Он пьян в стельку. Он, вероятно, пьянее, чем когда-либо (что уже кое о чем говорит), к тому времени, когда он действительно видит Йена в клубе. Он уже отсосал у двух парней в уборной, и, вероятно, номер три покупает ему еще один раунд выпивки. Йен кладет руку на плечо парня и наклоняется к нему, что-то шепча. Парень смотрит на Микки, а потом на Йена и исчезает в толпе. Микки хмуро смотрит на Йена.

— Что это была за хуйня?


— Я только сказал ему, что твой парень не оценит, если он воспользуется тобой.


— Никто мной не пользуется, и у меня нет ебаного бойфренда, — бормочет он невнятно, радуясь, что опирается на стойку для поддержки, — ни хрена у меня нет.


— Жена и ребенок.


Микки смеется и сползает с барного стула. Он все еще держится за стойку для опоры, стоя рядом с Йеном.

— Спасибо, что испортили мне вечер, мистер Галлагер.


— Что происходит?


— Не беспокойся об этом, — он дважды похлопывает Йена по груди, — и, если ты когда-нибудь еще раз мне помешаешь, я тебя убью. Понял?


Йен отступает назад, подняв руки в знак отступления.

— Извини.


Микки протискивается мимо него и, спотыкаясь, направляется в уборную. Теперь, когда он не слишком активно стремится забыться, он чувствует, как у него стучит в висках, и прислоняется к одной из исписанных граффити стен. Он закрывает глаза и считает свой пульс, который громко стучит у него в ушах. Дверь распахивается, и Микки открывает глаза, чтобы увидеть Йена, смотрящего на него.


— Пойдем. Давай выбираться отсюда.


— Что?


— Пошли, — Йен вздыхает, когда Микки не двигается. Он закатывает глаза и хватает Микки за руку, — давай. Я отвезу твою пьяную задницу домой.


Микки внезапно чувствует себя слишком уставшим и пьяным, чтобы протестовать, поэтому он позволяет Йену вытащить его наружу и усадить в такси. Йен сообщает водителю адрес, и Микки почти уверен, что адрес не его. Когда они чуть позже выходят из такси, Микки уверен, что он там не живет.

— Я тут не живу.


— Я не знаю, где ты живешь. Тут живу я, — Йен ведет Микки в здание. От подъема в лифте у Микки сводит живот, и когда они добираются до квартиры Йена, он благодарен, что сидит на диване, где Йен разместил его.

— Кофе или воды?


— Текилы.


— Сейчас принесу кофе.


Микки смотрит, как Йен уходит, а потом закрывает глаза. Комната кружится, и, хотя он может чувствовать это с закрытыми глазами, он не может этого видеть. Он чувствует, как диван проседает рядом с ним, и тепло прижимается к его руке, когда Йен возвращается.


— Выпей это, а потом мы добавим в тебя немного воды и Тайленола. (1)


Микки не открывает глаз, но делает глоток кофе. Он практически слишком крепкий, но ожог прогоняет алкоголь ниже по горлу. Он делает несколько глотков, прежде чем наконец опустить чашку.

— Спасибо.


— Ты хочешь поговорить об этом?


— На тебе долбаная подводка для глаз и блестки. Не пытайся использовать на мне этот голос воспитателя детского сада.


Йен смеется, и это чертовски нелепо, слишком громко в голове Микки.

— Я пойду смою блестки, — он встает с дивана, и Микки открывает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он исчезает в коридоре. Он осматривается, как только Йен уходит, и комната, кажется, остается относительно неподвижной. Есть книжные шкафы, телевизор, док-станция для iPod и письменный стол. Это примерно так, как Микки и ожидал. Чего он никак не ожидал, так это того, что Йен выйдет в низко сидящих спортивных штанах, подчеркивающих строение его бедер.


Йен стягивает полотенце с шеи и проводит им по волосам.

— Так лучше?


— Ты думаешь, что полуголый воспитатель детского сада лучше?


Йен пожимает плечами.

— Ты не возражал против того, что я был полуголым, пока не узнал, что я учитель.


— Учитель моего сына.


На этот раз Йен закатывает глаза и плюхается на диван рядом с Микки, вытянув ноги. Комната снова немного вращается, и Микки моргает.

