— Почему он ушёл? Из-за меня, да? — Наруто, очень напряжённый, сидел за столом сгорбившись, нахохлившийся, как мокрый воробушек.
Для Наруто уход Какаши стал ожидаемо тяжёлым известием. Приёмный сын прочно обосновался у Ируки незадолго как в семье появился Какаши. Сначала парень Ируки только приходил ночевать и иногда поужинать. Потом, когда начал учиться, переселился насовсем, потом они уже все вместе ходили гулять в парк и в цирк. Потом… Словом, Наруто хоть и не звал папой ни Ируку, ни Какаши, не приходилось сомневаться — он их таковыми считал в глубине души, тем более, что у маленького Узумаки не было родных. Мама его умерла, когда Наруто было четыре года и с тех пор малец кочевал из приюта в приют, пока наконец не попал в класс Ируки. А потом и в дом, когда Ирука сделался его официальным опекуном.
Наруто знал, что Какаши по большому счёту для него никто, и для Ируки тоже, но им было так хорошо вместе, что никому и в голову не приходило выяснять связывавшие всех троих отношения досконально. И теперь, когда Какаши, так любивший Ируку, вдруг взял и ушёл, картина мира подростка очередной раз потерпела сокрушительный удар. Их тёплое гнездо, где не всегда, особенно в начале совместной жизни, было, чего покушать, и где все вещи носились до последней возможности, и предметы обихода были только самые необходимые, но было всегда так много любви, казалось теперь разорённым запустевшим.
— Нет, с чего ты это решил? — у Ируки был настоящий эмоциональный откат. Он вяло опирался на локоть и ковырял палочками в тарелке, хоть в горло ничего не лезло.
— Мама говорила, что отец бросил её из-за меня, из-за того, что я у неё в животе появился… — чёрные ресницы, опушавшие необычные сапфирово-синие глазищи парня, горестно опустились, скрывая живую сияющую синеву. — Теперь вот Какаши… Это точно из-за меня…
Ирука пошевелился, словно сбрасывая с плеч невидимые путы.
— Не выдумывай, Наруто.
— Я ему мешал, наверное. Он хотел быть с тобой, ну, понимаешь, почаще наедине…
— Ты откуда про такое знаешь? — возмутился Ирука, потому что был педагогом, а потом усмехнулся. Приютский воспитанник такой школы, как та, где учился Наруто и преподавал Ирука… Чего только этот мальчишка не знал. — Нет. Ты ни при чём. Понимаешь, так бывает. Какаши захотелось от жизни большего.
— Типа, стал очень крутой? — криво усмехнулся Наруто. — Это потому что он важной шишкой заделался на работе?
— Ну, типа того, — кивнул Ирука, автоматически переключаясь на молодёжный сленг. — Он теперь в шоколаде, хочет жить, как богатым положено. Со всеми крутыми фишками. Сечёшь?
— Не понимаю, Ирука, — промолвил парень, посидев минуту с глубоким недоумением на лице. — Но мы же никогда не делили где чьи деньги! Почему из-за того, что у него их стало много, надо было бросать нас? А нам что, типа, деньги не нужны? Пусть купил бы нам дом, а? Тебе что, не пригодился бы собственный дом, Ирука? А мне — ролики и гитару! И крутые шмотки! И новый комп! И тебе тоже! Ты такой красивый, Ирука, тебе бы джинсы с низкой мотнёй — ваще был бы абзац…
— Господи боже ты мой… — Ируку неожиданно скосячило. Наруто был жесток и наивен, как абсолютно нормальный подросток двенадцати лет. Ирука понимал это, но… Как было объяснить ещё ребенку, что они с опекуном рожами не вышли для новой богатой жизни, для больших денег? Что оказались неподходящими… Таких с собой в светлое будущее не берут. — Наруто! Он ушёл! У Какаши теперь будут более подходящие семья и друзья. Наруто, он не вернётся и мы ничего не будем у него просить, хорошо?
Наруто долго вглядывался в утонувшие отчаянные глаза Ируки, потом нахмурился и кивнул.
— Замётано, Ирука. Не нужны мне от него ни ролики, ни джинсы, ни комп, раз ему на нас плевать. Пошёл он. Пусть своим баблом подавится.
Лицо Ируки медленно истаяло слезами. Горячими и солёными.
— Ирука, ты чего, не плачь. К чёрту Какаши, ага? Я пойду работать и сам тебе всё куплю, слышишь?
