— Ты поговорил со школой?

— Да. — Все, чего Микки хочет — это еда, горячий душ и постель. И, если уж быть честным, долгая, в конечном счете неудовлетворяющая сессия с его правой рукой. То, что он действительно хочет — это долгий, очень удовлетворяющий сеанс с Йеном.

— И?

— Евгений ввязался в драку.

— Ни хрена себе.

Микки вздыхает и садится, потирая лицо руками.

— Какой-то другой мальчишка смеялся над его именем, говорил всякое дерьмо о нас.

Глаза Светланы сужаются.

— Этого мальчика Евгений ударил?

— Да.

Светлана хмыкает себе под нос и идет к холодильнику. Она приносит пиво и ставит его перед Микки.

— Вот.

— Это еще зачем?

— Пить.

Микки сразу же подозревает неладное. Светлана, которая добра к нему — это новая и неизведанная территория, а значит, это пиздец как ненадежно.

— Я знаю это, Господи. Почему?

— Ты защищаешь Евгения в школе, да?

— Ну конечно же.

— Тогда заслужил пива.

— Ты такая охуенно странная.

Светлана раздраженно фыркает, что заставляет Микки чувствовать себя немного лучше. — Иди, пожелай спокойной ночи, и я отдам тебе, что останется недопитым.

— Да, Ваше Высочество, — ворчит Микки и встает, делая большой глоток, прежде чем вернуться в комнату Евгения. Он сидит на кровати, обхватив руками ноги и уткнувшись лбом в колени. Он немного маловат для своего возраста, и с его сгорбленными плечами, он слишком сильно напоминает Микки самого себя. Никаких синяков, не те же страхи, но достаточно, чтобы это заставило Микки понять, что он проебался с чем-то по ходу дела. — Эй.

Евгений не поднимает глаз.

— Привет, папа.

Микки садится в ногах кровати.

— Ты в порядке?

— Меня отправили домой из школы.

— Я уже слышал.

— Мне пришлось извиняться, — он хмурит брови, — я не хотел. Он был злым человеком.

— Я знаю, — Микки пытается вспомнить, защищал ли его отец когда-нибудь перед кем-нибудь. Конечно, его отец не верил в защиту, просто постоянно находился в обороне.

— Я даже не сделал ему больно. Он смеялся, пока не подошла миссис Андерсон. Он сказал, что я слабак. Он сказал, что слышал, что Милковичи должны быть задирами, но я трус. Я сын человека с повязкой. (1)

— Человека с повязкой? — Микки хмурится, представляя, что он и Евгений выглядят одинаково, — О! Шлюха и ублюдок?

— И это плохие вещи. А вы с мамой совсем не плохие!

— О, приятель, — Микки сдвигается дальше на кровати и прислоняется спиной к стене, — иди сюда, а?

Евгений хмурится, и Микки может сказать, что тот думает, что вляпался в неприятности, но он все же садится на колени к Микки.

Микки ерошит ему волосы.

— Ты хочешь потусоваться с мистером Галлагером в эти выходные? Поговорить о том, как с этим справиться?

— Он не сердится на меня?

— Нет. Он не сердится.

— Ты уверен? — Он выглядит подозрительно, и Микки определенно узнает этот взгляд.

— Абсолютно. Мы говорили об этом. Он хочет помочь.

— Если он не сердится…

— Он не сердится. Я обещаю.

Облегчение, кажется, омывает Евгения, и он улыбается, прежде чем забраться обратно на кровать, чтобы залезть под одеяло.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю, малыш. Спи спокойно.

— Папа?

— Да?

— Почему вы с мамой не спите вместе, чтобы сделать детей?

Микки поспешно встает с кровати, чтобы Евгений не видел его лица. Он знает, что Микки гей, и смутно догадывается, что это значит, но вопрос все равно заставляет Микки чувствовать себя неловко.

— Мы с мамой не любим друг друга таким образом.

— Но вы же меня сделали.

— Да. Сделали, — Микки ерошит ему волосы и целует в лоб, — засыпай, мартышка.

Микки возвращается, чтобы допить свое пиво. Светлана садится напротив него со своим собственным пивом.

— Ты ему когда-нибудь скажешь?

— Что? Что его дедушка заставил его мать изнасиловать его отца, потому что его отец гей? Не планировал.

Она делает глоток пива, и она непривычно молчалива. Они об этом не говорят, и Микки очень хотелось бы, чтобы они не говорили об этом сейчас.

— Ты ненавидишь меня за это?

Теперь он действительно хотел бы, чтобы они не говорили об этом.

— Ты была такой же жертвой, как и я. Так что, я не ненавижу тебя и не виню. Я виню его за это, и я виню его за то, что он заставил нас пожениться, и я очень ненавижу себя за то, что был слишком слабаком, чтобы противостоять ему. Но то, каким образом и по какой причине это случилось, никуда не денется.

Она кивает.

— Ты для него хороший отец.

— Это ведь не его вина, верно? — Семья была единственной вещью, которую Микки всегда понимал — хорошо это или плохо. В том, каков был Терри не было вины Микки, как нет вины Евгения, в том, какой Микки. Это не меняет всего дерьма, но они все еще были семьей.

— Нет. Это не его вина, — Светлана допивает пиво и отводит взгляд, — а что, если мы найдем других людей?

Микки застывает с пивом на полпути ко рту.

— Это так, в общем, или ты мне что-то рассказываешь?

Светлана пожимает плечами.

— О, — Микки тихо смеется про себя, хотя в этом нет ничего смешного, — значит, я переезжаю.

— Это совсем не так.

— Значит, они просто въедут сюда? Одна большая счастливая семья. — Семья. Снова. Всегда.

— Я точно не знаю, что это такое. Но это что-то.

— Ну что ж, поздравляю, — Микки допивает пиво и идет на кухню, швыряя бутылку в мусор с такой силой, что она разлетается вдребезги, — я иду спать.