Горит мой родной квартал, горит место, которое я считала домом во время службы на Небесах. Он просто захлебывается неистовым пламенем, похожий на то, как люди представляют Преисподнюю. От жара плавится даже камень стен, кричат ангелы с пылающими крыльями. Этот огонь нельзя погасить — и они знают это.

Я не помню, кто отдал приказ поджигать мирные районы, может быть, это и вовсе было коллективное и внезапное решение, но оно оказалось верно: почти не встречая сопротивления, демоны шли по ангельскому городу. Им плевать на тех, кто корчится, сгорая заживо, они просто идут дальше с позолоченными ангельской кровью клинками.

Мы с Габриэль немного задерживаемся, обыскиваем территорию: согласно запомненным планам светлокрылых, здесь мы ожидали встретить одного из архангелов, Метатрона, и теперь пытаемся убедиться, сгорел он или его здесь не было. Возможно, после дезертирства Габриэль они все еще устроили небольшую чехарду в войсках.

— Что-то тихо здесь, — неловко признается Габриэль.

— Все или сгорели, или угорели, — усмехаюсь, глядя на пламя, гуляющее по крышам. — Третьего не дано.

— Тогда, наверное, идем дальше?

От нее я только отмахиваюсь — у меня тут свой интерес. В этом квартале жила не только я, но и Нираэль. Насколько я знала, она никуда не переехала. Пожалуй, теперь-то она точно для меня ничего не значит, но нужно убедиться, жива она или мертва. Не знаю зачем, считайте это последним желанием.

Осмотр зданий ничего не дает: тела ужасно обезображены, я могла просто не узнать ее, и я готова бросить поиски. В этой резне уцелеть невозможно; если она не погибла здесь, то могла умереть в другом месте. Везде идут бои, а Нираэль не из тех, кто будет прятаться.

— Смотри! — Габриэль дергает меня за рукав и указывает на одну из пока еще не пылающих крыш.

На верхних этажах сложно что-то заметить, но я по подсказке архангела присматриваюсь и, содрогаясь всем телом, вижу там ее: худую фигурку с горящими крыльями. Странный спазм стискивает горло, и только это не дает мне заорать ее имя.

— Нираэль, — узнает архангел. — Проклятье, ее крылья! И что она собралась делать?

Если попробует взлететь, святой огонь только разгорится еще больше, перекинется на остальные части тела, а сейчас просто пожирает крылья. Это больно — но живут же без них вовсе, как Татрасиэль. Я тревожно смотрю на Нираэль — в последнюю нашу встречу мы обещали убить друг друга, но сейчас она не вызывает никаких чувств, кроме жалости.

Она быстро подбегает к краю крыши, и я мгновенно понимаю, что Нираэль собирается сделать.

Нет, только не так! Только не ангел, презиравший самоубийц хуже демонов, только не Нираэль — этого просто не может быть. Как бы больно ей ни было, она всегда терпела, да она скорее выдрала бы из спины эти проклятые крылья!

— Кара, стой! — Я не оглядываюсь на кричащую мне вслед Габриэль. — Ты ведь сама можешь…

Мне плевать — я так нелепо свои крылья не подожгу, они еще пригодятся. В несколько аккуратных прыжков я оказываюсь на крыше; чувствую раскаленную черепицу под ботинками, не поплавить бы подошвы. Передо мной Нираэль — в ореоле племени.

— Опять мы встретились не в лучшее время, да?

— Нираэль… ты серьезно собралась это сделать?

Я мягкими шагами подбираюсь ближе, пользуясь тем, что она стоит ко мне спиной. Великолепные крылья похожи на обгоревшие, но еще тлеющие ветки дерева, и меня немного воротит от вида черных костей. Ей повезло, что святой огонь насытился перьями и ни одна искорка не соскользнула на одежду.

Ей повезло, но она до ужаса уверена в своем решении. Я отчасти понимаю: страшно думать, что ты больше никогда не сможешь взлететь, — ангелы не живут без неба, без ощущения ветра каждым перышком.

— Кариэль? — ее голос словно надломлен.

— Так ты все же помнишь мое имя.

Я чувствую, что она тоже улыбается сквозь слезы. Улыбается, глядя вниз, глядя на соседние здания, уже полностью охваченные огнем.

— Это не обязательно.

