- Сегодня нужно будет вести себя потише. – Голос Рейвена звучит тихо, обволакивает теплым одеялом и проникает в каждую клеточку. Хванун отвлекается от захватывающей переписки в чате и ошарашено хлопает глазами.

Что он задумал?

- Ты чего? – Ун едва успевает отложить телефон, когда сильные руки обхватывают его за талию и тянут к себе, заставляя прижаться спиной к широкой груди.Это выглядит очень мило, когда Ёнджо хочет обниматься, и немного напрягает, когда Ёнджо просто хочет.

А он хочет, Хванун чувствует это. Кожей ощущает возбуждение, и голос его такой томный и сладкий.

И в поясницу что-то уперлось.

Рейвен будто ничего не слышит – стискивает в объятиях еще крепче, оставляет на шее дорожку из коротких поцелуев-укусов. Тонкая бледная кожа мгновенно расцветает алыми пятнами. Губы скользят дальше, на так заманчиво выглядывающее из глубокого выреза плечо. Пальцы забираются под домашнюю футболку, по-хозяйски трогают напряженные мышцы живота.

- Хочу тебя. – Обычно он такого не говорит, а сразу действует, но сегодня явно что-то не то. От этой фразы и настойчивых прикосновений волна мурашек пробегает по позвоночнику и смешивается с паникой. В затуманенных глазах Хвануна – желание, но остаток здравого смысла напоминает, что в общежитии они не одни. Да, сейчас ребята внизу, и с воплями рубятся в приставку, но, в любой момент кто-нибудь может подняться. Даже не так: кто-нибудь обязательно поднимется. Или просто их услышат.

- Нельзя… Там внизу… - Блондин легонько толкает парня в грудь, пытаясь достучаться до остатков разума, еще не затуманенных похотью, и Ёнджо использует последний, самый запрещенный прием.

Целует. Медленно, глубоко и до безумия крышесносно. Целует так, будто это его спасительная нить, единственный шанс на жизнь и кислород. Облизывает чужие, такие сладкие и мягкие губы. И кусает, чувствуя на языке привкус крови. Держит в сильных руках, не давая путей к отступлению. И чувствует, как упиравшийся в грудь кулачок давит слабее, а потом и вовсе исчезает. Хванун окончательно обмякает в объятиях, сил в тонких пальцах хватает только на то, чтобы держаться за пахнущую дорогим парфюмом рубашку Рейвена.

В глазах Уна – пелена вожделения. Ёнджо заводит не хуже мощного афродизиака, и сносит голову, как крепкий алкоголь. Его губы и руки убивают, по каплям лишают рассудка. Хванун не соображает, как оказывается полностью обнажен, как его нога оказывается закинута на крепкое плечо.

И как Рейвен заглушает его стон поцелуем.

Ёнджо нереально это нравится. Нравится ощущение власти над Хвануном, нравится, как он паникует от страха быть раскрытым. Нравится, как сдерживает стоны и тихонько скулит сквозь сжатые губы. Нравится мучить и с силой вбиваться в хрупкое тело. Нравится до синяков стискивать худые бедра и оставлять на белой коже бордовые засосы. Нравится чувствовать на языке приятные вибрации голоса. Нравится быть грубым. Нравится, когда аккуратные ноготки располосовывают спину и плечи. Нравится, когда он томно и по-блядски шепчет:

- Про…просыпайся.

-А?

Сведенное сладкой судорогой лицо медленно тает, будто растворяясь в тумане. Рейвен безуспешно пытается разлепиться намертво склеенные тяжелым сном веки. Внизу живота, на удивление, вместо приятной легкости – болезненное напряжение, а перед лицом – улыбчивая мордашка Хвануна. Обычно, после такой бурной ночи, он просыпается позже всех, и ходит немного медленнее.

Что-то тут не так.

- Вставай давай, и так позже всех тебя будим. - Ун раздвигает шторы, впуская в комнату яркий солнечный свет. Парень выглядит бодро, и ведет себя так, будто ничего и не было.

Так.

Стоп.

А если и не было?

- Твою мать… - Рейвен валится обратно на подушку и с силой трет раскрасневшее лицо. – Это самый отвратительный сон, который я когда-либо смотрел.

-Правда? – Гаденькая ухмылка на губах Хвануна не сулит ничего хорошего. Парень осторожно опускается перед кроватью на корточки, и в его омутах-глазах черти водят хороводы. - Ага, то-то ты стонал полночи.

- А? – Рейвен не успевает понимать сказанное, все-таки слишком реалистичен был тот сон. И, пока лидер соображал, что к чему, Ун успел выбежать из комнаты, а его хохот слышался еще долго.

Но никто не мешает сейчас пойти в душ, чтобы освежиться и снять напряжение.

И затащить туда это блондинистую заразу.