МАКС
Ласковое осеннее солнце не оставляло попыток разбудить: щекотало нос, слепило сонные глаза, пекло темные волосы. Макс заворочался и глубже зарылся в одеяло, пытаясь спрятать лицо от назойливых лучей. Сегодня, в его день рождения, И́ван обещал не будить на рассвете, дать мальчику нежиться в кровати, сколько захочется, и Макс намеревался воспользоваться этой возможностью в полной мере. Пусть солнце только попробует вытянуть его из сладкой неги! Но в постели становилось слишком жарко, хотелось потянуться, зевнуть, потереть глаза, а губы сами растягивались в улыбке. Двенадцатый день рождения обещал стать одним из лучших дней в его жизни.
Макс встал босыми ногами на нагретый деревянный пол и потянулся изо всех сил. Внизу слышался скрип половиц под тяжелыми шагами. Значит, И́ван дома! А судя по запаху, завтрак почти готов. Макс оделся в пахнущую мылом расшитую рубашку, которую всегда доставал по праздникам, небрежно накинул на плечи нарядную шерстяную куртку и неторопливо вышел на лестницу. И́ван, чуть склонившись, стоял у очага и помешивал кашу, а на столе уже лежали свежие лепешки, сыр с пахучими травами, кусочек масла с чесноком, полный кувшин компота из яблок и ягод. От вида и запаха тянуло в животе, хотелось тут же наброситься на все эти яства.
– Привет, – сказал Макс, потирая глаза. Его голос со сна прозвучал чуть хрипло.
– Доброе утро, именинник! Вижу, хорошо спал, да? – гулко отозвался И́ван, светло улыбнувшись. Но Макс почувствовал в его голосе едва уловимую печаль.
Отчего-то всегда, когда выдавался свободный день и И́вану не приходилось с утра до ночи трудиться в поле, он становился задумчивым и печальным. Словно солнце заходило за тучи, а небо серело. На все вопросы И́ван отвечал односложно, а порой будто и вовсе не слышал их. Максу всегда хотелось как-то помочь ему в такие дни, но И́ван лишь отмахивался, натягивал улыбку, боясь расстроить воспитанника. А уж помня, что сегодня за день, помимо его дня рождения…
И́ван, отвлекшись от очага, с удивительной для его размеров ловкостью подлетел к Максу, оторвал от лестницы и, крепко держа огромными руками, без труда поднял над головой. Макс ойкнул и рассмеялся. Он почувствовал себя пушинкой.
– Эй, ты чего? Я ж не маленький уже! Поставь, щекотно!
– Ишь, деловой вымахал, ну ладно, – пробасил И́ван, возвращая воспитанника на пол. – С днем рождения, Макс.
Каждый год в этот день Макс чувствовал в И́ване едва ощутимую тоску по чему-то давнему. Честно говоря, этот день был самым неподходящим, чтобы родиться. Раньше в это время пышно праздновали Осеннее Равноденствие, но тех сказочных времен Макс не застал. Сейчас же… И́ван рассказывал, что был в свое время воином и сражался против войска Императора. И двенадцать лет назад, в этот самый день, что называли Судным, Реления пала под натиском северного полчища. Была бы воля Макса, он бы с радостью родился в любой другой день. Но на все была только воля Релена, и раз уж ничего не поделаешь, стоит постараться хотя бы сегодня забыть обо всех печалях и отбросить темные мысли. Тем более что в честь завоевания Релении во всей стране, по указу занявшего трон Императора, назначен выходной. Тех, кто вздумает работать в поле, – под суд. Зато И́ван побудет дома, и Макс был рад этому.
– Закрой глаза и вытяни-ка руки. У меня подарок для тебя.
Макс зажмурился, протянул ладони и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Он услышал, как И́ван шарит где-то, а потом ощутил в руках нечто тяжелое, деревянное, знакомой формы.
– Меч!
– Именно, твой старый совсем истрепался.
– Ничего себе, тяжеленный!
– Правильно, хотел же рыцарем быть.
– Да ладно тебе, каким рыцарем, я сын простого солдата, – фыркнул Макс, но увидев, как едва заметно нахмурился Иван, осекся и искренне поблагодарил: – Спасибо тебе! Огромное! Правда. Не терпится опробовать! Друзьям покажу сегодня!
Иван улыбнулся и вернулся к очагу, продолжив помешивать кашу.
– Все же собираешься в лесу ночевать, да?