Не хочется ее отговаривать. Не потому что я желаю Нираэль смерти, а потому что из-за ее отказа я почувствую себя еще хуже. Я ведь знала, что увижу, как она уйдет, но никогда не думала, как это случится.

— Это обязательно, — она качает головой. — Я устала жить, а теперь я лишена даже крыльев. Я калека, я всегда ей была, только сейчас сообразила. Моя душа — она такая же обгорелая.

Она поворачивается ко мне, глядя заплаканными глазами.

— Прости меня, Кариэль.

— Ты ведь знаешь, что я не могу.

— Знаю. Но я должна была это сказать.

Ее мир разрушен, а эта битва — лишь предлог уйти красиво. Она совсем как я, она тоже отчаянно боится показаться слабой, но цепляться за старые убеждения уже не может. Она должна умереть: ее время, ее мир подошли к концу.

— Прости меня за все, — еще раз повторяет она. — И забудь меня, Кариэль. Я хочу, чтобы меня забыли, хоть это не исправит всего, что я натворила.

Поддаваясь неясному желанию, она в последний раз целует меня — у ее губ привкус пепла. В моей душе что-то переворачивается, что-то застарелое и желающие схватить ее и никуда не отпускать, не дать сделать… сделать то, что нужно.

Она быстро, словно боясь раздумать, подходит к краю.

Оборачивается последний раз, ободряюще, но криво улыбается.

И падает.

Я стою одна, прижимая ладонь к губам — то ли сдерживая рвущийся вопль, то ли желая сохранить тепло ее губ навсегда в памяти.

Когда я спускаюсь, Габриэль тактично молчит и ничего не спрашивает. Она даже не смотрит в сторону Нираэль — словно ничего и не было, словно ее все и правда вычеркнули из памяти. Ангелы не любят помнить такое.

Она следует за мной надежной защитой, когда я очертя голову вырываюсь в следующий квартал и натыкаюсь почти сразу на отряд ангелов, захвативший нескольких новобранцев. И она совсем не против того, что я с диким криком врываюсь в битву, вымещая весь гнев.

Парируя удар молодого ангела кривой саблей, я сильным пинком в колено заставляю его почти потерять равновесие и рухнуть на землю, но добиваю парня ударом в шею еще до того, как светлые вихры касаются утоптанной земли. Тут же я работаю крыльями, взмываю над головами дерущихся и несколькими выстрелами приканчиваю ангелов. Достается кому-то из демонов — в ушах стучит чей-то дикий вой, и я вижу прижимающегося к земле рогатого мальчишку с кровоточащим плечом. Стрелять по сцепившимся в визжащий клубок своим и чужим было плохой идеей, но ничего больше я сделать не могу. Видя, что волна противников на несколько мгновений прерывается, я приземляюсь и беру управление сбитым с толку отрядом в свои руки.

— Вы трое спрячьтесь где-нибудь, а то ангелы не будут брать грех на душу: не станут добивать, чтоб вы дальше страдали. Давайте живей. Остальные… ну вы слышали приказ, убивать всех. Ясно?

— Ясно, — кивнул немолодой демон из отряда. — Вы ведь…

— Я — ваш шанс тут не сдохнуть.

Слишком заносчиво это звучит, но это же правда. Да и на войне нет таких понятий, как «хвастовство» или «пафос», тут идет такая резня, что ты не можешь быть уверен в своем будущем даже в ближайшие пару секунд: вот-вот может обрушиться боевая тройка или святой огонь. А спасенные демоны будут мне должны по гроб, если выживут, а это уже неплохо.

Оставив их (не хочется признавать, но тут бы лучше подошло выражение «бросив»), взмываю вверх к Габриэль, висящей в воздухе на страже. Именно это отчасти спасает нам жизни: в дыму костров не различить лица, только четыре сверкающих крыла, а на архангела не отважится напасть никто с обеих сторон. Разве что кто-нибудь из нашей Гвардии мог бы, но глупцов я к себе в отряд вроде не брала.

— Как обстановка?

Видно, что отвечать сразу же Габриэль не собиралась — она внимательно осматривала разрушенный город под собой, как мне показалось, с болью в глазах. Но, даже прекрасно зная, что ей не доставит удовольствия убийство простых солдат, она пошла в Гвардию, так что отступать архангелу некуда. Вокруг нас разворачивается самый настоящий кошмар — агония Света, сопровождаемая дичайшими криками и звоном стали. При вдохе яркие запахи крови и гари разъедают легкие, а вся твоя одежда запачкана в крови — вот какова Последняя Битва.

