То, что на данный момент только у одного Юнги получилось достигнуть нужного уровня нейронной синхронизации, чтобы играть вместе с Сокджином, не означало, что он автоматически освобождался от основной работы. Он по-прежнему был одним из солистов в камерном зале городской филармонии. Отказываться от этого места было бы неразумно, «знакомство» с андроидом случилось неполные 4 недели назад, и никаких перспектив, суливших бы бо́льшую стабильность, чем уже имеющееся занятие, оно ещё не предложило. Однако 2 раза в неделю (более высокую частоту репетиций не тренированный мозг пока не выдерживал), после работы, по вечерам Юнги приезжал в «К.О.Р.Е.» и сначала по часу, позже — по два на волонтёрских началах, без оплаты, положенной профессиональному пианисту, репетировал вместе с Сокджином. Потому что отчётливо видел надежду в лице Намджуна и молчаливую просьбу — в глазах Хосока. Потому что понимал, что компания нуждалась в совместимом исполнителе для дальнейших исследований и исправлении недочётов, которые просто невозможно провести без участия подходящего человека; что ни о каких публичных выступлениях с его участием речи и не шло, никто не заставлял его выходить на сцену уже завтра. Потому что, в конце концов, самому Юнги было интересно, Сокджин… интриговал его.

Если бы Юнги своими глазами не видел провода, то он бы никогда не догадался, что перед ним очень сложно сконструированная, но машина. Сокджин был чуткий, знающий, когда надо поддержать и каким способом это будет лучше сделать, как разрядить атмосферу своеобразной шуткой и устранить неловкость, как разрешить назревающее противоречие или сбить излишнюю игривость, настраивая на рабочий лад — отзывчивый, но не как робот, которым управляет прописанный рублеными фразами социальный модуль. Да, порой определённые черты в поведении андроида казались странными для Юнги, а Сокджин не всегда понимал его слова, и всё же не было дискомфорта, не того, что выходил бы за рамки большего, чем недопонимание между просто двумя разными характерами. Если, конечно, андроиды могли иметь «характер».

Юнги встречал других андроидов, и ни один не был похож на Сокджина. Ни один из них не был таким… живым. Ни в словах, ни по поведению. Хотя наблюдения Юнги легко могли оказаться лишь необъективной выборкой, с искусственно созданными людьми он встречался разве что в регистратурах, на кассе в магазинах и прочих подобных местах.

Связь сути Сокджина — в какой-то степени даже самого факта его существования — с музыкой вдвойне увеличивала интерес Юнги. Он никогда ранее не думал, что музыка может быть… такой.

Когда они играли вместе, Юнги, закономерно, в их дуэте был «ведущим». Он знал, куда направляет, и примерно представлял, каким в итоге получится звук. Его ожидания частично оправдывались: андроид звучал похоже на то, как предполагал Юнги, и в то же время по-другому. Богаче. Глубже. Его пение напоминало то вычурные и при этом удивительно гармоничные сочинения для церковного органа, то хаотичные, но вполне целостные эксперименты композиторов 20 века, вроде классика Джона Кейджа. Как хорошо составленная вокальная гармония нескольких человек, голос будто бы расслаивался на едва заметные отдельные «отзвуки» другой высоты, другого диапазона, при этом не перекрывая основной тенор, а поддерживая его. И льющаяся мелодия словно приобретала второе, и третье, и четвёртое дно — подобно каламбурам Сокджина или шуткам с многозначными словами.

Возможно, мозг просто обманывал Юнги и заставлял слышать то, чего нет. Возможно и то, что секрет крылся в конструкции андроида. Ведь не зря же почти все их репетиции по сути являлись скорее продвинутыми тестами системы, и в них было больше технической подоплёки, чем музыкальной. Спустя почти месяц Юнги ещё не разобрался до конца, что конкретно вызывает этот эффект, выдавая на выходе столь объёмный, синкретичный звук.

Именно это дважды в неделю, когда после работы в филармонии не оставалось никаких сил и хотелось только в душ и спать, притягивало Юнги в здание «К.О.Р.Е.», как Луна притягивает прилив.