Макс замолк и напрягся. Он долго воевал за разрешение на такую ночевку. У костра, под звездами, с песнями, именно в его день – романтика! Иван, казалось, не разделял его восторгов и слишком волновался. В день рождения – и того хуже. Дурацкий день, когда Макс, вместо того, чтобы чувствовать себя повзрослевшим, вынужден подчиняться дурацким правилам.
– Ну… Ты обещал, что отпустишь, я уже со всеми договорился!
– Ладно уж, не горячись. Раз обещал, так обещал. Только возвращайся утром, хорошо? Не заставляй искать тебя, – сказал Иван, вздохнув с тревогой и добавил, понизив голос: – Ты же знаешь, сегодня на улице опасно. Народ со всей округи в Ислер съехался. Кто только не шляется…
– Не волнуйся. Раз обещал, так обещал! – бодро выпалил Макс, улыбнувшись.
– Если так, то славно. Садись есть, родной, – усмехнулся Иван, наконец ставя на стол дышащий жаром горшочек каши.
Подпрыгнув от нетерпения, Макс приземлился на скамью и уж было приготовился к молитве, как Иван вдруг хлопнул себя по лбу и принялся шарить по полкам. Макс удивленно следил за ним – обычно они всегда молились вместе. Иван наконец развернулся и торжественно поставил на стол два горшочка. Орехи и мед! Вот это да! Иван улыбнулся, довольный реакцией, и опустился напротив, привычно складывая руки и шепча слова благодарности великому Релену.
После молитвы Макс обрушил на Ивана предвкушение и трепет от предстоящего дня. От хорошего настроения хотелось говорить и говорить! Ивану приходилось терпеливо напоминать об остывающем завтраке. Он улыбался, и Макс радовался, что смог отвлечь его от тяжелых мыслей.
– И ты представляешь, что выкинул Нико? На спор – на сотню! – влез на самый шпиль церкви и повис там на луче Солнца! В последний момент он чуть не сорвался! Все ахнули, а он только сделал вид, что падает!
Услышав знакомое имя, Иван чуть скривился и хмыкнул, не скрывая раздражения.
– Макс, ты же не с ним идешь, я надеюсь?
Сердце Макса пропустило удар. Только бы не выдать волнение в голосе… Макс совершенно не умел врать, тем более Ивану, поэтому репетировал ответ весь прошлый вечер.
– Не-а. Да ну его! С Василем иду, – Макс пожал плечами. Голос прозвучал безразлично – так, как надо.
– Ты говорил, вы поссорились с ним.
– Угу, – промычал Макс, спрятав лицо в кружке.
Иван одними губами прошелестел «слава Релену», и у Макса чуть отлегло от сердца. Теперь – как можно скорее откланяться и бежать. Макс выскочил из-за стола, торопливо убирая за собой посуду, насыпал полные карманы орехов, в холщовую сумку спрятал пару лепешек и не забыл заткнуть за пояс новенький меч, так сладко пахнущий деревом.
– До завтра!
– Макс! Прошу тебя, возьми капюшон.
– Жара же на улице!
– С собой возьми! Замерзнешь ночью и наденешь, осень на дворе. В Пьянки ни шагу – там слишком много людей! Но если стражник навстречу выйдет или, не дай Солнце, компания – внимания не привлекайте. Храни тебя свет Релена, Макс, – сказал Иван и очертил круг в воздухе, благословляя уходящего воспитанника.
– Все, пока! – Макс схватил теплый капюшон, небрежно затолкал в сумку и выбежал во двор, чуть не забыв закрыть за собой дверь и калитку.
Утренний воздух пах недавним дождем и урожаем. Солнце грело и ласкало плечи. Макс по привычке бодро поздоровался с соседями, что сегодня не ушли на ярмарку, пожелал доброго утра, но обычно приветливые люди, любящие и с детства знающие милого мальчишку, сейчас хмуро провожали его взглядами. Старик Джим, потерявший в войну правую ступню, неподвижно сидел на лавке, уперевшись лбом в костыль. Его дочь Марта, так рано овдовевшая, сидела рядом, подшивая поношенную рубашку. Для них этот день – траур, незажившая рана. Максу захотелось сказать им хоть что-то, но что? Нужных слов не нашлось. В голове мелькнула мысль, что он не имеет права веселиться у них на глазах в такой день.
