешним выхолощенным пижонам только дай повод посудачить.
«Сидят на своих дряхлеющих задницах и маются от безделья между походами к парикмахеру и проктологу. Боже, есть все-таки в СПИДе и плюсы, я точно не превращусь в кого-то из них».
Стоило Джеффри усесться на высокий стул, как Габриэль покровительственным жестом поправил на нем ворот куртки:
— Ну как же, я не видел тебя больше недели!
— Тебе не угодишь. То я много пью, то редко захожу… Но я тоже соскучился, — Джеффри положил на свободное место газеты. — Габби, солнце, ты пивка мне не организуешь? Я пока к вам полз, думал, надорвусь.
Тот, кивнув, похлопал по плечу Вилбура, до сих пор молча сидевшего на табурете.
Вилбур медленно поднялся и потянулся за бутылкой «Будвайзера». Тоже медленно.
Джеффри с сочувствием кивнул:
— Как пятница? Много народу было?
— Честно? Понятия не имею. Но со мной теперь не разговаривают.
— Значит, удачно.
— Как бы не так, — ответил Габриэль и поставил перед Джеффри миску кальмаров в кляре. — Я пашу как проклятый, а этой старой перечнице глубоко наплевать, как у нас обстоят дела. Вообрази, напился раньше всех, уснул, оставил меня закрываться в одиночку.
Вилбур мрачно покосился на него:
— Старая перечница, если что, стоит здесь и готова извиняться. И потом я ж не от безделья пил, я развлекал, составлял компанию. Как образцовый хозяин.
— Ой, не дыши, — поморщился Габриэль. — Иди, вон, лампу у входа замени. Хозяин.
— И пойду. И заменю. Но учти, если меня такого хозяйственного уведут, не плачься потом, — Вилбур наклонился к Джеффри и доверительно шепнул. — Мы когда жили в «Народном парке» лет тридцать назад, он мне на спину бумажки разные клеил. Знаешь, там, «занято», «герпес», «коммунист», чтобы ко мне не подкатывали.
— Лампа, — повторил Габриэль.
— Иду-иду.
Вилбур шутливо тряхнул седой косой и скрылся за дверью, ведущей на склад, мурлыча что-то тихое, совсем не сочетающееся с игравшей в баре музыкой. Задорную Аннетт сменила Ширли Бэсси. Переход получился яркий, но оправданный: деланная веселость часто влекла за собой нарочитую драматичность.
«Граничащую с трагичностью. И все-таки кто составляет эти подборки? Явно кто-то нездоровый или страшно запойный».
Джеффри сделал крупный глоток пива и тут же заел его кольцом кальмара, чуть не заурчал от удовольствия. Повернулся к Габриэлю:
— Ребят, вы до пизды сладкие. Мне такие нежности разве что снятся.
— Дай угадаю, в кошмарах?
— Заметь, не я это сказал.
— Ох, дорогуша, — вздохнул Габриэль. — Ты меня расстраиваешь.
Джеффри расплылся в улыбке.
— Чем же?
— Ну для начала тем, что ты — ехидная и самовлюбленная зараза...
— Какое многообещающее начало.
— …которая категорически отказывается признавать свои проблемы. У тебя ведь была насыщенная жизнь. Не закатывай глаза, я помню тебя еще мальчишкой. Деятельным, увлеченным, между прочим, очень недурно игравшим на пианино…
— Ну ты и вспомнил… пианино. Я выучился на нем играть не по своей воле, матушка нуждалась в бесплатном пианисте, которому она могла без сожаления давать подзатыльники.
— …у тебя были интересы, планы, друзья, в конце концов. Заметь, я даже не заикаюсь о парнях. Просто друзья. Нельзя же вечно корчить из себя одиночку!
— Мои друзья закончились примерно тогда же, когда закончились мои деньги, — парировал Джеффри. — Без обид. Вы с Вилбуром и старым-добрым «Будвайзером» — большое исключение. На вас мне еще хватает.
— Ну вот опять. Скажи, а ты можешь хоть иногда не паясничать? Я же правда волнуюсь. Что, если ты снова пропадешь? На неделю, две. На месяц? Мне придется вызывать полицию, чтобы твою квартиру вскрывали и проверяли, жив ли ты.
— Ой, нет, Габби, надеюсь, ты так никогда не сделаешь. Вообрази, ко мне придут копы, а кругом «Плейгерл», грязные трусы, а я просто лежу и смотрю в режиме марафона «Околдованного». Вот будет неловко, — Джеффри потрепал его по локтю. — Да перестань. Посмотри, я свеж и бодр как никогда. Как думаешь, если б все в действительности обстояло так говенно, упустил бы я возможность надавить на жалость и выпросить у тебя бесплатного пивка?
Джеффри охотно верил собственным словам. Во-первых, он по-прежнему считал себя недурным оратором и гордился нерастраченным умением, а во-вторых… нет, «во-первых» было вполне достаточно.
— И потом я же взрослый мальчик. Ты сам сказал: увлечения, планы, пианино. Короче, я прекрасно умею обходиться собственной компанией.
Он бы рассказал еще, громко смеясь и покачивая от увлеченности ногой, но его прервал язвительный голос из зала:
— Странно, а Стэну ты вчера совсем другое говорил.
Джеффри быстро развернулся на стуле. Поздно: все посетители «Золотого льва» смотрели куда угодно, только не в сторону барной стойки.
«Черти ушастые. И глазастые. Вот поэтому Кастро — сраное гетто, здесь все друг друга знают», — вздохнул Джеффри, вернувшись к своему пиву, и тут же напоролся на полный изумления взгляд Габриэля.
— Стэн? Это тот Стэн, о котором я думаю?
— А я ебу? — беспомощно-зло рявкнул Джеффри и одним махом прикончил бутылку.
— Кого? — спросил Вилбур, чересчур вовремя вернувшийся со склада.
— Боже, никого. Вернее, Джеффри... — Габриэль с трудом подобрал подходящее выражение. — Познакомился со Стэном.
— Это с рыбаком, что ли? Славный парень, мы у него часто рыбу покупаем. А в чем проблема?
— Ни в чем, просто… Стэн — человек не совсем его круга.
На секунду Вилбур замер, а затем, подбоченившись, медленно кивнул:
— Ага. И чем же он плох? Университетов не кончал? Рожей не вышел?
— Я не это имел в виду…
— Кардиологом не работает?
— Да при чем тут кардиолог? — всплеснул руками Габриэль. — Я же не сказал, что я против. А ты примчался отстаивать чувства всех работяг!
— Так, а вот сейчас поподробнее, что тебе не нравится в работягах?