— Нет, — захлёбываясь слезами и трясясь от спазмов в горле, горячечно и исступлённо прошептал Ирука, — ты должен учиться, Наруто. Обязательно учиться…
— Ладно, хорошо, я понял, — испуганно бормотал Наруто, ведя Ируку на футон.
Футон пришлось сложить, потому что предназначен он был на двоих. Из-за этого Ирука стучал зубами весь остаток ночи, с трудом забывшись сном под утро. А впрочем, теперь ему был что день, что ночь — одинаково. На сердце легла ледяная кора, погребя под собой всё то живое, играющее и яркое, что привносил в его жизнь Какаши.
Какаши заставлял его сердце биться взволнованно — с самой первой их встречи, когда ещё и слов-то никаких между ними не было сказано, когда говорили между собой лишь взглядами…
Теперь же он, его единственный, ушёл не оглянувшись, забрав весь свет жизни с собой туда, где ему и так будет достаточно света и блеска. Только Наруто, тёплый огонёк, освещал ему дорогу. Но ведь и его когда-нибудь придётся отпустить от себя. Нынешней осенью парню исполнялось тринадцать… Совсем скоро он станет совершенно самостоятельным и этот последний светоч погаснет.
И наступит вечная ледяная тьма…
<center>***</center>
Какаши весь этот роковой вечер решительного разговора носился на своей, точнее, бывшей их семейной старенькой машинёшке по ночному городу без цели и пути, просто наматывая километры, чтобы успокоиться, как-то прийти в себя.
Сегодняшний разговор продумывался и проигрывался им в голове ежедневно на протяжение последнего месяца, когда его шеф, Минато Намикадзе, впервые сделал ему заманчивое предложение проехаться поразвлечься уже по-серьёзному, на ночь.
С Намикадзе до этого Какаши контактировал лишь поскольку постольку, как подчинённый с начальником. Минато возглавлял отдел перспективных проектов и давно подыскивал зама. С замами Намикадзе катастрофически не везло. Фирму то и дело распирало от очередного скандала. То замы Минато просирали все сроки по контракту, то заваливали важные проекты, то входили в конфликт со смежниками…
Словом должность зама Намикадзе считалась на фирме несчастливой, хотя сам Минато вызывал у всего коллектива только восторженные охи-вздохи. Каждая первая сотрудница была по уши влюблена, каждый первый содрудник — мечтал завести с ним приятельские отношения.
Потому когда Минато однажды подошёл в обеденный перерыв к Какаши и по-приятельски у всех на глазах угостил кофе, принесённым в руках, все обалдели. Какаши был сотрудником перспективным, но работал на фирме ещё не так долго, чтоб обратить на себя высшее внимание…
— Привет, не против, если подсяду? — улыбка Минато не могла не располагать к себе. — Угощайся. Давно хотел обсудить твой новый проект…
Разговор получился таким занимательным, что Минато с перерыва утащил Хатаке к себе в кабинет, обставленный с технологической роскошью. И при всём том Минато вёл себя так, словно на всё окружающее великолепие ему плевать с высокой колокольни… Он совершенно очаровал Какаши, выспросив у него буквально всё, что было у новичка из новых и свежих идей.
В тот первый раз Минато, приценившись впервые, пока оставил Какаши в покое. Но в следующий понедельник, проходя мимо по коридору, не только остановился принять приветствие, но и небрежно уронил Какаши:
— Сегодня свободен? Вечерком можем заскочить выпить…
— Эм-м… Да.
Так это всё и началось. Минато не был настойчив, о нет. Вечерний выпивон на пару единиц горячительного установил между ними весьма доверительные границы. Минато постепенно узнал о Какаши всё, и про его карьеру, и про семью. И спрашивал, и слушал Намикадзе очень внимательно, пристально, врастая в человека, вслушиваясь так, словно ничего интересней в жизни не слышал. Аж замирал. И Какаши где-то подспудно понимал, почему в Намикадзе влюблялись с первого взгляда, а те, кто не влюблялся с первого взгляда, влюблялись с первого слова…
Так Минато узнал и что парень у Какаши — простой школьный учитель, и что ребёнка они воспитывают чужого, и что живут скудно, и что развлекаются только по выходным. Всю интимную подноготную, короче.
Минато Какаши понимал и сочувствовал. Поддакивал. Выражал осторожное сожаление, что парень у него такой вот занятой и непродвинутый, тратит свою и Какашину жизни на чужих, по сути, детей… Выслушивал с сожалением в огромных голубых глазах про невыносимый характер Наруто в его гадком пубертатном возрасте… Цыкал языком, видя одышливую развалюху — машину Какаши… Сам-то Минато раскатывал на лимузине, ничуть не стесняясь такого выпендрёжа, спокойно заявляя всё право жить по-королевски, соответствуя статусу.