От мрачных мыслей его его отвлекли соседские собаки, сбежавшиеся его поприветствовать. Они напрыгнули на него с радостным лаем, стремясь непременно облизать лицо. Он рассмеялся и потрепал по шерстке каждую, называя по имени, каждую обнял за шею, как делал всегда. Он помнил их еще щенками, которых храбро защищал от жестоких детей. Щенки подросли и сами стали защищать своего человека, для которого в далеком детстве были единственными друзьями. Раньше – от злых людей, а теперь – от скуки и накатывающей тоски.
Выйдя на дорогу, Макс обернулся, вглядываясь в темное окно массивного деревянного дома, одного из самых больших в общине. Иван не смотрел, а значит, можно было скорее свернуть к реке, из-за которой доносился шум ярмарки и гул толпы, что казался чересчур громким даже для веселых Пьянок. Он направился к мосту быстрым шагом, то и дело переходя на бег.
Мимо мелькали привычные соседские дворы Куполков, в глазах рябили заборы и пестрая осенняя листва, под ногами блестели лужи. Макс сбавил ход и притормозил у церкви, самого красивого и старого здания в Ислере, которым ему хотелось любоваться каждый раз. Уже изрядно осыпавшийся ярко-голубой мозаичный купол, в честь которого прозвали эту половину Ислера, венчал облупленный золоченый шпиль с кольцом-солнцем на вершине, сверкающим своими лучами. Тот самый, который покорил Нико на глазах у зевак. Макс сощурился от ярких бликов, любуясь сиянием церкви. Он слегка поклонился и прочертил пальцами круг у своего лба, благодаря Релена за ясное небо.
В садике под белыми стенами возился ислерский священник Кален. В выкрашенных хной волосах виднелась отросшая седина. Когда-то он и правда был рыжим, но тех времен Макс не застал. Среди монахов Релена было много рыжих – считалось, что именно таким суждено слышать его голос и передавать молитвы простых людей. Макс махнул ему рукой и поклонился, прежде чем бежать дальше.
Макс вприпрыжку пересек резной бревенчатый мост, ступил на изрядно побитую брусчатку, которая, однако, придавала этой половине деревеньки Ислер сходство с небольшим городком. К тому же и дома здесь были выше и крепче, чаще встречались мастерские и лавки, реже – огороды. Народу в Ислере сегодня прибавилось как минимум вдвое, люди съехались со всех трех окрестных деревень. А вместе с ними – с десятка два имперцев, чьи груди были усыпаны орденами и медалями, а вышитое на алых одеждах золотое солнце будто утопало в крови. Сегодня был их праздник.
Дорога к таверне лежала прямиком через торговые ряды и ярмарку, сквозь толпу, грязь и удушающее зловоние. Боль сковала виски, мир начал раскачиваться, от шума заложило уши. Давно с Максом такого не было, а в такой день это было так некстати! Он ужасно не любил праздники, что устраивали имперцы. Иван частенько рассказывал, что в его юности было настоящее веселье, свежее, свободное. Макс и сам смутно помнил те времена из раннего детства, когда ярмарочные дни и народные праздники еще не искоренили. И как весело было до той поры, пока не обрушился мор, что унес жизнь тетушки Софии. Императорские порядки с тех пор ужесточились. Теперь уже не спляшешь, как раньше: старые традиции, оказались под строжайшим запретом и остались жить лишь в людской памяти, в тесных домах при погасшем свете, в шепоте заговоров…
На тесной площади было не протолкнуться и не продохнуть. Толпа засасывала в себя, стискивала и не собиралась отпускать, потоком унося в самый центр. Когда стало возможно дышать, Макс поднял глаза и застыл. Из его легких снова будто вышибло весь воздух, а тело обдало холодом. Виселица. С тех пор, как плотников заставили сколотить её в самом сердце Ислера, Макс старался обходить её стороной или изучать стены домов по сторонам и камни под ногами. Но сейчас он стоял лицом к лицу с ужасным орудием смерти, и единственная, слава Релену, пустая петля медленно раскачивалась. В ушах оглушающе зашумело, виски пробило острой болью, перед глазами поплыли цветные круги.
