— Эй, братюнь, что это было, мать твою?

Ты и не думал, что сможешь отвертеться от разговора об этом. Вообще-то, ты совсем не думал. Ты только прокручивал в голове эту сцену на складе, раз за разом, всю грёбаную ночь, и дымил в форточку. И ненавидел себя всё больше с каждой минутой. К утру из всего множества картинок перед глазами выделились две ключевые — напряжённая бледная спина девочки и её тяжёлый, обжигающий, полный ненависти взгляд. От последнего тебя пробирает до самых костей, и виски ломит от боли, и даже руки немного трясутся, когда ты тянешь ко рту очередную сигарету. Ты считаешь, что должен был вмешаться и попытаться это остановить — вместо этого ты сбежал.

— Я, блять, к тебе обращаюсь, братюнь, мать твою, удели каплю внимания своему охуенному бро! — голос Гамзии снова врывается в водоворот твоих мыслей, и ты медленно переводишь на него взгляд. Макара выглядит дружелюбным и вполне довольным жизнью, и все его слова совершенно не вяжутся с расслабленной позой и лениво-приятельскими интонациями в голосе. — Я, типа, хотел тебя влить в свою опизденительную тусовку, поделиться с тобой, мать её, клёвой чикой, а ты ушёл. Что не так, братюнь? — сосед с размаху усаживается на свою кровать, прямо напротив тебя, и смотрит в упор. И хотя голос его дружелюбен и поза расслаблена, во взгляде ты читаешь угрозу, и понимаешь, что не зря твоя интуиция порой заходится в истерике рядом с Макарой. Да он же настоящий конченый ублюдок, и ты впервые осознаёшь это со всей ясностью.

— Кто эта девочка? — спрашиваешь ты вместо того, чтобы ответить на вопрос, и Макара опасно щурится. Выражение его лица неуловимо меняется. Всё ещё улыбается, но уже не расслабленно и дружелюбно, а будто скалится — а ведь ни единая мышца не дрогнула. Тебя от этой метаморфозы прошибает озноб и по спине пробегает табун мурашек, но ты не отводишь глаза и стараешься вообще не шевелиться. Почему-то тебе кажется, что нельзя даже бровью дёрнуть, чтобы не спровоцировать Макару на какое-нибудь дерьмо.

— А тебе реально интересно? — Гамзи тянет гласные и чуть склоняет голову набок, разглядывает тебя как-то странно. Ты коротко киваешь. Твой сосед громко хохочет и резко подымается с кровати, так, что ты невольно вздрагиваешь. В один шаг Гамзи пересекает вашу крохотную комнатку и хлопает тебя по плечу: — Лучше сразу забудь, братюнь, — а после выходит за дверь, не прекращая смеяться. И ты действительно не знаешь, что теперь об этом всём думать.

В этот раз ты точно знаешь, когда именно всё пошло наперекосяк, но тебе от этого не легче. Внешне снова ничего вроде как и не меняется: Макара ведёт себя, как ни в чём не бывало, и продолжает любезно делиться с тобой сигаретами, и ты нихрена не понимаешь, но твои головные боли практически не прекращаются. Ты по-прежнему всё свободное время торчишь в компьютерном классе, но теперь ты не сёрфишь интернет без особой цели и не практикуешься в программировании — ты влез во внутреннюю сетку интерната и методично пытаешься взломать базу с личными делами воспитанников. Твой распорядок дня абсолютно не изменился, но теперь в столовой ты не равнодушно жуёшь, а всё время вглядываешься в каждую мелкую темноволосую девчонку, пытаясь найти ту самую. Как назло, в интернате полно темноволосых малявок, и тебя одолевают сомнения по поводу едва ли не каждой из них. Всё-таки в тусклом свете подвальной комнаты ты действительно плохо разглядел её лицо — куда лучше ты запомнил спину.

