Первые 10 лет производство андроидов было исключительно серийным и находилось в руках крупных компаний. Это были специализированные модели, предназначенные для выполнения задач, опасных или чересчур затратных для человека: космических исследований, строительства и обеспечения работы межпланетных станций, обслуживания терминалов и космодромов. Андроиды первого поколения, произведённые в одном регионе, были практически неотличимы друг от друга без обозначений на форменных куртках, а сами по себе их черты были довольно грубыми.

Ещё через 10 лет андроиды начали проникать и в земную жизнь. Те же корпорации открыли выпуск упрощённых серий, которым стали поручать более простые задачи, определяя на работы, считавшиеся людьми утомительными — сфера обслуживания. Второе поколение уже конструировали как «внешне привлекательные», принимая во внимание все, даже самые жёсткие стандарты красоты. Сейчас редкие сохранившиеся модели сложно было назвать прекрасными, они выглядели прилизано, будто созданные в первую очередь угодить любому, кто на них посмотрит, и не имеющие никакой иной функции, кроме как выглядеть потрясающе — конечно, по меркам своего времени.

Технологии развивались, и постепенно в производство стали вовлекаться компании поменьше, они начали выпускать массовые серии, имевшие менее развитый искусственный интеллект и ограниченный набор повседневных функций (например, секретарей), зато обладающие большим разнообразием внешних черт. У азиатских андроидов третьего поколения уже могли быть кудрявые волосы, одинарное веко и два оттенка скина темнее, чем безупречная белизна. В остальном же это были стандартные пропорции, рост, разрез глаз. Однако они уже казались приземлённее, реальнее.

Андроиды быстро пришедшего на смену четвёртого поколения уже выглядели практически как люди. Как очень ухоженные люди, у которых есть много денег и времени на постоянное поддержание цветущего вида. Четвёртое поколение, включая Сокджина, собирали, как конструктор, в котором каждую деталь можно было кастомизировать по желанию заказчика. Внешность Сокджина создавали специально для выступлений: приятно глазу, но не броско, чтобы не перетягивать внимание на себя, а позволить сосредоточиться на музыке. Как цветок, который стоит в вазе на краю стола, не привлекая внимания, но задавая атмосферу.

Сокджин знал, что у него красивое лицо. Глупо отрицать факты. Естественно, оно красивое. Но не только потому, что его таким создали. И Намджун, и Хосок, и Чонгук, и множество встреченных сотрудников «К.О.Р.Е.», и дирижёр с музыкантами, которые выступали на его дебютном концерте, и пассажиры в автобусе, и сотрудники аэропорта — все лица, какие он только видел в течение своего недолго сознательного периода, были красивыми. И Сокджин считал, уродливых лиц просто не бывает, так же, как не бывает уродливых цветов

Но глядя на то, как лучи заходящего солнца мягко ложатся на скулы и кончик носа с родинкой, Сокджин отстранённо заметил, что Юнги в этот момент красивый по-особенному — и это был всего лишь ещё один факт. Может, дело в том, как закат подсвечивает обесцвеченные волосы, отросшими прядями обрамляющие лоб — они казались золотыми.

ᅠᅠᅠ«Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…»

В груди шёлкнула, пропуская одно деление, шестерёнка. Странно, подумал Сокджин, перед полётом его откалибровали и потянули все узлы, такого не должно быть.

Юнги слегка наклонился вперёд, вытягивая шею, чтобы посмотреть на Чонгука, сидевшего в их ряду из трёх кресел у прохода. Чонгук спал, приоткрыв рот. Пронзительно яркий закатный свет не мешал ему: глаза были защищены специальной маской, выданной в наборе перед взлётом стюартом. Юнги ухмыльнулся, и если бы Сокджин так пристально не смотрел на него, то и не заметил бы, как чужой взгляд скользнул по книге, лежавшей на коленях Сокджина, прежде чем остановиться на его лице. Ну, где-то в районе его лица.

— Приятно иногда посмотреть на закат, — тихо, на грани шёпота сказал Юнги.

И его ухмылка выросла до настоящей улыбки, не такой яркой, что являла миру розовые дёсны, но той, что мягко щурила глаза. Эта улыбка не вызвала привычного сбоя программы, часто появлявшегося при общении с Юнги, вовсе нет.

Тот отвернулся обратно, к иллюминатору, наблюдая как ровная пена облаков впитывает остатки рыжего солнечного сиропа.

— Это в какой-то степени успокаивает.

— Тебе грустно? — Негромко спросил Сокджин. Пальцы обхватили книгу на коленях.

— Мне страшно. Было. Я никогда не летал. Но также я никогда не видел закат над облаками. Завораживает, скажи?

Сокджин ничего не ответил. Он заговорил лишь через пару минут:

— Мне казалось, закат обычно связывают с чем-то печальным, а не обнадёживающим.

— Да, но не все, — наконец, Юнги отвернулся от иллюминатора. Солнце село, оставив только бледные тени в небе. — Древние египтяне считали, что на закате солнце «умирало», но также они верили, что после после смерти обязательно наступит жизнь. И как тут не верить, если солнце каждый день «воскресало» из-за горизонта у них на глазах?

— Для них это была надежда, вот как, — понял Сокджин, хитро улыбнулся. — Ва-а, не знал, что у тебя предки из Египта, Юнги-я.

— Я читал об этом, — он проигнорировал его подначивание. — Как ты.

Пауза. Сокджин заметил, что за бортом самолёта настала ночь, и теперь только светодиодные ленты под потолком слабо разгоняли темноту салона. Юнги отвернулся и закрыл шторку иллюминатора.

— Ты читаешь и учишься играть на фортепиано, как человек. Хотя мог бы просто загрузить знания о любой книге в мире или установить расширение необходимых навыков. Ты заботишься о людях вокруг и пытаешься их понять. Ты гораздо больший человек, чем некоторые, Сокджин.

У Сокджина перед глазами замелькали помехи, система выдала сбой — напоминание, кто он есть на самом деле.

— Я андроид, Юнги, — прозвучало как эхо, как призраки уже сказанных когда-то слов: пусто, гулко. — Меня создали люди.

— И что теперь? Люди также создают других людей, как и андроидов.

Он развернулся и пристально посмотрел в лицо, пытаясь убедить Сокджина в чём-то.

— Если ты поступаешь, как человек, то ты он и есть. Роза пахнет розой, как её не назови. Не вздумай забивать голову тем дерьмом про собственность. То, как тебя называют, не меняет сути, ты не вещь и не принадлежишь никому. Не мне уже точно.

В сумраке от глаза Юнги невозможности было отвести взгляд. Всё равно что программа зависла, не реагируя ни на какие команды.

ᅠᅠᅠ«Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…»

ᅠᅠᅠ«Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится.»

— Роза пахнет розой, — эхом повторил Сокджин, чтобы лучше запомнить.