Задыхаясь от нахлынувшей паники, Жилин что есть силы бил руками по воде, стараясь удержаться на плаву. Он с ужасом чувствовал, как ноги начала затягивать трясина.

«Опять тебя что-то не устраивает. Столько времени планировал завершить дело, начатое «Железными каблуками», а в итоге опять недоволен. Мечешься, как дурень на перекрёстке — жить-умереть, умереть-жить. Уж определись, чего ты на самом деле хочешь» — увещевал себя полковник, всё твёрже убеждаясь, что если бы ему дали возможность отмотать время хотя бы на час назад, он бы отправился домой, убрал в шкаф отглаженный парадный китель, посокрушался над выброшенными вещами, предназначавшимися для дачи и, выпив чаю или даже чего-нибудь покрепче, лёг спать, радуясь тому, что в итоге выбрал жизнь.

Сейчас это желание казалось Жилину несбыточным. Он понимал, что нет ни единого шанса в одиночку выбраться из болота, к тому же при условии, что оно находится в безлюдном месте. А значит, нет смысла даже попытаться позвать на помощь. Кто ему может помочь поздним вечером в глухом лесу?

Находясь почти по подбородок в воде, Жилин закрыл глаза, пытаясь вспомнить хоть одну из молитв, услышанных в детстве от своей верующей бабки, которая втайне от родителей учила его молиться, чему он, как настоящий пионер, всегда противился. Сейчас, медленно увязая в болоте, полковник готов был поверить хоть в бога, хоть в чёрта лысого, хоть в лесных духов.

Он набрал побольше воздуха в лёгкие и неожиданно для самого себя во всё горло запел Гимн советской милиции. Буквально через минуту ему в нос ударил запах скипидара и совсем рядом угрожающе прорычал знакомый голос с пьяными интонациями:

— Кто тут своими звуковыми волнами мне ондатр пугает? Всех моих. Одну. Одна всего осталась, а ей тут сольный концерт без заявок устроили. А она и заявить на вас не может…

— Игорь, вытащи меня… — невнятно пробулькал Жилин, не веря своему счастью.

— А, так это ты, товарищ полков… товарищ подводник, — в свете луны было видно, как он наотмашь приставил руку к своей строительной каске. — Товарищ мой полковник, я твой большой поклонник, — нагнувшись, он схватил Жилина за воротник куртки и с удивительной силой рывком вытянул из болота. Когда тот оказался на берегу, Катамаранов продолжил: — ведь ты, словно подводник, в болото сиганул. Отдам тебе ондатру, лису и подболотник, но только, сделай милость, поди отсюда прочь, — без рифмы, но с выражением, торжественным тоном закончил он и похлопал лежащего ничком Жилина по спине. — Милиция, ты как? Не спи!

— Милиция никогда не спит, — с трудом выговорил полковник, ощущая, как на холодном воздухе застывает промокшая насквозь одежда. Он трясся не то от холода, не то от осознания, что чудом избежал гибели, к которой стремился последние недели.

Катамаранов принялся стаскивать с него мокрую одежду. Жилин, который уже не чувствовал конечностей, воспротивился, только когда дело дошло до трусов.

— Как скажешь, полковник, — Катамаранов оставил на нём бельё и, плеснув себе на руки немного скипидара, бутылка с которым неизменно торчала из кармана его телогрейки, стал растирать заледеневшее тело Жилина.

Тот почувствовал себя объятым пламенем. Переход от обжигающего холода к всепоглощающему жару был слишком резким, и он буквально ощущал, как горит каждая клеточка его кожи под старательными шершавыми ладонями Катамаранова.

— Ты зачем в болоте музей потенциальных мумий устроить решил? — грозно спросил Катамаранов, разминая его спину. — Ондатру мою напугал. Одну. А я её скипидар хотел научить воровать. Теперь не выйдет.

— Почему? — Жилин поморщился от боли в сведённых судорогой плечах.

— Потому что всё, напугали её. Нервная она теперь стала, дрессировать бессмысленно, — Катамаранов горестно развёл руками. — Не привыкла она, понимаешь, что к ней в болото полковники всякие падают и песни орут. Придётся теперь её на шапку пустить. Помянем, — тот приложился к бутылке.