Кто-то толкнул Макса плечом, обругав за медлительность, и велел не считать ворон. Макс хмыкнул. Он заставил себя отвернуться и сориентироваться. Но взгляд наткнулся на еще менее приятную картину. Прямо напротив виселицы безумная старуха Фригга орала что-то о слугах Фарга, пока двое имперцев перекидывали друг другу корзину с ее ветхими, скорее похожими на мусор, вещами, что она притащила на продажу, а шестеро других посмеивались над нерасторопностью торговки и прытью товарищей. Головокружение и боль вспыхнули с новой силой, и Макс зажмурился, мотнул головой, но остался стоять. Он не мог просто так пройти мимо, когда видел, что кому-то нужна помощь. Он знал Фриггу и то, что она тронулась умом двенадцать лет назад, когда единственный сын не вернулся с войны. Над ней смеялись, но даже те, кто жалел ее, сторонились, отводили взгляд, убегали, стоило ей попасться им на глаза. Макс один не боялся и старался помочь ей, чем мог, хотя бы просто выслушав ее бредни. Она по-своему выказывала ему благодарность, вручая что-то из своего драгоценного мусора.
Стражникам наскучило гоготать над старухой. Они оставили ее странный товар лежать в сырой пыли и ушли, напоследок растоптав его тяжелыми сапогами с острыми железными накладками на подошвах. Деревенская сумасшедшая неразборчиво запричитала, свалилась на больные колени и, сгорбившись, принялась копаться в своем добре, собирая его в дырявую корзину, из которой все тут же сыпалось обратно на землю. Нестерпимый шум в ушах Макса заглушил окружающие звуки, всё смешалось и поплыло, покрылось рябью, дневной свет солнца вдруг ослепил до боли, отчего перед глазами заплясали черные тени, принимающие вид рогатых фаргусов, которыми старуха проклинала обидчиков. Но, не обращая внимания на боль и видения, Макс на ослабевших ногах подошел к растерянной женщине.
– Вам помочь, бабушка Фригга? Позвольте мне… – он протянул руку, чтобы взять прохудившуюся корзину. Он хотел положить на дно платок, чтобы не дать выпасть вещам, но старуха резко дернулась, намертво уцепилась скрюченными пальцами за его запястье, подняла сморщенное лицо и уставилась ему прямо в глаза.
– О, горе грядёт, горе! Земля разверзнется у ваших ног, несчастные слизни! И тогда сам Фарг стянет с вас кожу и обнажит ваши гнилые лики, и не будет здесь живых, не будет! – старуха вскинула руки к небу, переходя на визг, и вдруг схватила Макса за лицо. – Один ты выживешь, добрый простак, один! Все вы истлеете, а он выживет! Но прежде ты умрешь, несчастный мальчишка, умрешь и воскреснешь светом! О Релен!
– Простите, пожалуйста! Извините, я пойду, простите! – Макс в страхе отшатнулся, едва не упав на спину. Фригга стала сама не своя, увидев его лицо. Он развернулся и побежал прочь, надеясь ни в кого не врезаться. Вдруг ему почудилось, что на смеющихся лицах имперцев, что обернулись на нелепого мальчишку, возившегося с чокнутой старухой, растянулась, потрескалась и клочьями слезла кожа, обнажив налитые кровью впалые глаза. Сердце пропустило удар, и Макс мотнул головой, стараясь прогнать наваждение. Его едва не стошнило от этого ужасающего, отвратительного зрелища. Это просто бред, его так мутит и всё, думал он. Было действительно невыносимо душно, и Макс бегом бросился с площади, стремясь вдохнуть свежего воздуха.
Наконец-то на его пути показалась таверна – самое уютное местечко во всем Ислере, где подавали лучшую во всем северном районе страны картошку с луком. Сейчас таверна превратилась в шумный притон, к которому было страшновато даже приближаться. Нестройный хор с самого утра пьяных голосов заглушал стук сердца Макса. Ему нужно было всего лишь зайти внутрь, высмотреть Нико, махнуть ему рукой и выйти ждать друга в более безопасном месте. В голове крутился не столько страх за то, что здесь ему могут навредить, сколько за то, что Иван узнает об этом приключении и будет в ярости, если прежде насмерть не изведется от тревоги. Макс любил Ивана как отца, рядом с ним, по-медвежьи могучим, но добрым и чутким великаном, всегда было спокойно и безопасно. Макс искренне не хотел расстраивать и разочаровывать его, но ноги сами несли туда, куда ходить не следовало.
Он подошел к массивной деревянной двери и едва не был сбит с ног выкатившейся из таверны компанией имперских мундиров, явно изрядно выпившей.
