У Тадаши, как он ни старался, не получалось общаться с Цукки так же свободно и непринуждённо, как раньше.

Не из-за какой-нибудь затянувшейся обиды (хотя она была) и не из-за каких-нибудь болезненных опасений (хотя они тоже были). Возможно, он стал больше фильтровать свои слова и мысли, чем раньше (то есть раньше он вообще этого не делал), но не потому что хотел как-то наказать Цукки за его поступок. Это было в прошлом. Сейчас им обоим оставалось только надеяться, что неловкость вскоре пройдёт. Судя по тому, что переписываться они стали реже и меньше, Цукки тоже пока только пытался заново нащупать баланс. Или…

Ну. Это он уже забегал вперёд.

В любом случае, у Тадаши было слишком много дел, чтобы ещё зацикливаться на Цукки. С тех пор как он сдал экзамен и получил сертификат редактора, дела пошли в гору с головокружительной скоростью. Каждое утро он просыпался и видел на почте минимум два десятка новых писем от местных компаний и от авторов, желающих опубликовать свои книги. Под мудрым руководством Акааши и Суги он отобрал пять организаций, предложивших лучше условия, и встретился с их представителями за обедом. В итоге он заключил краткосрочный контракт с издательством «Лотус», принадлежавшим Шимидзу Киёко: они обещали наиболее гибкий график и свободу в дополнительной самостоятельной деятельности. Тадаши был с головой погружён в работу, а нужно было ещё обучать нового сотруника. Конечно, ему помогали недавно повышенные до должности помощниц руководителя Чиё и Нацу, и Тадаши был невероятно им благодарен, потому что сам бы со всем точно не управился.

Ладно, даже так он справлялся с трудом, поэтому принял ответственное решение жертвовать сном и иногда завтраком или обедом, чтобы всё успевать. Кенма и Акааши сами были заняты, так что некому было его отругать.

К его огромному облегчению, несмотря на объём работы, ему действительно нравилось редактировать книги. Днём, сидя за прилавком в магазине, Тадаши читал отправленные издательством детские истории (в основном для детей в возрасте от восьми до двенадцати лет, хотя иногда ему присылали что-нибудь, ориентированное на аудиторию помладше или постарше), делал пометки на полях и печатал комментарии на новом планшете, который ему предоставили в «Лотусе».

Но больше всего ему нравилось общаться с писателями. Всем им не терпелось поделиться своими историями, они с радостью говорили о сюжете, персонажах и поднимаемых в их произведениях темах, а Тадаши хотелось сделать всё, что в его силах, чтобы помочь им привести книгу в желанный вид. Он спрашивал, чего авторы хотят получить от него как от редактора, и все отвечали по-разному. Кому-то просто нужен был чей-то свежий взгляд, чтобы исправить грамматические и орфографические ошибки. Некоторые хотели, чтобы их работы прочёл кто-то, кроме них самих, и убедился, что всё нормально с сюжетом и повествованием. Многие признавались, что не знают, как выразить свои задумки словами, или что столкнулись с писательским блоком, и Тадаши обсуждал с ними сюжет до тех пор, пока они вместе не приходили к какому-то решению. Каким бы прибыльным ни было сотрудничество с «Лотусом», Тадаши ни на что бы не променял возможность видеть блеск в глазах авторов, когда у них в голове всё встаёт на свои места.

Поэтому, несмотря на долгие часы ежедневной работы и сбитый режим сна, Тадаши впервые за долгое время чувствовал себя по-настоящему счастливым.

(А если мысли о Цукки занозами вонзались изнутри… ну и ладно. Он с этим справится.)

Через три недели после того, как он начал работать редактором, Тадаши обнаружил у себя на почте такое письмо:

Уважаемый Ямагучи-сан,

Каждый год издательство «Подпорка» проводит масштабный конкурс для подающих надежды авторов, желающих опубликовать свои произведения. Ежегодно мы получаем более пятисот тысяч заявок со всего мира на более чем ста языках. Однако сбор заявок — это только первый шаг.

Невозможно выбрать победителей в каждой категории без редакторов, как вы. Японский филиал «Подпорки» предлагает вам краткосрочный контракт на время проведения конкурса. Копию договора вы найдёте в прикреплённом файле. Мы надеемся, что вы сочтёте условия достойными времени и сил, которые потребует выполнение задачи такого масштаба.

Если вы заинтересованы, отправьте подписанный договор Савамуре Даичи не позднее 21 апреля 2023 года.

Благодарим за внимание,

Издательство «Подпорка».

Тадаши перечитал письмо несколько раз, пока не осмыслил каждое слово. В голове промелькнула мысль: «Да как они смеют! Мне из-за их дурацкого магазина и пришлось начать редактировать». Но ведь само издательство и административный отдел всей компании — это совершенно разные вещи, и Тадаши не собирался сжигать мосты в угоду собственной гордости. Он стал редактором, чтобы спасти свой магазин и помочь людям осуществить мечты о публикации собственных книг, и ему просто предоставили ещё одну возможность сделать это.

Тадаши открыл прикреплённый файл и бегло просмотрел его в поисках чего-нибудь примечательного. Его брови взмыли вверх, когда он наткнулся на неприлично огромную сумму денег, которую ему предлагали за месяц работы.

«Видимо, магазин теперь в полной безопасности», — подумал он и начал заполнять договор.

