В репетиционную, которую нашёл для них Хосок, они вошли вместе. Сокджин приложил электронный ключ, открывая дверь. Юнги нажал кнопку, зажигая свет.

Задвинутое в угол, коричневое фортепиано, казалось, вспыхнуло размытыми бликами по очевидно потрёпанной временем поверхности, будто бы даже опередив лампы под потолком.

Юнги моргнул несколько раз и прошёл внутрь. В комнате было прохладно, что вполне соответствовало середине февраля.

— Всё прям как и обещали, — зашёл следом за ним Хосок, вытягивая шею, чтобы разглядеть получше нехитрую обстановку: кроме фортепиано, по углам были сложены рядами стулья и около дюжины пюпитров; на окнах — примитивные жалюзи; на стенах — слой звукоизоляции, доска для письма; два блока с различными розетками и разъёмами для проводов плюс стандартный экран безопасности у двери. Осмотрев со всех сторон розетки, Хосок что-то промычал себе под нос, развернулся к Юнги, застывшему в центре комнаты. — Ну как? Если вам что-то не по душе, у нас ещё есть пара вариантов.

— Выглядит неплохо, — отозвался Сокджин. Он приблизился к Хосоку и остановился, перехватывая спереди чемоданчик со шлемом двумя руками. — Что думаешь, Юнги?

Юнги же, будто примагниченный, подошёл к фортепиано. Вблизи стало очевидно, что оно явно не из дорогих, но достаточно добротно сделанное. Похоже на то, что было у него в детстве. Он провёл рукой по крышке с истёртой полиролью. Откинул.

Звук, который издала нажатая клавиша, получился чистым — за инструментом, как и полагается, следили. Хорошо.

— Хочешь проверить акустику? — Полюбопытствовал из-за спины Хосок.

В этом не было нужды, но озарённый идей, Юнги ухмыльнулся. Недолго думая, он ссутулился над клавиатурой, ибо садиться было не на что, и начал наигрывать «с днём рождения тебя».

Хосок рассмеялся и начал подпевать, отбивая ритм лёгкими хлопками.

— Ва, спасибо за поздравление! — Хихикнул он, когда мелодия закончилась.

— Ты о чём, я просто проверял, как всё настроено, — Юнги развернулся невозмутимо.

Хосок рассмеялся вновь.

Словно он только что стал свидетелем чего-то ошеломительного, лицо Сокджина же было озадаченно пустое.