Из распахнувшейся двери Макса с ног до головы обдало густой духотой. Кто-то толкнул его в спину, подгоняя войти, и, словно в водоворот, его засосало в таверну. От шума заложило уши, и Макс не смог разобрать слова песни, припев которой горланили собравшиеся в зале. Стараясь быть как можно более незаметным и маленьким, он, прислонившись к стене, просочился внутрь, воровато озираясь, стискивая влажной от пота ладонью рукоять деревянного меча. Он искал взглядом знакомое смуглое лицо и ярко-синие глаза, но маленький рост не давал ему рассмотреть ничего из-за спин пирующих гостей, сколько бы он ни пытался оглядываться.
Но вот оглушительный припев закончился, и над всеми голосами возвысился один. Макс сразу же узнал Нико. Он подпрыгнул и успел разглядеть друга, стоящего на столе, рвущего струны потертой гитары и отбивающего ритм обеими ногами.
– Каждый в Ислере Солнцу верен,
Но для праздника час настал!
В храме правит владыка Релен,
А в харчевне царит Астал!
Снова грянул припев.
– Луна, фаргова дочь,
Пускай светит всю ночь!
Не жалей, наливай по край,
На грядущее не гадай!
На дворе стоял солнечный день, но народ во всю глотку пел про луну. Макс узнал эту песню – любимая у местных. Он понял – выдернуть Нико из плотного кольца собравшихся гостей будет невозможно до тех пор, пока все не уснут под столами. Он отошел и прижался спиной к деревянному столбу, не решаясь двинуться дальше.
Но вскоре Макс поймал взгляд Нико. Тот подмигнул и улыбнулся ему еще шире, не прекращая играть и петь. В его голубых глазах Макс распознал тот самый шальной блеск, что сулил гениальную проделку. Нико на ходу выдал новый новый куплет...
– Я таких не встречал доселе,
В сердце жар и в душе размах
Разум светел, да сила в теле,
Вот так славный народ в…
Нико позволил допеть последнюю строчку всем собравшимся. Каждому певцу в хоре рифма показалась очевидной, и пускай немного мимо ритма. “Вот так славный народ в Пьянках!” – спело полтаверны. “Вот так славный народ в Куполках!” – прокричали остальные. Нико продолжил играть мелодию припева, но подпевали ей уже немногие – гораздо более живой интерес вызвал спор, какое слово должно было быть правильной рифмой. Пьяными голосами народ принялся отстаивать честь своего района и право быть лучшим местом в Ислере, да и во всей Релении.
Раздался звон разбитой кружки. За ним рык, звук удара, грязная брань. Сердце Макса готово было вырваться из груди, ему показалось, что его вот-вот задавят, хоть он и стоял далеко от центра драки. А на Нико уже никто не обращал внимания, под его ногами ходуном ходил и так едва живой стол. Он повесил гитару за плечо, ловко подпрыгнул, зацепился за потолочную балку, подтянулся, забросил ноги наверх, встал и легко, словно по мощеной дороге, прошел по этой балке до того столба, к которому прижимался Макс, оказался прямо над ним и протянул ему свою длинную руку.
– Хватайся, ногами упрись, потом цепляйся за подкос, и ко мне!
Макс схватил Нико за запястье, и тот, словно пушинку, вытянул его наверх, да так быстро, что он даже не успел испугаться.
– С днем рождения! Пошли, братишка. Я больше не в настроении укротительствовать в этом цирке уродов, – кривляясь, проговорил Нико с легким акцентом, родом непонятно откуда, как и его обладатель.
Через дверцу в крыше друзья покинули таверну, и Макс полной грудью вдохнул уличный воздух, который сейчас казался чище, чем ранним утром в ислерском хвойном лесу. Они спрыгнули вниз и оказались на заднем дворе.
В тишине раздался восторженный лай рыжей лисы. Она выскочила из своего домика, заскакала вокруг Макса, не скрывая, что страшно скучала по доброму человеческому детенышу. На ее шейке красовалась яркая голубая ленточка, по которой деревенские узнавали местную ручную красавицу и могли не переживать за своих кур.
– Привет, Искорка! Ну же, не стесняйся, хорошая девочка! – Макс сел на корточки и протянул руку, прося разрешения погладить.
Искорка поздоровалась с ним и переключилась на хозяина. Она ловко запрыгнула на его спину, и на смуглом лице Нико засветилась широкая белозубая улыбка.