С той ночи прошло уже шесть дней — ты считаешь едва ли не часы, и тебя буквально пожирает чувство вины за то, что ты так тянешь и до сих пор не добился никаких результатов. Ты всё ещё ни разу не встретил (или не узнал) ту девчонку ни в столовой, ни в классах, ни во дворе во время прогулки, ни даже просто в коридоре. Ты уже взломал базу воспитанников и теперь методично шерстишь всех девчонок, начиная с самых младших — почему-то ты уверен, что она мелкая — но до сих пор не нашёл её. Ты уже начинаешь сомневаться в её существовании, и ты бы окончательно принял версию, что просто свихнулся и она тебе привиделась, если бы не Макара.

Макара всё так же регулярно отлучается по ночам. Однажды ты попытался снова пойти с ним, твёрдо намеренный остановить это дерьмо. Макара велел тебе остаться в комнате, и когда ты не послушался, у тебя выдалась беспрецедентная возможность почувствовать себя тем мальчишкой, которого твой сосед однажды избил в туалете. Той ночью ты снова не спал — если честно, ты теперь вообще хреново спишь. Той ночью ты с трудом дотащил свою помятую и костлявую тушу до постели и до утра вслушивался в тишину, и тебе мерещилась возня, приглушённые разговоры и тихое шипение той девчонки. Утром твой сосед вёл себя совершенно как обычно, а твои рёбра болели ещё около недели. Ты пытался незаметно следить за Макарой днём, и ты несколько раз видел, как он зависает с кем-нибудь из тех троих ублюдков — как их там звать вообще? Хотя какое тебе дело. Ты пытался следить и за этими ублюдками тоже. Но никто из них днём не контактирует ни с какой темноволосой девчонкой, и хотя их осторожность тебя порядком бесит, ты вынужден признать, что с их стороны это разумно.

Много раз ты спрашиваешь себя, какого чёрта ты вообще творишь, какого чёрта лезешь в это. Ну узнаешь ты, кто она, найдёшь её в базе, встретишь её в коридоре — что ты собираешься с этим делать? Ты слишком самодостаточное хуйло, чтобы всерьёз рисковать своей шкурой ради незнакомой малявки. Ты вообще-то не должен особенно за неё беспокоиться, она тебе никто, и тебе бы лучше позаботиться о себе самом. Макара пока что не трогает тебя — но он перестал называть тебя братюней и лепиться к тебе с бесполезным жизнерадостным трёпом, и ты знаешь, что напрягаешь его. Как долго это будет длиться, прежде чем перейдёт в открытый конфликт? На одиннадцатый день тебя посещает «гениальная» идея как-нибудь деликатно стукануть кому-то из воспиталок, что ночами на складе творится некоторое дерьмо. Но ты этого почему-то так и не делаешь. Задумавшись об этом, ты вынужден признаться себе, что боишься Макару. Ты прекрасно понимаешь, что если кто-то поймает этих засранцев — они в первую очередь отыграются на тебе. Скорее всего, ты единственный, кто может их сдать.

На тринадцатый день ты просмотрел уже три четверти всей базы интернатских девчонок. Что самое паршивое, ты постоянно спрашиваешь себя: что, если ты уже натыкался на её дело, но банально не узнал на фотографии? Что, если ты дойдёшь до конца, но так и не узнаешь её? И всё-таки, что ты будешь делать, когда найдёшь её, Каптор? В такие моменты твоя голова гудит от боли, и иногда ты подолгу сидишь за столом без движения, прижав ладони к вискам и не в силах хоть как-то с этим справиться.

Если бы ты знал, что эта ночная вылазка настолько на тебя повлияет, ты положил бы хуй на все возможные последствия и не пошёл с Макарой в чёртов подвал. Насколько было проще, когда ты ни о ком не беспокоился, кроме себя самого, когда какая-то незнакомая девчонка не маячила перед твоим внутренним взором всякий раз, как ты пытаешься заснуть, когда тебе... не хотелось никого защитить. Она тебе никто, НИКТО, чёрт возьми, и тебе бы лучше перестать её выискивать, перестать нарываться на неприятности с Макарой и просто заняться своими делами.

За такие мысли ты ненавидишь себя только сильнее и продолжаешь упрямо просматривать карточки воспитанниц.