Должно же стать наконец хорошо! Должно же! Он столько денег тратил на то, чтоб вкусить все прелести богатой жизни, о чём так долго мечтал!
Клубы, дискотеки, ночная жизнь мегаполиса… Какаши с головой окунулся в мир бесстыдного и роскошного разврата, что так щедро предлагал огромный город каждому, у кого в кармане звенели монеты.
И кстати, если Какаши в какие-то редкие минуты просветления от угара и задумывался, то своим аналитическим умом не мог не понимать — денег у него было по-прежнему не так уж и много. И выходило оно как-то само собой, что зарплата у него теперь была такая, о которой он раньше мог только мечтать, но богаче от этого он не сделался ни на йену. А всё потому, что уровень расходов у него резко вырос прямо пропорционально новому доходу. И в результате Какаши как и раньше что зарабатывал — то и тратил, и хоть изредка и пытался себя оправдать, что вскоре его проект начнёт приносить фирме прибыль, а значит ему будут начисляться денежные бонусы и он сможет наконец отложить нужную сумму на обучение Наруто. Оплатить подростку учёбу он обещал себе твёрдо-натвердо. Ему это, казалось, было по карману. Но каким-то загадочным образом каждую неделю оказывалось, что у него в кармане — снова ни йены. И Какаши просто не понимал, как это так выходило. Раньше всеми их финансами ведал Ирука, проявляя подлинные чудеса экономической мысли, умудрялся выкраивать из скудного бюджета скромные, но достаточные суммы и на то, и на сё. Им всем хватало. Теперь же Какаши проживал дикие деньжищи один, и ему не хватало буквально ни на что…
— Не понимаю, — тупо твердил он после рабочего дня, внимательно изучая историю банковских операций своего счёта, пытаясь постичь — куда ж девались немалые средства.
— Забей! — приговаривал на это Минато. — Лучше подумай, куда бы нам завалиться сегодня.
И Какаши как опоённый, подчиняясь бесшабашному весёлому блеску синих глаз Минато, отбрасывал в сторону все сомнения и чёрные мысли, принимался лихорадочно прикидывать — где он ещё не бывал, чего ещё не пробовал…
Лимузин Минато теперь всегда был к его услугам. Намикадзе смеялся и издевался над скромной тачкой Какаши, советовал выкинуть рухлядь, но Какаши отчего-то цеплялся за последнее звено, что было общее между ним и потерянной навеки для него семьёй. Он помнил, как радовался Ирука и как верещал Наруто, когда Какаши подрулил на ней к дому и посигналил. Не мог он эту развалюху продать… Не мог и всё. В ней ещё пахло Ирукой, то и дело тут и там обнаруживались какие-то мелкие следы пребывания мужа и ребёнка. То наушники Наруто, то список продуктов, записанный чётким убористым почерком Ируки… Навевали они тревогу и сосущую под сердцем тоску. Словно Какаши провинился и ждал порки, а мать подошла и не ударила, а погладила по голове и захотелось для нее за это сделать всё-всё-всё правильно и больше никогда не огорчать…
Потому машину он загнал в гараж и честно попытался выкинуть из головы все мысли, которые просыпались при одном взгляде на их семейный рыдван. Остатки, осколки, они настойчиво лезли в голову, как воспоминание о виденном ночью сне. Что надо бы отвезти Наруто в воскресенье в школу, у них с классом экскурсия за город, или что надо бы съездить с Ирукой за продуктами или к врачу: Ирука наблюдался у окулиста — издержки профессии учителя.
И приходили эти непрошенные, но живые воспоминания как тревожные звоночки из того, прошлого мира, где у его жизни был вкус и был смысл.
Но Минато… О! Минато никогда не оставлял его в покое, словно чуя нутром, что Какаши нельзя было давать задумываться над своей жизнью в одиночестве. У Намикадзе всегда находилось на Хатаке время, он никогда словно бы не уставал тусить и развлекаться, и пёстрые ночи их менялись, как цветные стекляшки в волшебном калейдоскопе, будоража воображение, но не оставляя по себе никакой памяти или хоть одного живого впечатления.