Нико был выше Макса на голову, старше на семь лет, красивее, сильнее, ловчее – и физически, и в общении. Свободнее. До сих пор Макс иногда сомневался, всерьез ли бывший цирковой акробат с ним, малявкой, водится с самой весны, с тех пор, как попал в Ислер и оправился от падения с каната, которое едва не лишило его способности ходить. Неужели до сих пор никто более достойный, чем Макс, не стал его другом? А ведь вокруг Нико круглые сутки собирался народ, слушая его песни и рассказы.
– Подожди-ка, Макс, есть у меня для тебя кое-что.
Нико сунул руку в лисий домик и вытянул оттуда свою потертую сумку. Внутри что-то звякнуло.
– Чего у тебя там, Ник?
– О-о-о, это сюрприз, гвоздь программы! Сперва начнем праздновать, потом и покажу. Что ж, зайдем за Василем?
– За Василем!
Нико закинул лютню за спину, поднял Искорку и усадил её себе на плечи, чтоб никто не наступил на хвост цирковой подружке.
Друзья отправились прочь из Пьянок. Рядом с Нико Максу не было больше страшно двигаться сквозь толпу, натыкаться на стражников и пропойц. Тот шел как всегда уверенно, ловко, широким шагом. Максу оставалось поспевать за ним, стараясь не упустить ни слова о последних событиях, о разговорах в таверне, о новостях со всей Релении, которые Нико, местная знаменитость, успел подслушать. Макс старался не отстать, игнорируя вновь усилившуюся головную боль и тошноту. Он задержал взгляд на мелькающей разноцветной толпе, ухватившись за лямку сумки друга, чтобы не потеряться. Калейдоскоп лиц и цветных одежд сливался перед его глазами в одну пеструю массу, что обволакивала, словно море. Яркие пятна расплывались, мигали, обретая черты человеческих лиц и животных, полулюдей и полузверей. Макс зажмурился, осознав, что снова бредит, и, споткнувшись, вот-вот упал бы, если бы Нико вовремя не схватил его за руку.
– Осторожнее, именинник! Ноги уже заплетаются? А мы ведь еще даже не начали, – весёлый голос выдернул разум из вязкого наваждения. Макс криво улыбнулся, вывернулся и чуть вырвался вперёд. Нико зашагал медленнее.
У окраины деревни виднелся лес, куда почти не долетал шум праздника, где можно было расслабиться и не озираться по сторонам, а Искорке – спрыгнуть на землю и убежать гулять по своим лисьим делам. Почти у самой опушки, поодаль от остальных, стоял совсем небольшой с виду домишко с пристройкой. Все в округе знали, что там живет ислерский знахарь Велир.
Сегодня даже в этом обычно тихом месте было особенно оживленно. У порога дома толпился народ: кто-то едва стоял, опираясь на плечо родственника или на костыли, кого-то привезли на тележке, некоторые бурно обсуждали свои и чужие недуги. Раздавался пронзительный многоголосый детский плач. Макс и Нико переглянулись и решительно направились в обход, к окнам дома. В нос ударил знакомый запах трав и лекарственных настоек.
Друзья осторожно петляли среди моря пахучих грядок, усыпанных высокими и низкими, яркими и неприметными травами и кустиками, ягодами и цветами. Они старались не наступить ни на одну травинку – каждая могла оказаться чудесным лекарством от всех болезней – и осторожно пробирались к домику ближе.
Уже на подходе стали слышны голоса, доносящиеся из дома: знахарь опять ворчал и ругался. Ещё бы – этот день сулил много работы. Встав у самого окна, на котором, не обращая внимания на привычный шум, сидел и грелся на солнце пушистый рыжий Кот, ребята прислушались.
– Вот же пьянь, с самого утра умудрился поймать в челюсть! Вправлять будем, господин. Держи его крепче, Василь! – раздался раздраженный, чуть скрипучий голос знахаря.
Следом послышался характерный щелчок, за ним – протяжный вой несчастного, всхлипы, топот ног и отчаянный скрип деревянного стула. Макс зажмурился, скривился и подавил желание покрепче зажать уши. Кто бы ни был там, за дверью, его боль мальчик ощутил в собственной челюсти. Спустя какое-то время шум стих, осталось лишь едва слышное ворчание лекаря и неразборчивые жалобы его пациента.