Архангел намного старше меня и мудрее, и ее с этим городом связывает что-то гораздо большее, ведь он был ее домом все это время. Пылающие под ногами обломки камня когда-то были и моим домом тоже, но если Габриэль сейчас наверняка терзает совесть, то я не чувствую абсолютно ничего, глядя на панораму боя, на мертвые тела и на некогда красивые дома. В душе пусто, и небесный город мне безразличен, он лишь одна ступень на моем пути, и мы вот-вот перешагнем ее, осталось лишь сделать усилие над собой и своими принципами.

— Вздумаешь дезертировать или встать на сторону светлокрылых, и я буду первой, кто вонзит меч в твое сердце, — хладнокровно констатирую я, следя за Габриэль краем глаза.

Но она не двигается, только изредка помахивает крыльями, чтобы держаться на одной высоте, и смотрит, смотрит… Лучше бы тебе не смотреть, честно думаю я. Я ведь знаю, что ты там видишь: обычных ангелов-горожан, которые в жизни не брали в руки оружия и жили своей мирной жизнью, мальчишек с куцыми, неоперенными крылышками, защищающих свой дом, плачущих вдов. Лучше бы ты не видела. Лучше бы мы обе не видели.

Демонов невозможно сдержать, они одинаково вгрызутся в горло солдату Сотни и молодой девушке, только что лишившейся любимого и семьи. И мы не можем остановить их, сам Сатана закрывает на это глаза, хотя мог бы захватить пленных. Но нет, они хотят, чтобы ихор залил город подобно вышедшей из берегов реке, чтобы Свету наконец отомстилось за такие же бесчисленные убийства.

Все они чьи-то отцы, сыновья, братья. Каждый ангел, которого сметают сразу трое демонов и раздирают в клочья, может быть, и не хочет сражаться против них, но какое это сейчас имеет значение? Какое это имеет значение, если нужно обвинить кого-то во всех кровавых преступлениях? Демонам нужно отомстить.

Тому ли они мстят? Есть ли смысл складывать голову ради вырезанной семейки ангелов и ложиться там же от меткого броска кинжала кого-то из солдат? Нужно ли загромождать улицы трупами — невезучих своих и чужих, — задыхаясь от черного дыма?

Им не страшно умирать, уходя вслед за своими родными. Они падают на землю с блаженным оскалом на испачканном сажей лице, они верят, что заслужили отдых, пусть и в Бездне. Что там лучше, что там нет искаженных фанатичных лиц тех, кто прикрывается светлыми помыслами, откармливая чудовищ внутри.

Есть смысл. Потому что оно нам необходимо столь болезненно, что кажется, будто тебе петлю на шее затянули, и ослабится она после того, как твои руки сомкнутся на чьем-то горле. Для некоторых ангелов и людей это — сложная дилемма, но твари Преисподней легко делают выбор. Они карают Свет. Свет, что создал нас; они дали нам оружие в руки и бросили в жизнь. Не учли, что мы быстро учимся и становимся если не сильнее, то злее и отчаяннее точно.

Добро создает Зло. Все мы знали это, но высказывать не решались. Мы были марионетками ангелов, мы были пугалом, которое выставлялось напоказ людям, чтобы они не боялись их самих. Потому что одно без другого существовать не способно, и оно вполне может пожрать само себя. Ангелы и демоны слишком горды для такого признания. Но, стоя на перепутье, я вижу ситуацию чуть иначе.

Им нужно было чудовище, более страшное, чем они сами. Что-то, чем можно пугать людей и непокорных ангелов. И они его получили.

Чем ярче свет, тем гуще тень. И если они считают нас монстрами — мы ими будем.

— Я не говорю, что ты должна подумать, будто это правильно. — Габриэль странно смотрит на меня, потом переводит взгляд на стелющуюся по улицам стаю адских гончих. — Это ужасно. Так же ужасно, как и нападение Сотни. Как атаки на границе, где живут вот такие же беспомощные. Как ангел, настигающий демона в подворотне человеческого мира, который убивает того, кто просто решил подарить своей женщине земные цветы. Мы лишь платим той же монетой.

— Прежде это вы нападали на нас, хотели забрать души людей, затащить их к себе, заставить работать на Ад! Вы убивали любого ангела, встреченного на пути.