***

После этого апрель пролетел почти незаметно. Тадаши занимался магазином, производил расчёты, заказывал, разбирал и раскладывал по полкам новые товары, обучал сотрудников (во множественном числе! сотрудников!) и встречался с авторами, желающими с ним работать. С Акааши и Кенмой он виделся всего несколько раз, когда они вместе ужинали, а во время совместного просмотра фильмов уснул на диване у себя в гостиной и на следующее утро проснулся с больной шеей, заботливо укрытый мягким зелёным одеялом.

«Спи больше», — было написано почерком Кенмы на стикере, приклеенном к оставленной в холодильнике коробке пиццы. Тадаши переклеил его на дверь, чтобы не забывать, и включил планшет, параллельно завтракая холодной пиццей.

Неожиданно наступило первое мая, и на Токио опустились слабые, бледные солнечные лучи, которым всё же удалось согреть асфальт на улице и напитать рассаду ирисов у Тадаши на подоконнике. Тем утром он надел свои самые официальные рубашку и брюки, заказал хороший чай в местном Старбаксе, чтобы себя побаловать, и сел на поезд до центра города, где располагался головной офис «Подпорки». Увидев своё отражение в окне, он поправил галстук и постарался отогнать ощущение, будто он был маленьким ребёнком, нарядившимся в одежду своих родителей. Он чувствовал себя странно, словно сидел в автобусе в первый день лагерной смены и беспокоился о всяких глупостях: «Надеюсь, я произведу хорошее впечатление; надеюсь, я им понравлюсь; надеюсь, я с кем-нибудь подружусь; надеюсь, они не подумают, что я нагло влез в их редакторскую тусовку, и мы все просто поладим».

На самом деле, из-за суеты, в которой прошёл последний месяц, и из-за переживаний Тадаши не замечал в своём плане один нюанс до тех пор, пока не оказался прямо перед массивным небоскрёбом, в котором размещался офис «Подпорки». А нюансом этим было место работы Цукишимы. Того самого человека, которому Тадаши наговорил столько гадостей, над чьим одиночеством поиздевался и кому оставил свою книгу. И теперь у него хватило наглости заявиться к нему на работу?

«У Цукишимы руководящая должность, — напомнил себе Тадаши, когда прошёл через стеклянные двери и регистрировался на посту охраны. Его без проблем пропустили, что, несомненно, было хорошим знаком. — Администрация находится на целый этаж выше издательства. Ты точно с ним не пересечёшься. А если вдруг и пересечёшься, то вы просто будете игнорировать друг друга. Вам даже не о чем разговаривать».

Очень милая секретарша отправила Тадаши в самый большой конференц-зал на этаже, где собирали всех редакторов. По программе, которую всем выслали заранее, этим утром было запланировано общее ознакомление с тем, как проходит конкурс и чем конкретно будут заниматься редакторские команды, а во второй половине дня они должны были разбиться на группы по жанрам, назначенным каждому редактору, и узнать о специфике работы с определёнными текстами. Тадаши в этом году досталась детская литература.

«В этом году», — продумал он, прокручивая эту фразу в голове. Пусть сначала он и не горел желанием сотрудничать с «Подпоркой», но теперь поймал себя на том, что уже гадает, с чем ему предстоит работать в следующий раз.

(Тадаши было интересно, отправил ли Цукки свою книгу на конкурс. Сможет ли он её прочитать, а если сможет, то узнает ли вообще его стиль. Последние несколько недель он много размышлял о том, насколько хорошо знает Цукки на самом деле.)

Когда Тадаши зашёл в конференц-зал, он был уже почти полон. Редакторы сидели за круглыми столами, стояли у столиков с кофемашиной и едой, разбились по группкам и негромко переговаривались. Тадаши увидел Даичи, который общался с коллегами, заканчивая настройку оборудования, но не стал к нему подходить. Пару секунд, которые показались целой вечностью, он тревожно мялся на одном месте, не зная, куда сесть, прямо как в первый день старшей школы, но вдруг его окликнули:

— Ямагучи! Ямагучи! Мы тут!

Тадаши обернулся. Это был Лев Хайба. Он стоял, поднеся одну руку ко рту, как будто можно было его не услышать, и энергично размахивая второй, как будто с ростом сто девяносто шесть сантиметров его можно было не увидеть. В следующую секунду Тадаши столкнулся со своим самым большим страхом — все присутствующие оглянулись посмотреть на него.

Щёки мгновенно вспыхнули, но, помахав в ответ и застенчиво опустив подбородок, он понял, что направленные на него взгляды были далеко не осуждающими и не насмешливыми. На него смотрели с чрезвычайным любопытством, щепоткой зависти, намёком на благоговение. Он слышал, как люди начали перешёптываться: «Это Ямагучи Тадаши? Мы с ним никогда не виделись, он теперь редактирует?»

Впервые в жизни Тадаши оказался в новой среде, где всем уже было известно его имя, и сразу же обосновался за — судя по присутствию Льва, Шимидзу Киёко и Яхабы Шигеру — «крутым» столиком.

Не до конца веря в реальность происходящего, он подошёл к ним и негромко поприветствовал:

— Доброе утро.

— Доброе утро, Ямагучи! — ответил Лев. Он наконец сел и передал Тадаши распечатанную брошюру с программой дня. — Я рад, что ты здесь! Тебе всё нравится? Долго добирался?