— Я заслужил, — спокойно пожимал он плечами, прощаясь с Какаши по выходе из бара, и ехал тусить на всю ночь в клуб, а Какаши — домой. Спать…
И говорил, говорил, говорил ему Намикадзе во время их участившихся встреч только самое лестное. Про перспективность проекта Какаши, про его светлую голову, про то, что жизнь может дать куда больше, чем отсыпает Хатаке теперь.
— Поехали как-нибудь ко мне за город. Возьми Ируку своего. Оттянемся как надо. Бухло, девки — за мной не заржавеет.
Какаши вздрагивал при одной крамольной мысли позвать на такое мероприятие Ируку, и на лице его отражался ужас пополам с досадой. Ирука ни за что не согласился бы и Какаши бы не пустил…
— Нам Наруто не с кем оставить, — хрипел он наконец первое попавшееся.
Минато с сожалением цыкал языком, а потом, в понедельник вся фирма шумела слухами об очередной отвязной вечеринке Минато. Намикадзе был подлинный король, что жил, не считая нужным вмещать себя в какие-либо рамки, владел умами всех на фирме. Дружеским знакомством с ним буквально бредили, а он выказывал расположение лишь к Какаши.
— Не упускайте возможности, Какаши-сан, — с плохо скрываемой завистью улыбались Хатаке в лицо его коллеги. — Минато-сан вас очень отличает, но он любит, чтобы его замы были также и его близкими приятелями.
А обозначало это одно. Что Какаши предстояло многое в формате своей жизни и в близком окружении пересмотреть, чтобы стать достойным дружбы Намикадзе. И должности его правой руки.
Лишь один угрюмый молчун Асума Сарутоби однажды заловил Какаши в неприметном уголке между этажами на лестнице — уж верно неслучайно — и выдавил из себя пару слов.
— Какаши… Смотри… Поосторожней с Намикадзе. Я давно работаю здесь, и вот что тебе скажу. Он сожрал всех, кто был талантливей его и мог бы претендовать на его должность. Вот так же втирался в доверие, а потом подставлял…
Какаши на такое только фыркнул. Невозможно! Намикадзе был гений, подлинный гений, он мог не бояться ничьей конкуренции, его положению на фирме ничего не угрожало, а если люди были столь глупы, что у них от собственного успеха срывало крышу и они забывали о своих должностных обязанностях, то уж точно тут не было вины Минато.
И вот, делая шаг за шагом маленькие уступки в счёт укреплявшейся дружбы с Минато в ущерб собственной семье, Какаши как-то совершенно незаметно для себя отдалился и от Ируки, и от Наруто. В чём его очень осторожно и незаметно поддерживал Намикадзе. Он умел так выворачивать смысл сказанных Какаши слов, что у Хатаке складывалось полное ощущение того, что он сам это и имел в виду.
И вот, Какаши уже начал потихоньку, исподволь приучаться довольно свободно распоряжаться своим временем и финансами, мотивируя тем, что он имеет право на небольшие радости… Раз и другой пропустил забрать Наруто после дополнительных занятий, потом не поехал с Ирукой в супермаркет за продуктами, отговорившись тем, что ему надо завезти документы коллеге на другой конец города, а сам поехал с Намикадзе на закрытый показ скандального фильма…
И как это так быстро случилось, что очередное приглашение Минато потусить ночью в клубе, Какаши не отклонил?
— Приятель, ну, чего ты? Неужто домой поедешь? — делал большие глаза Минато. — Мы должны как следует отметить твоё вступление в новую должность! Теперь ты мой зам, так должен же я знать, могу ли полагаться на тебя не только в рабочих моментах.
На лице Какаши так явственно отразилось колебание…
— Минато… Я рад конечно, новому назначению, но пока… Нет у меня средств, чтоб так вот оторваться… На неделе пришлось сделать взнос за обучение Нару…
— Ох, Какаши, — сверкнул ехидной и немножко жалостливой улыбкой Минато, — что ж мне с тобой делать… Снова ты начинаешь — муж, ребёнок… Это скучно, Какаши, ты сам понимаешь ведь, что не муж он тебе, этот Ирука. И никакого ребенка у тебя тоже нет.
Какаши вытаращил глаза, но Минато не дал ему и слова вставить.