Какаши словно тонул и захлёбывался в том, во что превратилась его жизнь теперь. Раньше, с Ирукой, у него было твёрдое и спокойное ощущение, что он плывёт туда, куда хочет. Были мечты, планы, проекты. А теперь Какаши всё чаще ловил себя на том, что у него не стало хватать времени буквально ни на что полезное и важное.
Так, например, исподволь и при полном попустительстве Минато он совершенно не находил времени теперь заниматься своим проектом даже в рабочие часы. Потому что утром появлялся ещё не отошедший от вчерашнего, с сухостью во рту, с головной болью, разбитый на тысячу кусочков. Отпивался кофе, раскачивался только к полудню, отсылая от себя всех, кто шёл к нему с вопросами по проекту. В полдень обедали с Минато и уже принимались строить планы на вечер, опять было не до работы. Днём можно было бы заняться делами, но у Какаши как назло образовывалась вдруг такая прорва мелкой бумажной чепухи, что заканчивал он к вечеру с гудящей головой и ощущением, что снова рабочий день прошёл зря.
На собраниях Минато, однако, никогда не поднимал вопроса о срыве сроков, смотрел на Какаши, что готов был на таких вот собраниях провалиться сквозь землю от стыда, одобрительно, кивал, выражал уверенность, что Хатаке непременно справится. После собрания жал ему при всех руку и никто больше не смел до Какаши докапываться. Сам Хатаке клятвенно обещал себе, что завтра же возьмётся за дела и ух как возьмётся! Но завтра наступало снова после бурной и бестолковой ночи и Хатаке жизненно было необходимо посидеть в тишине и попить кофе, потом звонил Минато и звал его обедать, потом…
Он искал свободы, а обрёл лишь безделье и безнаказанность, которые, словно упругая волна, перевернули его на спину и повлекли куда вздумается, а его сильные руки повисли бессильно, как плети, и отказывались служить. Поплыл Какаши по волне своей новой счастливой жизни, как мусор, что равнодушная холодная волна несла в океан, чтобы прибить в конце концов к огромному мусорному континенту, где Какаши Хатаке, великолепный Какаши Хатаке, был всего только ещё одной из миллиарда мусорной частичкой, загрязняющей планету одним своим существованием.
Разочарование наступало медленно, но верно. Еда в заведениях выглядела великолепно и стоила баснословных денег, но на вкус ничего особенного собой, как правило, не представляла. Экзотический мангустин напоминал вкусом мыло, нихерово стоивший хвалёный трюфель — вонял, как вчерашние носки. Может быть, свиньи и были от него в восторге, Какаши не знал и знать этого не хотел, а только в рот это вломить так и не сумел себя убедить.
— Ну, Какаши, — подбадривал Минато, — что ты как деревенщина?
Но Хатаке стоял на своём. Счёт в несколько нулей он оплатил, но был в шоке. Он только что потратил эквивалент ирукиной зарплаты на блюдо, которое ни одна собака и нюхать не станет?
Это вот и была та самая роскошная и изобильная жизнь, полная возможностей?
От элитного алкоголя в причудливых бутылках тошнило точно так же, как от невыбродившего саке, которое Хатаке употреблял в бесшабашной молодости. И хуёво наутро было точно так же, как когда Какаши упарывался дешёвым пойлом в самой затрапезной рыгаловке, где тусили рокеры. Тогда он мечтал о днях, когда даже нюхать не станет эту дрянь, а будет употреблять только всё самое дорогое и качественное.
— Ирука! — стонал он, пытаясь разлепить опухшие глаза, еле ворочая дубовым языком, мечтая, чтоб смуглые ласковые руки коснулись его пылающего лба. Чтоб его обругали скотиной и дали попить воды, а потом усадили завтракать за нормальный стол, дав нормальной сытной еды. Яичницы или каши. От ресторанных изысков Какаши снова напомнил о себе застарелый гастрит, который давно уж, казалось бы, помахал ему ручкой, изгнанный домовитым Ирукой навсегда.
Но отвечали ему наутро голоса вовсе незнакомые, равнодушные и хамские. Им было плевать на Какаши, на его адские муки, было дело только до себя, потому что просыпались его случайные знакомые, точно так же убитые возлияниями и развратом, в котором, как выяснилось довольно быстро, не все были такими уж и мастерами. Ничего нового, в общем-то, Какаши не познал, о чём хотелось бы пожалеть, что не испытывал раньше.