— Не долго. Всего пятнадцать минут на поезде и по десять минут пешком от дома до станции и от станции досюда. Да и ваше здание сложно не заметить. — Тадаши вдруг подумал, что это могло прозвучать грубо, и поспешно добавил: — То есть! Всё отлично! Спасибо, что спросил.

Шимидзу тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

— Приятно это слышать. Тут все, кто связан с издательством и редактурой, давно хотят с тобой познакомиться.

— Правда? — спросил Тадаши, стараясь не поддаваться охватившей тело слабости. Он снова осмотрелся, поймал на себе чужие взгляды и быстро отвернулся, постукивая ручкой по обложке своего блокнота. С губ сорвался нервный смешок. — Я не знал.

— Ты популярен, — сказал Яхаба и элегантно отпил свой эспрессо. — Ты стал чем-то вроде городской легенды. В «эффект Ямагучи» одинаково верят и авторы, и редакторы.

Тадаши сглотнул.

— Понятно. Кётани Кентаро твой муж, да? Он пару раз проводил автограф-сессии и чтения у меня в магазине. Он… — Тадаши подумал, что говорить человеку, что его муж довольно пугающий, когда не читает вслух детские книжки и не общается с малышами, будет невежливо, поэтому ограничился неловким: — классный.

Яхаба рассмеялся, и присущее его лицу слегка суровое выражение внезапно сменилось нежной, полной любви улыбкой.

— Да, к нему надо привыкнуть, — согласился он. — Но он хороший человек, и ты ему очень понравился. Он просил узнать, нельзя ли в ближайшее время снова организовать подобное мероприятие.

— Конечно. — Когда речь зашла о рабочих делах, Тадаши сразу немного успокоился. — У него скоро выходит новая книга?

— Нет, просто он думает, что ты крутой. — Яхаба снова рассмеялся, когда увидел, как удивился Тадаши, и, наклонившись над столом, заговорщически прошептал: — Он просто стесняется. Только ему об этом не говори.

— Конечно, — ответил Тадаши и повернулся к Шимидзу. — Как твои дела, Шимидзу? Как Ячи?

— Спасибо, у нас всё замечательно, — с лёгкой улыбкой сказала она. — В «Лотусе» все очень довольны твоей работой.

— О, так это вы его себе захапали! — с шутливым разочарованием воскликнул Лев. — А мы гадали, к кому же он в итоге пошёл.

— Я долго не мог определиться, — признался Тадаши. — У вас было очень заманчивое предложение. Спасибо ещё раз, Лев.

Лев фыркнул, махнув рукой.

— Мы не могли поступить по-другому, когда узнали, что ты стал редактором.

Люди постоянно это говорили. Как будто Тадаши мог бы быть — или как будто уже был — важной шишкой в издательском мире. Как будто его присутствие и слова имели значение и играли решающую роль, как будто его ценили, желали и уважали.

(Он вспомнил, с какой презрительной снисходительностью относился к нему Цукишима, и ему стало интересно, почему именно тот был не согласен с остальными. Его слова всё ещё эхом отдавались в глубине сознания, вновь и вновь подрывая уверенность Тадаши.)

— Ямагучи? — Голос Шимидзу прервал поток мыслей. Наклонив голову так, что чёлка теперь лезла ей в глаза, она спросила: — Всё хорошо?

К счастью, Тадаши отделался лишь кивком и улыбкой — Даичи вышел вперёд и призвал всех ко вниманию. Утренние презентации были скучными: чтобы выполнять свою работу, Тадаши необязательно было знать об истории конкурса и о том, сколько заявок со всего мира поступило в этом году, и его не волновало, сколько редакторов наняли для отбора. Ему было только чуть-чуть интересно, как складывается карьера большинства авторов, занявших первые места. А потом началась бесконечная презентация, повествующая о том, что редакторским группам нужно будет найти ту самую книгу, которая «соответствует фирменному видению “Подпорки”», что бы это, чёрт возьми, ни значило.

Шимидзу, сидевшая справа от Тадаши, в это время незаметно отвечала на электронные письма, еле слышно постукивая по экрану телефона накрашенными ногтями. Яхаба, сидевший напротив него, редактировал рукопись на планшете и иногда делал вид, что что-то помечает в своей брошюре. Лев, сидевший слева, вообще особо не скрываясь, играл в Candy Crush Friends.

Ко всеобщему облегчению, около полудня презентации завершились. Даичи и сам выглядел так, словно был рад, что всё закончилось, когда снова обратился к присутствующим:

— Обед подадут с минуты на минуту. А пока несколько ключевых фигур из наших административных отделов хотели бы поблагодарить всех вас за то, что вы уделили время нашему конкурсу. После они присоединятся к нам за обедом.

«О-о-о-о-о, только не это», — подумал Тадаши, и голод, который он начал ощущать к этому моменту, сразу же перерос в тошноту. Вот и всё. Сердце от волнения сбилось с ритма, а Тадаши живо представил, как всё, что он так упорно восстанавливал, вновь рушится. Потому что сейчас зайдёт Цукишима, увидит его, а потом расскажет Даичи и всем остальным об их глупой ссоре, которая, по сути, закончилась тем, что Тадаши послал ассистента директора этого издательства. Он проигнорировал странные взгляды, которыми окинули его Лев, Шимидзу и Яхаба, и, сильно ссутулившись, попытался как можно больше прикрыть лицо ладонью. Было поздно пытаться незаметно проскочить через заднюю дверь, чтобы спрятаться в туалете, а если бы он сиганул в окно или залез под стол, то привлёк бы слишком много внимания. Поэтому, пока члены администрации представлялись, Тадаши уставился на свою брошюру, как будто никогда раньше её не видел, перечитывая заметки на полях.