Джеффри громко застонал, перекрывая и спорящих хозяев бара, и размножившиеся смешки за спиной:
— Ребят, хватит. Хотите посраться — валяйте! Но дайте мне уйти. Габби, у тебя ж остались старые пидорские журнальчики? Дай их мне, пожалуйста.
— Журналы?.. Старые? Д-да, кажется на складе. Вилбур, сходи, посмотри. И принеси эту проклятую лампу!
Воцарилась тишина. Даже музыкальное радио будто смутилось и зависло. Стало противно, не потому что об их вчерашней встрече со Стэном узнали, а потому что ее превратили в нечто непотребное. Сальное. Нет, они оба — взрослые мальчики, но во вчерашнем вечере не было ничего такого… лишь банальное желание поделиться наболевшим и выговориться. Джеффри почувствовал, как собственные немытые, расчесанные кое-как пальцами волосы коснулись его шеи. Потянулся собрать их в хвост, но не обнаружил на запястье резинки. Скрипнул зубами.
Джеффри снова украдкой взглянул на посетителей. Холеные, в брендовых шмотках, с идеальными стрижками и до неприличия молодыми лицами. А ведь многим давно перевалило за пятьдесят, но все они отчаянно прихорашивались. Путешествовали, заводили романы, чтобы вот так собираться в «Золотом льве» и делиться новостями. Раз за разом доказывать себе и приятелям, что они еще ого-го, и непременно перемывать косточки другим: непохожим, недостаточно успешным и красивым. Главное, не пропускать подобные собрания за чашечкой ирландского кофе или чего покрепче, чтобы случайно не оказаться за бортом этого полупьяного, полного крыс, корабля.
«Хотя чего я говнюсь? Сам таким был. “Не моего круга”. Ха. Мой круг сейчас — это дорога от дома через “Льва” в альянс и обратно. И этот круг сужается, еще чуть-чуть и скоро я буду кружиться тупо по дому».
Габриэль с виноватой улыбкой придвинул к Джеффри запотевшую бутылку темного, почти черного стекла.
— Ого, дикий эль.
— Да, твой любимый. Не думай, что я против того, чтобы вы общались. Ладно? Я удивился, только и всего.
— Окей, — кивнул Джеффри. — Извинения приняты.
— И я рад, что ты движешься дальше, даже если… — попытался продолжить Габриэль, но, встретившись взглядами с Джеффри, замялся, для вида потянулся к бумажкам возле кассы. — Ладно-ладно. Я к тебе не пристаю. Но… зачем тебе журналы? Ты же их ненавидишь.
— Какое сильное слово.
— И тем не менее.
Эль приятно кислил и, в отличие от наскучившего «Будвайзера», бодрил.
Джеффри пожал плечами:
— Да так, любопытно, что теперь популярно. Хочу больше издаваться. Как начну писать про моду или интимные смазки, вмиг превращусь в местечковую гей-икону, — и уточнил непринужденным тоном. — А ты не в курсе, Твинки-то нашелся? Его правда давно не слышно.
Хотелось по максимуму отвести разговор от себя, а заодно выяснить, насколько быстро по Кастро распространялись дурные вести. Габриэль нахмурился, в его выражении помимо привычной деловитой озабоченности проступила тревога.
— Как же, нашелся... Выловили из воды пару дней назад. Бедный мальчик. Ужасная смерть. И такая нелепая.
— Занятно, а я думал, ты его недолюбливаешь.
— Да как тебе не стыдно! — Габриэль хлопнул по стойке, Джеффри едва успел придержать бутылку с элем. — Конечно, мне не нравилось, что он заваливался к нам полупьяный или укуренный. И что превращал приличное заведение в черт знает... Но это не значит, что я обрадуюсь его смерти. Он же был почти ребенком! Я помню, как он приехал в город. Хотел работать, выучиться на музыканта. Пока не устроился в «Кожаную перчатку»... ты сам знаешь, что делают с наивными ребятами в этом гадюшнике.
— Знаю, — протянул Джеффри.
Теперь стыдно сделалось ему: «Нехорошо получилось, грубо. Но, выходит, о том, кто нашел Твинки, не знают. Логично, это же не про секс, неинтересно, но... “Кожаная перчатка” звучит знакомо. И пошло. Это бордель? Да вроде нет. Гей-бар? Тоже мимо».
— А у Твинки кто-нибудь остался? Родные? Хахали? Подружайки?
— Дорогуша, ты за кого меня держишь? — отмахнулся Габриэль и что-то спешно написал на квадратном желтом стикере. — За местного евнуха?
— Отличная должность, кстати. А главное, не пыльная, — сказал Вилбур, вынося из склада толстенную стопку пыльных журналов и самиздата, со стороны она смотрелась куда наряднее, чем кипа городских газет, лежавших рядом с Джеффри. — Вот, все, что нашел. И да. Сраную лампу я тоже взял. Доволен?
— Посмотрим, получится ли у тебя ее вкрутить.
Габриэль похлопал Вилбура по спине, отточенным движением приклеил ему на кофту стикер: «КОММУНИСТ С ГЕРПЕСОМ». Джеффри на это лишь коротко хмыкнул.
«Старые перечницы. Ладно, им, кажется, все нравится. Боже, сколько макулатуры. Я точно сломаюсь по дороге. Вызвать такси? А на какие деньги? Ладно, вот разбогатею и буду гонять по городу в кабриолете с личным водителем из Колумбии».
Фантазия вышла настолько глупой, что над ней не захотелось посмеяться даже после эля. Да и к чему ему кабриолет, если его категорически некуда ставить? А красавец-водитель? Тем более хрень полнейшая, блажь ради блажи.
Нет, Джеффри бы хватило чего-то простого. Например, автобус, идущий четко от его дома до Кастро, большой автобус, чтобы в нем всегда оставались сидячие места. Пара тысяч на личном счете каждый месяц, чтобы можно было не переживать о еде и счетах. Отсутствие головной боли и тошноты по утрам. Уже что-нибудь одно из этого списка однозначно порадовало бы. Или, например, чтобы…
«Ладно, я размечтался».
Придя домой, Джеффри в первую очередь отрыл в прикроватной тумбе резинку, собрал волосы в хвост и принялся раскладывать собранные материалы по изданиям и датам. Сортируя «Сан-Франциско кроникл», испытал смесь ностальгии и мощнейшего дежавю.
«Бред, конечно. Вероятность того, что я что-нибудь нарою, равна нулю. Я даже не знаю, что ищу. Так, оттягиваю работу над переводом. Сэнди бы тоже посмеялась».
Вообразив взволнованно-строгое лицо помощницы, Джеффри пристыженно растер шею рукой и поплелся на кухню, чтобы принять дневную дозу лекарств и заесть ее последней порцией томатного супа.
