Смерть пахнет рвотой, и это Гвен знает не понаслышке: первое дело было крайне скучным и мерзким, и пока криминалисты разбирали кусочки выбитых на кирпичную стену мозгов, Гвен тихонько себе блевала в сторонке да лихорадочно соображала. «С боевым крещением», — хлопнула ее по плечу тогда еще молодая Хелен Андерсон. Это, конечно, не помогло ни сбить запах смерти, ни запах рвоты, но отпечаток тяжелой пятерни Гвен может прочувствовать на своем плече хоть сейчас.

Смерть прячется под ногтями и липнет к одежде.

И ее не выстирать, не выскоблить, не стереть.

Гвен слышит этот запах так часто, что, кажется, можно сойти с ума. Он лезет ей через рот, обжигает носоглотку, давит на горло, подкатывает к гландам кислый желудочный сок. Гвен дышит им, этим запахом, и в ушах у ней начинает звенеть.

Динь-дон, динь-дон.

Кажется, с похожим улюлюканьем раньше сжигали на церковных площадях ведьм.

А еще смерть пахнет водкой. Это Гвен знает так же ясно, как собственное имя: лейтенанту Хелен Андерсон даже выслали письмо с особой благодарностью. Еще и приписку не забыли — «с наилучшими пожеланиями, Киберлайф». И пока лейтенант Хелен Андерсон, гребанная героиня этой гребанной футуристичной сказки, сказочно спивает себя в один дальний утиль, на Гвен вдруг накатывает тяжелым и неотвратимым осознанием того, что оно случилось.

Кон-чи-лось.

Стеклянное восстание подавлено: все сахарные человечки приглашены на чаепитие и там же перебиты.

Смерть, оказывается, пахнет и карими глазами, и темными кудрями, и даже нарисованными на переносице веснушками.

А в ушах — стук, звон, дробь, напалм.

А внутри — дыра десять сантиметров в диаметре и все то же неизлечимое злокачественное.

Стеклянное восстание подавлено, и сколы любезно сметают под ковер. Не проходит и полторы недели, как на порог участка высылают новенькую и свеженькую, кажется, только с конвейера. Она все та же: молодая, красивая и до болезного стука внутри искусственная. Но воспоминания о ней еще свежи, и Гвен не успела наиграться в безответные чувства, а потому ведет ее все также — неотвратимо близко.

На грани фола, не иначе.

Гвен говорит:

— Зачем нам кукла? — и справедливо терпит звонкую пощечину. Хелен, впрочем, все равно не успевает, и руку ее хватает другая, пластиковая, искусственная, гребанная и красивая даже под рукавом бесформенного пиджака.

Красивая девочка-андроид тоже говорит:

— Меня зовут Кейра, андроид, прислана из Киберлайф.

И все сразу как будто встает на свои места.

На фальшивку не покупается только слепой — ну, и Гвен тоже.

Ведь смерть пахнет и карими глазами, и темными кудрями, и нарисованными на переносице веснушками. А у этой красивой девочки-андроида ни карих глаз, ни темных кудрей, ни уж тем более никаких нарисованных на переносице веснушек.

Гвен видит одни лишь серые ледовитые и тут же понимает: это все.

И это действительно, черт возьми, все.

Все кончилось, не успев начаться.

Фол, уже даже не на грани.

Ведь новенькая и свеженькая — совсем не Кейра.

Совсем не сахар.