Фукуяма. Миядзава. Куроо. Уда. Сакураи. Киндаичи.

Тадаши вскинул голову, чуть не выронив из ослабевших пальцев ручку, и уставился на того, кто только что назвался ассистентом директора по финансам и развитию. Он был примерного одного с ним роста и возраста, с широкими плечами, хмурым выражением лица, тёмными глазами и зачёсанными наверх волосами, напоминающими по форме зелёный лук.

«Ему говорили, что он похож на лук?» — мельком подумал Тадаши и вернулся к более важному вопросу. А именно к тому, что Киндаичи Ютаро не был ассистентом директора по финансам и развитию.

Вот только на нём были костюм, галстук, бейджик с именем и должностью, точно такой же, как у Цукишимы. Но он-то не Цукишима. Тадаши оглядел зал, гадая, не попытался ли Цукишима затеряться в толпе. А вдруг его повысили? Его нигде не было видно.

Наконец, всех отпустили пообедать. Лев и Яхаба тут же подорвались с мест, пока всё самое вкусное не разобрали, а Шимидзу задержалась, вопросительно посмотрев на Тадаши.

— Я к вам присоединюсь, — с улыбкой пообещал он. — Мне нужно поговорить с Даичи. Я ненадолго.

— Хорошо, — ещё немного поколебавшись, ответила Шимидзу. — Тебе что-нибудь взять?

— Нет, спасибо. — Еда волновала Тадаши в последнюю очередь.

Он встал и начал пробираться сквозь людей (которые шли ему навстречу, осложняя задачу) туда, Даичи стоял в стороне ото всех, просматривая программу на вторую половину дня.

— Даичи? — тихо позвал он.

Тот поднял взгляд, и Тадаши сразу заметил последствия стресса и непрекращающейся работы в его внешнем виде. Под глазами у Даичи залегли тёмные круги, а лёгкие завитки волос свидетельствовали о том, что с утра он забыл их уложить. Несмотря на это, он широко и искренне улыбнулся.

— Ямагучи! Рад тебя видеть. Спасибо ещё раз, что согласился. Я понимаю, тебе, наверное, непросто было принять решение сотрудничать с «Подпоркой». Но мы правда рады, что ты с нами.

— О... Конечно, — запнувшись, пробормотал Тадаши; он успел забыть, что люди могут думать, что его неприязнь к «Подпорке» распространяется на всю корпорацию, а не на одного конкретного человека, с которым у него не заладилось общение. — Всё нормально. В конце концов, само издательство тут ни при чём. Всем нужно выполнять свою работу.

— Я рад, что ты так думаешь, — с лёгкой улыбкой признался Даичи. — Я переживал, что после открытия нового магазина наши отношения станут напряжёнными. Но хватит обо мне. Тебе что-то нужно?

— Нет, — тут же ответил Тадаши, потому что его смущала сама мысль о том, что ему был нужен этот ответ, даже если он взорвался бы, не задав интересующий его вопрос. — То есть… да, но это не связано с конкурсом.

— О? — Даичи непонимающе нахмурился. — Что тогда?

Деваться было некуда. Тадаши неопределённо махнул рукой в том направлении, где сейчас были все собравшиеся.

— Просто… Эм. В последний раз, когда я пересекался с сотрудниками «Подпорки», вашим ассистентом бла-бла-бла по финансам был, э-э, Цукишима? А Киндаичи… нет. И мне стало интересно…?

Тадаши не смог заставить себя договорить. Он даже не был уверен, почему именно ему было так неловко. Цукишима почти два месяца работал вместе с ним над рекламной кампанией Суги; вполне логично с его стороны поинтересоваться, куда тот делся, да? Даичи, конечно, не знал, что эти два месяца прошли в постоянном недопонимании и давлении. Не знал он и о том, что в свою последнюю встречу Тадаши с Цукишимой разругались, но всё же… Спрашивая об этом, Тадаши чувствовал, будто он проиграл. Словно, играя в покер, случайно рассыпал свои карты по всему столу.

На лице Даичи промелькнула странная эмоция, но Тадаши не смог её расшифровать, потому что в следующую секунду тот сказал:

— Цукишима уволился несколько недель назад.

— А… — само собой вырвалось у Тадаши, и он вспомнил свои последние слова в адрес Цукишимы, намеренно пропитанные жестокостью:

«Но твои действия имели последствия, выходящие за рамки намерений. Твои цифры испортили мне жизнь, Цукишима. Так что, да. Я имею право немного подраматизировать. Когда ты переключишься на следующий проект, в котором не будет ничего личного, я останусь там, на том углу. И у меня будут мои покупатели, наследие моей мамы, моя маленькая семья, мои чтения по субботам, а у тебя — твои таблицы. И я надеюсь, что тебе этого хватит».