«Нет. Не посмеялась бы. Решила б, что я бегу от реальности или как там у этих доморощенных психологов принято все объяснять? Записала бы на аэробику или, чего доброго, к психиатру. Так-то она добрая девчонка. Но жалостливая до блевоты».
Вид чистой квартиры смущал, она точно сделалась до неприличия пустой, обнажив скрывавшиеся за завалами мусора тревоги, а еще коробки, забитые до краев дорогими тряпками, книгами, мамиными париками и сценическими костюмами. Одним словом, воспоминаниями.
Джеффри запил таблетки водой из-под крана; торопливо проходя по коридору, отвернулся от зеркала: отражение выглядело жалко, он это знал наверняка. Жест получился настолько естественным, что стало противно.
Ведь лет тринадцать назад никто бы и не догадался Джеффри Мэридью пожалеть. Не потому что у него были деньги, молодость и слава, а потому что он сам не допускал и мысли о том, чтобы кто-то посмел его жалеть.
Теперь же противоречие разрывало мир напополам: тот, в котором Джеффри хотелось валяться на кровати и, захлебываясь вином и соплями, слушать Мирей Матье на повторе, и тот, в котором он еще мнил себя личностью и худо-бедно продолжал бороться.
«Хер с ним, полистаю, что тут есть, а ночью — сразу за перевод, и не вставая… Ах, черт, я же уговорил Стэна на рыбалку. Ничего башка не держит, — для верности завел будильник на десять вечера и устроился с сигаретой за письменным столом. — Значит, сразу после рыбалки», — пообещал себе Джеффри и, вооружившись полузасохшим ядрено-желтым маркером, склонился над первой порцией еженедельных газет.
Поначалу все шло неплохо: «Кремниевая долина» попалась ему целиком и за июль, и за август, и никаких ужасов в ней, кроме пары «громких» журналистских расследований, посвященных чьим-то звездным разводам, Джеффри не обнаружил. Так стопки сменяли друг друга, постепенно съезжая со стола на пол. Конечно, это были далеко не все газеты, не все журналы, многих выпусков не хватало. Но Джеффри так не хотелось стараться, что «Маттачин» и «Лестницу» спихнул вниз, не открывая.
Потом он сходил на кухню за баночкой пива, полистал «Сан-Франциско кроникл», его ужасно повеселил корявый слог и пошлые заголовки. Еще немного и Джеффри буквально бы притащил всю упаковку пива и остался вот так, качая ногой, потешаться над соперниками, которых он сам же себе и определил, пока не наткнулся на разворот с объявлениями о пропавших.
Газетная бумага и нечеткая печать съедали качество снимков, лица людей выглядели обреченными, заранее мертвыми. Из нижнего правого угла на Джеффри уставился хмурый мальчишка с нечеткой линией на шее. То ли типографский станок взбрыкнул и мазнул краской, то ли так пропечатался сгиб на самом фото. Джеффри покосился на текст объявления: «Теодор Мур…», «…18 лет…», «…татуировка пунктирной линии на шее…».
Джеффри растерянно почесал затылок.
— Вроде, Стэн говорил про такого. «Ушел из дома в декабре восемьдесят седьмого»… Так, а адрес… «Пендлтон, Орегон». Охренеть, интересно, с чего его старики решили искать в Сан-Франциско? Они в курсе, где он? Или тупо ищут по соседним штатам, они что, миллиардеры? А чего ж не нашли тогда? Прошло куча времени…
Джеффри вернулся к заглавной странице. Номер сентябрьский, совсем свежий.
— Ну и что мне теперь делать?
Можно было бы сбросить газету к остальным в общую кучу и продолжить злорадствовать над неумелыми редакторами и молодыми журналистами, а можно попытаться еще поискать.
«Только нормально».
Со вздохом Джеффри убрал подальше недопитую банку пива, выделил объявление с Теодором желтым, залепил страницу стикером, а сентябрьский «Сан-Франциско кроникл» отложил на самое видное место — на пишущую машинку. Затем с кряхтением достал все наваленные газеты с журналами и стал сортировать их заново, но на этот раз с блокнотом, где отмечал недостающие номера.
«Ведь не все же такие богачи повернутые, как чертовы Муры».
Работа пошла намного медленнее, скоро заболели глаза, шея, спина, поясница, но Джеффри сидел. Растирал веки, зевал, тянулся к пачке.
Мелкие строчки расплывались и двоились, шелест страниц убаюкивал, как и тихое тиканье старого пузатого будильника. Постепенно голова делалась чугунной, ее приходилось подпирать руками, то одной, то другой. Все чаще Джеффри ловил себя на том, что в упор пялился на пишущую машинку. Скорее по привычке, чем ради вдохновения.
Он всегда тут сидел. Часами. Сутками. Неделями. Если бы его не дергали, как знать, он бы и прирос к стулу.
— Что мне сделать?
Джеффри поморщился.
— Джефф. Я могу как-то помочь?
— Чем ты мне поможешь, ангел мой? Подержишь за руку? — мысленно дал себе оплеуху за чересчур ядовитый тон и поспешил откинуться на спинке стула. — Прости, я не со зла. Сроки горят, а текст такой тошнотно паршивый.
Крис оправил мятный джемпер с эмблемой «Лакост» и виновато улыбнулся. В потертых джинсах и громоздких кроссовках от «Пумы», как назло шнурки в них тоже были нелепо широкими, Крис напоминал Джеффри подростка.
«Никогда не пойму современную моду. Ладно, все лучше, чем дешманский “Кеймарт”. Хоть видно, что это прилично одетый подросток, но, черт возьми, какое оно все мешковатое…»
— А что ты переводишь?
— Ничего нового, какого-то француза. Судя по всему, молодого и голубого, как воды Гавра. Но, как и Гавр, он полон говна.
Крис подошел ближе и, обдавая Джеффри запахом дезодоранта и легкого юношеского пота, заглянул через плечо:
— Плохо написано?
— Нет, как ни странно. Просто грязно, — Джеффри с шумом затянулся новой сигаретой и постарался выдохнуть максимально далеко от лица Криса. — Очередной роман про страдания гея. С дискриминацией, жестокими родителями, насилием. А еще с наркотой, проституцией. Поревом, но таким, знаешь, что хочется не дрочить, а помыться после него. С драками в подворотнях, блевотней в подворотнях и… о, да, драками в заблеванных подворотнях. Все это подается под соусом голой правды. И в конце, разумеется, герой вешается, не в силах выносить тяжести мира, а еще долгов, ломки и любовника-блядуна.
— Ого. Это… грустно?