— Почему ты сегодня пытался самоликвидироваться?


— Не пытался. Я просто хотел выпить и потрахаться. Как и тогда, когда я встретил тебя.


— Я наблюдал за тобой в ту ночь. Ты не был настолько пьян.


— Откуда ты, блядь, знаешь? Ты даже не знал меня.


— Я смотрел прямо на тебя, пока трахал. И ты был полностью в сознании.


— Я прошу прощения. Ты можешь мне сказать, какое тебе до всего этого дело, твою мать?


— Это не мое дело.


— Тогда какого хрена мы об этом говорим?


Йен резко встает, и диван снова сдвигается. Микки закрывает глаза, и это, кажется, делает холодный тон голоса Йена еще более заметным.

— Я принесу тебе подушку и несколько одеял.


— Мы поженились, потому что она была беременна. Это было… это не было… Никто из нас на самом деле не хотел этого, но у нас не было большого выбора. Мой папа…,— Микки рад, что он пьян, потому что он никогда бы не признался в этом, будучи трезвым, — я долгое время притворялся, что я натурал. Светлана с самого начала знала, что это не так, но мы вроде как застряли в этой ситуации. Как только Евгений родился, мы пошли на более широкий «живи и дай жить другим» подход в отношениях.


— Гм. Вот это да, — Йен садится на стул у письменного стола, — это…


— И это было хорошо. Ни у кого из нас никого не было… А сейчас у нее кто-то появился.


— О.


Микки грубо смеется.

— Так что теперь я потеряю свою квартиру, потеряю своего ребенка. Так что я решил напиться, потрахаться и забыть про весь этот пиздец.


— Мне очень жаль.


— Как я уже говорил тебе на днях, — Микки пожимает плечами, — если только она не связалась с педофилом или серийным убийцей, парнишке будет лучше.


— За исключением того, что ты его отец и любишь его.


— Просто никогда не задумывался об этом, понимаешь? — Микки не уверен, почему он все еще говорит. Он не ищет сочувствия, и ему никогда раньше не приходилось оправдываться, — не потому, что я думал, что она любит меня или что-то в этом роде. Я никогда не искал кого-то, так что я никогда не думал о том, что она ищет.


— То, что она кого-то нашла, не меняет твоих отношений с ним.


— До тех пор, пока я не смогу быть там каждый день, — Микки качает головой, как будто он может одновременно стряхнуть и разговор. Он закрывает глаза и откидывает голову на спинку дивана.

— Мы будем трахаться?


— Что?


В голосе Йена звучит удивление, и Микки хочется рассмеяться.

— Ты сам привел меня домой. Я предполагал, что мы будем трахаться.


— Вообще-то я этого не планировал. Я имею в виду. Я планировал. Но ты враздрай, и эмоционален и я не думаю, что это хорошая идея.


— Позволь мне все прояснить. Я был так близок к тому, чтобы потрахаться, а ты все мне обломал. Без всякой причины.


— На то была причина.


— Да? И какая же?


— Ты выглядел очень несчастным для парня, который собирался потрахаться.


Микки приоткрывает один глаз и впивается взглядом в Йена.

— Знаешь, если ты трахаешь меня и учишь моего ребенка, это еще не значит, что ты меня знаешь. Ты ни черта обо мне не знаешь.


— Ты совершенно прав. Но я знаю, каково это — позволить людям использовать тебя, потому что, по крайней мере, это приятно на некоторое время. По крайней мере, ты хоть чего-то стоишь для кого-то.


Микки делает глубокий вдох.

— Значит, я остаюсь здесь ночевать?


— Ага, — Йен встает, — ты возьмешь диван или кровать?


— Ты уже трахнул меня на столе, и мы почти занялись этим в твоем классе. Нам нужны отдельные комнаты?


— Я думаю, что сегодня вечером да. Потому что я почти уверен, что если проснусь с тобой, то не захочу вставать с постели. А утром у нас назначена встреча с Евгением.


— Черт, — Микки вздыхает, — я уже здесь. Я займу диван.

Примечание

(1) Тайленол — препарат, выпускаемый для облегчения боли, аллергии и лечения симптомов, связанных с простудой и гриппом.

В США, видимо, используют как некое средство от похмелья, облегчающее, должно быть, головную боль.