Девушки из клубов, по их собственному утверждениям, за собой «следили». Выражалось это в том, что они были худыми на грани истощения, и соответственно практически не испытывали возбуждения от секса. Им приходилось стимулировать себя неумеренным потреблением коктейлей, а то и чего посерьёзней, так что одноразовые подружки Какаши больше проводили времени обнимаясь с унитазом, чем с Хатаке. Да ему как-то и стрёмно было трахать только что блевавшую тушку, которую и взять-то было особо не за что, и сжать покрепче — страшно. Не говоря уж о том, что никакого особенного кайфа от проникновения в сухое и растраханное кем-то до него лоно Какаши не испытывал.
Парни были ещё хуже. Эти женоподобные мальчики… Фу! Хатаке очень быстро научился отшивать их ещё на подходе. Он, может, и был геем, но пидарасом — уж точно не был никогда. Он жил с парнем и любил парня, но это был именно парень, у которого всё было мужское, как положено. И соски были грубые, а не напомаженные, и ноги волосатые, а не побритые, не говоря уж о промежности. И голос мужской, и задница мужская.
И вообще. Какаши иногда хотелось нырнуть в нагретую другим телом постель, свернуться в клубочек и повспоминать… Какой Ирука был тёплый, плотный, шелковистый наощупь… Как любили они нежно целоваться под одеялом рано утром, когда ещё весь их многоквартирный муравейник спал и Наруто дрыгал во сне ногой, воображая, наверное, что играет в футбол.
Сонные часы перед рассветом… Драгоценные, пронизанные розовым светом бледного юного солнца и имевшие вкус поцелуев — неторопливых и долгих, как сама их любовь…
Куда вдруг всё это, интимное и драгоценное, подевалось — Какаши не понимал. Почему вдруг его жизнь превратилась из сундука с сокровищами в помойное ведро, полное разноцветного хлама, пёстрых бумажек и бесполезного битого стекла? Он не давал себе думать над этим, потому что боялся.
В детстве, в голодном, холодном и босоногом детстве отец часто читал Какаши приключенческие книги с картинками. Одна особенно нравилась мальчишке — история про то, как европейские колонисты, прибыв на какой-нибудь дикариный остров, обманывали глупых островитян, за красные одеяла и стеклянные бусы требовали плату настоящими золотыми слитками… Лица у дикарей были нарисованы художником такими глупыми и наивными! Вот ведь дурачки — за стекляшки отдавали золото!
Теперь Какаши вырос, натворил делов и больше над дикарями не смеялся. И сдавалось ему всё чаще, где бы он ни был — в пафосных ли клубах, в закрытых ли для простых смертных ресторанах, на загородной вилле Намикадзе — везде в дорогих зеркалах он видел мельком своё отражение и лицо у него было глупое и наивное, прямо как у тех дикарей, что по дурости и незнанию платили чистым золотом за битое стекло…
<center>***</center>
— Статистические сводки за последний квартал свидетельствуют о неуклонном снижении…
— Надо что-то делать. На носу конец квартала, старик хочет видеть цифры…
— Недавние флеш-опросы показали…
— Господа, на десятое число есть какие-либо достоверные данные по…
— Десятое! Вы хоть понимаете, что на десятое октября мы вышли в минус?
— Какаши?
— Господин Хатаке?
Какаши поднял взгляд на оживлённо переговаривавшихся за столом коллег, словно его хлопнуло по спине. И сразу нашёл по привычке ясный взгляд Намикадзе. Кивнул. Откашлялся.
И застыл.
— Какое, вы говорите, сегодня число? — внезапно охрипшим голосом вдруг спросил Хатаке у экономиста — крепкого толстяка Акимичи.
— Десятое октября, Хатаке-сан, конец формирования квартальной отчётности…
Что там ещё дальше бормотал Акимичи, Какаши пропустил. Внутри него будто всё ухнуло вниз, проваливаясь в пропасть.
Десятое октября? Уже??? Так быстро?