— Давай так, сегодня — я угощаю и не хочу слышать ни про какие твои семейные обстоятельства.
Тут Намикадзе неожиданно наклонился совсем-совсем близко к Какаши и его гипнотические голубые глаза оказались на одном уровне с какашиными чёрными:
— Малыш, ты представить себе не можешь, какой мир тебе откроют большие деньги… Я хочу, чтобы ты это понял сейчас. Чтобы двигаться вперёд, надо что-то оставить позади. Или кого-то. Всё, что будет тянуть тебя назад и тормозить. Какаши, жизнь улыбается только тем, кто идёт вперёд и не твоя вина, что есть люди, которым вечно рыться в грязи под ногами — нормально.
Какаши тяжело сглотнул, всматриваясь в огромные и чудесные глазища Минато. В них так и плясало всё, о чём до сих пор Какаши только грезил ночной порой, лёжа под боком Ируки на их бедном тоненьком футоне.
— Ты со мной или нет? — и Какаши понял, его спрашивали сейчас не только о планах на вечер…
И кивнул головой…
<center>***</center>
Но даже сейчас, после всего, что было сказано и сделано, и что Какаши считал правильно сделанным и правильно сказанным, его жёг нестерпимый стыд и мерзкое чувство, как тошнота, подкатывало к горлу.
Ирука и его утонувшие глаза так и стояли перед мысленным взором. Он смял его и подавил приёмами, которые, оказывается, быстро перенял в общении с Минато, но…
Победителем себя Какаши не чувствовал, а чувствовал варваром, ублюдком и скотом, который пришёл в мирное гнездо, где ему всегда были искренне рады, где он был всегда нужен и любим, и напортил там, наворотил с три короба. Нет, чтоб объясниться с Ирукой как мужчине с мужчиной, устроил некрасивую свару, наговорил такого, что хотелось теперь вымыть рот с мылом.
Он яростно жевал губу, благо, под маской этого было не видно. Ведь можно было сказать, коли уж так получилось, Ирука, мол, прости, хочу пожить отдельно, но ответственности за вас, моих любимых, с себя не снимаю и ни в чём тебя, мой хороший, не виню…
Можно ведь было?
Можно…
Но мерзотное послевкусие отвратительной сцены и абсолютная теперь невозможность загладить вину перед семьёй представали перед Хатаке совершенно очевидным образом.
И с ужасающей ясностью Какаши понял теперь, своим на миг прояснившимся рассудком, что назад пути теперь уж нет и если он хочет и вправду вкусить новой и счастливой жизни, которая очаровала и ослепила его с той секунды, что он влез в сверкающий белый лимузин Намикадзе, ему следовало вымарать семью из памяти целиком и полностью. Как и советовал Минато, вырвать, бросить и идти дальше — вперёд и только вперёд.
На заднем сиденьи что-то раздражающе блямкало и Какаши в своём вздрюченном состоянии никак не мог понять, что именно. Наконец он остановил машину, вышел и открыл заднюю дверцу. Это был бустер от детского кресла, который Какаши ставил, когда требовалось забирать Наруто с вечерних занятий в школе. По закону всё ещё полагалось так делать, потому что Наруто только этой осенью должно было исполниться тринадцать. И этот лось на бустере смотрелся прекомично, каждый раз поднимая вопли, что он больше не сядет в него, и пусть у Какаши отнимут права. Но, конечно же, садился.
И с Наруто не попрощался даже… Убежал, не дождавшись парня с вечерних занятий. Стыдно стало, вот и струсил Какаши. Это ведь хорошо было и легко свои наполеоновские теории развивать, держа на весу бокал дайкири, и сидя на кожаных подушках дивана с пьяной красоткой, что держал на коленях. А в глаза подростку, который его иногда забывшись и папой называл, взглянуть было всё-таки ссыкотно. Пусть уж Ирука сам там как-нибудь объяснит Наруто. Он же педагог и отличный, между прочим, педагог. Даром что ли работал с проблемными подростками.
И всё-таки… Страх и трусливое какое-то отчаяние наваливались на Хатаке неумолимо.
И теперь, глядя на этот несчастный бустер, что больше никогда не пригодится Какаши в машине, его обуяла такая злость и ярость, что Хатаке ухватил несчастное кресло и чуть не выдрал его вместе с ремнём безопасности. Вышвырнул бустер куда подальше, не заботясь о том, чтоб не попасть им ни во что.
И на миг сделалось легче.
На миг…