Ты открываешь глаза и снова жмуришься от яркого света. Всё, что ты успеваешь увидеть — свет, почему-то белый, и больше ничего. Несколько секунд ты просто лежишь, зажмурившись, и пытаешься сообразить, что не так.

Ощущения непривычные. Тебе кажется, что твоя голова ясная, как никогда. Ты впервые за долгое время не чувствуешь даже отголоска боли в висках, а ведь головные боли преследуют тебя с детства. Но это не единственная странность. Ты весьма обеспокоен: ты не должен сейчас лежать в постели в комнате с таким ярким освещением. Ты должен был переобуться и пойти вниз, встречать Каркэт после занятий. Ты собирался быть с ней рядом весь день. Почему ты здесь?

Ты снова предпринимаешь попытку открыть глаза и снова яркий свет ослепляет тебя. Ты морщишься и глухо материшься под нос. Потому что ты вспоминаешь, как получил по затылку, и вполне возможно — в этом ты не до конца уверен — ты видел ноги Макары, прежде чем вырубился. Вот оно что. Этот белый свет может значить одно из двух: либо ты в больнице или около того, либо ты нахрен помер. Браво, Каптор, и это сейчас, когда тебе необходимо быть рядом с Каркэт.

Постепенно ты всё больше приходишь в себя. На третьей попытке открыть глаза свет уже не так слепит, но ты всё равно щуришься и снова шипяще материшься. Ты без очков, поэтому комната перед глазами плывёт и двоится — и где же очки, интересно?! Не хватало только их лишиться! Ты приподнимаешься на локтях, тело слушаешься плохо и ощущается как чужое. Словно ты... не пользовался им некоторое время. В ушах вдруг возникает лёгкий шум, звон — как бы это назвать правильно? — но практически сразу стихает. Ты замечаешь рядом с кроватью тумбочку, практически вслепую шаришь по ней рукой и натыкаешься на что-то, очень похожее на очки. Да, очки и есть, ты водружаешь их себе на нос и удовлетворённо хмыкаешь. Так-то лучше, теперь ты можешь нормально оглядеться и решить, что делать дальше.

Итак, ты действительно в какой-то палате. Свет уже совсем не кажется тебе ярким. На самом деле, в комнате даже как-то недостаточно светло, но стены выкрашены белой краской, и твоё покрывало тоже белое, и... эй. Эй, эта девочка, уткнувшаяся лицом в покрывало в районе твоего колена — это же Каркэт?..

Ты негромко и хрипло зовёшь её по имени, удивляясь тому, какой у тебя странный голос. Будто ты и языком какое-то время не пользовался. Тебе это однозначно не нравится и ты хочешь как можно скорее выяснить, что происходило, пока ты был в отрубе. Ты зовёшь девушку ещё раз, громче, и твой голос звучит уже получше, но всё ещё стрёмно как-то.

Она вздрагивает и резко поднимает голову, и смотрит на тебя, и на её лице быстро сменяются выражения — от лёгкого испуга и беспокойства до явного облегчения. Ты замечаешь, что глаза у неё слегка припухшие, будто она плакала, да ещё и эти тёмные круги... И тебя тут же начинают буквально пожирать всякие дурные предчувствия. Ты хмуришься и спрашиваешь, что случилось. Она вместо ответа сердито фыркает и крепко обнимает тебя. И бурчит около твоего уха, что ты такой придурок, и что тебе нужно лежать, и что тебя нельзя никуда отпускать одного, потому что ты такой придурок. А затем она отталкивает тебя так же неожиданно, как обняла. Точнее, она почти аккуратно роняет тебя обратно на подушку и стоит над тобой и пыхтит, взъерошенная, сердитая, с пунцовыми щеками. А ты пытаешься согнать с лица идиотскую улыбку — и не можешь, потому что она до невозможного милая.

— Макару сунули в изолятор, — сообщает она, отдышавшись. — У него большие проблемы. Теперь он точно не успокоится, пока тебя не достанет.

Ты уже не улыбаешься и серьёзно киваешь. Спрашиваешь, сколько времени прошло — оказывается, что чуть меньше суток. Наверное, у тебя снова что-то с лицом, потому что она торопливо добавляет, что у тебя наверное просто сотрясение и ничего больше. Ты досадливо морщишься, но тебе неохота объяснять, что ты вовсе не своим здоровьем обеспокоен.

У тебя есть и другие вопросы, но задать их не удаётся: приходит доктор. Он отчитывает Каркэт за то, что она не позвала его сразу, велит ей не шуметь и не мешать осмотру, и берётся за тебя. Наверное, следующие полчаса можно считать потерянными: на редкость бесполезная трата времени — светить тебе фонариком в глаза, проверять рефлексы, спрашивать о самочувствии... Ты в порядке, серьёзно. У тебя никогда не было так ясно в голове. Ты, наверное, умудряешься даже пребывать в какой-то своеобразной эйфории из-за того, что у тебя совсем не ноют виски. Тем не менее, доктор говорит, что у тебя лёгкое сотрясение и тебе лучше бы побыть пока здесь, в медпункте, пока твоё состояние не улучшится. Твой протест отклоняется.

Когда доктор уходит, ты говоришь Каркэт, что пора валить из этого сраного интерната. К твоему удивлению, она соглашается и добавляет, что лучше бы вам поторопиться, пока Макару не выпустили из изолятора. И до вечера вы шепчетесь, перебираете варианты, и ты сам себе удивляешься: как хорошо ты помнишь ключницу на посту охранника во всех подробностях, будто видишь её прямо перед собой, и ты точно знаешь, что там есть ключ от чёрного выхода. И Каркэт знает, где находится этот чёрный выход, а ты уверен, что перебраться через забор — вполне возможно.

Вы планируете бежать уже следующей ночью.