Уже почти два месяца он не виделся и не общался с Цукишимой. Он не знал никаких подробностей о его личной жизни и даже представить себе не мог, по какой причине Цукишима мог отказаться от хорошо оплачиваемой работы на влиятельной должности. Он знал только, что раньше тот работал здесь, а теперь — нет, и не мог избавиться от ощущения, что как-то в этом виноват.

— Не знал, что вы с ним близки, — спокойно произнёс Даичи. Его глаза сверкнули, а Тадаши пожалел, что заметил это. — Ты хотел с ним поговорить?

— Нет, — поспешно ответил Тадаши и сделал шаг назад. — Мне просто было любопытно. Э-э-э, спасибо, Даичи.

Даичи кивнул. Тадаши знал, что Суга узнает об этом разговоре меньше, чем через минуту.

— Не за что. Приятного аппетита и хорошего дня.

— Спасибо.

Тадаши прокручивал новое открытие в голове на протяжении всего обеденного перерыва. Вертел его, рассматривал с разных сторон, размышлял над ним. Тадаши, привыкший в любом коллективе тихонько сидеть в сторонке, всё ещё не мог представить, что каким-то образом превратился в человека, с которым хотят познакомиться, к которому прислушиваются и чьи опыт и проницательность ценят. И он тем более не мог — и не хотел — представить, что такую же силу могут иметь сказанные им жестокие, резкие слова. Что, несмотря на все свои усилия предоставить людям место, где им хотелось бы находиться, он, дав волю гневу, лишь отобрал такое место у кого-то.

***

— Работай ногами, Спэкс, я же тебя учил!

— Когда это, интересно? — возмутился Кей. Его руки дрожали от напряжения, по вискам и шее стекал пот, а влажная футболка прилипла к спине. Бокуто выглядел так, словно вообще не устал, и от этого Кей злился ещё больше.

— Когда кидал тебе статьи! После того как я присоединился к Шакалам, помнишь?

— Каким же надо быть оптимистом, чтобы реально думать, что я их читал.

— Да-да, ты очень смешной. Иди уже, а? — пропыхтел раскрасневшийся Куроо, выглянув из-за книжного шкафа, который тащил вверх по лестнице. Кстати, никто не просил его делать это в одиночку. — У меня руки отваливаются.

— Никто не просил тебя нести его в одиночку.

— Заткнись, Спэкс, я тут сейчас геморрой заработаю.

— Гадость какая, — сказал Кей, но пошёл дальше.

Вместе с Бокуто они занесли диван в квартиру и поставили у задней стены в гостиной. Куроо с грохотом опустил шкаф возле небольшой ниши в стене — соседи снизу, вероятно, этого не оценили. За прошедшие несколько недель Кей освоился в своей новой квартире; её, в отличие от предыдущей, он действительно мог назвать своим домом. Несмотря на небольшую площадь, здесь было уютно. Окна были широкими, деревянные полы приятно поскрипывали, а в спальне был выход на маленький балкончик. Сегодняшние приобретения, наконец, завершили картину: теперь в гостиной были диван, мягкое кресло и подержанный кофейный столик со следами разводов, а на кухне — шаткий обеденный стол, за которым он сидел, печатая до тех пор, пока не начинали болеть пальцы. Ему ещё даже не сообщили, приняли ли его заявку на конкурс, а он уже работал над следующей книгой цикла о своей вымышленной вселенной.

Уволившись с работы, он теперь ложился спать, когда хотел, просыпался, когда хотел, кушал, когда хотел, и одевался, во что хотел. В этой крошечной квартирке он чувствовал себя свободнее, чем в любой другой период своей жизни.

Куроо распластался по полу, пачкая потом новый ковёр. Кей пнул его, чтобы освободить место перед шкафом, и, опустившись на колени, принялся доставать из коробки книги и расставлять их по местам. Вся коллекция фэнтези, научной фантастики и литературы по палеонтологии едва заполнила верхнюю полку, что не скрылось от внимания Куроо.

— Я тебе задницу надеру, — пригрозил он. — Только сначала отдышусь.

— Дерзай, — отозвался Кей, доставая из коробки последнюю книгу. Он осторожно поставил её в самый конец ряда. Одинокий, отрёпанный томик Джейн Остен выделялся на фоне остальных. Кей провёл подушечкой пальца по корешку.

«Собственность Ямагучи Т. Если найдёте, верните в “Сюжетные линии”», — было написано под обложкой. Страницы были испещрены почерком Ямагучи так же сильно, как им самим мысли Кея. Примет ли Ямагучи книгу, если Кей попытается её вернуть? Или, увидев его на подходе к магазину, запрёт дверь и не пустит его на порог?

Кей почувствовал на себе взгляд Куроо.

— Думаешь, чем занять полки, Спэкс?

— Вроде того. — Кей безвольно опустил руки на колени. — Вы есть хотите?

***

Каждый год наступает такой Момент.

Момент, когда зима окончательно уходит, тает последний снег и высыхает слякоть, солнце с каждым днём остаётся в небе чуть подольше, а на деревьях появляются крошечные зелёные почки. Все эти изменения начинаются и набирают обороты как-то незаметно, а потом вдруг вы входите на улицу, а там — трава на земле, листочки на деревьях, распускающиеся цветы, высаженные в горшочки. И весь мир такой мягкий, нежный, душистый и новый. У Тадаши эта пора года была самой любимой. Подходила к концу первая неделя мая, и этот Момент должен был вот-вот наступить.