— Кого? Она ж ещё живая. Наверное, — робко предположил Жилин, поёжившись от слова «помянем», которое, подоспей Катамаранов пятью минутами позже, вполне могло звучать и в его адрес тоже.

— Твою, товарищ полковник, неудачную попытку самоубиться, — Катамаранов протянул дрожащему Жилину бутылку скипидара. — Присоединяйся, выпьем за твоё здоровье.

— Игорь, это не пьют, — тот покачал головой и плотнее обхватил себя руками, пытаясь согреться.

— Пьют, — в подтверждение своих слов Катамаранов сделал порядочный глоток и занюхал своим же рукавом. — Бесценный продукт. Я его так, без цены забрал. Бесплатно.

— Опять воровством непригодных для потребления в пищу товаров промышляем? На пятнадцать суток у меня пойдёшь, — машинально пригрозил Жилин. Негнущимися от холода пальцами он принял бутылку и с опасением понюхал содержимое, после чего, поморщившись от резкого запаха, брезгливо спросил: — как ты его употребляешь вообще?

— Посредством собственного рта, — в голосе Катамаранова были слышны нотки гордости. — Попробуй, товарищ подлодник… подводник… половник…

— Спасибо, хоть не «подболотник», — фыркнул Жилин и сделал крошечный глоток, подумав при этом: «что же я делаю? Наверное, остатки моих мозгов засосало болото, если я согласился попробовать эту ни при каком раскладе не съедобную вещь».

Даже от той пары капель скипидара, что он проглотил, полковнику показалось, что его душа за долю секунды прошла сквозь все существующие и несуществующие измерения. Он одновременно ощутил адскую жару и арктический холод, безудержную радость и глухое отчаяние, небывалую лёгкость и свинцовую тяжесть. На мгновение он почувствовал себя создателем этой вселенной, и сразу же после этого — крошечной ничего не значащей молекулой.

— Точно, вот тебе подболотник, закусывай, — велел Катамаранов и сунул ему в руку свежесорванный гриб. — С непривычки без закуски никак.

— Игорь, во что ты меня впутываешь? — вздохнул Жилин, отбрасывая в сторону очередной несъедобный с его точки зрения продукт. Чудодейственный эффект скипидара быстро сошёл на нет и он вновь чувствовал только холод и усталость.

— Это ты сам себя впутываешь. Зачем топиться полез, товарищ подводник? — Катамаранов стянул с себя телогрейку, как обычно покрытую пятнами неизвестного происхождения, и закутал в неё Жилина. — Ты же… ты такой хороший человек.

— Нет во мне ничего хорошего… голубчик, — язык полковника отвык от произношения последнего слова и сейчас оно далось ему с видимым трудом. — Я ведь всего лишь честно несу службу. И жизнь моя состоит только из одной лишь работы. С коротким перерывом на дачные дела. Я даже не человек, а так — служебный функционал, которому иногда позволено покопаться в грядках. Разве есть смысл в такой жизни? Знаешь, я всегда мечтал о чём-то грандиозном. Исследовать неизведанные земли или далёкие планеты. А в итоге за всю жизнь так нигде дальше своей дачи и не побывал. Или, например, изобрести какую-нибудь жизненно необходимую вещь на благо человечества. А сейчас оглядываюсь назад и понимаю, что ни на что, кроме составления протоколов об очередном украденном тобой, прости господи, ящике скипидара я и не способен. И ведь до самой пенсии только этим я и буду заниматься. Ну, если меня ещё раз в перестрелке не убьют. На этот раз по-настоящему. Насовсем, — Жилин взволнованно шмыгнул носом.

— Не говори так, полковник, — укоризненно покачав головой, Катамаранов протянул руку и погладил его по мокрым волосам. — Ты просто устал, тебе нужно в отпуск. В специальный отпуск для уставших от работы полковников. Я даже скипидар свой любимый воровать не буду, пока ты в отпуске, чтобы тебя не вызывали на работу. Обойдусь без скипидара. Полковник дороже.

Тот лишь хмыкнул и начал натягивать промокшие брюки и кеды, которые чудом не остались в болоте. Ему стало мокро и противно, но всё же это было лучше, чем идти через полгорода в одних трусах. Он хотел было снять телогрейку и вернуть владельцу, но Катамаранов сурово велел:

— Оставь.