— Типа да, но в том-то и дело, что нет. Проблема в том, что я читал это дерьмо тысячу и один раз. Мне этих страшных сказок хватило по горло. Я устал читать про страдающих геев, я как бы частично сам такой и немного в курсе. Дайте мне, черт возьми, что-то хорошее. Да-да, есть «Фальшивомонетчики», но Жид слишком нудный, у меня ощущение, что я отправился в школу, где меня непрерывно учат. А я хочу веселья, адекватную пару, здоровые отношения, чтобы все жили долго и счастливо, в конце концов!
Крис слушал рассуждения Джеффри, следил за тем, как он размахивал руками, и едва слышно смеялся.
— По-твоему, я смотрюсь комично?
— Немного. Но… почему бы тебе не написать книгу?
— Про что? Про здоровые отношения? Где я их возьму?
— Ну, у нас они вполне здоровые, разве… нет? — переспросил Крис, склонив голову набок.
Психиатр сказал, что это могло быть выработавшейся привычкой. Например, в детстве Крис получал от старших подзатыльники. И подобный жест — робкая попытка уклониться или, наоборот, подставиться под заслуженный удар. Вид при том у Криса становился абсолютно безропотным.
Джеффри криво усмехнулся:
— Да, у нас очень. Пока я не начинаю чудить, — и скорчил самую мерзкую физиономию, на какую был способен.
— Я серьезно, напиши. Ты умный. У тебя точно получится.
— Ты так же говорил, когда я собрался готовить лазанью, а потом пришлось отмывать всю кухню. Но спасибо за поддержку, мой ангел.
— Только ты бы курил поменьше.
— Ну разумеется, — затушив сигарету в уже и без того переполненной пепельнице, Джеффри демонстративно отложил пачку сигарет подальше.
— Сделать кофе?
— Если тебе не трудно, — похлопал Криса по спине и вдруг замер. — Стоп. А чего ты до сих пор дома? Ты ж куда-то собирался.
Тот торопливо опустил взгляд на белые носки кроссовок:
— Да там с ребятами из труппы, я подумал…
— Крис, мы проверяли, это всегда плохо заканчивалось.
— …подумал, что мне не так уж и хочется с ними болтаться, я лучше с тобой побуду.
Джеффри нахмурился:
— Крис, я что, инвалид какой-нибудь?
— Что? Нет!
— Или старик совсем?
— Нет!
— Ну а тогда нахера мне сиделка?! Ты молодой парень, у тебя должна быть своя тусовка, друзья. Сью вот эта твоя и другие…
— Она тебе не нравится.
— Мой ангел, мне ты нравишься! И мне нравится, что у тебя впервые за два года в городе появился кто-то, кроме меня. Ненормально торчать взаперти с ворчливым дядькой, понимаешь? Так что давай, ноги в руки и пошел развлекаться.
Крис потоптался еще у стола, нервно растер шею:
— Может, ты хочешь с нами?
Джеффри хлопнул себя по колену:
— Слушай, я сейчас с тобой повешусь. Что ж ты такой… — он привстал, грубо-ласково взъерошил Крису волосы и коротко поцеловал в щеку. — Любимый. И, Бога ради, поправь рукава, ты подворачиваешь их, как разнорабочий. Аккуратно подкрути… Нет. Бля! Дай, я сам.
Он чувствовал, как Крис смотрел на него и улыбался. В целом, да, ситуация казалась абсурдной. Как и большинство возникавших в их совместной жизни.
— Все еще считаешь наши отношения здоровыми? — сострил Джеффри, когда с рукавами джемпера было покончено.
— Я считаю их веселыми.
— Ну и славно. Топай.
— Я постараюсь вернуться пораньше.
— Еще чего, чтобы до полуночи не возвращался. Не волнуйся, лекарства приму, еду в холодильнике найду.
Уже стоя в прихожей, Крис спросил:
— Ты будешь работать допоздна?
— Ага, а что ж мне остается? — и уловив тревогу в светло-серых глазах, Джеффри поспешил отшутиться. — Что поделать, раз я такой распиздяй. Если хочешь мне помочь, просто не напивайся в сопли. Как говорил Оскар Уайльд: «Я завишу от сосания члена и вдохновляюсь им».
Пошлая недо-цитата явно приободрила Криса, но все же он решил уточнить:
— А Уайльд это… актер?
— Ну, если вспомнить, как народ сбегался на его лекции здесь, то в принципе, ты очень близок к правде. Расправлюсь с переводом, расскажу тебе про Уайльда. Ну давай, гуляй.
Объятья на прощанье вышли приятно долгими, в них не чувствовалось ни наигранной приторности, ни отложенной на потом страсти, лишь тепло и забота.
Джеффри однозначно нравилось то, что Крис сближался с коллективом «Орфея». Конечно, закрадывались мысли о том, что дружба в театре — вещь иллюзорная, существующая ровно до первой не поделенной с друзьями роли.
«С другой стороны, у матушки всегда водились подружайки. Она регулярно ездила с ними то в бары, то в кофейни. Умела разделять сцену и дружбу. Матушкин темперамент позволял. Нет, хорошо, хорошо, пускай развеется мальчишка, не все ж ему моим дымом и перегаром дышать, — вздохнул Джеффри. — Лучше бы Крису вовсе не работать. Как бы я был рад, встреть его раньше. Будь у меня прежние гонорары, он бы и забыл, что такое труд, а так… по-моему, я навредил ему. Да, ему не приходится горбатиться в несколько смен, он, безусловно, красив и талантлив, а я, пока что, в “Орфее” что-то значу, но закулисный гадюшник — не для Криса».
Усевшись обратно за рабочий стол, Джеффри погрузился в мрачную атмосферу французского романа. Настроение тут же переменилось. Главный герой, сбежавший после очередной ссоры с любовником в гей-бар на соседней улице, запивал боль в расшибленной голове дорогим шампанским, швырялся купюрами и всячески привлекал внимание местных мальчиков напрокат. Из жадности или из жалости к себе выцепил сразу двоих и заставил отыгрывать эротическое шоу.
«Они нагло целовались. Показно и громко. Ему казалось, что он слышал их сквозь крики, визги и музыку. У него болела голова. Тряслись руки. А он сидел и слушал, как сосались эти два ебучих мелких голубка. С хлюпаньем. Чавканьем. Поглощенные друг другом до рвоты. Отвращение наслоилось на возможное сотрясение. Легло гармонично. Наступило вовремя. Естественно.
Проблевавшись в местной широкой кабинке, он вышел умыться. Пошарил по карманам в поисках заветной таблетки. Вот она, красавица. Под язык, как лекарство. Сегодня он уедет с голубками. Снимет в гостинице пару номеров с балконами. Купит шампанское. Новых костюмов. И золота. Золота. Дохуища золота.
Попытался улыбнуться своему отражению в позолоченном зеркале. Улыбка вышла без тени тепла, но и не холодная. Бессмысленная. Улыбка сенильного тлена, которая скорее впору старику, необратимо поглупевшему в одиночном заточении исключительной любви к самому себе».