Сегодня был день рождения Наруто… Тринадцать лет…
Первая мысль была паническая, что день рождения уже сегодня, а кафе не заказано, подарок не куплен и вообще, что Какаши не знал — куда они сегодня пойдут. В парк развлечений, как просил Наруто? Вроде не солидно — большой уже парень. Вторым инстинктом было немедленно позвонить Ируке и уточнить — где их встретить и что он решил. Лихорадочно пронеслось в голове — какого чёрта Ирука его не предупредил? Или у них вообще не было в планах праздновать именно сегодня, а было принято решение отложить на выходные? Ничего не было понятно…
— Извините… — пробормотал Какаши ошарашенным коллегам и вышел в пустой коридор.
Взял трубку, лихорадочно взялся листать меню, пытаясь вспомнить, куда он задевал Ирукин номер. Глаза лихорадочно шарили по строчкам. Имена все были незнакомые, их было много и они ни о чём Хатаке не говорили. Умино… Никакого Ируки Умино у него в контактах не было. Телефонный аппарат был новый, симка тоже…
Блять!
Какаши двинулся по коридору к своему кабинету. В кабинете принялся шарить по ящикам стола, пытаясь как в бреду припомнить, где мог валяться его старый аппарат.
Простенькая Нокия лежала при смерти на подоконнике. Старательная уборщица положила аппарат в пластиковый накопитель мелкого барахла. И закрыла крышкой. Какаши вытащил телефон, повертел в руках. У него даже не было зарядного устройства для этого допотопного монстра. Новый его телефон заряжался от беспроводной станции.
— Какаши, что случилось?
Хатаке не обернулся.
— У тебя случайно нет зарядника к Нокии 3310? — бросил он через плечо.
— Да ты, наверное, шутишь! — фыркнул Намикадзе, по-хозяйски устраиваясь за его столом с ногами.
— Тогда извини, мне нужно… — с этими словами Какаши вышел и направился к разработчикам, в кабинет, где и начинал работать в этой компании, когда-то, так невозвратимо давно…
— Какаши! — властно прикрикнул Намикадзе, но Хатаке его не услышал.
<center>***</center>
Телефон, верная старуха Нокия, пискнула, показывая, что жива…
— С чего это вы, Какаши-сан, решили реанимировать это барахло? — пропищала Куренай.
Какаши не ответил, стоя над аппаратом, воткнутым через шнур в розетку. Мял губу под маской. И охуевал с себя самого. Когда он видел этот телефон в последний раз? Получается, сколько же он не звонил Ируке? И Наруто? Месяц? Два?
Какаши похолодел.
А вдруг у них что-то случилось, а ему даже не смогли дозвониться? А вдруг… Господи боже мой! Да что угодно могло произойти… Воображение рисовало ужасные картины. Ируку в больнице… Наруто, голодного и холодного, одного на улице, сидящего на лавочке в ночном парке…
— Да скоро ли? — Какаши нетерпеливо потыкал светящиеся жёсткие клавиши. Он уж и забыл, как обращаться с кнопочным телефоном.
Наконец, экранчик засветился.
4 звонка. Ирука… Последний — 2 недели назад. Два сообщения. «Козёл!» от Наруто, в тот день, когда он ушёл. Ночью, видать, на эмоциях.
«Ты не берёшь трубку. Не понимаю, чего ты боишься? Я всего лишь хотел узнать, когда ты заберёшь свои вещи». Ирука.
— Хатаке-сан, с вами всё хорошо? Вы такой бледный…
<center>***</center>
— Что ты делаешь, Хатаке?
Намикадзе был столь любезен, что впервые за столько лет решил зайти в сортир для рядовых сотрудников. Искал Какаши.
Чего его было искать? Какаши сидел на захлопнутой крышке унитаза и с надрывом выл, перечитывая эти скупые слова. О том, что он козёл, и что он боится. Боится услышать Ирукин голос и узнать, что его вещи больше не нужны в квартире.
До сих пор Какаши и не отдавал себе отчёта, что это всё. Действительно всё. Потеряв телефон, он выкинул семью из памяти, с их заботами, и насущными делами, вычеркнул себя из их жизни, но ведь они по-прежнему были! Существовали! Ирука хотел, чтобы Какаши забрал свои вещи! Они тоже вычеркнули его из своей жизни! Не они стали ему не нужны, а он — им не нужен!
