Стены дворца Наньяна сотрясаются от чудовищного рева. То хозяин обители выражает недовольство служащим и отчаянно пытается решить неожиданно возникшую проблему, хотя времени до собрания осталось крайне мало.

— Ничего не осталось, Ваше Превосходительство, все порвалось, — сокрушенно разводит руками солнечно-загорелый, как и все обитатели этого дворца, юноша из младших чиновников. — По всей видимости, придется изготовить несколько новых комплектов, так как вы значительно раздались в плечах.

— Не называй меня так, сколько раз повторять! И срочно найди мне первоклассную рукодельницу! Или хотя бы любую какую-нибудь. Подговори кого-то из сам знаешь чьего дворца, я не знаю, но придумай что-нибудь!!!

— Хорошо, генерал, но собрание начнется через четверть часа.

Фэн Синь обречённо закрывает лицо ладонями.

— Да знаю я.

Придется пойти на собрание без нижних одежд, только бы никто не заметил!

***

Вот уже две палочки благовоний идёт бурное обсуждение. Перекрикивая друг друга, спорят генералы Циин и Наньян, что само по себе уже вдвойне странное действо, учитывая характер и предпочтения Западного бога войны — ведь он почти никогда не бывает на собраниях небесного пантеона, а чтобы вступить в дискуссию с кем-то вроде Фэн Синя, должно было произойти что-то поистине удивительное.

Небесный Двор с любопытством перешептывается, пока Владыка Сяньлэ с помощью Линвэнь пытается урезонить этих двоих.

Му Цин знает, что на него направлены многие взгляды (как же: обычно зачинщиками конфликта бывают южные генералы, а тут один из них застыл истуканом и никак не участвует в перепалке с Наньяном, и вообще не произнес ни слова с самого начала собрания). А дело все в том, что Му Цин никак не может себя заставить забыть это. Он бы хотел держать лицо и не терять достоинство перед всеми присутствующими, но то, что подметили его зоркие глаза, когда они с Фэн Синем столкнулись у входа во дворец, выбило его из колеи:

На Фэн Сине под его верхним парадным облачением ничего нет. Совсем ничего.

Для Му Цина, с его прошлым личного портного Его Высочества, это очевидно, ведь ворот нательной рубахи не выглядывает из-под верхней робы, а полы одеяния  от бедер и ниже не имеют того дополнительного объема, который добавляет им нижний халат (это совсем незначительная деталь, но у Му Цина, как ни у кого другого, наметан глаз видеть такие вещи слёту).

И да. Му Цин сгорает внутри от жара. А судя по перешептываниям слева и справа от себя — не только внутри.

Хорошо, что Фэн Синь недогадливый идиот, который никогда не сможет сложить два и два, если он вообще за все собрание обратит к нему хоть один взгляд, занятый самозабвенным выяснением отношений с Циином.

Он не может заставить себя отвести взгляда от силуэта Наньяна: то, как он ведёт плечами, недовольно морща нос (Циин, кажется, записывает это на свой счёт), как переминается с ноги на ногу и как скрещивает на груди руки. Наверняка изнаночная сторона халата — из грубой ткани (ведь парадную одежду упрямому придурку шил не дворец Сюаньчжэня, из-под иглы которого никогда бы не вышло ханьфу, причиняющее владельцу дискомфорт). Наверняка он дёргается и неосознанно похлопывает себя по груди, пытаясь унять ощущения в чувствительных местах. Му Цин сглатывает и плавится изнутри, думая о том, как от трения напрягаются соски на мускулистой груди Фэн Синя, отчего тот и ерзает. Какая она на ощупь, если сжать в ладони? Твердая, как камень, или податливая, будто глина в руках гончара? А то, как он то и дело переносит вес с одной ступни на другую, это из-за… Он никогда не испытывал к Фэн Синю нежных чувств, как не испытывал и толики физического желания ни к кому за все столетия совершенствования. Но почему-то именно сегодня хочется, чтобы у Фэн Синя как-нибудь случайно развязались все тесемки и ремешки, обнажив сначала покатые плечи с рельефно очерченными мощными мышцами, а после и грудь (просто чтобы подтвердились его догадки о типе ткани и мастерстве портного, что пошил Наньяну это безобразие. Это сугубо теоретический интерес, и ничего больше!).

— Му Цин!

Громкий возглас заставляет его вздрогнуть всем телом и едва не подпрыгнуть на месте. Обрывок недодуманной мысли почему-то двойным эхом его же голоса отдается в сознании, будто он только что завершил разговор по духовной сети.

По личной духовной сети. 

Он с большим трудом отводит взгляд от груди Фэн Синя, не рискуя заглядывать тому в лицо. Он ведь не мог… Он точно не мог забыться настолько, чтобы потерять контроль над заклинанием для экстренных сообщений по каналу личной духовной сети! Это случайное совпадение.