— Это было тысячу лет назад, Габриэль! Мы живем в двадцать первом веке, и мы можем мирно сотрудничать с людьми! Нет, конечно, мы те, кто мы есть, но мы учимся жить со смертными в мире, потому что это выгодно обеим сторонам. Только глаза ангелов этого не видят. Они видят лишь вред, который мы приносим, но забывают о том, что мы им помогаем.

Вспыхивая, архангел касается эфеса своего меча, словно думает, не броситься ли на меня за такие дерзкие речи. Но я верю в Габриэль, верю в ту, которая хотела уравновесить ангелов и демонов, а не видеть бойню. Она дважды переступила через свои убеждения, ее душа отравлена моей тьмой, но она все еще колеблется. Ангелы не умеют предавать.

— Вы забираете души этих несчастных с собой! — кричит она, сверкая глазами.

Нет, не глазами. Это слезы, катящиеся у нее по щекам. Она ведь не умеет предавать — даже меня. Привязалась, как потерявшийся и запутавшийся щенок, прибилась ко мне, медленно впитывая мои убеждения и мои сомнения. Я смотрю на нее, но себя не вижу — я была сильнее и решительнее, я не раздумывала бы над моралью, а неслась и убивала.

— Ты ведь знаешь, что там не так плохо. Никаких котлов и мучений. Просто второй шанс.

Ее рука дрожит возле меча. Похоже, последней каплей стало убийство Кафриэль и смерть Нираэль — она видит во мне только тьму, как тогда, как в первую нашу встречу, когда я рухнула на нее с кинжалом в руке.

— Я не чудовище, Габриэль, — горько усмехаюсь я. — Но у меня есть цель и убеждения, и если я добьюсь своего — пожалуйста, делай меня монстром, сколько тебе вздумается. Но сейчас просто послушай меня: я твой капитан, черт побери, и я приказываю тебе взять оружие и напасть на твоих — наших — братьев и сестер!

Она вздрагивает от моего крика, а я отрешенно думаю, что наглоталась пепла и как бы сейчас не сорваться на жалкий кашель. Только держаться. Быть сильной.

— Так точно, — в ее словах слышится скрип зубов. — Но не думай, что я делаю это ради того, чтобы меня не убили со всеми остальными.

Ага, точно. Она же справедливости все хотела, хотела помочь немощным бедным демонам подняться с колен, надеясь на разумность Сатаны, думая, что он не позволит своим подданным так разгуляться. Она просто забыла, что Люцифер Падший, и что я лучше других понимаю его чувства.

Ты или срываешься и останавливаешься на полпути, или ровняешь это место с землей. Третьего не дано.

А тем временем внизу умирают и сражаются, пока мы висим себе преспокойненько в воздухе — приманка для архангелов, волчья яма, замаскированная ветками. Пусть только рискнет кто-нибудь сунуться, и ловушка захлопнется.

Я не слышу, но вижу поднимающийся вверх дым на западе. Интересно, как там ребята справляются? Наверное, лучше сейчас сосредоточиться на горизонте, а не забивать голову ненужными мыслями. Если они достаточно сообразительны и ловки, то смогут выйти из этой резни живыми и заработать себе славу убийц архангелов.

Где-то там внизу и Ишим. И каждая секунда может стать для нее роковой, а я просто остаюсь на месте и жду, ровным счетом ничего не делаю. Нужно предпринять что-то и срочно, иначе это не имеет смысла.

План был таков, что мы собирались захватить одного из архангелов и выведать расположение Михаила — разумеется, догадки об этом у нас есть, но уверенность не помешает. Но на деле оказывается, что архангелы не спешат показываться на поле боя, или это нам с Габриэль так «везет», не знаю. В любом случае я уже разворачиваюсь и наддаю скорость в том направлении, где в последний раз видела столб сигнального дыма — он еще не успевает рассеяться.

— Это против плана! — напоминает Габриэль, но не отстает ни на пядь — с ее четырьмя крыльями это сделать легче легкого. — Мы бросили наши позиции, там должен был появиться Рагуил!

— Слишком долго.

Стоит битве продолжиться еще чуть больше, и обе стороны просто перебьют друг друга, и это все перестанет быть важным. К чертям план, если мы отстаем от него на добрый земной час из-за столь сильного сопротивления со стороны ангелов и медленного продвижения армии. Если я покажу им отрубленные крылья Михаила, это прекратится тут же. А я им их непременно покажу.