Затем он подхватил Жилина под мышки и поставил на ноги, объявив:

— Пошли, полковник, к тебе домой. Тебя сушить нужно.

Для Жилина осталось загадкой, каким образом Катамаранов ориентировался в ночном лесу, но уже через десять минут они оказались за его пределами. До дома, где жил полковник, оставалось пройти несколько километров, но уже на выходе из леса он почувствовал себя совершенно обессилевшим. Бредя по тускло освещённой редкими фонарями улице, Жилин смотрел на стоящие в непосредственной близости от леса дома и не мог понять, почему они кажутся ему такими же зловещими, как и сам лес. Наконец до него дошло, что все окна в них выглядят тёмными и как будто мёртвыми. В отдалении он видел дома идентичной серии, которые отличались от этих лишь пробивающимся сквозь шторы светом люстр, но уже только одно это отличие придавало им уютный и обжитой вид.

— Игорь, как ты думаешь, почему здесь никто не живёт? — Жилин махнул свёрнутыми свитером и курткой, которые нёс в руках, в сторону одного из домов, сливающихся с ночной темнотой.

— А ты сам как думаешь, полковник? Люди боятся жить рядом с лесом. Наслушались баек от стариков и думают, что там находится пристанище всех местных оборотней и вурдалаков под предводительством Бабы Яги.

— Значит, это всё неправда? — полковник плёлся за бодро спешащим вперёд Катамарановым, едва переставляя ноги, и отчаянно мечтал как можно скорее добраться до постели или даже уснуть прямо под ближайшим кустом.

— Я смотрю, мотор-то у тебя совсем заглох, товарищ подводник, — проигнорировал вопрос Катамаранов, оборачиваясь к нему. Он закинул руку Жилина себе на плечи и обнял его за пояс. — Ты как, полковник? Держись, скоро дойдём.

— Со мной всё нормально, голубчик, — Жилин приложил все усилия, чтобы придать голосу бодрости. — Так что там с оборотнями?

— Да нет там никаких оборотней. Лисы есть, ежи, барсуки, ондатра. Одна. В следующий раз могу провести тебе экскурсию, чтобы ты сам убедился, — голос Катамаранова звучал удивительно трезво. — А люди — они глупые. Мать рассказывала, что ещё во время строительства нашего города кто-то окрестил лес пристанищем тёмной силы. То ли в шутку, то ли по глупости. С тех пор и появились легенды о всякой нечисти, которая там обитает. Наш народ — он такой. Хлебом не корми, только дай очередную страшилку сочинить, самому же в неё поверить и испугаться.

Жилин попытался засмеяться, но тут же зашёлся кашлем. Закрыв глаза, он машинально переставлял ноги, стараясь остаться в сознании. Словно сквозь слой ваты до него доносился глухой размеренный голос Катамаранова:

— Уж тебе, полковник, и вовсе стыдно в эти россказни верить. Ты же с того света вернулся, значит, какую-нибудь вселенскую мудрость должен был познать, ну, или разгадать смысл жизни, в конце концов.

— Знаешь, Игорь, я действительно познал одну истину, — они вошли в подъезд и Жилин начал медленный подъём по ступеням, продолжая для устойчивости держаться за Катамаранова. — Она состоит в том, что моя жизнь никогда не имела смысла. Гоняюсь я за вами, по камерам распихиваю для пятнадцатиминутного ареста, выпускаю, а потом пишу отчёт. И так по кругу. И ведь от этого ничего не меняется. Воровать-убивать никто не прекращает, а значит, всё, что я делаю — просто бессмысленно. Лучше бы Гвидон воскресил не меня, а кого-нибудь более полезного обществу, — он чихнул, — вот, правду говорю, — он вытащил из кармана брюк ключ, машинально удивившись, что тот не утонул в болоте, и принялся дрожащими руками засовывать его в скважину двери своей квартиры.

— Ошибаешься, полковник, — Катамаранов аккуратно разжал его пальцы и, забрав ключ, уверенно открыл дверь. — Добрых людей на свете мало. Таких, как ты. Значит, ты должен жить и бороться со злом.