— Прелесть какая. А это своровано у Берроуза. Вот уж, реально, говно, — процедил Джеффри надменно, для чего-то подчеркивая последние строчки маркером.
Рука машинально потянулась за сигаретой.
«Написать самому? А про кого? Про нас? Могут ли вообще “здоровые отношения” получиться у нездоровых людей? Не, Крис старается за двоих: работает, убирает, готовит, следит, чтоб я не пил, хочет, чтоб я дружил с молодежью, гулял. А мне безумно хочется, чтобы он был счастлив, но… это не отменяет того факта, что я — конченое мудло».
В дверь позвонили.
— Ох, блядь! — Джеффри чуть не подпрыгнул на стуле.
Звонок прозвучал чересчур громко.
— Крис, ты?!
Снова звонок.
— Ты что-то забыл? Открой своим ключом!
Звонок с каждой секундой делался громче.
— Крис, я не буду вставать!
Громче и громче.
— Крис!
Будильник перевернулся на бок и, точно зайдясь в эпилептическом припадке, продолжал трещать над самым ухом, судорожно катаясь по столу.
Часть газет опять оказалась на полу, видимо, во сне Джеффри случайно смахнул их локтем. Сознание возвращалось медленно, кусочками разных пазлов. Вот — вечер с Крисом, это было очень давно, Крис переехал к Сью, к тому же сейчас они с Джеффри в ссоре из-за того звонка в три часа ночи.
«Поделом мне».
А вот — трупы парней, это то, что случилось недавно, прямо перед носом лежали раскрытые номера «Маттачина», блокнот с записями и окончательно… да, окончательно и бесповоротно засохший маркер без колпачка.
«В помойку».
А вот — целующаяся парочка и подступающая тошнота, следом толчок, блеклая улыбка и «заточение исключительной любви к самому себе».
«Это либо я, либо какой-то другой пидор».
Джеффри наконец сообразил выключить будильник и как следует похлопал себя по щекам.
— Соберись, старик, соберись. Ты ж сегодня даже не пил… а почему?
На него это не похоже.
Ах, да. Всю прошлую неделю он держался из-за Сэнди, а вчера он удачно встретил Стэна и…
— Мать его, Стэн!
Джеффри вскочил. От резкого рывка тело неминуемо повело вбок, пришлось схватиться за стол. Вновь с издевательским шелестом посыпались газеты, в придачу, кажется, высыпались ручки и карандаши из пивной банки, служившей подстаканником. «Кажется», потому что у Джеффри потемнело в глазах, и он мог лишь догадываться, что происходило вокруг него.
«Крис бы оценил. Сейчас я как никогда комичен. Хотя… Думаю, он бы испугался. Боже, какая же я дряхлая развалина. Так, собраться. Выпить таблетки. Надеть куртку потеплее. Ту, синюю, она завалялась в одной из коробок. Там… где-то. Нужен еще фотоаппарат. Надеюсь, он вообще работает. Какой-нибудь из. Или все послать? Нет, Стэн ждет, а я ему так и не отсосал. Совсем некрасиво получится».
С бранью переворачивая коробки и поднимая пыль, Джеффри принялся искать нужные вещи, но если с курткой он разобрался более-менее быстро, да, она нашлась мятая и грязная, но и черт бы с ней, то вот с фотоаппаратом дела обстояли куда хуже. У Джеффри их скопилось много. Достаточно, чтобы снимать и в городе, и на природе, и ночью, но вся годами накопленная коллекция словно испарилась.
— Ну не мог я их пропить! Или мог?
Последней надеждой оставался книжный шкаф, а точнее, самая нижняя полка. На ней хранилось очередное «наследство» отца — «Кодак Брауни 44А», купленный как раз в год, когда…
— М-да.
В отличие от пишущей машинки, этим фотоаппаратом Джеффри принципиально не пользовался. Была б его воля, выкинул бы, но матушка запретила. Мол, пригодится. Потом «Кодак» нашел Крис, почистил, подкрутил его, сделал пару десятков снимков холмов и пристани.
«Однолинзовый объектив. Гиперфокальное расстояние… Похуй, сойдет. Я и так проебался по времени».
Как ни странно, но пробежка по ночному городу пошла на пользу. Под конец Джеффри закономерно чувствовал себя совершенно измотанным, зато в пути, выбирая дорогу покороче, срезая на углах и следя за тем, чтобы не угодить под колеса, потихоньку просыпался. Его мозг начинал работать и распределял скопившиеся за вечер сведения, будто вырезки и стикеры на пробковой доске.
Теодора Мура родители искали долго и с завидным упорством, сразу в нескольких изданиях города.
«Знали бы старики наверняка, то прочесывали бы улицы с патрулями. Получается, у них или есть какой-то примерный список городов, где их сынок любил ошиваться, и это хорошо, или они тычут пальцем в небо, и это хуево».
Помимо объявления о пропавшем парне, Джеффри нашел в «Маттачине» предостережение-напоминание юным гомосексуалам о том, как следует вести себя при знакомстве со взрослыми мужчинами: не принимайте напитки из чужих рук, заказывайте у барменов, не соглашайтесь на подозрительные наркотики, лучше угощайтесь у друзей, не ходите к незнакомцам домой и т.д. Мелочь и глупость, но статья написана в июне, и автор пожелал остаться анонимным.
«Они в редакции все друг друга знают. Не люблю я маттачинцев, но, по крайней мере, треп с ними выглядит реальнее, чем поездка в Орегон».
На трезвую голову на пристани в действительности было не по-сентябрьски холодно. Мокрый, пахнущий тухлыми водорослями, ветер норовил задуть то под короткий подол куртки, то под воротник или хлестнуть пощечиной из мелких брызг. Вчера Джеффри ничего из этого не замечал, веселился, подпевал Шер и Тернер, развязно повисал на сильных плечах.
«И фонарей как-то поубавилось, что ли? Проклятье, я забыл спросить, где лодочная стоянка. И как я пойму, какая из лодок Стэна?! Дерьмо, дерьмо, дерьмо», — новый порыв ветра заставил согнуться почти пополам.
— Эй, Джефф! — окликнул его вдалеке знакомый голос.
На фоне нестройного ряда мерно покачивающихся лодок и катеров возникла крупная фигура в темно-зеленом дождевике.
«Подозрительный взрослый мужчина», — усмехнулся Джеффри и, минуя скользкий причал и хлипкую лестницу, поскакал к серой моторной лодке с надписью «Чжоу Сюань».
— А ты не торопился! — насмешливо пробасил Стэн и помог зайти на борт.
— Как видишь, — едва сдерживая одышку, отозвался Джеффри и чуть не наступил на развалившуюся вдоль всей лодки Матильду. — А она тут что делает?!