Приходится ненадолго остановиться: навстречу вылетают несколько вооруженных и сравнительно целых солдат. С секунду я размышляю, новоприбывшие силы это или просто везучие парни, которые избежали боя. Но какая разница? На лету я врезаюсь в одного из них, а когда подаюсь назад, выдергивая из его груди меч, сразу двое ангелов бросаются на меня. Ложась на правое крыло, я избегаю ранений, подсекаю одного из них под колено. Инстинкты делают свое дело, и ангел ненадолго забывает, что летит, а когда спохватывается, уже поздно что-то делать: он падает. К бою наконец подключается Габриэль, налетая на него сверху и добивая, и в это же время я могу спокойно разделаться с последним держащимся в воздухе ангелом. Забыв о чести, он пытается сбежать, но я за несколько мгновений нагоняю его и перерезаю глотку.

Дальше мы некоторое время двигаемся спокойно: схватки идут на улицах, откуда слышны звон бьющегося стекла и вопли о пощаде, а на небо мало кто обращает внимание. В этом квартале у ангелов нет дальнобойного оружия вроде арбалетов и луков — это высшее общество, выигрывавшее все битвы словами, политики, — и поэтому никто не обстреливает демонов сверху. Странно, что они не пытаются сбежать, — с другой стороны, им ведь и бежать некуда.

Наконец мы на том месте, откуда подавался сигнал. Рванувшись сразу в бой, Габриэль поступает очень самонадеянно, поэтому я дергаю ее за угол, откуда можно оценить ситуацию. На широком перекрестке звенит оружие, клинки ударяются друг о друга и высекают искры; звучат короткие боевые выкрики, похожие больше на вопли ярости. Присмотревшись лучше, я различаю быструю черную фигуру в форме Гвардии, выкидывающую странные, почти акробатические движения вокруг противника. Его — высокого мужчину с длинными волосами и белоснежными архангельскими крыльями — трудно не заметить, и это определенно Рагуил.

— Кто у нас здесь? — делаю вид, что пытаюсь вспомнить позиции бойцов, хотя на самом деле отлично знаю, что тут должны быть отступница и кто-то из ребят Люцифера.

Быстрая фигурка с двумя длинными кинжалами — или короткими мечами, с такого расстояния не разобрать — это определенно демоница из бара, но я нигде не вижу ее напарника. Не хочется признавать, но, похоже, подручные Сатаны оказались не так надежны, как он меня уверял.

Вмешаться нужно в определенный момент, когда ты не сможешь помешать своему же союзнику, так что я терпеливо жду, когда представится такая возможность. Демоница, хоть и мельтешит вокруг ангела, не может пробить его защиту, как ни пытается, а от его ударов старается уворачиваться. Вроде бы Рагуил не был воином на моей памяти, но видимо, при крайней нужде он берется за меч — и как берется! Не хотелось бы получить такой удар: убьет на месте. Чуть поодаль от сражающихся я рассматриваю тело демона, рассеченное пополам. Такая рана могла быть нанесена только двуручником в руках архангела, и мне становятся понятны пляски демоницы.

Наконец что-то случается — Рагуил сбивается из-за пепла, пригоршню которого демоница швыряет ему в глаза, и он тянется к ним рукой, ненадолго открываясь. В Аду редко сражаются по правилам, а уж от отступницы честности я и не ждала. Не тратя время на приказы Габриэль, я кидаюсь к нему из-за угла, надеясь нанести сразу если не смертельный, то уж точно тяжелый удар.

Каким-то чудом он парирует, и я срываюсь с боевого клича на возмущенный вой. Тут же бросаюсь в сторону, перекатываюсь, уходя от удара, нацеленного сверху мне на голову. Пользуясь тем, что я отвлекла архангела, сзади на него остервенело налетает отступница, за ее клинками невозможно уследить. Но Рагуил обходится легкими ранами и ничуть не слабеет.

Жестом показываю Габриэль, чтобы оставалась на месте и не вздумала лезть в схватку. Она наш единственный козырь, который нужно бросить к самому концу игры, а пока можно справиться, вытянуть и самим.