Как же так! Почему они не плакали, не засыпали его номер эсэмесками, звонками? Они действительно научились жить без него? Бред! Такого не может быть! Его доля в семейном бюджете и в жизни семьи была всегда основной! Они не могли вот так — взять и послать его нафиг! Неужели, Ирука и Наруто не хотели его назад, такого расписного, богатого, делового, значимого? Как Ирука думал переводить Наруто в другую школу? На какие шиши? Он что, сумасшедший? Он собирался голодать? Отказаться от лекарств и новой одежды?
При этой мысли Какаши похолодел и даже почти что заледенел. А ведь так оно и будет! Что он, Ируки не знал? Умино лучше будет ходить в рваном свитере голодный, «забыв» купить себе необходимые для зрения капли, но нужную сумму найдёт!
Палец бессмысленно нажимал на кнопки, ища, как сделать вызов. Перед глазами всё мутилось и плыло. Некстати совершенно лезли в голову возмутительные чудовищные цифры трат. Вспоминалось, как он, Какаши, швырял не глядя бешеные суммы! Танцовщицам! Барменам! Проституткам! Потому что так было принято и это был хороший тон! Хороший тон… А в это время его семья перебивалась на гроши, его родные люди были вынуждены жить впроголодь! И он ни йены не смог найти на подарок Наруто. Даже не вспомнил. Но он это исправит! Непременно у Наруто будет самый классный подарок во вселенной! Какаши не пожалеет денег…
— Намикадзе-сан… — Какаши чувствовал, как во рту стало вязко. — Мне нужен отгул на сегодня.
— Семейное торжество? — с лёгкой издёвкой проговорил Минато, возникая, такой весь лёгкий и солнечный, в проёме кабинки. — А я думал, мы сегодня обмываем твою новую тачку?
Какаши поднял на него полный ужаса взгляд.
Какую тачку?
И открыл рот.
Не будет у Наруто никакого подарка…
Потому что у Какаши теперь была тачка. С нереально низкой ультрамодной посадкой. Возмутительно дорогая. И абсолютно дебильная. Капризная и возить в ней можно было только свой собственный зад. На большее это понторезное корыто не годилось.
Какаши никак не мог припомнить момент, когда решение о такой неуместной покупке созрело и родилось в его голове.
Наверное, это случилось, когда Минато хлопнул его посреди пьяного угара по плечу и уронил, что Какаши потому так хуёво, что у него нет приличной для мужика тачки. Вот купит себе приличную говновозку — и сразу станет хорошо.
Сейчас Какаши сидел оглушённый, и единственное, что понимал — ему очень плохо. От одной мысли, сколько теперь он должен Минато. Намикадзе одолжил недостающую — да почти что всю! — сумму. Бросил только, что деньги эти почти что и без того Какашины. За проект. Который Минато оформил как свой собственный. Потому что премиальные в таком случае были в несколько раз больше, чем если б проект числился по-прежнему за Какаши — всего лишь заместителем Минато.
Хатаке почувствовал, что у него леденеют уши. Как у человека, осознавшего, что он проснулся в гробу. Закопанный заживо.
— Мне очень нужен сегодняшний день… — как робот, повторил Хатаке севшим голосом. — Извини, Минато. Сегодня никак не получится обмыть машину.
Минато досадливо дёрнул божественно красивым и капризным носом.
— Ты опять за своё, Какаши? Ирука простудился? Или у них дома закончилось молоко? Сколько ты будешь кидаться по первому требованию?
— Сегодня день рождения Наруто…
— И что с того?
— Я хотел сделать подарок…
— Малыш! — в голосе Минато впервые прозвучали стальные нотки, когда он заговорил с Какаши. — Ты не забыл — машина обошлась тебе в значительную сумму. Может быть, было бы лучше тебе заняться проектом? Я хотел бы видеть хоть промежуточные итоги первых тестов… Иначе… Наградные тоже выписываются не просто так…
Повернулся и ушёл. Оставив Какаши обтекать. Приоритеты были расставлены более чем ясно. Пока Какаши соглашался плясать под дудку Намикадзе, отказа ему не было ни в чём. Но стоило Хатаке чуть натянуть поводок в сторону прежнего дома, оказалось, на шее у него был крепко затянут стальной парфос, и шипы пребольно дали о себе знать сегодня впервые.
И Какаши поплёлся в свой кабинет, не посмел на этот раз даже кофе прихватить себе по дороге.
Пошёл работать. И пробовать первые горькие плоды своей новой счастливой жизни.