(А как было бы здорово, если бы вся жизнь была такой? Если бы можно было предсказать точный момент, когда жизнь изменится, когда всё начнёт возвращаться на свои места? Тогда бы мы знали, когда и куда смотреть. Могли бы ко всему подготовиться. Могли бы всё принять. Но, возможно, это лишило бы нас радости удивления. Мы бы тратили так много времени на ожидание и поиски, что пропускали бы всё остальное. Неожиданное, странное, волшебное.)

Нет, в жизни далеко не всегда всё идёт как надо. Время течёт медленно и неотвратимо, погружая нас в обыденность. Жизнь — это не какой-то механизм, который можно перенастроить или в котором можно заменить или поменять местами детали. И не кино, дополненное монтажом, вспышками камер и звуковыми эффектами, подготавливающими к тому, что вот сейчас случится тот самый момент, которого все так ждали. В реальности никто не знает, когда всё изменится.

Правда, за последний год в жизни Тадаши и так произошло достаточно изменений. Он чуть не потерял свой магазин, собственными усилиями сумел его спасти, нашёл вторую работу к дополнению к предыдущей и чуть не разрушил отношения с Цукки. Больше перемены ему были не нужны. Если бы у него был выбор, он бы сказал вселенной: «Спасибо за предложение, но я, пожалуй, откажусь от своего поворотного Момента. Может быть, в следующем году?»

В таком случае, хорошо, наверное, что вселенная о таком не предупреждает.

Колокольчик над дверью весело зазвенел. Тадаши вздрогнул от порыва прохладного ветра, просочившегося в магазин, и отвлёкся от редактирования книги. Рефлекторно растянув губы в вежливой улыбке, он повернулся ко входу, чтобы поприветствовать первого за день покупателя.

Но не смог проронить ни слова, когда увидел, что на пороге стоял Цукишима Кей.

Только одет он был непривычно; Тадаши ещё ни разу не видел его в джинсах и белом свитере поверх тёмно-синей рубашки. Волосы у него стали длиннее, и он больше не укладывал их гелем или другими средствами, позволяя им свободно завиваться возле ушей и падать на глаза. Он выглядел отдохнувшим, даже плечи у него расслабились, и он больше не производил впечатление закрытого, необщительного человека одной своей осанкой.

Хотя ничто из этого не могло отвлечь внимание от того, что он явно нервничал. Он с силой сжимал челюсть и гулко сглотнул один раз, прежде чем наконец нарушил тишину:

— Привет.

(Земля медленно вращалась вокруг солнца. Температура повышалась градус за градусом. В мягкой, плодородной почве проклёвывались семена. Все эти мелочи понемногу меняли мир, создавая что-то новое.)

Тадаши какое-то время молча смотрел на него. Потом, не имея ни малейшего представления, что должен сейчас чувствовать или говорить, он медленно, монотонно произнёс:

— Привет.

(Нельзя отказаться от перемен. Нельзя отказаться от оборота, который принимает наша жизнь.)

Цукишима ещё с минуту настороженно поглядывал на него.

— Я, э-м… Я хотел вернуть это.

Он подошёл к прилавку и положил перед Тадаши книгу — принадлежавший ему (его маме) экземпляр «Гордости и предубеждения».

Цукишима продолжил:

— Я… Знаю, ты сказал оставить себе. Но там столько твоих заметок и, наверное, твоей мамы, и… Как-то неправильно было бы её оставить. И я решил вернуть тебе. И, может быть, купить для себя новую.

Тадаши перевёл взгляд с книги на Цукишиму. Щёки и уши у него были ярко-красными, а губы — слегка поджаты. Да он волнуется, понял Тадаши с изумлением и немалой долей замешательства.

— Они там, — сказал он, махнув рукой в сторону последних рядов стеллажей, и снова посмотрел на книгу, а потом на Цукишиму. — Ты… прочитал? — Цукишима кивнул. — И… как тебе?

— Мне понравилось. Очень понравилось, — быстро исправился Цукишима. — Совсем не то, чего я ожидал. Тут оказалось меньше мелодрамы. И больше социальных мотивов. И юмора.

Тадаши подавил улыбку.

— Я часто это слышу.

Цукишима не улыбнулся в ответ на это, но его губы чуть расслабились. Тадаши почувствовал себя немного увереннее, когда речь зашла про хорошо знакомые ему книги, поэтому спросил:

— Тебе что-нибудь посоветовать?

Однажды Цукишима сказал прямо ему в лицо, что в его магазине бардак и ограниченный выбор. Сейчас он только кивнул.

— Да. Что прочитать следующим?

Тадаши, постаравшись не выказать своего удивления, завёл привычную рабочую беседу:

— Ну, если тебя интересует Остен, то, на мой взгляд, хорошо будет начать с «Чувства и чувствительности». «Нортенгерское аббатство» — это скорее сатирическое произведение, подойдёт, если тебе понравился её юмор. «Эмма» замечательно погружает в классовый анализ и испанский стыд. «Мэнсфилд-парк» лучше приберечь на какой-нибудь дождливый день — или на четыре, потому что он длинный. И лично мне не сильно понравился. «Доводы рассудка» — самая классическая романтика и, наверное, моё любимое произведение после «Гордости и предупреждения». Они должны быть у нас и в оригинале, и в переводе.