Нельзя. Он отшвыривает демоницу в стену, как заигравшегося котенка, и мгновенно переключается на меня, оставив ее глотать кровь позади. Не успеваю уйти в сторону, остается только парировать. В ушах гудит, когда наши мечи сталкиваются, и я благодарю Люцифера за отличное оружие: мой прежний меч не выдержал бы такого удара и сломался, но этот только чуть подрагивает. Рагуил не спешит расходиться, напряжение растет, вибрация из-за трения стали усиливается, и я яростно всматриваюсь ему в глаза, пытаясь заставить отступить. Если ошибусь и не вовремя отпрыгну назад, я буду мертва. Вцепляюсь в рукоять с дополнительной силой, подстегнутая ужасом.

В глазах архангела сияет один только праведный гнев. Он не моргает, держится расслабленно, тогда как я вкладываю всю силу в уже ноющие мышцы рук, чтобы продолжать держать меч. Надо решиться и рискнуть, и на это у меня смелости хватит, но когда? Глупо было бы умереть от руки какого-то случайного архангела, не дойдя до Михаила.

Пора. Стиснув зубы, я делаю глубокий вдох и одновременно распахиваю крылья, позволяя им отнести меня на метров пять назад. Лезвие мелькает там, где совсем недавно — долю секунды назад — было мое лицо. Рассерженный взгляд архангела находит меня у стены.

Успела! Обрадованная победой, я вновь охвачена азартом битвы. Но нужно действовать умнее. Итак, он мощнее меня, и в лобовую я идти не могу, уворачиваться же от его атак будет не так просто, учитывая, что я так быстро устану. Может, вытащить его в небо? Маневренней будут все же мои крылья.

Подумать еще дольше мне не дают; архангел налетает на меня с такой яростью, что я едва отбиваюсь от него широкими взмахами, ухватившись за меч обеими руками и лишая себя шанса сделать знак Габриэль. Проорать ее имя все еще возможно, но как донести до нее точный приказ?

Отступница встает, пошатываясь, и я каким-то боком зла на нее: лучше бы притворилась мертвой. Следующий удар или добьет ее, или оставит калекой на всю жизнь. Поэтому я не позволяю Рагуилу обернуться в ту сторону, перевожу все его внимание на себя. Фехтование затягивается, я спешно ищу бреши в его защите, но не нахожу. Не нахожу, так еще и ошибаюсь.

Удар эфесом заставляет неуклюже отпрыгнуть назад, но теперь, когда в глазах архангела не осталось пепла, он не медлит и наносит следующий удар. Весь мир сливается в стальную полосу, несущуюся на меня, и я сдерживаю порыв зажмуриться: не хочу встречать смерть вот так. Последняя попытка парировать проваливается. Уже поднимая меч, я чувствую, что не успею. Воображение весьма живо рисует то, что от меня сейчас останется.

Между нами вклинивается кто-то, принимая удар на себя, и падает на колени передо мной. Тело реагирует само — в руке оказывается револьвер, который раньше достать я бы ни за что не успела, и я быстро стреляю в голову архангела три раза. Этого хватает, и с грохотом доспехов Рагуил валится на землю.

Взглядом я натыкаюсь на демоницу, закрывшую меня собой, и на быстро расползающуюся вокруг лужу черной крови. Двуручник неслабо полоснул ее под грудью, не повезло бы еще чуть-чуть, и она оказалась бы рассечена надвое. Кусая губы, я смотрю на задыхающуюся отступницу, на искаженное страшной болью татуированное лицо.

На тот безумный миг мне казалось, что это Габриэль решила меня спасти — это было даже кое-как логично. Но та, кто никогда не высказывала абсолютной преданности Аду и со скрипом подчинялась приказам… отступница, которая сама ушла в мир людей, вдруг спасает мою жизнь.

— Почему? — хмуро спрашиваю я, глядя то на умирающую демоницу, то на тело архангела.

— Ты важнее нас, — хрипло отвечает она. — Я не могла позволить тебе так глупо умереть.

Твою мать. Нам нужны были сведения, но я только что убила шанс найти Михаила побыстрее. Не рассчитала силы и ринулась в бой, помня о Рагуиле лишь то, что он никогда не был хорошим воином. Но времена меняются, и я в очередной раз попалась в эту ловушку, пожертвовав двумя воинами и бесценной информацией.

— Ты не обязана была… — начинаю я, чувствуя себя очень странно: спорить с умирающей вроде бы не стоит.

— Рика, — тихо говорит отступница. — Меня зовут Рика.