— Приношу извинения, Верховный владыка, — ровным тоном откликается он и делает учтивый поклон, а внутренности тем временем полыхают от жгучего стыда. Се Лянь всегда был более наблюдательным, он наверняка заметил, как пялится Му Цин на Фэн Синя. А то, что наследный принц, в силу незнания портняжного дела, никак не мог разглядеть детально причину повышенного внимания к Наньяну, только добавляет в ситуацию хаоса и недосказанности. Му Цин последним волевым усилием удерживает бесстрастную мину, ощущая, как пульсирующе горят скулы и мочки ушей.

— Ничего-ничего, генерал Сюаньчжэнь, я только хотел поднять несколько вопросов касательно резко возросшего количества ваших последователей на юго-западе. Думаю, можно отложить это обсуждение до личной встречи, — Се Лянь улыбается мягко и слишком понимающе. Му Цина настораживает его тактичность, хоть он и благодарен за спасение от бесчестия на весь двор Верхних Небес. Чиновники отмирают. Нарастает гул переговоров — о, конечно, только в титулах они благородные Совершенные Владыки и Прекрасные Владычицы. На деле возносись не возносись — а дряную натуру праздного сплетника ничем не выкорчуешь!

— Прошу всем разойтись, мы закончим собрание раньше, чтобы каждый мог вернуться к своим обязанностям раньше и всё успеть!

С заявлением Владыки шепотки обрываются и небожители с лицемерно безучастными лицами направляются на выход (хотя за стенами дворца, Му Цин знает наверняка, вскоре родится не одна сплетня, а то и сюжет о нём для представления на пиршестве в честь праздника Середины Осени).

Он собирается тоже, и в последний миг перед выходом не может удержаться от того, чтобы взглянуть на место генерала Наньяна.

Тот всё ещё там и смотрит на Му Цина в упор, словно не отводил от него взгляда уже долгое время.

Му Цин спотыкается на ровном месте, вновь ощущая, как приливает к лицу и шее жар, но в ответ лишь пренебрежительно дёргает бровью и отворачивается. Он удаляется из зала с гордо поднятой головой (хочется в верить, что это выглядит как достоинство, а не как трусливая попытка к бегству), и лишает себя возможности заметить, как Фэн Синь многозначительно хмыкает.

***

— Генерал Сюаньчжэнь, на пару слов.

Вокруг них группками столпились небожители, оживлённо обсуждая прошедшее собрание, способы привлечения новых верующих и то, насколько сегодня больше круги под глазами Линвэнь по сравнению со вчерашним днём. Но, словно вдруг пораженные заклинанием немоты, чиновники застывают и чутко прислушиваются к тому, как отреагирует на открытую провокацию Юго-западный бог войны (все уже выучили, что именно с таких слов начинаются ссоры южных генералов). А если они подерутся? Прямо напротив дворца Владыки, который, к тому же, давний друг этих двоих. Вот это будет зрелище!

— Конечно, генерал Наньян.

Небожители разочарованно вздыхают и расходятся по своим дворцам. Впрочем, после сегодняшнего инцидента на собрании им все равно будет что обсудить.

***

— Ты пялился.

— Не пялился.

— Пялился, я все видел.

— Советую разуть глаза и больше никогда не открывать рот, если не уверен в том, что собираешься ляпнуть.

— У тебя был такой вид, будто ты меня собираешься сожрать.

— У тебя слишком разыгралось воображение. Попроси у лекаря настойку для успокоения нервов.

В своем стремлении уединиться они забились в самый дальний угол дворцового сада. Над их головами находилось гнездо каких-то мелких птиц, но спор продолжался на все более и более повышенных тонах, так что раздражающий щебет вскоре прекратился — даже небесные создания не могли долго выносить ссору генералов и покинули родной дом, только бы не слышать бранные тирады.

Фэн Синь оттеснил Му Цина к дереву и настойчиво призывал к ответу. Му Цин — сопротивлялся (впрочем, не так активно, как ожидалось).

— Да весь небесный пантеон видел, что у тебя скоро кровь носом пойдёт! В чем проблема признать, что залюбовался?!

— Ты совсем выжил из ума?! Да кому будет интересно разглядывать твою глупую гору мышц?

— Тебе, — просто ответил Фэн Синь, приподняв уголки губ. Сколько бы Му Цин ни отпирался, было ясно как день: то был вовсе не интерес бывшего портного (попроси его вновь, спустя столетия, взяться за иглу — гордец откусит тебе голову и ещё что-нибудь в придачу). — Не отпирайся и признай, что, что бы ты там себе ни навоображал, тебе это понравилось.

Вообще-то у него не было намерения вывести Му Цина из себя — но тот и сам прекрасно справлялся, как всегда, раздраженный в присутствии Фэн Синя до предела. В иных случаях было опасно стоять к Сюаньчжэню так близко, не приняв защитную стойку — силы юго-западному генералу, несмотря на уступающую Фэн Синю габаритами комплекцию, было не занимать. Но смущение (а Фэн Синь едва ли не впервые за их многовековое знакомство видел у Му Цина настолько очевидное замешательство) снижало градус его воинственности сразу вдвое. Фэн Синь даже не побоялся сделать ещё шаг навстречу. Му Цин с шумом втянул воздух и резко отвернул в сторону голову. Часть шеи, не прикрытая глухим воротом, была покрыта очаровательным румянцем.