— Понятно, — ответил Цукишима. — Спасибо. Буду иметь в виду.

Он отошёл от прилавка, направившись к нужным стеллажам. Единственными звуками, нарушавшими утреннюю тишину, были его тихие шаги и песня из плейлиста, который Цукки прислал Тадаши утром. За то время, что Цукишима выбирал книги, Тадаши успел прочитать и отредактировать ещё несколько страниц в главе, над которой работал. Когда на прилавок опустились «Гордость и предубеждение» и «Доводы рассудка» на английском и в мягких обложках, он пару секунд молча смотрел на них, всё ещё не до конца понимая, что происходит. Он не был до конца уверен, что это ему не снится.

— Держи, — сказал Тадаши, отдавая Цукишиме бумажный пакет с книгами и чеком внутри.

— Спасибо.

Цукишиме, казалось, было так же неловко, как и Тадаши. Он взял пакет в руки, но не повернулся в сторону выхода. Тадаши взглянул на него снизу вверх, успев поймать момент, когда тот зажал между зубов нижнюю губу, и вдруг выпалил:

— Прости, Цукишима, я…

— Ямагучи, я должен перед тобой извиниться…

Они замолчали. Смотрели друг на друга так, будто впервые по-настоящему встретились. У Тадаши промелькнула мысль, что в каком-то плане так и было. Отрывистые извинения Цукишимы эхом отдавались в ушах, и он сказал:

— За тот вечере в ресторане. Что я тебе тогда наговорил. Извини, я…

— Ты не… — заговорил Цукишима, но тут же закрыл рот, заметно прикусив язык. Он приглашающе махнул рукой, призывая Тадаши продолжить.

«Ещё раз меня перебьёшь, Цукишима», — рявкнул тогда Тадаши. Два месяца спустя Цукишима вновь появился в его жизни, овеянный совершенно иной аурой, по собственному желанию уволившийся с работы. Он близко к сердцу принял те резкие слова, а теперь пришёл к нему за книгами. Потрёпанная «Гордость и предубеждение» лежала между ними маяком. Она перестроила, перезагрузила их отношения. Они уже не были теми, кем были в свою первую встречу полгода назад. Тадаши больше не был тем вежливым и несколько кротким владельцем книжного магазина, а Цукишима — тем высокомерным представителем компании, собиравшейся вытеснить его с рынка. У них появилась возможность начать всё сначала, чего ни один из них не ожидал. Хотел ли Тадаши ею воспользоваться?

— Извини меня, — повторился он.

(Это не был тот самый Момент — это был просто момент. За окном дул холодный ветер и солнце пробивалось сквозь облака. За окном ирис впервые распустил лепестки. Всё происходит постепенно.)

— Я был расстроен и выместил эмоции на тебе, хотя ты не был ни в чём виноват, — продолжал Тадаши. Он встретился взглядом с медно-золотыми глазами Цукишимы и почувствовал, как всё внутри перевернулось. — Мне было обидно, и я хотел обидеть тебя. И это было нечестно. Я не хочу так себя вести. И мои слова о тебе и твоей работе… они были ужасными и неуместными. Мне очень жаль.

Цукишима долго не отвечал. Казалось, что он собирается с мыслями или ждёт, пока Тадаши точно закончит говорить. Пальцами свободной руки он нервно барабанил по деревянному прилавку.

— Ты всё правильно сказал, — наконец признался он. — И мне нужно было это услышать. Да, твои слова были резкими, но правдивыми. Я сам наговорил тебе много гадостей и в тот вечер, и за предшествующие ему месяцы. Я вёл себя как мудак. Ничего удивительного, что ты не выдержал и сорвался. Тебе вообще не следовало это терпеть. Так что… и ты меня извини.

Между ними снова воцарилась тишина. Наконец, Тадаши сказал:

— Я слышал, ты уволился.

Цукишима явно этого не ожидал.

— Ты в курсе?

Он не имел никакого права так мило смущаться и округлять в удивлении глаза.

Тадаши отмахнулся от этой мысли и кивнул.

— Меня пригласили быть редактором на ежегодном конкурсе от «Подпорки». В первый день к нам пришли представители администрации. Просто пообщаться и поблагодарить нас. Они так много это делали, кстати. Хотя, учитывая, сколько книг мне пришлось отсмотреть, наверное, в этом есть смысл. Так вот, там вместо тебя был… Киндаичи, верно? Я спросил у Даичи, он сказал, что ты уволился.

— А. — Цукишима слегка опечаленно усмехнулся. — Сплетни. Но да, я ушёл в начале марта.

Это было примерно через две недели после их ссоры.

— Мне жаль, — сказал Тадаши.

— А мне нет. — Цукишима впервые расслабился настолько, что его губы изогнулись в улыбке. У Тадаши при виде неё немного закружилась голова, и он подумал, что не надо было пропускать сегодня завтрак. — Я ненавидел эту работу. Давно пора было уволиться, чтобы не страдать там.

Было в этих словах что-то знакомое, но Тадаши не успел углубиться в размышления — Цукишима снова заговорил:

— То, что ты мне тогда сказал, было тем финальным толчком, который был мне нужен, чтобы что-то поменять. Так что… спасибо, наверное.