Ее скручивает новый приступ боли — на этот раз от магических узоров на ее лице. Покинув Ад, она лишилась всего, даже имени, но сейчас, на смертном одре, ей плевать на все законы и запреты — в последние мгновения своей жизни она хочет побыть собой.

— Спасибо, Рика, — шепотом говорю я. — И прости меня.

Ее алые глаза медленно угасают, теряя блеск. Последний раз вздохнув, она замирает, а лицо ее расплывается в блаженной улыбке. Несколько секунд я неотрывно наблюдаю эту картину, отвлекаюсь только, слыша за спиной осторожные, тихие шаги Габриэль.

Еще одна жертва на моей совести. Это другое, это не Нираэль, но она поступила бы так же.

— Почему ты не позволила мне помочь? — неожиданно робко интересуется она.

— Три на одного — это уже свалка, а не битва. Так вероятность случайно помереть увеличивается вдвойне. Мы ведь не умеем работать в команде.

Помолчав еще, я разворачиваюсь к мертвому архангелу. У него ничего уже не узнаешь, а жаль. Нужно было выстрелить один раз: это его сразу не убило бы, но страдал бы он знатно, и за это время можно было бы выведать все, что нам необходимо знать.

Ругаясь вполголоса, я поднимаюсь в воздух. Ни одного столба сигнального дыма не видно, значит, поймать второго архангела не сможем, да и так рисковать снова я не хочу. И если мы так плохо справились с Рагуилом, что там с остальными? Влад может взять магией, Азраэль сама архангел, а Рахаб умелый воин, так что за них и их напарников волноваться не приходится. Но вот подручные Люцифера или ребята из моего приграничного отряда…

— Как думаешь, сколько целей уже убрали? — Габриэль нагоняет меня.

— Три как минимум.

Это учитывая, что одного убили на моих глазах, а второго я вынесла сама. Но есть шанс все исправить, если поспешим и измотаем Михаила до прибытия Сатаны, который сейчас по моим прикидкам находится где-то на центральной площади, где идет основное сражение: над тем местом носятся ангелы и Падшие.

— Габриэль, думай! — Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить ее за плечи и не встряхнуть как следует.

Конечно, я не надеялась, что вся битва пройдет по четко выверенному плану — так просто не бывает. Но я хочу закончить побыстрее, пока не так много бессмысленных жертв. Однако Михаил или забаррикадировался в дворце Архангелов, или сражается в тылу. С уверенностью можно было ставить на оба варианта: никто никогда не знал, чего ожидать от Михаила.

— Я… я не знаю, — неуверенно признается Габриэль. — Они сменили планы, когда я ушла.

— Так, ладно, — оглядываюсь, оценивая ситуацию. — Предлагаю действовать по уже уговоренной тактике — будем приманкой.

— Что?

Она не успевает сказать ничего больше, когда я хватаю ее за руку и уверенно тащу вверх; Габриэль остается только лететь следом, если она не хочет остаться без руки. Поднявшись на необходимую высоту, я отпускаю ее.

— Крылья, — кратко приказываю я.

Наверняка архангел догадывается, чего именно я от нее хочу, но пока делает вид, что не понимает задумки. Ла-адно.

— Ты же архистратиг, черт тебя дери! Так что расправила крылья по-настоящему, чтобы Михаил обратил на нас внимание.

С сомнением глядя вниз, она почти готова согласиться.

— Тебе лучше закрыть глаза.

— Не сдохну, но спасибо за заботу.

Прерывисто вздохнув, Габриэль резко дергает плечами, и в тот же миг мой мир на мгновение меркнет в яркой вспышке сверхновой — в свете ее крыльев. За спиной ее обычные — из костей и перьев, а за ними тенью — сотканные из света крылья в метров пятнадцать каждое. Легкие, сверкающие, они не предназначены для битв или устрашения врагов, они просто призваны знаменовать величие Небес.

Застываю, ощущая резь в глазах: трудно Падшей смотреть на такое. Окажись рядом демон, его бы развеяло. Габриэль обеспокоенно косится на меня, но я в порядке, в полном порядке, только близость света немного пьянит.

Лишь два архангела удостоились чести иметь такие крылья, и сейчас им предстоит встретиться в битве. Судьба любит такие парадоксы, как я заметила. Рядом с Габриэль мои собственные крылья выглядят жалкими и обтрепанными.