— Я слышал твои мысли, дурак, — выдал он последний козырь. — Тебе следует поработать над контролем своих божественных навыков в ситуации давления на разум.

— Мой контроль безупречен! — огрызнулся Му Цин, пристыженно вспыхнув уже до корней волос, и тут же добавил: — Какого черта ты вообще не надел дурацкие нижние  одеяния?

Фэн Синь ухмыльнулся.

— Так значит, в этом все дело. Как я и думал.

Настал его черед смутиться. Внимание Му Цина… льстило, если не подобрать другое слово. Фэн Синь понятия не имел, зачем еще продолжал настаивать, и почему в принципе решил выпытать у Му Цина причины его поступка — ну, казалось бы, пришел без нижних одежд, что теперь поделаешь. Он же не виноват, что все они…

— …порвались. От постоянных тренировок крепнут мышцы, знаешь ли. Вот всё и разлезлось, — пожал плечами Фэн Синь. — И вообще: мы же видели друг друга без одежды тысячу раз, Му Цин, серьезно? Так почему же именно сегодня… — он растерянно почесал затылок. Стало непонятно, но в то же время чуточку более понятно.

— Ах, порвались! Что ж, прекрасно, — быстро перебил Му Цин, даже не попытавшись добавить в голос толику участия. — А теперь сделай одолжение — отвали. Притворись, что ничего не было, и разойдемся каждый по своим делам.

— …ты хотел увидеть, что у меня под одеждой, — вспомнил Фэн Синь и удержал Му Цина, рванувшегося было в сторону выхода, за локоть. В ответ он получил неожиданно тяжёлый, вязкий взгляд исподлобья, и это отдалось внутри импульсом определенного интереса.

— Даже если и да, что с того? — враждебно ответил Му Цин. Он вырвал локоть из хватки, но никаких больше попыток ударить или сбежать не делал, наоборот — брови его сошлись к переносице, выражая упрямство и решительность. — С чего такое внимание к моей бренной персоне? К чему ты клонишь, Фэн Синь? Давай, говори прямо! Тебе стало противно, и ты решил…

— Прекрати, Му Цин! Ты же знаешь, что я не считаю тебя плохим. И то, что произошло сегодня, это… тоже не плохо.

— Но и не хорошо? — тут же переспросил Му Цин, затаив дыхание.

— Да ничего подобного я не имел в виду, идиот! Допустим, я, ну, заинтересован. Ты хотел, эм, потрогать. Если хочешь — давай.

Под конец Фэн Синь стушевался, но природное упорство и предвкушение чего-то, о чем он только начал смутно догадываться, позволили закончить мысль. Он определился с желаниями.

— С чего ты взял, что я заинтересован? — холодно возразил Му Цин и закатил глаза. — Ты совсем недалёкого ума, если считаешь…

Фэн Синь с молчаливой решимостью схватил ладонь Му Цина и прижал к своей груди.

Немая пауза.

— Ты ч-что, блядь, творишь?! — задохнулся Му Цин. Фэн Синь удерживал ладонь крепко, не позволяя вырваться, хотя Му Цин пытался выдернуть руку так, будто ошпарился лавой из жерла Тунлу. — Не нужны мне твои одолжения, понял? Убирайся, ты…

— Если сейчас же не заткнешься, я тебя поцелую, — угрожающе понизил голос Фэн Синь и подвинулся ещё ближе так, что между их телами было теперь единственное препятствие в виде прижатых друг ко другу ладоней. — И без того всю живность, вон, перепугали. Хочешь, чтобы сюда кто-нибудь заявился и…

— Если продолжишь лезть ко мне — я тебя трахну, — вернул вызов Му Цин с не меньшей угрозой в голосе, выдохнув последнее слово Фэн Синю в губы. Он проворно скользнул ладонью под ворот фэнсиньевой одежды и крепко сжал упругую грудь с (действительно!) напряжённым от долгого трения соском. От его смущения не осталось и следа. Вместо него было теперь хищное превосходство. Так тигр играется с загнанной добычей.

Фэн Синь почувствовал неотвратимо возрастающее возбуждение. Му Цин, тот самый раздражающе правильный Му Цин, угрюмый и бойкий юноша из детства в монастыре Хуанцзи, с нынешним Му Цином не имел, кроме внешности, ничего общего. Впечатлительному, жадному до подвигов мальчишке внутри Фэн Синя, замерев сердцем и горя отсутствием штанов, нестерпимо захотелось сунуть палку тигру в пасть.

Как они вообще к этому пришли?

Этот вопрос Фэн Синь решил оставить на потом, а пока нужно было заняться делами насущными (оставить без внимания такую провокацию — он не простит себя никогда). Смерив юго-западного бога долгим взглядом и тщательно все взвесив, Фэн Синь ответил с бравой усмешкой:

— Ты-то? Ну, можешь попробовать.