Через минуту из дома вывалился молодой страж, кучерявый, с кривым носом, выдававшим в нем заядлого драчуна, не всегда удачливого. Он прошел мимо, обхватив больную челюсть и поскуливая. Вслед влезшему без очереди представителю власти люди смотрели с ненавистью. Страдающий от зубной боли мужик с перемотанной щекой храбро погрозил имперцу в спину кулаком, собрав на себе восхищенные и напуганные его дерзостью взгляды. Он гордо проследовал в дом, будто его награждать собрались, а не драть злосчастный зуб, крепко привязав к стулу – чтоб не дергался.
Нико толкнул Макса локтем.
– Давай-ка ты, Макс, стучи… Скорей! Пока они не начали там свои пытки.
Макс выдохнул и постучал по раме. Через мгновение, посторонив возмущенно мяукнувшего Кота, из окна высунулся белокурый мальчишка с усыпанным веснушками лицом. Василь был единственным другом Макса почти с самого детства и верным ему до сих пор. Это был простой парень, даже казавшийся непутевым на первый взгляд. Но Василь был учеником знахаря Велира! Вряд ли тот взял бы к себе кого попало. Макс знал, что Ивану это внушало доверие и уважение к другу своего воспитанника.
– Макс! С днем рождения! Сейчас выйду, не уходите без меня! – торопливо заговорил Василь. – Учитель, мне пора! Убегаю! – добавил он, обернувшись к мастеру Велиру.
Василь вылетел из дома вприпрыжку, но едва не упал, будучи схваченным за завязку фартука.
Остановил его худощавый невысокий мужчина лет тридцати пяти, который вел себя порой на все пятьдесят. Несмотря на теплую погоду, он был одет в несколько слоев потрепанной длинной одежды и в такой же рабочий фартук, кое-где испачканный бурыми пятнами. Карманы фартука отвешивали инструменты, но о назначении многих из них Макс старался не думать. На длинноватом носу сидели лупоглазые очки, а из под длинноухой шапочки выбивались беспорядочно отросшие волосы, завязанные в хвост разболтавшимся шнурком.
– Погоди-ка, олух! Никакой помощи в этом доме, как обычно, да? Оставить меня решил в самый чокнутый праздник? Ты же знаешь, что я на три деревни, считай, единственный врач, а сегодня как раз понаехали все, кому не лень, заразы своей натащили! Хочешь, чтобы я один управлялся со всеми этими идиотами? – вполголоса, чтоб не слышал народ в очереди, спрашивал Велир.
Мастер Велир всегда слыл непревзойденным ворчуном, а Василь – одним из немногих, кто способен был выносить общество знахаря долгое время: шёл уже седьмой год, как он поступил к Велиру в ученики и жил в его доме.
– Вы же обещали! Что пустите…
– Василь, честное слово, я был бы рад на целые сутки лишиться твоей компании, но ты же сам видишь, что творится. Я говорил, что ты сможешь пойти, если на нас не свалится гора работы, – знахарь взмахнул рукой, указывая на толкотню у входа. – Привела же нелёгкая нам с тобой этим летом прославиться…
Василь впал в ступор, переводя взгляд то на учителя, то на толпу несчастных, то на ожидающих решения друзей. Макс помнил, как Вася клялся, что в его день рождения он непременно будет свободен как ветер и отправится за ним хоть на край света. Выходит, обнадежил друга напрасно.
Несколько месяцев назад Василь вместе с учителем, снарядив старого ослика, уезжали в соседний большой город Тарборо, куда местный вельможа тогда созвал всех врачей, готовых спасти его, казалось, неизлечимо больную дочь. Василь задыхался от восторга, рассказывая Максу, как отличился мастер Велир среди разодетых в парчу философов, которые только и делали, что мололи чушь, вычитанную из пыльных книжек.
После того судьбоносного визита о знахаре из деревеньки Ислер понеслась молва, и врач готов был молиться, чтобы она не дошла до столицы. И так прибавилось хлопот.
Особенно в праздники, когда, по примете, предписывалось непременно мчаться решать важные дела, в том числе обращаться к знахарю.
– Учитель, но ведь мы уже договорились… В первый раз в такой день собраться смогли!
– В первый раз у нас столько нуждающихся в помощи! А я, в свою очередь, нуждаюсь в твоей. Тут все вверх дном перевернется, если вздумаешь уйти, – Велир заметно нервничал. С людьми он ладил в разы хуже, чем Василь.
