Вы всё ещё сидите на лестнице, когда директриса и психолог заканчивают беседовать с Терези. Вам обоим директриса велит идти спать, даже пытается сделать выговор, что вы всё ещё не в своих постелях — в такое-то позднее время! Ты смотришь на неё исподлобья и начинаешь жалеть, что не увёл Каркэт снова на чердак. А Каркэт, не моргнув глазом, сообщает, что она соседка Терези и не могла пойти спать, а ты остался с ней, чтобы ей не было так страшно на лестнице. Она даже поднимается со ступенек и обещает, что вы оба сейчас же вернётесь в свои комнаты. Директриса выдыхает успокоенно и уходит сразу же, психолог задерживается буквально на несколько секунд, смотрит на тебя так внимательно — тебе не по себе, ты возвращаешь ему мрачный взгляд.

— Каптор, носки стирайте хоть иногда, — бросает вполголоса мужчина, прежде чем уйти. А у тебя от этого замечания всё внутри вздрагивает и переворачивается, и виски начинают ныть от дурного предчувствия. Каркэт кладёт ладонь на твоё плечо — мурашки по спине — и крепко сжимает, и вы оба молчите и не двигаетесь, пока взрослые не скрываются в коридоре на первом этаже. А затем вы идёте в комнату Каркэт и Терези, всё так же молча, не договариваясь об этом. Ты не спрашиваешь, она не зовёт, просто она ведёт тебя, а ты идёшь следом. Не к Макаре же тебе, в самом деле? Ты бы не хотел сейчас остаться с ним один на один в вашей комнате. Ты уверен, что это ничем хорошим не кончится.

Вы буквально сталкиваетесь с Терези в дверях, и лицо её всё ещё в крови, и тебя снова начинает мутить — ты отворачиваешься.

— Вишня, — Терези торопливо стискивает и тут же отпускает запястья Каркэт, в голосе её улыбка. — Я умоюсь и вернусь. Ща, — тебе кажется странным, что она касается пальцами стены, пока идёт до туалета. А Каркэт между тем торопливо затаскивает тебя в комнату, будто за вами подглядывают. И ты стоишь, как истукан, и не знаешь, куда податься — комнатка практически не отличается от той, в которой обитаешь ты и Макара, разве что покрывала на кроватях другого цвета. И, наверное, в шкафчиках больше порядка. И уж точно в вашей комнате не пахнет кровью...

Каркэт открывает форточку, и тебе хочется закурить. Ты рассеянно лезешь в карман, но зажигалки там не находишь: ты вспоминаешь, что обронил её на чердаке, но так и не поднял. И это совсем дерьмово, потому что у тебя снова ноют виски, и теперь ты остался без своего обезболивающего. И тебе кажется дико неприличным спрашивать о зажигалке Каркэт. Но наблюдать, как она стаскивает через голову твою толстовку — слишком большую, она путается и недовольно пыхтит — совсем не кажется тебе неприличным. Наоборот, ты заворожённо смотришь, как её пижамная рубашка слегка задирается, открывая буквально сантиметровую полоску бледной кожи, и у тебя даже дыхание сбивается... ровно до той секунды, пока она не задирается ещё немного выше, так, что ты видишь уродливый шрам у неё на животе.

Ты никогда об этом не задумывался, хотя стоило бы. Она была серьёзно ранена — скорее всего, некоторые органы были совсем в кашу, раз пришлось их просто вырезать. Конечно, должен был остаться шрам. Но сейчас, когда ты его увидел, тебя словно холодной водой окатило. И ты чувствуешь себя таким гадким, какого чёрта ты так пялился на неё, Каптор?! Пялился, зная всё, что с ней произошло — чем ты лучше Гамзи и его прихвостней?!

— Вишня, это кто? — ты вздрагиваешь, когда слышишь голос Терези за спиной. Она вошла совсем беззвучно, даже дверь не скрипнула. Ты открываешь рот для закономерного вопроса, но не успеваешь его задать.

— Это Соллукс, — Каркэт суёт тебе в руки неловко свёрнутую толстовку и зачем-то берёт соседку за руки. Ты чувствуешь, что что-то тут не так, но не можешь толком сообразить. — Ну тот, помнишь, я...

— Ты мне говорила, помню. Тип, который не стал тебя драть, — у Терези настороженный голос и очень странное выражение лица. А ты всё хочешь спросить, почему она называет Каркэт вишней, но тебе неловко. Чертовски неловко. Зачем ты вообще пошёл сюда? Ты ведь можешь уйти и отсидеться на чердаке... Стоп, какой-какой ты тип?!

Каркэт что-то рассержено шипит своей соседке, ты не можешь разобрать толком слов, а Терези хрипло смеётся. И делает то, чего ты ожидал меньше всего: она вдруг подходит - нет, даже подскакивает к тебе вплотную и хватает за лицо, но как-то неловко, будто... вслепую. Кажется, до тебя начинает доходить. И ты стараешься не двигаться и даже не дышать, пока эта девчонка ощупывает твоё лицо, и не сопротивляешься, когда она грубовато тянет тебя к себе, утыкается носом в шею и шумно втягивает носом воздух.

— Соллукс, хех? Ты пахнешь пчёлами.

Тебя хватает только на вопросительный кашель. Терези снова смеётся и легонько отталкивает тебя. Ты думаешь, что для девчонки, совсем недавно отгрызшей член, она слишком уж весёлая. И тебя самого тянет нервно засмеяться — но ты молчишь. Она тебя откровенно пугает, и ты стараешься не смотреть ей в глаза — неподвижные, без всякого выражения, слепые глаза.

Ты так и не решаешься уйти. Вы сидите втроём всю ночь, и ни тебе, ни Каркэт даже не приходится толком открывать рот. Терези болтает за вас обоих, и ей достаточно, чтобы ей иногда отвечали междометиями или многозначительным мычанием. Терези подробно описывает твой запах: она говорит, что ты пахнешь пчёлами и мёдом, и ещё пылью, и ещё дешёвыми сигаретами. Она говорит тебе, что сигареты — не твой запах, и что он дурацкий, и что те сигареты, которые можно достать в интернате, никуда не годятся. Подумав немного, она велит тебе раздобыть вишнёвые, потому что вишнёвые хорошо пахнут и похожи на Каркэт. Это первый раз, когда она при тебе называет свою соседку по имени — но ты думаешь, что Каркэт краснеет совсем не поэтому.

Ещё Терези объясняет, что ты не встретишь её ни на занятиях, ни в коридорах, ни даже в столовой, потому что её обучают и кормят прямо в этой комнате. И что она здесь временно, пока её тётя не прилетит за ней из Франции, и что это случится уже через две недели — и Каркэт грустно вздыхает.