Долго ждать не приходится, а то я чувствую себя немного на виду, хотя на фоне Габриэль меня не увидел бы и самый зоркий.

Где-то вдалеке я вижу будто бы вспышку молнии, но не думаю особо о том, что это, прежде чем нырнуть вниз. Копье света пронзает левое крыло Габриэль, но не причиняет никакого вреда — она по-прежнему на стороне Добра, и мысли ее по-прежнему не желают смерти Раю. Я с удивлением наблюдаю, как копье возвращается туда же, откуда появилось, и потом на том же месте прорисовываются такие же громадные крылья, но не золотистые, как у Габриэль, а неоново-белые.

— Кажется, мы его разозлили, — усмехаюсь я.

Габриэль не до шуток — она правда испугана, видимо, зная, на что способен архангел Михаил. Я тоже знаю, я помню прилюдные казни с детства, и я помню, что однажды казнили моих родителей, — и нет, я не боюсь, я в чистой и беспощадной ярости, и кончик меча дрожит вместе с моей рукой.

Нас накрывает волной света, заполнившей полнеба, — он надеется не испепелить нас, а втоптать в землю, чтобы разрушить своими руками. Пытаться бежать и прятаться уже поздно, я просто усмехаюсь навстречу белому сверкающему потоку. А потом волчья ухмылка сменяется диким воплем, когда свет врезается в нас.

Словно удар по всему телу разом, по каждой его клетке. Мне кажется, что на секунду я теряю сознание, а прихожу в себя уже у самой земли, видя приближающиеся обломки домов. Из последних сил пытаюсь сгруппироваться и не переломать все кости от удара. Первой падает Габриэль, поднимая пыль, и я валюсь на камни следом, чувствуя каждый из них сквозь кожаную одежду.

Похоже, меня просто не заметили, а сшибить на землю хотели Габриэль, поэтому ей, как ни странно, досталось больше. Пошатываясь, я встаю, лицо покрывает корка крови, а все кости нестерпимо ноют, будто прошлись по каждой. Но я стою — я упрямая.

Архангел Михаил — правитель Небес — торжественно и торжествуя опускается чуть поодаль и с сомнением смотрит на лежащую среди камней Габриэль и на меня, взявшую в руки меч и пистолет. Извалянная в пыли и окровавленная, я явно не чета ему, сверкающему доспехами и щитом. Молодое лицо с глазами старца; кажущиеся седыми, но на самом деле чисто-белые волосы… С легкой улыбкой я смотрю ему прямо в глаза.

— Ol sonuf vaoresaji, gohu iad Balata, elanusaha caelazod: vonupeho sobra zod-ol Roray i ta nazodapesad, Giraa ta maelpereji, das hoel-qo qaa notahoa zodimezod, od comemahe ta nobeloha zodien [1], — рвано декламирую я.

— Ты смеешь говорить на святом языке, презренная изгнанница? — холодно спрашивает Михаил. — Ты не достойна стоять на этой земле…

— Я смею, Heleh [2], — нагло щурю глаза я. — Потому что кто-то должен его помнить, когда Небеса падут. Смотри, твой мир уже горит.

Его лицо не выражает ровно никаких эмоций.

— Они не падут. Это невозможно.

— До твоей смерти — конечно, нет. Но я намерена совершить то, чего никто никогда не делал: убить наместника Божьего. Как думаешь, моих сил хватит? Или я всего лишь наглая зарвавшаяся девчонка, которая не достойна твоего внимания? Но взгляни на меня, я здесь, и я стою на ногах.

Он намеревается просто испепелить меня своим светом, но я только начинаю распаляться. Весь страх улетучивается, сменяется странной мыслью: я смогла! Я дошла до конца, я стою напротив самого могущественного существа в трех мирах, и я осмеливаюсь дерзить ему в лицо.

А еще я осмеливаюсь встать ровней, потому что большая часть ран уже регенерировала и по венам снова течет чистый адреналин, и осмеливаюсь взять меч и направить его прямиком на Михаила. Такого никто не делал уже тысячи лет, и вот я, всего лишь один из многих Падших, готова сразиться с тем, кто равен Богу.

Я сошла с ума. Это совершенно точно.

Награждаю улыбкой спокойного, как каменная статуя, Михаила. Меня ждет самая важная битва моей жизни, и, возможно, она станет последней.

Но это, черт возьми, стоит всего пройденного пути!