Сегодня он спешил особенно. Неожиданно ударившие в начале февраля холода, в некоторых районах Сеула обернувшиеся даже коротким снегом, заставляли переставлять ноги быстрее привычного и вжимать голову в плечи, зарываясь носом в наверченный на шее шарф. Хорошо хоть Юнги с утра не поленился взять его с собой.

Приложил пропуск к турникету, поднялся на 13 этаж, где в одной из лабораторий и проходили репетиции, и в очередной раз беззвучно вздохнул, войдя в нужное помещение, слегка гудящее от электричества: акустика совершенно не подходила для занятий музыкой, и этот факт каждый раз немного действовал на нервы и развитый слух.

Со своего места приветственно махнул Намджун, не отрываясь взглядом от экрана. Сокджин же обернулся к нему полностью и улыбнулся.

— Привет, Юнги.

Дружелюбная интонация. Открытое лицо выглядело оживлённым, словно Сокджин был искренне рад его видеть. Юнги не верилось, что всё это — искусственное. И всё же знание об этом неуклонно всплывал в его мыслях, стоило только увидеть Сокджина. Возникал диссонанс.

Он не понимал, как вести себя с андроидом за рамками рабочей ситуации. Когда они переходили в режим «исполнитель-инструмент», синхронизация будто бы значила что-то помимо нейронной совместимости, они будто понимали друг друга без слов: Юнги интуитивно определял, с какой силой и интенсивностью лучше послать импульс, где расставить мысленные акценты, чтобы Сокджин «спел» мелодию наиболее точно к задуманному; чувствовал, как микродвижения головой или руками влияют на передачу; знал, что стоит за определёнными ответными реакциями андроида и т.д. Скорее всего, именно поэтому процесс и был назван «синхронизацией». Однако…

Однако они часто двигались синхронно ещё какое-то время после и — чуть реже — до репетиций, Сокджин продолжал за Юнги фразы, когда его усталый мозг зависал и не находил сразу нужное ему слово, а Юнги точно угадывал, что в следующую секунду сделает Сокджин.

И этом всём ситуации вне рабочих ставили в ступор. Потому что Юнги понимал, что они вообще-то уже были по-отдельности, но почему-то продолжали дышать в унисон. Потому что Сокджин был андроидом, который слишком уж походил на человека, а он, Юнги, в их дуэте казался машиной. И это наводило на некоторые мысли, которые почему-то звучали голосом Гымдже-хёна и к которым он не хотел пока что прикасаться.

— Ну, можно сказать, что мы почти закончили, — Намджун сообщил в конце репетиции после того, как пару минут высматривал в полученных данных нечто одному ему известное. — Если на следующей неделе результаты будут такими же, то это будет последняя наша встреча.

Ощущая, как чужой взгляд скользнул по нему, Юнги глянул на андроида в ответ. Тот уже отвёл глаза в сторону — слабое чувство дежа вю коснулось затылка.

Юнги открыл рот, чтобы задать вопрос.

— Это значит, мы больше с Юнги не будем играть с вместе? — опередив его на секунду, спросил Сокджин и склонил голову к плечу.

— Эм, вроде, это не обязательно, — Намджун запустил руку в волосы на затылке. — Хотя мы и не занимаемся сферой искусства… Но если Юнги-щи хочет продолжать сотрудничество, то я и Хосок что-нибудь придумаем, — Он глянул на исполнителя. — Пока рано об этом говорить, у нас ещё нет итоговых контрольных результатов. Ты не обязан соглашаться, Юнги-щи, ты и без того уже очень сильно помог нам.

Вскоре они разошлись. Юнги задумался о словах Намджуна. Если он захочет — так, да?

Он знал, что хотел бы продолжить крутить эту головоломку. Ему было интересно работать с Сокджином, ему было комфортно работать с Сокджином. И из-за этого ему было неловко с Сокджином во всём остальном. Картинка не сходилась.

Странное чувство противоречия сверлило разум Юнги до самого дома и даже когда, пытаясь уснуть, он ворочался в кровати.

Что же ему делать с этим всем?