— О… — глупо отозвался Тадаши. Он задумался: «Неужели мои слова так сильно на тебя повлияли?» Ему стало интересно, так ли чувствовала себя Элизабет Беннет, когда встретилась с мистером Дарси в Пемберли и обеспокоилась, не случилось ли с ним чего. — Чем ты теперь занимаешься?

— Пробую всякое разное, — ответил Цукишима, отступив на шаг от прилавка. — Пытаюсь найти что-то, что будет делать меня счастливым, а не просто устраивать.

«Делать счастливым, а не просто устраивать». Тут тоже было что-то странно знакомое. Где Тадаши мог слышать эту фразу?

— Можно… Можно я ещё сюда зайду? — спросил Цукишима, вырвав Тадаши из мыслей.

— Да? Конечно. — Тадаши был в замешательстве. — Это же общественное место.

— Знаю. Но это твой магазин. Я бы понял, если бы ты не захотел меня здесь видеть.

От осознания того, что их последняя ссора заставила Цукишиму думать, что ему не будут рады в этом магазине, Тадаши захотелось свернуться в крошечный комочек стыда. Он встретился взглядом с Цукишимой и заявил:

— Я хочу. И моя мама хотела, чтобы магазин был открыт для всех. Так что возвращайся, когда закончишь «Доводы рассудка» и расскажи, как тебе, ладно? А я порекомендую тебе что-нибудь ещё.

— О. — Цукишима, услышав это, выглядел искренне удивлённым. Тадаши заметил промелькнувшую у него на лице облегчённую улыбку. — Конечно. Да. Полагаю, я теперь многим обязан частным книжным магазинам. — Он немного попереминался с ноги на ногу. — Это благородная цель. Я только сейчас понял, что столько раз здесь бывал и ни разу не спросил о ней. Как её звали?

Тадаши проследил за взглядом Цукишимы, который был направлен на фотографию у него за спиной. Старый полароидный снимок уже выцвел, но даже спустя двадцать лет одинаковые улыбки Тадаши и его мамы в окружении праздничных гирлянд сияли так же ярко. Тадаши попытался вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь спрашивал о ней. Кто был последним человеком, не ограничившимся заученным «соболезную вашей утрате» и поинтересовавшимся, как её звали, какой она была.

Мама Тадаши умерла, но она была здесь, была, была, была. Тадаши хотелось забраться на крышу и кричать об этом каждый день. У него больше не подкашивались колени от боли, но это не означало, что он стал меньше по ней скучать. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то просил его поделиться воспоминаниями о ней. С тех пор, как кто-то, пробравшись сквозь завесу горя и скорби, сел рядом с ним и сказал: «Знаю, ты скучаешь. Жаль, что мне не удалось познакомиться с ней. Расскажи мне о ней. Оживи её на несколько мгновений».

— Хаяко, — ответил Тадаши, улыбнувшись горько-сладким воспоминаниям. — Ямагучи Хаяко. Этот магазин был для неё всем. Она хотела, чтобы здесь люди в любое время и в любом возрасте могли реализовать любовь к чтению. Она была бунтаркой.

— Это я уже понял, — сказал Цукишима и на вопросительный взгляд Тадаши уточнил: — Это же её комментарии были на полях?

Тадаши вдруг вспомнил множество надписей и рисунков, которые она оставила в своих книгах, и его глаза тут же широко распахнулись, а щёки вспыхнули румянцем.

— Господи! — в ужасе воскликнул он. — Я совсем про них забыл… А тот рисунок рядом с предложением мистера Коллинза… О, чёрт, мне так жаль, я не хотел, чтобы ты это видел…

Он затих, когда Цукишима рассмеялся. По-настоящему рассмеялся, его губы украсила тёплая, искренняя улыбка, а во внешних уголках глаз образовались мимические морщинки. Он быстро прикрыл рот тыльной стороной ладони, пряча эту улыбку, как будто изначально не собирался её показывать.

«Не надо, — подумал Тадаши. — Не прячь свою улыбку. Я и не знал, что ты умеешь так смеяться. Я и представить не мог, что ты бываешь таким. Кто ты на самом деле, Цукишима Кей?»

— Всё нормально, — заверил его Цукишима, медленно отступив ещё на шаг. — Я уже достаточно твоего времени отнял, не буду мешать тебе редактировать. Спасибо за книги.

— Конечно, — ответил Тадаши. — Это тебе спасибо за покупку. Мой бизнес на этом и строится.

Послышался ещё один короткий смешок. В груди у Тадаши что-то зашевелилось; что-то, что в такое время суток точно нельзя было списать на недомогание.

— Береги себя, Ямагучи, — сказал Цукишима, помахав ему рукой. — И до встречи, наверное.

— Да. Э-э, ты тоже.

Тадаши не отводил взгляд от широких плеч Цукишимы до тех пор, пока он не завернул за угол, скрывшись из виду. Колокольчик над дверью ещё позвякивал, оповещая о его уходе.

Тадаши приложил ладонь к груди и потёр её. Там, внутри, всё как-то странно сжалось, скрутилось, наэлектризовалось. Может, это аллергия. Или что-то совершенно другое, о чём он пока вообще не хотел думать.

«И что это было?» — мысленно вопрошал Тадаши, всё ещё пребывая в шоке от произошедшего и не понимая, что чувствует по поводу этого всего.

Он обернулся через плечо и обвиняюще уставился на фотографию мамы.

— Не знаю, как ты это сделала. Но это ты виновата.