– Учитель! – Василь в отчаянии схватился за его рукав, но тот лишь покачал головой.
– Ты никуда не пойдешь! Прости, шкет, но нет, – мастер Велир вздохнул и потер переносицу – в его строгом голосе Макс расслышал нотки искреннего сочувствия.
Василь посмотрел на Макса и Нико глазами, полными отчаяния. Велир лишь печально пожал плечами. Сердце Макса заныло от обиды. Дурацкий, неправильный день. Каждый раз в его день рождения все шло не так! Как назло, опять зашумело в ушах, закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, но Макс лишь опустил глаза, стараясь сфокусироваться на собственных ботинках и не подать вида. У Велира сегодня и так нет и минутки, чтобы выдохнуть.
– Парни, такие дела… Простите, – голос Василя совсем упал. Он стыдливо отвёл взгляд, нервно теребя карман фартука.
– Василь, ты… не грусти, а? Завтра увидимся! – Макс попытался утешить друга, но вышло совсем вяло и неловко.
– Если пациентов не станет еще больше, – хмуро перебил мастер Велир, уже скрывшийся в доме и занявшийся заждавшимся пациентом. – Василь, прощайся и дуй за клещами!
Макс открыл было рот, чтоб предложить Василю и его учителю помощь, но помедлил – и не только из-за нежелания участвовать в "пытках" с клещами-зубодерами. Толку от него все равно было бы немного, но он мог бы готовить ингредиенты для лекарств, подавать инструменты, может, с больными быстрее бы управились. Тем более те уже начинали возмущаться нерасторопностью отвлекшихся врачей.
Задумавшегося Макса опередил Нико.
– Ну что ж, тогда счастливо тебе оставаться, врачонок? Жаль, что так вышло, но мы пойдем, пожалуй. Не будем тебе сердце бередить. Не волнуйся, скорее всего без тебя будет скучно, и ты ничего интересного не пропустишь. Деньки пока теплые стоят – еще успеется, – бывший циркач произносил слова поддержки таким тоном, что Василь нахмурился и сжал кулаки, а его глазах блеснул лед. Макс дернул Нико за рукав. Он знал, что тот всегда говорит так, будто врет и смеется, даже когда искренен. За эту манеру Василь не раз был готов разбить ему горбатый нос.
Василь с явным усилием воли выдохнул и буркнул "пока", когда Нико, демонстративно раскланявшись, начал утягивать Макса в сторону леса. Макс обернулся в последний раз, но Василь уже зашел в дом. Слышно было только, как Велир велел ему скорей нести спирт и дурман.
Они отошли достаточно далеко, когда за спиной послышался крик боли. В доме мастера Велира приступили к лечению зубов. А путь, двоих друзей лежал вглубь леса, где даже сегодня не было ни единого шанса встретить недоброжелателя, к их тайному месту – огромной замшелой коряге у ручья. Но Макс уже растерял всякий интерес к приключению. Может, все же стоило настоять на своем и остаться помогать? Может, Василь быстрее бы управился и пошел с ними…
Довольно долго они шли молча. Макс, сам не понимая отчего, чувствовал себя виноватым. Нико сейчас, наверное, делает ему одолжение, поддерживая неудавшийся праздник.
Неловкую тишину прервал странный шум за спиной. Кажется, кто-то бежал за ними и почти настиг! Макс вздрогнул и резко обернулся.
– Василь?! Ты что здесь делаешь?
Глаза Макса округлились. Может, ему снова кажется?
– Тихо ты! Я сбежал. Через окно. Приземлился прямо в куст! – сказал Василь, выдергивая колючку из штанов.
– Ты с ума сошел?
– Вероятно, да. Когда я вернусь, мне конец! – торжественно вынес приговор ученик знахаря.
– Слушай, может, нам вернуться? Я пойду с тобой, буду помогать, чем смогу, честно! – взволнованно пробормотал Макс. Ни разу на его памяти Василь не решался так дерзко нарушать волю учителя Велира.
– Поздно, мне надо было думать раньше. Все равно теперь влетит, а так я хоть повеселюсь как следует! – Василь нервно улыбался, то и дело подпрыгивая и дергаясь.
– Ай да славный малый, моя школа! – воскликнул Нико, хлопнув Василя по плечу. – Вот такая философия по мне! Решаясь – не думай, решившись – не жалей!
В ответ Василь засмеялся так, что спугнул птиц, наблюдавших за происходящим.