— Как это что? Сопровождает. Старушка соскучилась по морскому воздуху. К тому же ей, как и мне, нужен моцион, — Стэн похлопал себя по животу, а затем окинул Джеффри оценивающим взглядом. — Ты так в море идти собрался?
И, не дожидаясь ответа, достал из-под головы дремавшей Матильды непромокаемый плащ.
— На, напяливай, — и включил закрепленный возле сиденья крупный фонарь.
Плащ был чуть теплый после собаки, сильно велик и пах шерстью, зато с капюшоном. Застегнув все пуговицы, Джеффри сел поближе к носу лодки и стал наблюдать за тем, как Стэн заводил мотор. Лишившаяся подушки Матильда заметила пополнение в команде, приветливо завиляла хвостом и ползком принялась подбираться к ногам Джеффри, чтобы пристроиться рядом и, вероятнее всего, продолжить спать.
— Спасибо.
— Ась?! — крикнул сквозь тарахтение мотора Стэн.
— Спасибо, говорю!
— Да без проблем! У меня этих плащей, курток…
— Да я не про то. В смысле, я и про плащ, и про сегодня, и про вчера. В целом, короче.
— А, ну. Ваще без проблем. О, — истерическое тарахтение сменилось мерным урчанием. — Завелась красавица.
Пара минут — и пристань осталась позади. С огнями фонарей и разводами-отражениями на беспокойной воде. Постепенно застоявшийся запах тухлятины рассеялся, Матильда окончательно устроилась рядом, положив голову Джеффри на колено. Плащ не пропускал ни брызг, ни ветра. В целом, можно было отдышаться и расслабиться, но Джеффри решил посмотреть за борт.
Близость черных, со стороны как будто живых, волн, рассекаемых некой «Чжоу Сюань», заставила тело содрогнуться. Стэн, сидевший у руля, уточнил:
— Если что, блюй за борт, иначе Матильда за тобой дожрет.
— Не-не, я… я просто воды боюсь.
— Вот те раз, — крякнул смехом. — Родился в Сан-Франциско и боишься воды? Джефф, ты занятный.
— Ой, иди ты в жопу! В воде вечно какая-то чертовщина. Кальмары-убийцы, акулы, касатки. Мало реальной дряни, так еще всякой дичи напридумывали: Лох-несское чудовище, Кракен, Ктулху…
— О, он совсем свеженький, вроде.
— …да и без всей этой живности большая вода — жуткое место. Тот же Бермудский треугольник. С кораблями-призраками и прочим. Скажи, вот чего туда соваться? Так люди лезут же. И тонут.
Стэн задумчиво почесал бороду:
— Да не такое уж и жуткое. Его исследуют. Вот недавно вышла статья, где говорили про выбросы метана. Плотность воды нарушается, посудины тонут. Ну а из-за паров в воздухе взрываются баки с горючим. Кстати, из-за него же твои корабли-призраки и появляются. Типа это такой обман зрения. Видишь, все объяснимо.
— Объяснимо! Только легче от объяснений не стало.
— Не дрейфь, к касаткам и Кракену я тебя не потащу. И тем более в Бермуды. А вот во Флориду свозил бы, там сейчас отлично поплескаться можно. Не, океан — классная штука, если не расслаблять булки и про запас иметь с собой спасательный круг, — успокоил Стэн и бросил Джеффри пачку «Винстона» с зажигалкой. — Что-то мне подсказывает, что так про любую работу можно сказать.
«Боже, что я несу? К чему я завел этот бред про Бермуды? Он решит, что я совсем паникер. Но… — Джеффри прикурил и похлопал по спрятанному под плащом фотоаппарату. — Уж лучше я буду делать вид, что боюсь мифических чудищ и морских баек, чем всерьез ищу каких-то призрачных убийц. Потому что… я боюсь облажаться и выглядеть смешно? Не, не так. Я боюсь сам себя обнадежить и потом крупно облажаться. А уж как я буду выглядеть — насрать».
Матильда демонстративно перевернулась на бок.
«Вот ведь… прямо напрашивается, чтобы ее почесали», — Джеффри с опаской коснулся лба, покрытого складками, и уже не сумел убрать руки.
Начесывая собаку то за правым, то за левым ухом, он с опаской косился на воду и жмурился на небо, силясь рассмотреть хоть одну звезду, но видел лишь убывающую луну. Она качалась в такт лодке, тусклая и издалека похожая на надкусанный камамбер.
Заурчал живот.
Джеффри усмехнулся:
— Это у меня или у тебя, старушка?
Но Матильда даже не моргнула, а вот Стэн объявил:
— Приехали!
Джеффри обернулся. Лайм-Пойнтский маяк возвышался на утесе зловещей громадой.
— Ого. Я представлял его меньше. Знаешь, как классический такой маяк.
— Нравится? — с каким-то мальчишеским восторгом подхватил Стэн. — Необычное местечко. Работал сначала на угле, потом на нефти. Меленький, помогал не вписаться в берег, зато яркий. Раньше тут была целая научная станция, но в шестидесятых бо́льшую часть снесли. А зря. Хороший музей бы вышел.
— Ты рассуждаешь как старый пердун.
— Напоминаю, ты в лодке этого старого пердуна. Так, погоди, щас я пришвартуюсь. Могу возле того места, где Твинки нашли.
В свете лодочного фонаря и многоглазой подсветки с Золотых Ворот сделались видны все шероховатости на теле маяка: содранная белая краска, голый кирпич, ржавые ограждения, выбитые окна, снизу — подступающие с утеса моллюски и накиданные прибоем водоросли, сверху — гнезда чаек и мелкие поросли сухого кустарника.
Первой из лодки выскочила Матильда. Внезапно грациозно она перемахнула за борт и, потянувшись, медленно зашагала по камням вверх в сторону лестницы. Джеффри попытался последовать ее примеру и мгновенно угодил ногой в провал из песка.
— Блядь! — ботинок наполнился ледяной водой в считанные секунды, от холода свело челюсть.
За спиной послышался раскат хохота:
— Ты б еще на каблах приперся. Ладно-ладно, в следующий раз тебе и сапоги раздобуду. Вон в том лягушатничке лежал Твинки. Ну сам полазаешь, короче.
— А ты не пойдешь?
— Не, чего я там забыл, — и явно заметив в полумгле страх на лице Джеффри, объяснил. — Не бзди. Все нарики и бомжи в курсе, что здесь недавно шарились копы, никто к тебе не сунется. К тому же, — протягивая ручной фонарь и поводок. — С тобой будет Матильда.
— Но ты ж сам говорил, что она как сторож никакая.
— Да, но об этом знаем только мы с тобой. И команду она выполняет отлично. Матильда! — крикнул Стэн грозно. — Голос!