— Как же мне с ним бороться, хороший мой? Лет десять назад я тоже мнил себя будущим борцом за справедливость, от одного вида которого преступники будут становиться смирными овечками. А когда приступил к работе, то оказалось, что я не то, что выстрелить не могу для самообороны или хотя бы для устрашения, мне даже в клетке вас, чертей полосатых, держать жалко.

— А зло, полковник, оно само завянет. Не выдержит нахождения рядом с таким светлым и чистым человеком, как ты, и лопнет. Словно воздушный шар, — стоя в маленькой прихожей, Катамаранов огляделся. — Хорошо тут у тебя. Чисто.

— Это я сегодня прибрался. В последний раз, так сказать, — отопление ещё не включили, поэтому в квартире казалось даже холоднее, чем на улице, что заставило Жилина затрястись ещё интенсивнее.

— Так, полковник, засовывай себя в горячую ванну, грейся, а я пока что-нибудь из еды сварганю, — распорядился Катамаранов и сделал очередной глоток из наполовину опорожнённой бутылки скипидара.

— Дело в том, голубчик, что еды-то у меня и нет. И холодильник отключён. Я же, откровенно говоря, подумал, что после самоубийства мне уже не нужны будут ни еда, ни холодильник, — Жилин сконфуженно уставился в пол. — Вот и отключил всё. И в квартире убрался. А то, думаю, придут коллеги, которым поручат заниматься моим делом, а здесь бардак. Неудобно получится.

— Так ты что, заранее это планировал? Готовился? — сняв каску, Катамаранов прижал её к груди и посмотрел на полковника со смесью удивления и осуждения. — Эх ты… Я ради тебя целый месяц на голубей охотился, а ты тут… планировал.

— Игорь, зачем мне голуби? — удивился Жилин, переводя взгляд на лицо товарища. — Я же их не ем… вроде как.

— Инженер сказал, что Стрельникова мстила тебе с помощью специально обученного голубя. Вспоминай, было же вместе с её бандой мерзкое крылатое создание, стрелявшее из собственного клюва? — потребовал тот, вернув каску на прежнее место. — Я их и перебил. Всех, кого нашёл. Сотни, а может, и тысячи. И закопал. Они же все наверняка обучены в тебя стрелять.

— Тебе, голубчик мой, впору вести «Загадку дыры» с такими заявлениями, — усмехнулся Жилин, поворачивая кран в стояке, чтобы вновь включить воду. — И инженера возьми в качестве соведущего. Лидер «Железных рукавов» уже давно выяснил, что это был никакой не голубь, а замаскированное под него японское оружие. Новая разработка. А ты тут целую популяцию за месяц успел уничтожить. Нехорошо, дорогой мой, нехорошо.

— Да я же ради тебя, товарищ полковник! — искренне воскликнул Катамаранов. — Я думал, вдруг, они на тебя охоту откроют по приказу Стрельниковой. Вдруг ещё раз убьют. Насовсем. А мне без тебя, полковник, жизнь совсем не мила! Кто ещё за мной по полям будет гоняться и в тюрьме покрывало выдавать? — он крепко прижал к себе оцепеневшего от столь пылкой речи Жилина. — Я спасти тебя хотел.

— Лишнее это, голубчик. Не стоит моя жизнь таких подвигов, — пробормотал тот куда-то в давно не стиранную майку. — Это ж надо — целый месяц на голубей охоту вести. Ты бы хоть узнал сначала, что к чему.

— Некогда узнавать было, полковник. Я как можно скорее перебить хотел всех этих гадов, — Катамаранов воинственно потряс кулаком, — чтобы не смели на моего мента нападать. Любимого.

— Игорь, голубчик, что это ещё за шуточки, — Жилин осторожно высвободился из его объятий и скрылся в ванной. — И не мента, а сотрудника милиции! — добавил он сквозь закрытую дверь.

Пока Жилин отогревался в горячей воде, в его голове лихорадочно вертелась мысль, которую он пытался игнорировать с того момента, как Катамаранов вытащил его из болота.

— Я должен был умереть. Игорь зря меня спас, — еле слышно прошептал он, зная, что за шумом воды гость его не услышит.