Та отозвалась из черноты утеса не менее грозным раскатом басистого лая.
— Я заберу вас часа через четыре. Развлекайтесь.
Вид уходящей вдаль лодки завораживал и пугал одновременно.
«Ну не орать же теперь: “А, не-не-не, давай обратно, что-то мне разонравилось”? Ой, он забыл забрать свои сигареты. Что ж… Будем считать, что это за смелость», — и, махнув на прощанье фонарем, Джеффри пошел искать Матильду.
Та нашлась на лестнице.
— Ну, вот мы и остались одни, старушка. Боже, какая ж ты гигантская и страшная. Обещай, что ты не сожрешь меня, ладно?
Стоило закурить, как на сердце сразу полегчало. Матильда охотно дала себя пристегнуть к поводку и так же охотно побрела следом за Джеффри вдоль ограждений.
Кроме невысокого здания маяка со взломанным замком, слева располагался высокий постамент.
«Для посадки самолетов, что ли?» — Джеффри понимал, что ему предстояло уточнять все у Стэна, и предчувствовал новые порции подколов.
За маяком и лестницами шли полуразвалившиеся площадки, где, скорее всего, раньше располагались постройки той самой научной станции.
«Не забыть поискать в архивах старые снимки. Так. Негусто. Но как же тесно. Логичнее начать с лягушатника, но я пока не хочу снова мочить ноги, да и без Стэна как-то совсем беспокойно. В отличие от него, я плавать не умею».
Волны с шумом облизывали утес, вяло копошились внизу и никак не могли добраться до забетонированных бортов, служивших верной защитой от внезапных всплесков. Вокруг пахло металлом, гнилыми досками и птичьим пометом.
— Вечер изысканных ароматов, черт возьми.
Маяк дышал, весь скрипел изнутри и снаружи. Под ногами хрустели листья, мелкие ветки и щепки. Матильда обнюхивала все без особого интереса, так, порядка ради, иногда задирала голову и, вывалив язык, с тоской посматривала на крышу.
— Что, птицу стяпать хочешь? Устала от рыбы? — подметил ехидно Джеффри и тут же себя одернул.
«Дожил, с собакой болтаю. И кто еще из нас старый пердун?»
Он решительно не представлял, что ему делать дальше. Территория маяка, с одной стороны зловещая, а с другой заброшенная и пустая, не наталкивала его ни на какие мысли.
«Вряд ли убийца, кем бы он ни был, здесь пытал Твинки. Стэн же сказал, что синяков и ран не видел. Если только под одеждой… Все равно маяк не подходит ни для пыток, ни для содержания: много посторонних глаз. Вдруг кто нагрянет? За крабами или дозой. Выходит, он приехал сюда лишь для того, чтобы сбросить тело. Быстро и незаметно, — Джеффри замер возле следующей лестницы, ведущей на берег, подсветил фонарем. — Либо у него тоже есть лодка, либо он приехал на машине, что в два раза хлопотнее».
— Матильда, давай пройдемся еще раз.
Лестницы. Узкие проходы. Ветер. Скользкие ограждения. Утес.
— Смотри, старушка, у нас с тобой на все про все ушло минут десять. Мы с тобой аккуратничали. Потому что нам страшно, мокро и старо. А прикинь, он еще труп на себе тащил, — Джеффри присел на ступеньку рядом со входом в старое здание и достал сигарету. — Нет, мы можем предположить, что их приперлось несколько, но здесь бы им это не сильно помогло: мало места. Да и, честно, не верю я в эти сказки про культы. Нам хватило Чарльза Мэнсона, славу этого уебка не перепрыгнуть. Да и не в моде сейчас сатанизм, смекаешь? — выговорившись, он повернулся к Матильде.
Та сипло чихнула от дыма и потянулась к щеке Джеффри.
— Но-но. Мы знакомы только день. К тому же я трезвый. Черт возьми, сразу ясно, что ты псина Стэна. Замашки у вас одинаковые. Ладно, пойдем внутрь маяка заглянем. Вдруг можно насквозь него пройти? А не по стенке пластаться.
Внутри в нос ударили привычные запахи дешевого пойла, въевшегося в обои курева, рвоты… Под ботинком звякнуло стекло.
— Матильда, фу! — Джеффри торопливо вытолкал собаку обратно на крыльцо. — Сиди тут. Нельзя… Бля. Короче, жди тут.
И прикрыл за собой дверь.
Бутылки. Окурки. Пивные жестянки. Банки из-под «Спама», фасоли, рагу… о, первый шприц.
Вдоль стен лежало четыре матраса, какие-то куртки, изодранные в ничто ботинки.
«Типичный притон. На пыточную не похоже ни разу».
На всякий случай Джеффри поднялся и на второй этаж и увидел там точно такую же картину, полную плесневело-прогорклого упадка.
«Очень слабо верю, что убийца тут что-то делал, — устало вздохнул. — Пока негусто. Прямо совсем. По-моему, я тупо трачу свое время на всякую…»
Его перебила сердитым лаем Матильда.
— Да иду я! И-ду!!! — крикнул Джеффри и достал фотоаппарат из-под плаща.
Делать снимки, то зажимая фонарь щекой и плечом, то придерживая его окончание зубами, было неудобно, а главное, невероятно глупо. А вот и второй шприц. И третий. И четвертый… Джеффри надоело считать. Он выяснил, что через маяк можно спокойно пройти, но представить, что кто-то всерьез пронес труп через толпу бездомных, удавалось слабо.
«Как бы те ни обкололись и ни набухались, они — свидетели, к тому же с потребностями. За пару баксов сольют тебя с потрохами кому угодно. Бандитам, легавым, да хоть самому Сатане».
Опять лай.
— Да иду! Черт бы…
Джеффри не сумел договорить — Матильда встретила его с невероятным укором во взгляде.
— Ой, да брось. Можно подумать, я нанес тебе какое-то несмываемое оскорбление.
Матильда вздохнула и, дождавшись, пока Джеффри возьмет поводок, угрюмо побрела вперед.
«Ишь. Жопа. Но, признаю, иногда с собакой забавно. Так ты как будто не до конца сумасшедший».
Джеффри быстро отснял всю территорию маяка вдоль и поперек и оставшиеся три часа провел, гуляя с Матильдой по берегу, где не росло ничего, кроме трех кривых вязов, испещренных неприличными признаниями в чьих-то похотливых желаниях. Джеффри пробовал даже играть с собакой в «принеси», но та косилась на брошенные палки скептически и лишь лениво виляла хвостом.
Под конец они вдвоем развалились на траве, любуясь недосягаемым камамбером и закинув друг на друга лапы-руки.
— Давай сойдемся на том, что я попытался. Нашел странные, никак не совпадающие между собой штуки и… все, окей? Мне понравился сегодняшний день. Я вытрепал нервы твоему хозяину, побывал в старых местах, вспомнил молодость, ух, знала б ты, как я не перевариваю это выражение, первый раз покатался на моторной лодке, покошмарил тебя, старушку. В целом, зашибись получилось, да? Но хорошего понемножку, надо бы закругляться… Потому что шутки-шутками, а вот эта вся тема с убийствами и пропажами — не для меня она. Не для моих нервишек и костяшек. Знаешь, я вот иногда думаю, что моя Сэнди… Ну, девчушка, которая со мной нянчится. Как-нибудь тебе расскажу про нее. Короче, она хоть и бесючая мелкая, но она права. Мне нужно бы куда-то сходить. К врачу, психиатру, психологу, в церковь… или на хуй, — рассмеялся и потряс пустой пачкой «Винстона». — Что думаешь?
Матильда протяжно зевнула.
— По секрету. У меня еще не было медведей. И собачников. Если твой хозяин продолжит так активно настаивать на общении, так и быть, загляну. Куплю тебе вкусную хрень.
Джеффри не сразу заметил вынырнувшую из-под моста лодку, а когда заметил, принялся суетливо хватать разбросанные по земле зажигалку, фонарь, фотоаппарат.
— Так, старушка, все, что я тут наболтал… остается между нами? Особенно про медведей, ладненько?
В волосах запутались сухие листья. Спина грозилась отозваться болью в каком-то самом непредвиденном месте после лежания на холодном. Но, как Джеффри и уверял, он был доволен или ужасно хотел в это верить.
— А вы не торопились, — приветливо кивнул Стэн и помог Джеффри залезть в лодку. — Я рано вернулся?
— Нормально. Мы как раз все осмотрели, поиграли… мать твою ж, как скользко.
— «Играли»? Матильда, ты, никак, стариной тряхнуть решила? — и уже обращаясь к Джеффри. — Нашел то, что искал?
— А! — махнул рукой. — Если захочу поучаствовать в местном конкурсе хуевых достопримечательностей, то материалы у меня есть.
— Слушай, может, ты зря себя накручиваешь? Может, оно где-то что-то и вылезет?..
Джеффри вскинул брови: «Черт возьми, это настолько нелепо, что почти мило», — а вслух ответил:
— Спасибо, что потакаешь моим прихотям. Но сейчас бы я с радостью завалился поспать.
Он сел обратно у носовой части лодки и, приготовившись провалиться в дрему под урчание мотора, завернулся в плащ, как вдруг вздрогнул. Вытянулся вперед, перегнулся через борт, так что Стэн гаркнул на него:
— Ты, блядь, сдурел?! — едва успел схватить за шкирку.
И как он, старый пердун, раньше не приметил?
Надо, надо было начать с лягушатника!
В свете лодочного фонаря волны мерцали агатовой россыпью, они бились об утес и посыпали его пенным кружевом. Белое тело маяка с проступающим кроваво-красным кирпичом. Его многоголосое дыхание. Вязы на склоне берега. Беспокойно моргающие глаза Золотых Ворот. И на фоне всего этого — тело красивого юноши.
— Да он эстет! — прошептал Джеффри и схватил фотоаппарат. — Стэн, подними фонарь!
— Ч-чего?
— Фонарь, говорю, повыше! Мне не видно.
Тот с мрачным ворчанием вернулся к рулю и сделал так, как ему велели.
Фотографии вышли чудесные.
«Вот тебе и “Кодак Брауни”. Пригодился, однако».
Довольный собой, Джеффри уселся обратно в лодку и встретился с хмурым взглядом Стэна.
— Чего?
— Ты ебанутый.
— Странно, раньше ты говорил, что я «занятный». Стэн, я почти на сто процентов уверен, что это не скины и не сатанисты. Первые работают грязно. Вторые — страшно. И это точно не обыкновенное убийство. Тот, кто это сделал, мечтал, чтобы на его творение полюбовались. Он выбрал красивое место, красивого мальчика. Постарался на славу!
Постепенно выражение лица Стэна с сурового изменилось на недоуменно-растерянное:
— Типа у нас… маньяк завелся?
— Типа да. А если прибавить истории с другими мальчишками, то у него наберется неплохое портфолио.
— Погоди-погоди. Ты сделал красивый снимок и решил, что все, дело в шляпе? Да, ночные бабочки пропадают, это факт. Да, Твинки замочили, но вот так все мазать в одно… Да и полиция пока ничего не объявляла. Тебе не кажется, что ты спешишь?
Джеффри насмешливо фыркнул, перебрался поближе к корме лодки и доверительно похлопал Стэна по колену:
— Наверное, ты и прав. Я тороплюсь. И полиция у нас хороша и организованна. Но знаешь, какая хрень меня зацепила, когда я расследовал торговлю органами в семьдесят пятом? Помимо пропаж никому не сдавшихся эмигранток и проституток? Группа старух жаловалась на запах из мусорок у своего дома. Вот такая мелкая мелочь.
До пристани добирались молча.
Стэн умело пришвартовался на своем месте, вытащил сперва Джеффри, потом Матильду.
«Про “Винстон” не спросил. Благородно».
Городские часы показывали половину пятого утра.
Светало. Джеффри щурился на потихоньку сереющее небо и предчувствовал, что выброшенный в кровь адреналин не даст ему сегодня толком уснуть. Не терпелось проявить снимки.
«Незаметно и быстро. Не дай Бог в газеты просочится история про труп, и меня схватят за яйца», — от предвкушения и усталости голова шла кругом.
— Еще раз спасибо за все. Я как-нибудь заскочу нормально отблагодарить, — пообещал Джеффри, пятясь в сторону причала, сил и терпения быть вежливым категорически не оставалось.
Стэн ухмыльнулся и внезапно протянул пакет с торчащими оттуда хвостами:
— На вот. Что успел надыбать.
Джеффри с удивлением и опаской взял пакет.
— Хорошие окуни. Но ты поосторожнее с плавниками. Разделывай в перчатках, договорились?
— Договорились…
— И вот еще, — Стэн сунул мятый кусок картона, отдаленно напоминавший визитку. — Здесь мой рабочий и домашний.
«Черт возьми, это настолько мило, что однозначно нелепо, в следующий раз мне надо ему сказать. “Следующий раз”? Пиздячий пиздец, Джефф, пиздячий пиздец. Разделывать в перчатках. Я в принципе к рыбе не прикасался. И как мне быть? — рассуждал Джеффри, неся пакет на вытянутой руке. — Сперва бы отыскать перчатки. А какие? Кожаные?.. Ха. “Кожаная перчатка” звучит знакомо. Чертовски знакомо. Точно! Сью!»